Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   47
, что делало праздник еще оживленнее и веселее. Доставая из сундука платье, она шутила, что «именно в нем невестка будет ходить к свекрови и ублажать ее взор прекрасными узорами, отвлекая от неприятных разговоров». Или, доставая симпатичную кофточку, приговаривала, что «в ней опасно показываться на людях, так как Муниру могут украсть во второй раз».

В предсвадебных приготовлениях участвовало много народа. Кроме родственников и друзей Карима, приняли активное участие соседи, мастерская на рынке, где он работал, многие торговцы с рынка, его клиенты и школа, в которой он учился. Не остались в стороне и государственные службы. Исполком выделил молодым на свадебные торжества автобусы, три автомобиля, и, наконец-то, выписал довольно солидную материальную помощь. Это было сделано после того, как чиновники узнали, что в свадьбе принимает самое активное участие сама Наргиз-апа.

Несли и дарили все, что могли. То же самое происходило и с семьей невесты. Поэтому свадьба обещала быть многолюдной, богатой и веселой. Под конец предсвадебных праздников установили дату венчания «Никох»* и день самой свадьбы.

На них Ибрагим уже не присутствовал, его отпуск закончился, но уже в армии получил от Карима письмо, в котором подробно описывались дальнейшие события.

«Никох» - венчание проводилось за день до свадьбы в доме невесты.

Молодых посадили в разные комнаты и покрыли их головы специальными покрывалами. Рядом с ними сидели поверенные друзья и свидетели. Карим три раза отправлял к невесте своего поверенного и только с третьего раза, как полагается по обычаю, она согласилась стать его женой. После этого мулла, удостоверившийся, что Мунира согласна выйти замуж за Карима, прочитал молитву над пиалой с кипяченой водой. Молодые выпили воду и были объявлены мужем и женой перед Аллахом.

После этого обряда молодоженам в течение сорока дней не полагалось есть и пить что-либо холодное, чтобы их отношения никогда не стали прохладными. Карим красочно описал, как они с Мунирой мучились в сорокоградусную жару, не разрешая друг другу брать воду из холодильника или арыка.

Венчание окончилось тем, что Карим с родственниками и друзьями уехал домой, готовиться к свадьбе, чтобы утром вернуться уже за молодой женой.

И, наконец, настал день свадьбы.

В доме невесты ее родственниками и подругами был смастерен красивый «чодар»* - занавеска украшенная цветами, вышивкой и зеркалами, за которую посадили наряженную в свадебное платье и фату Муниру.

Тем временем Карим с кортежем друзей подъехал к ее дому и наступил на «пояндоз»* - кусок белой материи, специально положенный родителями невесты. Его друзья бросились вытягивать материю из-под его ног. Согласно заведенной традиции тот, кто первым вытянет его из-под ног жениха, женится следующим.

Затем Карим решительно направился к «чодару», резко отодвинул его и попытался наступить на башмачок молодой жены. Но Мунира ловко убрала ногу и попыталась наступить на ноги Карима. Существует еще одно поверье: кто первым наступит на ногу другого, тому и быть главным в семье. Молодые около получаса прыгали друг перед другом, не желая уступать первенство, а все родственники, соседи и друзья умирали со смеху, подбадривая молодых. Кое-кто даже делал ставки.

Наконец, молодой муж одержал верх, и молодые вышли из дома. Гости осыпали их конфетами, деньгами и цветами, чтобы их жизнь была сладкой, богатой и красивой. И свадебный кортеж из тринадцати автомашин, двух автобусов и трех повозок, запряженных ишаками, направился в ЗАГС.

Сама свадьба происходила в доме Карима.

Туда же перевезли «чодар» и вывесили его на сорок дней, чтобы Мунира могла зайти туда со своими подружками.

Во дворе дома развели костер, символизирующий домашний очаг, а Мунира по традиции обошла его три раза.

Потом начался «Арусбинон»* - смотрины невесты. Все женщины со стороны Карима стали дарить Мунире подарки и целовать в знак принятия в свою семью. А она, низко кланяясь и опуская глаза, показывала, что пришла к ним с миром, любовью и дружбой.

Следом за смотринами начался «Руганбезон»* - обряд утверждения новой хозяйки в доме, заключающийся в том, что на руки Муниры полили масло, чтобы она замесила тесто, из которого утром следующего дня ее свекровь должна была испечь «кулчи»* - маленькие лепешки и раздать соседям и родственникам.

И только после всего этого гостей пригласили к столам.

