Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   37   38   39   40   41   42   43   44   ...   47

Саид-беку действительно удалось сотворить чудо. То, о чем человек мечтал веками, находилось здесь, в этом доме и Наргиз видела это собственными глазами. Она уже несколько раз щипала себя, чтобы убедиться, что это не сон. Теперь ей казалось, что такой счастливой она не была даже тогда, когда встретила и полюбила Ибрагим-бека.

Засматриваясь на этих счастливых, шаловливых, но в тоже время очень уважительных и воспитанных ребятишек, сидевших за одним огромным столом вместе с ней и хозяевами, она вдруг подумала о том, что снова захотела ребенка. Тогда, в том кошмаре, который произошел с ее счастливой семейной жизнью, она сама себе сделала выкидыш, чуть не умерла, пострадала с месяц, потом взяла себя в руки и поклялась никогда больше об этом не вспоминать и не думать. Глядя на чужих детей, она заставляла себя не проявлять никаких чувств и гасила все желания подойти к ним, приласкать. Она представляла себе, что ничего путного и хорошего из них не вырастает, и все они превращаются в злобных, алчных и глупых людишек. Людей она не любила, чаще всего ненавидела. Даже самые близкие казались ей слабыми, трусливыми созданиями, а таких сильных, любимых и мужественных, как Ибрагим бек и отец были лишь редкими исключениями, которых травили, как зверей. С годами ее нелюбовь к детям превратилась в стойкую привычку.

Теперь же в ее очерствевшей душе неожиданно снова проснулись материнские чувства. Она удивилась, что ей вдруг захотелось целовать этих сорванцов, ласкать, щипать за аппетитные места, радоваться неизвестно чему и умирать от вместе с ними от восторга.

«О, Аллах! – думала она. – За что ты меня так покарал? Неужели я такая мерзкая и злобная дрянь, что Ты не дал мне, ну, хоть какого-нибудь ребеночка? Ты же сам все видел, не могла я тогда подарить миру сына Ибрагим-бека, не имела права. Да, я стала убийцей, но ты ведь жестоко покарал меня. Я же больше никогда теперь не испытаю счастья материнства. Что тебе еще надо? Возьми мою жизнь, отправь в ад, но дай мне возможность вырастить и воспитать хоть какое-нибудь дитя! Ты же Всемилосердный, смилуйся над своей грешной, неразумной Наргиз!

Тут ее взгляд упал на красивого мальчика лет восьми, который улыбался и протягивал ей какую-то ватрушку.

- Не-е-ее-пла-ч-ч-те а-а-па! – заикался он, с большим трудом выговаривая почти каждую букву. – В-о-о-з-ми-т-т-е!

Она прижала его к себе и уткнулась в его тоненькую, нежную, пахнущую материнским молоком шейку и заплакала. Она почувствовала, как чья-то теплая и добрая рука осторожно стала гладить ее по спине. Ей стало хорошо и приятно, как в детстве. Она вдруг вспомнила, что именно так ее успокаивала мама, и подняла глаза на рядом сидящую, очень красивую женщину, которая ей грустно улыбалась и продолжала гладить рукой плечо. Увидев, что гостья пришла в себя, та отослала, как оказалось, своего сына к другим ребятам, нежно потрепав его волнистые курчавые, как у отца, волосы.

- Что-то неприятное вспомнилось? – тихо спросила она у Наргиз. – Не стесняйся, поплачь и все пройдет! Пойдем, я уже тебе постелила! Отдохнешь с дороги, а я ребят угомоню! Может, тебе еще чаю?

Наргиз поблагодарила, она была сыта. Ужин был скромным, но очень вкусным и сытным. Женщина, она же хозяйка дома Нурия-апа божественно готовила. Саид-бек поскромничал, расхваливая ее кулинарное искусство. Из картошки, муки, лесных ягод и орехов было приготовлено несколько блюд, и все они были настоящими шедеврами поварского искусства. Причем, всего этого было так много, что даже эта прожорливая армия из двадцати детей и пяти взрослых выкатывалась из-за обильного стола с раздутыми животами, хотя казалось, что на нем ничего не было тронуто.

