Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   39   40   41   42   43   44   45   46   47

Сегодня она была счастлива. Ее освободили, и она могла спокойно пообщаться с отцом и его мальчишками. Ведь среди них были ее ровесники, а не девочки, старшей из которых было лет двенадцать. Вот и сегодня один их ссыльных, бывший ответственный работник наркомата тяжелой промышленности привел своих двух дочерей и шестнадцатилетнего сына Антона, который был от нее без ума. Он, конечно же, старался не показывать вида, но абсолютно все, включая малышню, уже знали о его влюбленности, тайных вздохах и даже стихах, которые он ей посвящал. Удивительно было еще и то, что никто вида не показывал, что знает об этом. Даже малыши, как обычно, не дразнились и не называли их женихом и невестой. Зейнаб тоже старалась не показывать вида, что Антон ей нравится, хотя и краснела при его приближении. Дружба была превыше всего.

К двенадцати часам все работы приостанавливались, начиналась суета, связанная с уборкой и складыванием инструмента. В двенадцать начинался обед, после которого следовал короткий отдых и учебные занятия, продолжавшиеся до трех часов дня. Как правило, они затягивались до четырех. К этому времени на столе уже стояли традиционные булки хозяйки и ее помощниц. Начиналось традиционное чаепитие, после которого большая часть детей разбиралась по домам.

Оставшиеся продолжали жить обычной, повседневной жизнью дома, работая, обучаясь, помогая по хозяйству. Часам к восьми вечера жизнь в доме затихала, и только хозяин с помощниками продолжали работать до самого позднего вечера, пока хозяйка не загоняла их спать. У них заказов было значительно больше, чем у остальных. Причем, заказов серьезных и ответственных. Одно только предприятие Стерлитамака и колхоз загружали их полностью, а надо было еще выкроить время, чтобы поставить в колхозе очередную печь, отыскать воду, выкопать колодец, да и своих, собственных хозяйственных забот было «выше крыши».

Наргиз не удержалась и включилась в рабочий ритм дома. Ей удалось даже поучаствовать в учебном процессе, когда хозяева попросили ее рассказать о своей далекой родине. Несмотря на плохой русский язык, никто ее не перебивал, не смеялся, наоборот, все очень внимательно слушали, впитывая в себя услышанное. Наргиз старалась, как могла, пытаясь вложить в рассказ всю душу и любовь к родному краю, рассказывая о его обычаях и людях. Очередным удивлением было то, что после ее выступления вопросы продолжали сыпаться до самого конца ее пребывания.

Переполненная радостью и подарками она отбывала на свою родину. Такого радостного и грустного прощанья она никогда еще в жизни не испытывала. Провожать ее пришло такое количество народа, что с трудом умещалось на этой поляне. Каждый старался оставить о себе память и что-нибудь дарил. Подарков было так много, что большую часть пришлось оставить. Везти с собой через всю Россию неимоверное количество разных сувениров, инструментов одному человеку, тем более женщине было просто не под силу. Один молоток, изготовленный каким-нибудь мальчишкой, весил около килограмма, а их одних, разных по форме и весу было больше пятидесяти. Хозяева успокоили армию дарящих тем, что оставят подарки для уважаемой гостьи до лучших времен, и преподнесли ей от всех шикарное вечернее платье, сшитое из темно-зеленого панбархата.

Самым ценными дарами, как она считала, были чертежи мебельного шкафа и того самого сооружения, благодаря которому из крана лилась теплая вода. Это был даже не чертеж, а просто набросок идеи. Оказалось, что это гениальное изобретение было до абсурда простым. На крышу дома или на какую-то башню ставился большой бак, наполнялся водой, и она нагревалась за счет солнца. Но самая изюминка заключалась в том, что на поверхности при помощи поплавков плавала искривленная гармошкой труба, которая собирала поверхностный слой воды, нагревавшийся в первую очередь. Именно он обеспечивал теплой водой даже в ненастье.