Карим писал, что свадьба была хлебосольной, веселой и красивой. Он от души благодарил Ибрагима за помощь, особенно за свадебный «куртячакан», который произвел на всех огромное впечатление и имел оглушительный успех. Во время обряда «Тукузбинон»*, когда каждый мог посмотреть на подарки жениху и невесте, гости были просто поражены тем, что свадебное платье скроил не кто-нибудь, а он, Ибрагим. Это особенно поразило женщин. Мужчины-таджики «женскими» делами обычно не занимаются.


Ибрагиму это было нетрудно, к тому же еще и доставило удовольствие.

Этим умением, можно даже сказать, мастерством он неожиданно для всех, в том числе и для себя овладел в армии, где всегда важно чем-то себя проявить, чтобы заслужить уважение сослуживцев.

Моряки с особым вниманием относятся к своему внешнему виду. Эта славная традиция завелась и поддерживается еще с давних времен, подчеркивая их принадлежность к особому морскому братству. Военные моряки к своей форменной одежде относятся с еще большим вниманием. Ведь им важно показать, что они разительно отличаются не только от сухопутных «фраеров», но и от своих же гражданских собратьев, таких же морских волков, корабельный устав которых не так строг и допускает всевозможные фривольности как в пошиве формы, так и в ее ношении. Хотя даже речники предпочитают свои форменки из плотного шелка иной гражданской одежде, и прежде всего потому, что знают морские секреты особого за ней ухода. К примеру, все традиционные форменные ткани прекрасно отстирывает обыкновенная горчица. При этом сохраняется свежесть, так необходимая, присущая морякам аккуратность, и никакой, даже самый суперстиральный порошок не идет ни в какое сравнение.

Как правило, форма шьется по особому крою, из специально подобранных, а так же специально окрашенных тканей. И это продиктовано не только традициями и красотой. Время доказало, что все это обеспечивает удобство, функциональность, учитывающие специфику нелегкой морской службы. Например, та же тельняшка имеет десятимиллиметровые черные полосы не только для красоты, но и для того, чтобы видеть матроса на палубе во время шторма. Пошив брюк из сукна удобен тем, что именно эта ткань неплохо держит отглаженные стрелки.

Понятно, что человек, внесший в эту традицию свою, пусть даже скромную лепту, становится уважаемым и особо почитаемым. И случилось так, что Ибрагим неожиданно для всех, в том числе и для себя попал в этот славный список.

Приехав, вернее, прибыв к месту постоянной службы, он получил свое обмундирование, примерил и сразу же начал приводить его в порядок. Этому его обучили еще в «учебке» в Киеве, хотя та временная форма не шла ни в какое сравнение с этой, новой, неплохо пошитой, из более дорогих, а значит, и еще более красивых, прочных тканей. Это и понятно, он стал моряком атомного флота, обеспечение которого являлось священным делом всего советского народа.

Повозившись с иголкой и ниткой, а так же довольно ловко используя наперсток, он так быстро и ладно привел свою форму в порядок, что буквально сразил наповал своих товарищей, таких же «салаг - первогодок», даже некоторых «стариков». Они тоже получили очередные комплекты, но так же, как и новобранцы, продолжили мучить себя исколотыми, забинтованными пальцами, хотя уже имели опыт и какой-то навык. Небольшое «свободное время» матроса и долг чести требовали быстроты, ловкости и ладности, а у них только на одни примерки уходили все межвахтенные часы. Этот же шустрый азиат умудрился часа за два, да еще с единственной примеркой так приладить на себя форму, что к ней абсолютно нельзя было подкопаться даже самому придирчивому, понимающему толк в морской форме моряку. При этом были скрыты небольшие изъяны фигуры - странная, неестественная худоба, результат перемены образа жизни и питания, была ладно ушита шелковая форменка, подчеркивающая богатырские плечи, но что самое интересное, брюки сидели, что называется, как влитые, заужены до колен, поэтому клеш смотрелся даже «фартово», словно неуставной. Трудно описать, какое разочарование испытывали патрульные офицеры, пытавшиеся прищучить этого наглого щеголя, когда выяснялось, что клеш не превышает положенные двадцать восемь сантиметров.

Секрет такого умения заключался в том, что Ибрагим помогал овладевать этими навыками своей родной маме, которая несколько раз начинала и бросала курсы кройки и шитья. За нее он часто выполнял домашние задания, даже сам присутствовал на занятиях. Увы, мама так и не научилась кроить. Шить с грехом пополам еще умела, могла пришить, к примеру, пуговицу, зашить подушку, но вот также аккуратно, как сын, залатать порванную рубашку, а уж тем более пошить брюки, было для нее непосильным делом. Вот и вышло, что Ибрагиму эти знания и навыки очень даже пригодились.