- Огромное спасибо, Нурия апа! – поблагодарила она. – Это ваш сын? Какой красивый и ласковый! А что с ним?

- Да! – с грустью ответила она. – Ему и при родах досталось, головку повредили, а потом одна сволочь на нас так кричала, что теперь он, видишь? Мы же ссыльные. Пожаловаться не можем, лечить тоже. Никак с этим не справимся. Надеемся, Аллах поможет. Он нам так трудно достался. Мы с Саид-ака в таких условиях согрешили, что сказать-то срамно, вот нас Аллах и покарал. А муж так мечтал о мальчике, теперь вот он есть, но очень отстает от ровесников. Слава Аллаху, хоть так говорить стал. Год, как начал, за другими тянется. Если бы не эти дети, вообще бы немым остался, да и умом бы…. Ой, да тебе же отдыхать пора! У нас обычно рано встают, но ты утром не вставай, спи, сколько хочешь, тем более с такой дороги! Еще успеем наговориться.

Она проводила Наргиз в ей отведенную комнату, вышла и осторожно прикрыла дверь.

Утром Наргиз проснулась от шума на улице. Вероятно, проснулись взрослые и занялись хозяйством. Сладко зевнув и потянувшись, она вскочила с удобной деревянной кровати и окинула взглядом комнату. Обычно она тоже вставала рано, поэтому не удивилась раннему подъему дома. Она хорошо выспалась, чувствовала себя бодрой и уже хотела выйти, чтобы привести себя в порядок, но остановилась.

Вчера вечером она так устала, что толком не рассмотрела комнаты, которая оказалась довольно занятной. Она была небольшой, но необычайно уютной. Большое, занавешенное небольшими ситцевыми занавесками окно пропускало солнечный свет, но так рассеивало его лучи, что здесь, в комнате не было даже привычных зайчиков. Наргиз это показалось необычным и привлекло внимание. В ее спальне, дома солнце пробивалось сквозь плотную крону старой алычи, но от него приходилось спасаться, задергивая плотную штору. Здесь же его лучи били в окно напрямую, но она могла смотреть на него, даже не щурясь. Первое удивление сегодняшнего дня объяснялось довольно просто. Как оказалось, хозяин нанес на стекло какой-то светоотражающий состав, поэтому из окна все было прекрасно видно, но, заглянув в него снаружи, можно было увидеть только свое зеркальное отражение.

Хозяйским глазом Наргиз отметила, что это новшество удобно, его стоило бы взять на вооружение, и стала изучать комнату дальше.

Широкая деревянная кровать с двумя пуховыми подушками и ватным одеялом, заправленными в накрахмаленные ситцевые наволочки и пододеяльник, точь-в-точь, как в гостинице, стояла по правую сторону от входа, у стены, остальное пространство занимала придвинутая к кровати самодельная тумбочка, два удобных, обитых плюшем пуфика и самое настоящее трюмо. На бревенчатых, немного прошкуренных стенах были развешаны детские рисунки, обрамленные деревянными рамками, а над изголовьем кровати висело довольно милое деревянное бра.

Поискав глазами свои вещи, она обратила внимание на единственную стену из толстой, покрытой морилкой фанеры, из которой в самом центре торчали два маленьких, аккуратненьких золотистых шарика. Потрогав один из них, она тут же отдернула руку. Ей показалось, что вся стена поехала в сторону. Потрогав шарик еще раз, она поняла, что не ошиблась. Стена действительно сдвигалась в сторону, открывая удобный и вместительный шкаф с полками, на которых были аккуратно сложены ее вещи. Оглядев несколько раз это мебельное диво, она не обнаружила своего плаща и кофточки, которые вероятнее всего, остались в прихожей, где она вечером снимала туфли и переоделась в удобные войлочные шлепанцы. Закрывая этот необычный мебельный сюрприз, она с ужасом подумала, что его сломала. Вместе с этой половиной, задев второй шарик, неожиданно поехала и вторая. Ее изумлению не было предела. Оказалось, что она открыла вторую половину шкафа, где на плечиках висели ее плащ, кофточка и еще какие-то вещи хозяев. Это было гардеробное отделение.