К ужасу Наргиз, это изобретение, как и чудо - шкаф, тоже не нашло применения, более того привело к конфузу. Соорудив такое диво у себя на крыше, она пригласила уважаемых гостей и попросила одного из старейшин открыть кран. Тот открыл, кран зашипел и ошпарил ему руку. Работники, сооружавшие систему, не учли силу южного, среднеазиатского солнца. В результате систему разобрали и забыли.

Несмотря на эти казусы, Наргиз была очень довольна поездкой. Впечатлений было море, новых мыслей и мечтаний еще больше. Она почувствовала мощный прилив сил и уже готова была двигать горы.

Перед самым объездом у нее состоялся необычный разговор с Саид-беком. В последний день они вдвоем отправились гулять по лесу. Поднявшись на довольно большую гору, откуда открывалась завораживающая панорама с живописной рекой Белой и простирающимися за ней Уральскими горами, он остановился и сказал:

- Уважаемая княгиня! Я Вам очень признателен за то, что Вы откликнулись на мое приглашение. То, что хотелось бы сказать Вам, я не могу произнести никому из моих здешних друзей, даже своей любимой Нурие. К сожалению, она женщина, не все может понять, хотя ей я обязан всем. Ни в коем случае не хочу Вас обижать, наоборот. Вы мне кажетесь той женщиной, которая сможет осознать намного больше, чем простая смертная. Я рад, что не ошибся. И ваш приезд сюда, и мои наблюдения только убеждают, что вы именно тот человек, кому я могу открыться. Вы не побоялись приехать в дом ссыльного князя, как не испугались посетить могилу вашего почтенного супруга Ибрагим-бека – злейшего врага этой власти, поэтому буду с вами откровенен. Дело в том, что я уже давно понял, что проиграл в споре с Вашим отцом, хотя и продолжаю считать, что он не во всем прав. Я прекрасно понимаю, что все, что я затеял здесь, обречено на неудачу, причем, это будет такой конец, которого бы я никому не пожелал. Я наделал много ошибок, потому что верил в успех. Самое печальное, я продолжаю верить людям, а это, увы, добром не кончается. Затеяв строить и делать все, что Вы видели, я надеялся, что люди, наконец, одумаются и поймут, что добро обязательно восторжествует, если за него взяться дружно, сразу всем, а зло потихонечку отступит. Так оно и было, когда мы начинали. Тогда некогда было думать, надо было трудиться, чтобы успеть, показать всем и прежде всего этой проклятой власти, что мы тоже люди и имеем право на жизнь на этой земле, нашей земле. Может быть, мы и сладили бы даже с этой властью, если бы беда не находилась в нас самих. Вы, наверное, слышали, как нас защищали даже ее чиновники? Мы же добились хороших результатов. Наши дети учились и без труда сдавали экстерном экзамены в лучшие школы, где были повышенные требования. Наши девочки, получившие навыки кроя и шитья, пользовались спросом в неплохих ателье, ребята сами стали незаменимыми мастерами, услугами которых пользовались многие люди, предприятия, даже закрытые, военные. Все это хорошо. Но вот, что самое печальное. Люди, которых я вовлек во все это, не разделяют мои идеи и мысли. Это их право, но что самое ужасное, даже ссыльные верят этим властям и считают, что попали сюда случайно. Я старался никогда не влезать в политику. Это грязное и неблагодарное дело, но ведь без нее в этой стране совершенно невозможно жить так, как тебе хочется. При царизме, который надоел и нам, дворянам, были места, куда можно было скрыться и жить вольно. И были люди, которые не желали подчиняться и поселялись в этих местах. А сейчас даже казаки и раскольники дружно восхваляют эту иезуитскую власть, ее вождей. Эта зараза не миновала и мою верную Нурию. Я ее понимаю, вера и общность помогают выдержать самые суровые испытания. Говорят же, на миру и смерть красна, вот и ей хотелось быть рядом с людьми, не отрываться от них, тем более все это умные, добрые, интеллигентные люди. Дело дошло до того, что даже она вдруг стала уговаривать вступить меня в эту мерзкую партию, считая, что это только поможет семье. В этом я ее еще мог понять, но когда она стала вместе с ними искренно верить в их идеалы, уговорила Зейнаб вступить в комсомол, я не выдержал и стал убеждать