Понятно, что за этим последовало. Сначала он помог товарищам, правда, из-за ограниченного времени обошлось только подгонкой и кроем. Ему торжественно вручили мел, которым он рисовал, как признали ребята, «свои драгоценные швы и вытачки. Ну а потом, конечно же, весь экипаж, включая офицеров, выстроился в очередь.

И тут для него открылась еще одна прекрасная и удивительная черта моряков, какая-то необыкновенная деликатность, которая тоже в какой-то степени оказалась самой настоящей доброй традицией. Уж казалось бы, чего проще, прикажи своему подчиненному, даже попроси, и пусть он только попробует отказаться выполнить просьбу? До трибунала дело, конечно же, не дойдет, но гауптвахт и гальюнов хватит, чтобы заставить его пожалеть о своем отказе. Не хотелось бы обижать представителей других родов войск, но каждый уважающий себя моряк поступит так, что им это показалось бы фантастическим рассказом. Прежде всего, он поинтересуется, а сможет ли его подчиненный оказать ему такую услугу, насколько он занят и можно ли рассчитывать на его время? И только после получения утвердительного ответа он займет место в очереди, в которой субординация не будет иметь никакого значения.

От такого действительно тронешься умом. Офицеры спрашивали у матросов: «Кто последний?», благодарили за ответ и вежливо просили «свистнуть», когда подойдет их очередь. Особенно поражало, что даже «деды» не пользовались своими привилегиями и стояли с «салагами» наравне, даже пропуская их вперед. Ибрагим был приятно удивлен, когда сам командир лодки деликатно отказался, хотя первоочередность ему уступала вся команда, и предложил в первую очередь привести в порядок новобранцев.

- Огромное спасибо, моряки, и вам, Ибрагим Рахимович, но я вынужден отказаться от предложенной чести! – вежливо и немного лукаво улыбнулся он. - Как говорится, в бане все равны. Ходили же, уже попривыкли, значит, походим еще как-нибудь в старом, а вот молодым нужно красоту наводить, к службе привыкать, к нашей прекрасной флотской форме. Им и флаг в руки. Пусть знают, как должен выглядеть настоящий, подтянутый и аккуратный моряк. И не только знают, но и гордятся этим, берегут это высокое звание и эту прекрасно подогнанную нашим морским «Кутюрье» форму. Надо же, я и не мечтал, что обзаведусь таким чудом! Воистину говорят, что пути господни неисповедимы. Видно, Бог услышал мои молитвы. И акустика вроде бы неплохого приобрели, и портного в одном лице. Еще раз большое спасибо всем за честь! Я уж как-нибудь потом. Как-никак я командир, а он, как известно, покидает корабль последним. И все-таки я должен напомнить, что Сабиров прежде всего гидроакустик, поэтому загружать его даже этим делом по самое некуда не разрешаю! Сами знаете, что такое лодка без ушей. Посему предлагаю подумать, как его разгрузить и использовать только его исключительные способности. Там, где могут справиться даже такие, как я, толком не умеющие держать нитку с иголкой, пусть вообще к нему не приближаются на торпедный выстрел! Справляйтесь, уважаемые сами! Не можете? Учитесь, овладевайте навыком! Обязательно пригодится в жизни и службе. Еще раз предлагаю включить свои соображалки и думать, как помочь Ибрагиму без ущерба для службы? Он парень добрый, никому не откажет, но нас-то почти лихая сотня. Короче, увижу его за иголкой над чье-то формой, молитесь Богу, если в него верите! Лично уши пообрываю.

Произнеся последнюю фразу с доброжелательной улыбкой, он подошел к Ибрагиму, пожал ему руку и пожелал счастливой службы. И это пожелание исполнилось.

Обычно все, кто служил во флоте, вспоминают эти годы с любовью, даже какой-то нежностью, какой бы тяжелой ни была эта служба. Ибрагим не являлся исключением, более того он мог похвастаться тем, что сразу же завоевал уважение и симпатию всей команды. А это случалось не с каждым. Во всяком случае, в начале службы добиться расположения командира, да еще подводника.