Понятно, что в конце сороковых это могло вызвать изумление не только у продвинутой женщины из Средней Азии, но и у самых, видавших виды, столичных особ. Саид-бек привез эту идею из Германии, немного домыслив и усовершенствовав. По приезду домой Наргиз долго мучила сталинабадских мебельщиков и столяров, чтобы ей изготовили такое же чудо. Те извели не один кубометр фанеры, изломали кучу другие материалов, но ничего путного и похожего не получилось, хотя Саид-бек нарисовал весьма понятный и четкий чертеж.

Через четыре месяца после поездки вроде бы нашелся мастер из сосланных поволжских татар, который все-таки сварганил ее мечту из столярных плит, которая простояла три дня, а потом чуть не прибила какую-то гостью. Та в это время вышла в туалет и это ее спасло. Грохот был такой, что даже соседи подумали, что началось землетрясение и выскочили на улицу. Упавшие плиты сорвали с противоположной стены ковер, превратив в щепки и груду обломков кровать, тумбочку и журнальный столик. После этого Наргиз чуть не прибила сковородкой самого несчастного мастера и зареклась больше не повторять чудеса Саид-бека без его участия.

Взрывы смеха на улице и громкий лай двух лаек заставили Наргиз выглянуть в окно. Увиденная картина рассмешила ее до слез. В самом центре двора стояла большая пятнистая корова, которая, не переставая жевать, внимательно слушала, как две крохотные хорошенькие девчушки с выражением читали ей стихи по какой-то детской книжке, а по ее бокам сидели на корточках мальчишки постарше и доили животное в два своих ведра. Это было забавно и трогательно.

Вытерев слезы от смеха, она вдруг поняла, что смех и лай собак на улице вызван совершенно другой картиной. На дороге, по которой вчера приехала она, стояла телега с лошадью, у которой собралась небольшая толпа из детей и взрослых. Они-то и смеялись. Все они были незнакомы Наргиз, по крайней мере, за вчерашним столом их не было. Зрение и память пока что ее не подводили, и она поняла, что все они появились только сегодня утром. Оказывается, вчера за столом были еще не все обитатели этого дома.

Ее предположение подтвердилось, дети и взрослые продолжали прибывать и вливаться в смеющуюся компанию. А смех был вызван тем, что мужичок, привезший на телеге двух сорванцов, крепко заснул по дороге и, проснувшись, никак не мог понять, почему на него оказывают пальцами, умирая от смеха? Только заглянув себе за спину, он понял, что сорванцы над ним пошутили, рассовав в дырки старого, истрепанного ватника ветки лапника, превратив его в какое-то лесное чудище.

Вдоволь посмеявшись еще и над этим, Наргиз вдруг заметила, что абсолютно весь двор находился в движении. Кто-то пилил дрова, кто-то носился с ведрами от колодца до дома, кто-то подметал, что-то бухало, жужжало, даже стреляло, короче никто не оставался без дела. Очень скоро толпа у телеги растаяла на глазах, пополняя армию работников двора, собаки тоже куда-то убежали, а лошадь подошла к охапке скошенной травы и занялась своим любимым делом.