и ее, и всех остальных, что они глубоко заблуждаются. И тут на меня обрушился такой поток аргументированных фактов, что я даже растерялся. Я ведь никогда ни с кем не спорил, не знал, как это делается. Слава Аллаху, что сама Нурия не вступила, считая, что недостаточно еще готова, но все остальные даже удивлялись, как я, такой умный и человечный человек не разделяю идей партии, таких простых истин, понятных народу. «Раз я люблю свою Родину, свой народ, - говорили они, - значит, я должен быть со своим народом, и верить в то, во что он истинно верит». И все их поддерживали, абсолютно все, кого Вы видели, дорогая княгиня. И я остался абсолютно один, один в своем гордом одиночестве. Все мои доводы разбивались об их убежденность, что все, что делает партия и ее великий Вождь всех народов, это верно, а те неприятности, в которые они попали, всего лишь «перегибы», которые допускают недобросовестные ее члены. «Ведь только благодаря партии и ее Великому поводырю, - говорили они, - мы живем в такой могучей и великой стране, которая победила фашистскую Германию, разгромила Японию, высвободила китайский народ. Если бы не Сталин, не было бы союза с Америкой и Англией». Да, все их аргументы были весомыми, а мои убеждения строились только на моих личных наблюдениях. Получалось, что все в него верят, а я один им всем противостою. Я никогда сам лично Сталина не видел, но всегда чувствовал его присутствие. Дело в том, что я попал в разряд тех самых «врагов народа», к которым было пристальное, особое внимание «хозяина», так между собой называли его чекисты. Только он один решал нашу судьбу, и никто больше. То, что мне удалось увидеть и услышать там, в застенках Лубянки, не для женских ушей и их чутких сердец, но кое-что придется рассказать, иначе, простите, княгиня, Вы меня не поймете и не поверите. Меня и других несчастных допрашивали и пытали только по его приказу. Эти садисты даже боялись перестараться и замучить кого-то до смерти, если на то не было его дозволения. Одного такого садиста – следователя - генерала самого бросили на пыточный стол и в течение нескольких дней били ножками от табуретки, но так, чтобы тот не умер, пока не последовало приказа «Хозяина». Вообще-то он был довольно изобретателен и обладал своеобразным чувством юмора. Например, жертву и палача на какое-то время меняли местами, чтобы вытравить в том и другом все человеческое. Именно так «Хозяин» учил своих верных псов. Я остался жив только потому, что с меня взяли честное княжеское слово, что я не знаю, где мой отец прятал сокровища. До этого я почти десять лет доказывал, что имею на это право. Мной занимались только высшие чины этой дьявольской организации. За это время мне удалось познакомиться и с Ягодой, и с Ежовым, и с Берией. «Хозяин» ведь их менял, как носовые платки. К первым двум я особых претензий не имею, они просто выполняли волю «Хозяина», более того я видел, как второго схватил сердечный приступ, когда он пытался выбить из меня признания. Оказалось, что и в них есть что-то человеческое, а вот к последнему претензии есть, да еще какие. Думаю, что не только у меня. Это самый изощренный, изобретательный садист. Уверен, что ничего человеческого в нем никогда и не было. Видно, поэтому он так долго служит «Хозяину», раз тот им доволен. Аллах уберег меня и мою семью от долгого знакомства с ним, иначе он обязательно бы стал пытать на моих глазах мою Нурию и девочек. Я видел, как он это делает, заставляя людей признаваться во всем, даже в самых невероятных поступках. Самое ужасное, что ему и его подручным, которых он подобрал по себе, все это нравилось, даже доставляло наслаждение. Но что самое печальное, что все эти несчастные, изувеченные люди умирали на пытках с именем Великого «Хозяина» на устах. От этого всего можно было тронуться умом, но Аллах уберег меня от этого, и вот теперь, когда я попытался все это рассказать моим друзьям, мне не поверили и посчитали, что все это мне привиделось. Оказалось, что я замахнулся на «Святая святых», на их Великое божество, лик которого висит даже в самой захудалой избе, как Вы заметили, и в моем доме.

