Михаил Мухамеджанов

Вид материала

Документы

Содержание Выгнали казаки сорок тысяч лошадей С нашим атаманом не приходится тужить» За туманом скрывается берег. Над Двинской губой небо низкое Дедушка саид

Подобный материал:

• Михаил Мухамеджанов, 5756.28kb.
• Автор файла (январь 2009г.): Мухамеджан Мухамеджанов, 250.83kb.
• Источник: приан ру; Дата: 25. 07. 2007, 1194.96kb.
• Симфония №6, фа мажор,, 117.38kb.
• Михаил Зощенко. Сатира и юмор 20-х 30-х годов, 1451.23kb.
• Белоголов Михаил Сергеевич «79 б.» Королёв Сергей Александрович «76 б.» Лущаев Владимир, 13.11kb.
• Михаил кузьмич гребенча, 73.67kb.
• Бюллетень книг на cd поступивших в библиотеку в 2010 году, 544.6kb.
• Алексеев Михаил Николаевич; Рис. О. Гроссе. Москва : Дет лит., 1975. 64с ил. (Слава, 1100.71kb.
• Михаил Илларионович Кутузов великий сын России, величайший полководец, генерал-фельдмаршал, 113.48kb.

Как на грозный Терек, как на тихий Терек

Выгнали казаки сорок тысяч лошадей,

и покрылся берег, и покрылся берег

сотнями порубанных, пострелянных людей.

Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить.

С нашим атаманом не приходится тужить», – дружно подхватили моряки.

Растроганный командир дослушал до конца, смахнул слезинку и зааплодировал. Его поддержали остальные моряки, но он их остановил и приготовился слушать дальше.

Довольный и счастливый Ибрагим попросил разрешения спеть песню, которую написал сам. Все одобрительно закивали, а командир добавил, что это просто-таки необходимо.

Ибрагим снова запел:


За туманом скрывается берег.

До свиданья, родная страна!

Лодка первые мили отмерит,

и корму ее скроет волна.

Мы уходим в морские глубины,

и не скоро вернемся назад,

где растаял в тумане любимый

и слезой затуманенный взгляд.

Полюбуйтесь за нас на березы,

погуляйте за нас по полям!

Ах, как дороги нам ваши слезы,

как и наша родная земля.

И пока экипаж проверяет

наш плавучий на месяцы дом,

по отсекам открытым гуляет

дух Отчизны с морским ветерком

Скоро жизнь испытает на прочность

нашу лодку, и наши сердца.

и не будет ни дня, и ни ночи,

только вахта без сна и конца.

Вот команда: «Все вниз!», - прозвучала.

Люк задраен. Приказ есть приказ.

Погруженье, - вода зажурчала,

принимаем забортный балласт.

Командир рыжий ус свой поправит

и прикажет «предельной» достичь,

и еще «командирских» добавит,

чтоб салагу разбил паралич

Вы дождитесь нас те, кто в нас верит,

кто на пирсе махал нам платком,

и в туманах растаявший берег,

где нам камешек каждый знаком.


Ибрагим допел. Моряки стояли молча, опустив глаза. На какое-то мгновение он подумал, что песня не понравилась. Он тогда еще не знал, что это самое настоящее признание. Ведь с ним все это случилось впервые. И вдруг отсек потрясли оглушительные аплодисменты. От неожиданности он вздрогнул и чуть не уронил гитару.

Командир встал с кресла, подошел к нему и обнял. Ибрагим стоял счастливый и растерянный, не зная, куда деть гитару. Подбежал старший лейтенант Бугров, осторожно взял ее в руки и удивленно присвистнул:

- Вот тебе и «палка, две струны». А звучит-то как? Целый рояль.

Командир рукой остановил его и, обращаясь к команде, произнес:

- Огромное спасибо, ребята! Такого подарка я еще в жизни не получал. Уважили, так уважили.

Потом он повернулся к Ибрагиму.

- А тебе, моряк, особое спасибо. У нас теперь и акустик есть, и музыкант, и поэт. Да еще какой. Здорово ты подметил и мой ус, и паралич салаг. Правда, есть замечания. Что это еще за открытые отсеки? А, в общем-то, очень, очень хорошая песня.

Потом он снова обратился к команде:

- Моряки! Мы просто обязаны вернуться из похода целыми и невредимыми. Нам же теперь весь флот завидовать будет. У нас есть свой поэт – подводник. Еще раз большое командирское спасибо!

Ибрагим был по-настоящему рад. Его впервые оценили, как поэта. Он понимал, что стихи его слабые и требующие доработки. Правда, он очень старался, вложил в них всю душу, но все равно был недоволен. Ему казалось, что они слабы и в нескольких местах натянуты. Не хватало словарного запаса.