Наргиз решила выйти из комнаты, которая, как она считала, была комнатой хозяев или гостевой, остальные, думалось ей, были скромнее. Увы, она ошиблась и тут. Преимущество ее комнаты, как и самой дальней детской, заключалось в том, что они были изолированными, имели только одну дверь и служили изоляторами, если кто-то заболевал. В доме было шесть комнат, все они были абсолютно одинаковы, с той только разницей, что количество мебели, спальных мест и наличие дополнительных предметов было разным. В трех детских комнатах мебели не было вообще, и они предназначались только для ночлега. В каждой такой комнате на деревянный пол вдоль стен стелились длинные, во всю длины стены, толстые перины, оставляя в середине место для прохода, на них у стен клались такие же длинные во всю стену пуховые подушки, и все это покрывалось соответствующими одеялами. В одной такой комнате можно было уложить до двадцати ребятишек семи – десятилетнего возраста, и все им было достаточно комфортно. Детские отличались от взрослых еще и тем, что пол для утепления был сделан наподобие вафли. Прокладкой между полом и кусками фанеры служили ветки лапника, а на месте чудо - шкафов были встроены обычные деревянные полки. Все комнаты отапливались своей большой печью, лицевой частью выходившей в комнату хозяев. Вторую печь, которую она видела вчера в гостиной веранде, служила для приготовления пищи.

Наргиз подумала, что такая планировка присуща мусульманскому дому, где существовали женская и мужская половины. Отличие заключалось лишь в том, что одна половина была сугубо детской.

В этом она убедилась, когда вышла из своей комнаты, прошла через точно такую же и, наконец, попала в комнату хозяев. То, что это была она, стало понятно по тому, что над кроватью, стоящей у окна, вместо обычного детского рисунка висел их портрет с детьми, а в недоделанном чудо – шкафу висели их вещи. Наргиз их узнала, вчера хозяева встречали ее именно в них.

Выйдя в огромные сени, Наргиз увидела большое количество дверей. Отрывая их по очереди, она обнаружила детские комнаты, небольшую швейную мастерскую, кладовую, залу, в которой вчера ужинала и кухню, откуда очень вкусно пахло, но почти ничего не было видно из-за дыма и пара. Оттуда выскочили три девчонки и парень, она им улыбнулась, поздоровалась, решила не мешать, сбросила с ног удобные тапки в огромную, наполненную ими доверху корзину, надела туфли и вышла на улицу.

Дом на самом деле производил неизгладимое впечатление. Все было продумано, особенно виделась забота о детях. Оно и понятно. Хозяева были счастливыми родителями, имея трех удивительно красивых и славных детей.

Сойдя с деревянного крыльца, Наргиз оглядела окрестности. Никто на нее не обращал внимания и занимался своим делом. Теперь, при дневном свете стал хорошо виден весь хозяйский двор. Здоровенный сарай, в котором было несколько ворот, отдельно стоящую, вросшую в землю избушку, довольно приличный огород и фруктовый сад, где преобладали яблони и вишни. Хозяйство было большое и ухоженное. Это тоже было понятно. Столько одновременно трудившихся людей она видела только при постройке дома в кишлаке, когда собиралось почти все его население, включая родственников и соседей. Причем, эти люди собирались здесь ежедневно, словно это место притягивало всю округу, как магнитом.

У нее разбегались глаза, к кому бы присоединиться, появилось огромное желание в чем-нибудь поучаствовать. Однако, вспомнив, что еще не умылась, она решила привести себя в порядок и подошла к симпатичному, смастеренному у самого крыльца умывальнику, раковиной которого служило старое корыто.

Вчера она мыла здесь руки и была удивлена, что из крана текла теплая вода. Тогда она подумала, что хозяева специально ее нагрели, но, открыв кран, снова изумилась. Из крана снова, как и вчера, текла теплая вода. Поочередно открывая все четыре крана, она убедилась, что из них из всех хорошей струей бежала нагретая вода. Удивляло еще и то, что в туалете, который находился за домом, тоже был такой же кран, а из него и вечером, и сегодня утром тоже текла такая же теплая вода. Тогда она еще улыбнулась, что вместо обычного чайника хозяин смастерил такое удивительное удобство. Не поверив себе, она снова сбегала в туалет и убедилась, что так оно и есть. Во всех кранах бежала теплая вода. Это было каким-то наваждением. Нагреть такое количество сразу было просто невозможно! Понять такое это ее мозг отказывался.