Он замолчал, и Наргиз увидела, как в его глазах появились слезы.

- Мне не поверили, - продолжал он свое грустное повествование. – И перестали говорить на эти темы. Они посчитали, что я тронулся умом и говорю сущий бред. Ваш отец, княгиня, которому я все это рассказал там, в лагере, строго предупредил меня, чтобы я этого никому не рассказывал. Ведь те же политические так же свято верили в эти дьявольские идеалы, и не дай Бог вступить с ними в полемику, осуждающую политику их святой партии! «На ней не может быть пятен!» - неистово кричали они и дружно со счастливой улыбкой шли на эшафот с именем своего Великого кормчего. Даже для них он был самым, самым. А это «самый» выиграл войну только потому, что усеял поля битвы всем своим народом. Я сам был солдатом и все это видел. Ну, понятное дело, мы - штрафники, нам было положено умирать, но ведь он же не жалел никого, даже своих. Даже сына не пощадил. Разве он может называться после этого человеком? Какой он генералиссимус, как его можно сравнивать с Суворовым или Кутузовым? Те берегли свой народ, а что этот тиран сотворил со страной, со своим народом? До какой степени нужно ослепнуть, оглохнуть и потерять разум, чтобы не видеть всего этого? Бараны, и те не идут за вожаком, если чувствуют, что он ведет их на погибель. Извините, княгиня, что утомил вас своей исповедью, но на душе накопилось столько, что все мысли обо всем этом доводят меня до истерики. Постараюсь быть кратким. Когда я все это увидел, у меня впервые возникло желание взять в руки оружие и воевать, как ваш уважаемый Ибрагим-бек, но к своему ужасу я вдруг понял, что воевать придется с моими друзьями, моей любимой Нурией, которая честно разделила со мной мою участь. Ведь у нее была возможность отказаться от меня. Да и все эти люди помогли мне и моей семье. Как я могу поднять на них руку? Вот я и решил обратиться к вам за помощью. Мне кажется, что будущее за вами. Да, да, княгиня, не смущайтесь, и выслушайте меня! Из разговоров с вашим отцом, да и из своих собственных наблюдений, я понял, что Вы именно тот человек, который способен сохранить наших детей от всего это кошмара и мракобесия. В отличие от меня и вашего отца, вы научились ладить с этими властями, сохраняя про этом порядочность и честь. Вы верите в добро, но не так безоглядно, как мы и вся эта безмозглая толпа. Значит, у Вас больше шансов не только выжить в этом нелегком мире, но и сберечь наши святыни. Именно поэтому у меня появилась единственная корыстная мысль, чтобы вы взяли под опеку мою семью. Думаю, что это может принести определенную пользу и вам. Мои дети и Нурия очень верные, честные люди, да вы, вероятно, и сами в этом убедились. Выбить дурь из их головы совсем не сложно. Да, они меня любят, жалеют, но, увы, совершенно не понимают. Ведь я учил их верить людям, идти к ним с открытой душой, а сейчас сам ужаснулся, что сделал. Я слишком часто высовывался, не унимался, всем гордо говорил, что я - князь, тоже шел к людям с открытой душой. Нет, бы жить тише, не отстраивать такие хоромы, которые теперь покоя не дают никому, ни им, ни этим завистливым властям. Я знаю, что это долго продолжаться не может. Дай, Аллах, чтобы их только отобрали, может, тогда все бы и обошлось. Может, тогда бы я воспользовался приглашением вашего отца и спокойно встретил старость. Боюсь, что на этот раз все так просто не обойдется. Самое грустное, что этого сейчас не понимает никто. Они просто не хотят верить в то, что эта бесчеловечная власть не потерпит такого возвышения человеческого духа, разума и устремлений. Смешно, но в это не верят даже эти представители власти. Я им уже намекал, даже говорил открытым текстом. Мол, возьмите этот дом для детского сада, для школы, себе, в конце концов. Все это вызывает только недоумение, даже негодование, как у них, так и у моих друзей, включая мою семью. Они устали жить плохо, и их можно понять. Но скоро здесь камня на камне не останется. «Мы старый мир разрушим до основания!» - основной лозунг этой власти, вот она и не посчитается с каким-то домиком, который построил их заклятый враг. Она своих-то уничтожает без сожаления, а уж это разрушат точно, даже особенно не задумываясь. Их партия, вернее, их любимый вождь скажет надо, и все они дружно выполнят его наказ.