Вспоминая этот случай здесь, в горах, в этой лощине, он думал:

«Вот что значит огромное желание и правильно поставленная цель. Можно сделать абсолютно все. Если бы тетушка только знала, чего я достиг, благодаря этому. Ведь она по-настоящему умная женщина. Почему она все время пытается меня сломать? Неужели она до сих пор не поняла, что меня невозможно заставить что-то делать против моей воли. Сколько же можно доказывать, что я скорее сдохну, чем подчинюсь неумному, а в этом случае дикому решению? Ведь она же видела, что я многого добился потому, что имел огромное желание и поставленную цель. И возможно многого еще добьюсь, если она меня, в конце концов, не сломает. Ведь она же меня первая перестанет уважать. Правда, перед этим я перестану себя уважать сам. Ведь научился же я играть на гитаре без чьей-либо помощи».

Он очень гордился тем, что освоил гитару. Многие музыканты с удивлением замечали, как на своем придуманном строе, с пятью-шестью аккордами, он лихо подыгрывает себе и даже другим. К тому же он стал сочинять песни, которые нравились, и их запели. Одну из них, написанную во втором походе с удовольствием исполняли северодвинцы, даже маршировали под нее на параде.


Над Двинской губой небо низкое,

но как же мы рады ему,

когда наши воды российские

ласкают стальную корму.

Плывут берега величавые,

встречая наш атомоход,

и скоро команда усталая

закончит свой дальний поход.


Окончатся вахты нелегкие,

и долгая ночь под водой,

и наши маршруты далекие

журнал сохранит судовой.

Всех миль не сочтешь, нами пройденных,

авралов, побед и тревог,

чтоб небо над нашею Родиной

никто потревожить не мог.


Досталось, конечно, изрядно нам,

опять поседел капитан,

сплетем небылицы мы складные,

и Бог нас простит за обман.

Над Двинской губой небо низкое,

а сердце вот-вот запоет,

когда входит в воды российские

усталый наш атомоход.


ДЕДУШКА САИД


-1-

Наргиз решила сделать ответный визит Саид-беку. Он произвел на нее неизгладимое впечатление, и ей захотелось снова его увидеть. Заодно и убедиться самой, так ли существует на самом деле все то, о чем он рассказывал? Она, конечно же, ему поверила, но уж больно все это походило на сказку.

Добираясь до этой, забытой Аллахом дыры, она уже почти ничему не удивлялась. Год назад она совершила трудную, далекую и изнурительную поездку к могиле Ибрагим-бека в далекую Сибирь и теперь имела представление о России, ее дорогах и девственных, оторванных от цивилизации пространствах.

Как и в прошлый раз, она никому из родных не сказала о том, куда и зачем едет. В курсе были только отец, встретивший это известие удивленным молчанием, и Ильхомджан, привыкший к странным пожеланиям супруги. Несмотря на ее возражения, заботливый муж снова дал ей провожатых - двоих огромных, сильных, молчаливых мужиков, но она снова от них избавилась на Казанском вокзале, как и от тех двоих, приставленных в прошлую поездку.

«На все воля Аллаха», - подумала она, будучи уверенной, что в случае чего сумеет постоять за себя. Уж если бы ее захотели убить или ограбить, все равно не спасли даже эти чекисты. Станции, вокзалы и поезда буквально кишели разного рода мошенниками, жуликами, бандитами. Противостоять им можно было только объединением усилия нескольких более-менее приличных попутчиков, не выделяясь, одеваясь как можно скромнее, вместо чемодана, например, взвалив на плечо тысячу раз перештопанный, видавший виды мешок. А эти безмозглые болваны, умеющие только махать руками и тыкать в лицо свою красную книжицу, наоборот, только выделяли ее, превращая в особу, которая притягивала внимание уже не мелкой воровской шушеры, а целых бандитских шаек. В этом случае она не смогла бы даже отойти в кошмарный привокзальный туалет, куда, в отличие от этих идитов, спокойно вошла бы вся шайка и совершила то, о чем прежде даже и не помышляла.

Выйдя из поезда на каком-то совершенно диком полустанке, она растерялась и пожалела, что лишила себя провожатых. Саид-бек почему-то настоятельно рекомендовал сойти с поезда именно здесь, не доезжая трех станций до Стерлитамака. Если бы ее здесь ограбили, изнасиловали и убили, никто бы не заступился, даже не нашли ее тела. Со всех сторон железной дороги грозной и суровой стеной стоял непроходимый лес, а если что живое и могло здесь появиться, так это только хищные звери и разбойники.