«Не мог же он сюда провести паровое отопление! – изумлялась она. – Нет, этого просто не может быть, или я просто схожу с ума?»

Застыв над краном, она не заметила, как к ней подошла Нурия-апа.

- Ты уже проснулась? – спросила та.

- Да! - вздрогнула от неожиданности Наргиз. – Большое спасибо, выспалась очень хорошо!

- Я вижу, ты все удивляешься? – улыбалась хозяйка. – Не ты одна такая, я вот сама до сих пор в себя не могу прийти, как это у нас все получается? Если бы ты видела, что здесь раньше было, ты бы еще не так удивлялась. Мне мой муж чуть ли не каждый день такие сюрпризы дарит. Я уж и не знаю, что от него следующий раз ждать? Сколько его в тюрьмах держали, в лагерях, мучили, калечили, а он все не унимается, как вырвется на свободу, снова всех удивляет. Всю округу переполошил, власти с ума сходят, как это у врага народа все такое получается? Ох, не к добру все это, не к добру. Он ведь все спешит, боится, что не успеет, как одержимый, работает день и ночь, никому покоя не дает. И откуда только все это берется в нем? «Если, - говорит, - мы докажем людям, что мы никому не желаем зла, они нас защитят и не посмеют больше трогать». Мне иногда кажется, что он ненормальный, а потом подумаю, ведь все получается. Значит, нам Аллах помогает. А порой так страшно становится, что хоть волчицей вой. Вот так и живем. А пока нас Аллах милует, в обиду не дает, будем жить, как жили. Радость одна, детишек растим, чужих учим. Все, какая польза. Может, и правда, люди спасибо скажут? Вон их сколько здесь хороших, добрых и работящих. Сегодня, хвала Аллаху, увидишь все сама. Так что ничему не удивляйся, отдыхай, смотри, может, что и пригодится!

- Спасибо, Нурия-апа! – улыбнулась Наргиз. – Все у вас будет хорошо, я ваш друг, друг вашего мужа и детей. Аллах не позволит вас обидеть, я тоже вас буду защищать, всю свою родню на вашу защиту подниму. Я в жизни не видела столько доброты, уважения и любви. У какой сволочи поднимется на вас рука? А потом Саидджан бек друг моего отца. Как я не смогу протянуть руку помощи такому человеку?

- Спасибо за добрые слова! Вот ты назвала мужа беком, а у меня, извини, мороз по коже. Я ведь, когда замуж за него выходила, он беком настоящим и был. А потом я из-за этого столько настрадалась, что и сказать-то страшно. Ты же понимаешь, что значит быть князем в этой стране? Я знаю, у тебя муж тоже князем был, так его же за это и убили. Как моего, мучили, мучили, а он вон, что учудил. Я ему говорила мало тебе, один дом отняли, чуть жизни не лишился, так он второй выстроил, еще лучше прежнего. Не знаю, может он и прав, но я думаю, что лучше бы тише сидеть, забыть, кто мы такие, чтобы хоть детей сохранить. Вот ваш отец, я слышала, в горы ушел жить, один. Может, так оно и лучше? А он, я знаю, даже не князь. Извини, я тебя не потому на – «ты» называю, просто я старше, да и привычнее. А потом ты мне просто нравишься. Лицо у тебя доброе, открытое, смелое. Хочешь, и меня на – «ты» зови! Мы ведь люди простые, хотя я и дворянка, конечно, не такая знатная, как муж, но все равно дворянка. О, Аллах, какая я теперь дворянка? Я теперь не знаю, кто я? Ссыльная, политическая – вот кто я. Мне теперь вся эта власть тыкает, каждый милиционер накричать может, невзирая на возраст и детей. Вон один так тыкнул, что мой мальчик до сих пор отойти не может. Ой, ладно, заболталась я, там сейчас без меня ребята такое натворят, а у меня пироги в печке, кормить же всех надо, день трудовой скоро начнется. В семь у нас завтрак, а потом трудовая вахта. Вода теплая идет из крана – это опять мой придумал, на это он мастак. Полотенце вон то, зеленое возьми! Оно чистое. А мыло, извини, недели две, как обмылили. Обещали женщины, что принесут, да вряд ли. Его уже три месяца в район не завозили. Мы-то руки песком оттираем. Сегодня погода теплая будет, поэтому осторожней с краном, а то еще ошпаришься!