Можно, конечно же, сказать, что Ибрагиму просто повело, хотя и его заслуги в этом везении, несомненно, были немалые. Ведь он мог и не раскрыть свои «удивительные» способности. На самом деле и портным, и закройщиком он был никаким. Так, от случая к случаю подшивал что-то, зашивал себе, братьям и отцу порванную одежду, потому что этого не любила мама, но перекроить костюм или какую иную одежду ему так и не довелось, да он и не решался. Правда, несколько раз пришлось подгонять под себя и брата брюки, но без каких- либо навыков кроя. Он их просто не знал, хотя и помогал с домашними заданиями маме. Кроил те же брюки он довольно просто. Смотрел, где и что «висит», вернее, не лежит на фигуре, как положено, а затем устранял эти изъяны, ушивая ткань, делая необходимые вытачки и складки. И это было то, единственное, что он освоил неплохо.

Естественно, что с такими навыками и уменьем считать себя даже учеником портного было бы просто наглостью. И он таковым себя и не считал. Он даже не представлял, что обладает какими-то способностями в портняжном деле. И все же он обладал другим, не менее важным в жизни качеством: никогда не бояться браться за любое, даже совсем неизвестное дело, если оно по его предположениям может получиться, и стараться довести его до логического конца. Как показала жизнь, это качество действительно неплохо сослужило ему, да и остальным тоже.

Если бы его сослуживцы представляли, за сколько дел он брался и в скольких из них добился неплохих, порой очень неплохих и даже высоких результатов, они бы ахнули еще не так. Это только потом, постепенно и случайно узнавали они о его способностях «мастера на все руки».

Конечно же, его трудно, да и смешно было назвать специалистом, но все хозяйственные дела, как и многие другие, ладно спорились в его руках, причем, даже несколько выше бытового уровня. Во всяком случае, разобрать и починить какой-нибудь несложный агрегат, для него было делом чести, а он свою честь старался беречь. За сложные дела он старался не браться, предпочитая оставлять их специалистам.

Сослуживцы потом действительно ахали, когда открывались его другие таланты: поэта, музыканта, певца, даже композитора, не знающего нотной грамоты. И ведь что интересно, и здесь он преуспел, делая все неплохо, а что-то даже и профессионально.

Удивляло то, что обо всем этом становилось известно совершенно случайно, а что-то приходилось вытягивать из него чуть ли не клещами. Причем, это не походило на обыкновенную скромность. Он был общителен, порой даже не в меру, охотно рассказывал и делился всем, что знал и умел, и все же приходилось ломать голову, почему он это делает? Чувствовалась какая-то странная, непонятная продуманность его поступков, тем более он подшучивал над собой словами народной поговорки: «Меньше знаешь – лучше спишь

Окончательно он добил всех тем, что скрыл свою спортивную славу. Полтора года экипаж, что называется, и «ухом не слыхивал», а тут их любимчик оказался спортсменом, причем, настоящим. Он имел юношеские разряды по легкой атлетике, даже первый разряд по вольной борьбе.

Конечно же, все видели его спортивную фигуру, знали, как он неплохо плавает, бегает, без особого труда сдает спортивные зачеты, может, да еще как постоять за себя и других, но то, что он почти профессиональный спортсмен, представить себе не могли даже его ближайшие друзья. Да и как можно было об этом узнать, если он старательно избегал участия в спортивных соревнованиях, хотя ему это часто и настоятельно предлагали?

И узнали об этом опять же случайно. Он съездил в отпуск домой и вместе с привезенными дарами его щедрой родины, которыми он стал угощать любимую команду, в ящике с сухофруктами и специями оказалась его спортивная зачетная книжка, которую, видимо, положил кто-то из заботливых родственников. И открыв ее, команда чуть не подавилась фруктами.

Объяснить толком, почему он скрыл даже это, он не смог. Ведь именно это могло ему дать такие послабления в службе, о которых никто из смертных даже и не мечтал. Его наверняка выдернули бы с лодки, определили в комфортные условия, а в случае достижения серьезных результатов, вообще освободили бы от службы, забрали в столицу в центральный клуб с фантастическими перспективами, вплоть до квартиры в Москве, постоянного приличного офицерского оклада и всенародной любви.

А он на все это как-то странно и растерянно улыбался, пытаясь обратить все в шутку и прикидываясь эдаким простачком. «Ничего, мол, не знаю, «моя не понимает», я из такой глубинки, где о спорте и его возможностях никто даже представления не имеет. Конечно же, ему никто не поверил, а кто-то и серьезно обиделся. Получалось, что он их выставлял дураками и втюхивал им такое откровенное вранье, что это было уже слишком.

Конечно, можно представить, что он действительно мог ничего не знать об этом в своей «Тьмутаракании», хотя в это верилось с большим трудом. Но полтора года в России, в армии, где на каждом шагу только об этом и говорили, да еще всячески зазывали, мог не знать и не понять только самый последний тупица, а он такого впечатления не производил.