А у нее, кроме жизни, было, что отобрать. Стянув с нее немыслимый драный платок и замызганный плащ, можно было обнаружить красивую, молодую, восточную женщину. Да еще всем своим видом показывающую, что она только что сняла настоящие драгоценности, чтобы спрятать их в видавший виды, холщевый мешок или какой-нибудь предмет дамского туалета. Вдобавок к этому в двух перевязанных тюках, кроме ее личных вещей и двух дорогих платьев, находилась куча подарков для семьи Саид-бека, среди которых были такие, каких не видели даже самые удачливые столичные воры.

К ее удивлению, из вросшей в землю сторожки высыпала весьма симпатичная семья обходчиков. Муж с женой, вероятно, башкиры или татары с тремя маленькими ребятишками, дружелюбно улыбаясь, направились к ней. Она приветливо поздоровалась, и выяснилось, что они неплохо понимали по-узбекски, что значительно облегчило пониманием и установление дружеских отношений. Татарский и узбекский языки имеют одну основу, а разговорный, обиходный практически не имеет отличий. На ее счастье, семья действительно оказалась татарской.

Она долго пыталась им объяснить, куда ей нужно попасть, показывая бумажку с планом и адресом, но они удивленно мотали головами, пока не услышали имя Саид-бека. Тогда ей обрадовались, как родной, пригласили отдохнуть, попить чаю в свою хибару и сообщили, что должен приехать старший сын на телеге, запряженной двумя лошадьми, который мог доставить гостью прямо к дому уважаемого Саид-ака. Кроме чая, ей настоятельно рекомендовали отобедать и отдохнуть перед долгой дорогой. До места назначения можно было поспеть только к позднему вечеру. Она украдкой достала из потайного кармашка маленькие золотые часики в виде кулона, взглянула на них и покачала головой. Они показывали, что через полчаса наступит полдень. А это означало, что ей предстояло еще проехать не менее семи-восьми часов.

Отказавшись от отдыха, она согласилась только на чай, отблагодарив эту чудесную семью коробкой дорогих шоколадных конфет и вызвав неописуемый восторг. Две девочки пяти и семи лет пробовали шоколад второй раз в жизни, а трехлетний малыш даже не представлял, что это такое. Они видели шоколадные конфеты в кондитерской в Уфе и Стерлитамаке, конечно же, не такие роскошные, подаренные гостьей, но родители так и не решились побаловать их во второй раз. Стоимость небольшой плиточки шоколада соответствовала недельному рациону для всей семьи, а те первые шоколадные конфеты были подарены одним военным, вернувшимся домой после войны и не обнаружившим своей семьи.

Во время приятного чаепития появился старший сын хозяев, серьезный вихрастый подросток лет двенадцати, Наргиз сердечно распрощалась с добродушными хозяевами, села в телегу и та тронулась. Две малорослые, коротконогие татарские лошади, как и обещали хозяева, понесли ее в Башкирскую глухомань, к дому Саид бека.

Дорогой она пыталась разговориться с молчаливым, серьезным возницей, но из-за ее плохого знания русского языка долгой беседы не получалось. Парнишка плохо понимал татарский язык, так как учился в русской школе, да еще с самого раннего детства подрабатывал в колхозе, где и жил в русской семье. Эта простая многодетная семья сельских тружеников взяла его к себе, пожалев симпатичного паренька, которому теперь не нужно было добираться до школы около двадцати верст. Кроме того это было выгодно и семье, и колхозу. Парень оказался находкой, неплохо обращался с лошадьми. Вот и эти две тоже были колхозными, и находились в его полном распоряжении.

Наргиз повезло, в колхозе сейчас работы было мало, поэтому парень мог позволить себе отвезти гостью к такому хорошему и уважаемому человеку как Саид-ака. Ему и самому очень хотелось лишний раз попасть в этот загадочный дом, его мечтой было работать там, а не в колхозе. Там было интересней, было много его сверстников, а главное можно было научиться какому-нибудь стоящему делу. Дорогу он знал хорошо, так как часто ездил туда по делам колхоза, который заказывал у Саид-ака различные детали и поделки. Получалось, что интересы парнишки и гостьи совпали, поэтому он категорически отказывался от предложенного вознаграждения. Наргиз ничего другого не оставалось, как предложить ему еще одну коробку конфет. Он долго отказывался, но особенно не возражал, когда это сокровище осталось лежать в телеге, накрытое брезентовым плащом, который он любезно предложил своей спутнице.

