Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   47

Она тепло попрощалась с озадаченными женщинами и, возвращаясь в дом, победоносно глядя на Муслиму, гордо сказала:

- Смотри и учись!

Алишер, приехавший в самый разгар веселья из Москвы, не понял, что произошло, и попытался выяснить это у сестры, на что она ему ответила:

- Не забивай голову пустяками, брат. Просто немного поучила твою жену. Я не слишком одобряю твое желание жить здесь, но раз уж ты так решил, живи, но не смущай других. Особенно племянника. Он и так спит и видит, как бы убежать из дома. Сегодня ты видел этих людей, которые приходили. Они славные люди и я была с ними искренней. Твоей Муслиме давно бы надо было с ними подружиться. Вот я и сделала это за нее. А заодно и решила некоторые вопросы. Завтра решу вопрос с соседским забором.

Он внимательно выслушал ее, но вопросов задавать не стал. Как-то он пожаловался, что забор с соседями обветшал. Соседи имели злую собаку и выпускали ее на ночь, а она того и гляди могла ворваться на его участок и покусать жену и детей. Он неоднократно предлагал совместно отремонтировать или поставить новый забор, на что сосед злобно отвечал:

- Вам нужно, вы и ломайте голову. А собака будет охранять сад от мальчишек, лезущих по ночам за яблоками.

Утром тетушка подошла к забору, покачала его несколько раз, от чего заскрипели основательно подгнившие столбы, и крикнула:

- Эй, сосед, будешь, чинит забор, нэт?

На ее крик и захлебывающийся лай огромной немецкой овчарки нехотя и неторопливо вышел невысокий, полный, с отвисшим животом, абсолютно лысый сосед.

- Я уже говорил, что этим заниматься не буду! – сказал он злобно и раздраженно. - Повторяю еще раз и больше повторять не буду! Вам надо, вы и чините! И вообще, не мешайте мне завтракать! Понаехали тут всякие чучмеки нерусские и еще командуют!

Тетушка, ни слова не говоря, подошла к забору и в нескольких местах сильно пнула его ногой. Обветшалый почти сорокаметровый штакетник заскрипел и с грохотом рухнул на сторону соседа, кое-где повиснув на кустах малины и смородины.

- Тепер это твой проблем, неувашаемый! - сказала она и гордо удалилась под растерянным взглядом соседа.

Дома она сказала, что всегда чувствует этих мерзких людей, и их надо учить, хотя «горбатого исправит только могила».

- Да какой он старый большевик? – спрашивала она, удивленно улыбаясь, и тут же сама отвечала. - Он же злее своего пса. Такие обычно служили в органах, да и то надзирателями или их прихвостнями. Сволочь, а не человек. Надо же для ребятишек яблоки пожалел. Собаку на них натравливает.

В тот момент сосед еще не знал, какую жаровню ему приготовила эта «чучмечка», и оставалось только предполагать, что с ним сделали его жена, дети и соседи? Чтобы закрепить успех, в этот же вечер тетушка познакомилась и подружилась еще и с его женой, пригласив ее с внуком на чай.

В результате тот за два дня сам, один возвел забор высотой в два с половиной метра, в котором не было ни одной щели, и до конца дней своих избегал встреч с семьей дяди. Один из сыновей дяди Алишера рассказывал Ибрагиму, как этот семидесятилетний старик перестал ходить ближайшей дорогой к станции и выбирал окольные пути. А, увидев кого-нибудь из них, тут же разворачивался и удирал, как заяц, мелькая лысиной и пятками.


-4-

Тетушка была красива, опрятна, внимательно следила за своей внешностью и здоровьем. Одевалась со вкусом и любила дорогие, добротные вещи.

- Драгоценные камни, как и мужчины, должны быть настоящими и большими, – любила повторять она, но украшения предпочитала скромные и изящные.

Как и любой другой женщине, ей приходилось делать все, чтобы выглядеть моложе и бороться с признаками старости, но как она это делала. Легко, изящно и с умом. Она подкрашивалась, наносила на лицо грим, но так искусно, что заметить этого было практически невозможно. Однажды Ибрагим вычитал у Ларошфуко одно изречение: «Женщина была бы в отчаянии, если бы природа сделала ее такой, какой ее делает мода». Сравнивая тетушку со сверстницами, он отмечал, что это сказано не про нее. В погоне за остатками былой красоты ее ровесницы буквально «лезли из кожи», превращаясь в каких-то жутких монстров. Не трудно себе представить, как ей завидовали женщины, даже много моложе ее.