- Уважаемый Саид-бек! – спросила Наргиз, совершенно убитая услышанным. – Неужели Вы на самом деле считаете, что все так плохо? Тогда ведь надо что-то делать, нельзя же сложа руки ждать, когда это случится? Давайте, я упрошу мужа, чтобы он вмешался и помог Вам и вашей семье перебраться в другое, тихое место, где Вы неплохо устроитесь, учитывая все прежние ошибки. Мы поможем, и Вам не придется начинать все заново.

- Спасибо, уважаемая княгиня! – грустно улыбнулся он. – Я Вам глубоко признателен за заботу, но вынужден отказаться. Причина отказа довольно проста. Помните, Вы спросили у меня, почему мои родители и я не покинули эту землю? Будучи молодым, я и сам не понимал этого. Осознание пришло только сейчас. Мы в ответе за тех, кого приручаем. Как же я могу бросить всех этих людей? Да, они меня не понимают, даже боятся моих мыслей, но ведь я взял ответственность за их судьбы и жизни. Они мне поверили и пошли за мной. Как же я их теперь оставлю в самый нелегкий для них час? Да я же первый буду презирать себя за трусость, не говоря уже о других, Вас княгиня, вашего отца. Как я после этого буду смотреть Вам в глаза? Мой отец умер и лежит в этой земле, моя мама всю свою жизнь скрывается по скитам, половину жизни проводит в погребах, но не откликнулась на самые заманчивые предложения своих родных, чтобы покинуть Родину. Нет уж, княгиня, я останусь здесь до конца, со своим народом. Плохой он или хороший, но это мой народ, и я обязан разделить с ним его судьбу. Надеюсь, Вам это понятно?

- Безусловно, Саид-бек! Я Вас понимаю, и мне очень страшно за Вас, но за свою семью можете не беспокоиться. Я постараюсь сделать все, что Вы просите. Более того почту за честь помочь Вам и вашим детям.

Саид-бек молчал, устремив свой грустный взгляд на алеющий горизонт. Наргиз не хотела нарушать наступившей тишины, изредка прерываемой всплесками уральской реки и криками уставших за день птиц. Немного подождав, она решила задать вопрос, мучивший ее все последнее время. Ни с кем другим она бы его обсуждать не решилась.

- Скажите, князь, что Вы думаете о моем народе? – спросила она. - Как Вы понимаете, я его очень люблю, но с нами происходят какие-то вещи, которые пугают и заставляют опасаться за будущее нашей республики. Неужели отец прав, когда говорит, что наше будущее еще плачевнее, чем будущее всей России? Ведь мы подарили миру немало великих мыслителей, духовных наставников. Куда все это делось? А мы все это пытаемся сохранить, не так свято веря в идеи коммунизма. Как ни пыталась Советская власть уничтожить ислам, у нас он почитаем намного больше, чем в других республиках. Чем же мы так провинились перед Аллахом, что он лишает нас разума и поддержки?