Наргиз укуталась в него и стала наблюдать за дорогой и ее окрестностями. Места были суровыми, безжизненными, но девственно красивыми. Местность была гористой, начиналось предгорье Урала, но эти горы очень отличались от родных, памирских. Они были небольшими и сплошь покрыты растительностью, а то и непроходимыми лесами. Если в предыдущую поездку по России ей пришлось любоваться зимней тайгой, то теперь удалось увидеть ее еще и ранним летом. Только теперь она поняла, почему ее красотами так восторгался отец, а они ему не верили, даже ворчали, что он действительно выжил из ума, раз с любовью говорит о тех местах, куда его сослали насильно, где он потерял здоровье и молодость.

«А ведь Аллах специально прячет таких людей, как отец, - неожиданно подумала она.

И ведь действительно, так и получалось. Аллах берег отца от людей, даже от нее, родной дочери. Вот и Саид-бека упрятал в такую глушь, что так просто не найдешь. И ничего странного, люди неблагодарные твари. Сначала затопчут, заплюют, а потом, после ужасной гибели своих жертв возводят в ранг святых и начинают поклоняться, восхвалять их подвиги, так ничего и поняв, не осознав глубины своего падения. А ведь и она не лучше, такая же дрянь. Отцу родному не поверила, вместе со всеми смеялась над его причудами, топтала его. Правда, он и сам учил ее никому не верить, ничего у них не просить. Но при этом призывал их любить и быть к ним снисходительными.

- Они слабые, - говорил он. - От слабости этой все их пороки: глупость, хитрость, зависть, трусость, даже подлость. Будь выше их, смелее, отважнее, мудрее!

«Ну, и чего он добился сам? – думала она, мысленно разговаривая с отцом. - Жизнь отшельника в окружении убогих калек? Нет, папа, я еще хочу жить. Может, ты во многом и прав, но я ненавижу этих людишек, в отличие от тебя. Я их сгною, в землю зарою, но заставлю считаться со мной. Я буду хитрее, еще коварнее и злее, но они ноги мои будут целовать еще при жизни. Если бы ты хоть чуть-чуть помог, мы бы их по земле перед собой распластали, никто бы даже глаз поднять не смог без нашего приказа, пошевелиться, даже вздохнуть. Твоя воля, ум, мудрость и моя хитрость с неистовством весь мир положили бы к нашим ногам. Как же я их всех ненавижу! За твою погубленную жизнь, родной, за Ибрагим-бека, за твоего друга, Саид-бека».

Увлеченная своими мыслями, она и не заметила, как стало садиться солнце, а они свернули с лесной дорожки в непроходимый лес. Ее удивляло, как этот мальчик находил правильное направление и еще не раздолбил в дребезги телегу, которую сотрясали мощные удары о ствол какой-нибудь сосны или ели. Несмотря на сгущающиеся сумерки и довольно крепкие, подчас опасные отмашки лапника, он не сбавлял темпа, а его две малорослые лошадки продолжали нестись все той же рысью, переходя на шаг только перед крутыми подъемами. Только несколько раз, пробираясь через особенно болотистые, топкие места, он останавливался, проходил их сам, проверяя каждую кочку, и только после этого продолжал путь.

За всю дорогу, как хороший, заботливый хозяин, он раза три давал лошадям отдохнуть. За время этих получасовых остановок он и спутница тоже отдыхали и перекусывали тем, что для них собрали в дорогу его родители.

Как оказалось, до жилища Саид-бека можно было добраться и другим, цивилизованным путем. Для этого требовалось пройти пешком верст десять до проселочной дороги, где появлялись машины, те же телеги с лошадьми, даже автобусы, которые нужно было оседлать, если повезет и они остановятся, и доехать до областного центра. Там надо было снова пересесть на автобус, проехать верст тридцать и еще шагать пешком верст пять лесом. Ехать в лес, да еще ночью упросить кого-то было абсолютно безнадежным делом. Так что ей действительно повезло. Видно, она так понравилась этим добрым людям, или на них так возымело влияние имя человека, к которому она ехала, что вернее всего, они решили оказать ей честь и отправили прямой дорогой, которая сократила как время, так и расстояние.

Уже в восьмом часу вечера она слезала с повозки перед добротным домом с хозяйственными пристройками. Со всех сторон он был окружен стройными великанами-соснами и расположился на открытой, широкой поляне. Было видно, что она рукотворна. По всему периметру в несколько рядов виднелись массивные, крупные пни, а сама она представляла собой не раз перепаханную и обработанную землю. Не переставая удивляться, она обратила внимание, что в самом доме и перед ним горели самые настоящие электрические лампочки с симпатичными абажурами. Кроме уже знакомого хозяина, ее встречали три взрослые женщины и куча ребятишек самого разного возраста. Их открытые, добрые и теплые лица светились радостными улыбками. Ей радовались, как простому человеку и доброму другу, заглянувшему на их веселый огонек. Ее возница моментально растворился среди детей. Оказалось, что у него здесь было много знакомых.