Когда стало понятно, что шуточками не отделаешься, он решил соврать, что его, дескать, де классифицировали за неспортивное поведение. И это чуть не стало роковой ошибкой. Спортивные организаторы решили это проверить, и выяснилось, что никто его из спорта не выгонял. Наоборот, республиканские спортивные руководители, оказывается, тоже ломали головы, почему подающий надежды спортсмен неожиданно бросил спорт, отказался от ответственных соревнований, где ему уже должны были присвоить звание «Кандидата в мастера спорта»?

После этого от него отстали со спортом, да с остальным тоже. Вокруг него стала быстро вырастать стена недоверия и отчуждения.


Ибрагим вспоминал это время, как самую черную полосу за все три с половиной года службы. Возвести такую стену можно легко и быстро, можно сказать, в одно мгновение, а вот разрушить ее очень трудно, а порой и невозможно вовсе.

Он не понимал, как такое могло случиться? Ему казалось, что он имеет право на что-то сокровенное, доступное только ему. В конце концов, это же его личное дело – заниматься ему спортом или нет, а получалось, что он всех, как они утверждали, бессовестно обманул. Он рассчитывал на понимание, ведь его окружали умные, добрые люди, обладавшие традиционной тактичностью моряков. Это ведь не серая, бездушная толпа, способная затоптать кого угодно, а вышло, что они его не понимали и не желали понимать. Он же не сделал ничего дурного, ножа за пазухой не держал, а его возвели в ранг лжеца и какого-то страшного негодяя. Больше всего его убивало, что его стал сторониться сам командир.

И все это было действительно странно и непонятно.

Ведь его так воспитали, причем, как он считал, неплохо. Среди прочих наставлений все его воспитатели, особенно дед Ниязи и тетушка постоянно внушали ему, чтобы он лишний раз не высовывался, старался держаться скромнее и тише, чтобы не вызвать зависть окружающих и не навлечь на себя гнев Всесильного Аллаха за излишнее тщеславие. То же самое часто повторяла неродная, русская баба Ира, которую он любил не меньше остальных близких.

- Знаешь, милый Ибрагим, - с грустью говорила она, ласково глядя ему в глаза и глубоко вздыхая. – У тебя очень светлая, добрая и слишком открытая душа. При этом ты – большой умница. Когда я смотрю, как ты постигаешь знания, впитывая их, словно губка, моя душа нарадоваться не может. Я прожила долгую жизнь, видела немало добрых, умных и хороших людей, но даже среди них такие, как ты, встречались нечасто. Я уверена, что ты многого добьешься в жизни, К сожалению, жизнь не всегда будет преподносить подарки в виде хороших, добрых друзей и знакомых. Чаще будут попадаться те, кто будет тебя опасаться, смотреть на тебя с завистью, даже невзлюбят, хотя я не смогу никогда понять, как можно тебя не любить? Их не так много, но они, как накипь, всегда на поверхности, потому что стараются показать свою значимость, напомнить о себе, чтобы их не забыли. И вот от них-то и нужно научиться оберегать себя, свою душу. Ведь они почитают за счастье плюнуть в нее, очернить. Господь покарал их за злость, дурость, ленивость и трусость, дал им время одуматься, покаяться и встать на путь истинный, вот они бесятся, пока над ними властвует Сатана. Мы ведь все небезгрешны, иной раз и умный, добрый человек заблуждается. И пока его соблазняют бесы, он тоже может поддаться искушению, позавидовать, позлобствовать. Вот и выходит, что твои успехи могут кому-то стать поперек горла. Грустно об этом говорить, но ты должен научиться, все это понимать и уметь защищаться. Лучшая защита – не вводить людей в искушение. Где надо – помолчать, а что-то и утаить. Умный человек всегда отыщет истину. На то он и умный, чтобы ее искать, а злобный дурак пускай остается в неведении. И ему так спокойней, и остальным тоже. Иначе он по своей дурости и злобе такого наворотит, что сам умрет от страха. Говорят же нет ничего хуже, чем дурак с инициативой. Он же не ведает, что творит, еще не дай Господь, порчу на тебя нашлет, ведь молиться будет дурень, чтобы тебе было плохо, сам того не понимая, что роет могилу себе. Не дай, Господи, испытать Твой Грозный Суд! Прояви милосердие свое, убереги это дитя от зависти и злобы людской! Не оставь без своей защиты и покровительства!