Нурия-апа поспешила на кухню, а Наргиз так и осталась стоять с открытым ртом. От удивления ее перехлестнуло. Оказывается, все было не так хорошо, как ей казалось вчера и сегодня утром. Нурия-апа напугана тем, что здесь происходит, трудовой день, выходит, еще не начался, а вода из крана действительно течет теплая, а днем почему-то может литься еще и кипятком. Нет, от этого действительно можно сойти с ума. Не зря же та же Нурия-апа говорит, что сходит с ума уже давно.

Наргиз неожиданно почувствовала, что падает в обморок. Перед глазами закружились дом, краны, лица детей, она упала и отключилась.

Она очнулась быстро, удивляясь себе самой, как она так неожиданно грохнулась в обморок. Вероятно, к сильным впечатлениям вчерашнего вечера и сегодняшнего утра добавилась усталость от долгой дороги. Ведь прежде, чем добраться до Уфы, затем еще ночь трястись на «Кукушке» до нужного полустанка, не доехав до Стерлитамака километров сорок, пришлось еще пять суток изнывать от скуки и жары в поезде: «Сталинабад – Москва» и столько же гостить у родственников. В общей сложности на дорогу ушло больше недели. А вчера еще пришлось трястись на телеге почти весь день.

Ильхомджан предлагал ей лететь самолетом, но это ее пугало еще больше. В ту, первую поездку по необъятной России, она еле – еле выдержала полет до Ташкента, где это кошмарное и выворачивающее людей наизнанку чудо прогресса делало свою первую остановку. Больше об этом скоростном виде транспорта она и слышать ничего не хотела, хотя ее уверяли, что дальше будет легче. Ничего себе легче, самолет только до Москвы должен был сделать еще две посадки и два взлета.

Увидев над собой перепуганные лица, она попыталась встать сама, но ее подхватили и отнесли в комнату. Все возражения, объяснения, что ей уже лучше, мягко, но настойчиво пресекались. Одна из женщин, оказавшаяся настоящим доктором, попросила всех выйти, осмотрела ее, порекомендовала полежать денек и осторожно вышла сама.

Наргиз лежала и думала, откуда здесь взялся еще и доктор? Нет, все это трудно укладывалось в голове. Неужели этому неугомонному князю удалось добиться своего? И ведь в этом ему помогли люди. Те самые люди, которых она ненавидела. Понятно, что здесь было много ссыльных, среди которых было немало умных и талантливых интеллигентов, она их заметила в утренней толпе. Это объясняло, откуда в этой глуши возникали чудеса человеческого творчества, которые не переставали удивлять и поражать. По дороге сюда, она заметила еще несколько таких же домов, пусть не таких добротных и роскошных, но настоящих, удобных, резко отличающихся от жутких хибар местных жителей. Эти люди много знали и еще больше умели.

Только потом, она поняла, что чудеса производил не только дом Саид-бека. Кто-то из ссыльных наладил стекольное производство, кто-то - деревянное, слесарное, мебельное. Все эти люди выживали, как могли, помогая себе и друг другу. Этим объяснялось, почему в этой глуши обнаруживалось такое количество самых различных дефицитных строительных материалов и другой домашней утвари. Что было особенно приятно Наргиз, так это то, что здесь кто-то умудрился организовать самое настоящее гончарное производство. К сожалению, ей так и не удалось его посмотреть, но сами изделия – посуду она видела, отметив ее качество и добротность. И не только посмотреть. Практически вся посуда Нурии-апа была изготовлена именно в этой мастерской.