Наргиз была счастлива, как ребенок. Да, да, именно, как ребенок.

В этом уютном, гостеприимном месте ничто не сдерживало эмоций, хотелось влиться в дружную, веселую компанию этих девчонок и мальчишек, прыгать, скакать, носиться, смеяться и плакать от радости оттого, что жизнь прекрасна и удивительна. Как оказалось, ее приезд прервал веселые вечерние посиделки с играми, песнями и плясками. Правда, хозяйка уже устала зазывать всех к ужину и теперь была рада, что совместит ужин с приемом уставшей с дороги гостьи. Вся эта ребячья масса еще немного порезвилась, окружила ее и дружно, весело повела в хороший, большой, добротный дом, сложенный их крупных, неплохо обработанных бревен, по типу крестьянской избы. Но на настоящую избу дом похож не был. Во-первых, он был больше и выше, за счет массивных столбов и пней, служащих фундаментом, все его десять окон были значительно больше обычных, колхозных, а кроме того, имелось несколько застекленных пристроек по типу веранд, одна из которых занимала площадь больше половины самого дома.

Наргиз ввели в просторную, уютную веранду, предварительно переобув в сенях в какие-то странные, но очень удобные тапочки. Стало понятно, что именно это помещение служило самой главной комнатой в доме. Это был довольно большой, освобожденный от лишней мебели зал, который без особого труда можно было превратить во вместительную гостиную или мастерскую. Вдоль трех стен стоял огромный, вытянутый, ладно сколоченный буквой «п» стол, огороженный удобными, обитыми мешковиной лавками. По центру стены, соединяющий зал с домом, была встроена большая печь, а на довольно высоком потолке висели три небольшие лампочки с такими же, как и на улице, абажурами.

Это было так необычно, что гостья не выдержала и поинтересовалась, откуда в такой отдаленной от цивилизации местности электричество? И ребята дружно объяснили, что хозяину подарили сломанный генератор, а он его не только починил, но и заставил работать на дровах, сэкономив жутко дефицитную солярку. А еще они восторженно поведали, если Саиду-ака, подарят еще и списанные аккумуляторы, свет не нужно будет экономить, и лампочки смогут гореть даже до утра. А главное, тогда можно будет запустить настоящие электрические моторы на полную мощность на самых настоящих станках, которые ему тоже подарили, и он их тоже отремонтировал.

Услышав это, она плюхнулась на указанную ей скамью, но не почувствовала доски, удивляясь в который раз, что под мешковиной находится толстый слой ватина. Подумав, что именно эта скамья в самом почетном месте предназначается для дорогих гостей, она снова была удивлена. Все скамейки были абсолютно одинаковыми. За этим столом не было важных, исключительных гостей. Здесь все были равны и каждому были рады одинаково, невзирая на возраст и положение. Здесь каждый мог занять любое, понравившееся ему место. Условие было только одно, не ущемить интересы и желания другого.

Уважение друг к другу было главной заповедью этого дома. Если кто-то с этим не считался, оставался перед выбором: уйти или согласиться на уставные договоренности. Да, здесь действительно существовал и действовал устав братской общины, и его законы были незыблемы. За все четыре года существования этой странной коммуны никто так и не предпочел одиночества. Обитатели дома помнили только четыре случая, когда кому-то пришлось его покинуть. У двух подростков переезжали родители, у девочки обнаружилась какая-то тяжелая, неизлечимая болезнь, а один парень еще вначале попытался украсть у хозяина деньги. Ему это даже простили и попытались оставить, но он таки снова попался на краже колхозного инвентаря и получил семь лет исправительных работ.

Не переставая удивляться, Наргиз начинала понимать, в чем таился успех всех этих удивительных, волшебных превращений, воздвигающий дома, в которых даже в такой глуши появлялось электричество. В людях, попадающих сюда, отрывались добрые, давно забытые качества. Им так же, как и всем этим счастливым, жизнерадостным сорванцам, хотелось творить добро, петь от радости, жить, дышать полной грудью, учиться жить по-новому. Они становились детьми, добрыми, шаловливыми, открытыми для приключений, любви, дружбы. Потому-то и обучать их не составляло особого труда. Они с жадностью ловили и впитывали каждое слово, каждый жест человека, который все это сотворил.