- Княгиня, а Вы не обидитесь?

- Нет, князь, я хотела бы знать правду. Мне это необходимо. Уверяю Вас, что никаких обид не будет.

- Что ж, правду, так правду! Я, конечно же, не историк и многого не знаю, но, наблюдая за вашим народом, увидел как его сильные стороны, так и слабые. Как-то ваш батюшка сказал, что ваш народ много чего растерял. Тогда я задумался и стал анализировать. Действительно, потеряно очень многое. Читая ваших великих поэтов, мудрецов и ученых, вернее, зачитываясь ими, я постигал мудрость жизни, учился гордости, умению отстаивать свою независимость, ответственному отношению к порученному делу, любви, дружбе. Я представлял себе этих людей, мужественных, доброжелательных, выстрадавших в себе эти качества. Таким народом можно было гордиться, особенно такими качествами, как мудрость, доброта, честность, бескорыстие, уважительность и трудолюбие. Постоянные войны, набеги кочевников заставили многие народы, в том числе и ваш, стать еще неплохими войнами. Полчища Чингиз-хана принесли на вашу землю кочевников-степняков, в народе называемых «кипчаками». Многим из них понравилась ваша земля, уклад вашей жизни, они поселились и превратились в узбеков. Когда я смотрел на этих оседлых простых людей и таджикских дехкан, я совершенно не находил разницы, но все-таки отличие есть и очень значительное. Да, кипчаки воровали ваших женщин, девушек, принесли много горя вашему народу, это можно помнить и помнить и помнить долго, но ведь в результате появилась совершенно новый народ, впитавший в себя основные черты как вашего народа, так и другого, со своей культурой, своими традициями, даже своим языком. И этот новый народ оказался живучее, извините, сообразительнее, мудрее. С этим ни в коем случае нельзя не считаться. Ваш народ считает себя истинными арийцами, не допускает кровосмешения и строго этого придерживается. Ваш отец рассказывал, что в некоторых племенах вообще женятся на своих двоюродных братьях и сестрах, даже родных. И результат налицо. Дети рождаются мелкими, больными, извините, умственно отсталыми. Выходит, что сохранение одного, изолированного от всех народа – это тупиковый путь. Рано или поздно он начинает вырождаться. Вашему народу бы подружиться со своими братьями, не злобствовать друг на друга. Я понимаю, как трудно ломать стереотипы, но это просто необходимо. Первый, кто это сделает, будет самым почитаемым народным героем, причем, у обоих народов. Ведь никакими запретами любящие сердца не удержишь. Ваших красавиц все равно продолжают воровать, а ваших парней тянет к девушкам других народов. Ярким примером является Ваш брат. Полюбил же он русскую женщину, а их ребенок, я слышал, очень красив и здоров, и выше своих сверстников почти на голову. Это ведь о чем-то говорит. Я Вас не обидел, княгиня? Я слышал, с какой любовью Вы говорили о своем народе.

- Что Вы, бек! – ответила Наргиз, пораженная его словами. – Просто я никогда об этом не задумывалась. А ведь Вы правы. Наши старики грудью стоят за то, чтобы не допускать кровосмешения, да и я, пожалуй, тоже к ним прислушивалась. Огромное спасибо! Я, наконец-то, начинаю понимать, в чем основная беда моего народа. Ведь Ибрагим-бек мечтал о том же, но боялся, что тогда народ от него отвернется. Я тогда многого не понимала и не лезла в его дела, но он на самом деле говорил примерно тоже, что и вы. Он говорил, что нужно дружить с узбеками, киргизами, даже теми русскими, кто разделяет его боль о будущем своих народов. Причем, дружить крепко, связывая дружбу брачными узами. «Только так, - говорил он, - мы сможем противостоять своим общим врагам, и, конечно же, – большевикам». Слушая вас, я вдруг вспомнила его слова.