Даже кожу на шее ей удавалось скрывать так, что выглядела она, как у семнадцатилетней девушки. Причем мази и кремы она готовила сама из каких-то, только ей известных ингредиентов. Редко кому удавалось застать ее врасплох, не приукрашенной, а уже тем более неопрятной и неряшливой. Даже Ибрагиму редко когда удавалось видеть, как она, нацепив очки на самый кончик носа, подводит сурьмой* свои огромные красивые глаза, выдергивает брови и совершает все тому подобное, что должна делать женщина, чтобы выглядеть привлекательнее.

Каждое утро она вставала раньше всех, начинала заниматься какой-то китайской гимнастикой, обливалась ледяной водой из арыка и будила всех остальных своей любимой поговоркой: «Кто рано встает, тому Бог дает!».

Распорядок ее дня строился так, чтобы все время находиться в постоянном движении. Все удивлялись, что в свои шестьдесят с лишним лет она сохранила все свои зубы, неплохую фигуру и хорошее, если не сказать больше, здоровье.

А судьба ее сложилась очень непростой. В юности в нее влюбился визирь Эмира Бухары Ибрагим-бек и взял ее в свой гарем, причем не наложницей, а законной женой. Своей красотой и острым умом она покорила не только его, но и всех его знатных родственников, вначале сильно возражавших против брака с дочерью простого ремесленника. Еще бы! Титулы, которые имел ее муж, буквально заставляли падать ниц каждого смертного, если только не сражали наповал.

Прежде всего, он был наследным Беем* и хаджибом*, что говорило о его непосредственной принадлежности к царствующему роду правителей – эмиров. Дальше следовали не менее громкие титулы. Мулла*- исламский духовный наставник и священнослужитель, Диван беш* – министр правительства Эмира, Ляшкер баши* – главнокомандующий войсками, Тонги баши* – начальник всей артиллерии, гази* – истинный борец за веру, ну и, конечно, бек*, что означало князь. Кроме всего этого, это был красивый, высокий, сильный, широкоплечий мужчина, отличающийся острым умом, благородством, неуемным характером и потрясающими способностями организатора. Своей непреклонной волей и неутомимой энергией он не раз собирал огромное войско для борьбы за веру отцов и независимость своего родного края. Все это делало его похожим на любимого национального героя богатыря Рустама.

Когда тетушка рассказывала о нем, Ибрагим его именно таким и представлял: могучим, отважным и добрым на своем верном коне Рахше*. Недаром люди шли за ним в огонь и воду, а большевики считали его одним из самых опасных своих военных противников. Многие большевистские военачальники, в числе которых был сам Фрунзе, предлагал заключить с ним мир, чтобы избежать кошмарного кровопролития и потери влияния в Туркестане из-за возрастающей ненависти к новой власти местного населения.

Его главной положительной чертой была великая любовь к родине. Пожалуй, единственной отрицательной чертой, по воспоминаниям тетушки, была его страсть к анаше, которая усилилась с годами и, в конце концов, погубила. Ничего не поделаешь. В отличие от других мужчин, гасящих свое напряжение и стрессы спиртным, он не мог позволить себе прикоснуться к этому «дьявольскому зелью». Тетушка рассказывала, как он убеждал ее, что найдет в себе силы остановиться. И вероятнее всего, он так бы и сделал, но, к сожалению, стрессы оказались намного сильнее его непреклонной воли.

Быстро впитывая в себя знания, манеры, недополученные дома, и освоившись со званием княгини, тетушка стала всеобщей любимицей и заняла в доме мужа особое положение.

Но ее счастливую жизнь омрачало одно обстоятельство. Она не могла родить, так как в детстве надорвалась, поднимая тяжелую телегу с глиняной посудой. Любящий муж сделал все, чтобы ее вылечить, водил к лучшим целителям, даже возил в Европу, и через шесть лет замужества она, наконец, забеременела.

Советская власть разрушила все их планы, и счастью наступил конец. Ибрагим-бек был арестован и пропал в чекистских застенках, гарем расформировали, а несчастную вдову взял в жены начальник чрезвычайного отряда особого назначения, арестовавший мужа.

Ильхомджан, так звали этого человека, очарованный ее красотой, тоже безумно ее полюбил и постарался сделать все, чтобы она была счастлива. А она сделала неудачный аборт, говорили, даже пыталась покончить с собой. Всю жизнь она не могла простить своему новому мужу, что он был виновником гибели Ибрагим-бека, а ее снова сделал простолюдинкой.

Став большим начальником, он окружил ее еще большими заботой и вниманием, стараясь выполнить любое ее пожелание. Больше того, чувствуя, что она ненавидит в нем чекиста, он ушел из органов и стал часовым мастером, добившимся больших высот и на этом поприще. Но, несмотря даже на это, она его так и не полюбила, постоянно упрекая, что он никогда не сможет заменить ей любимого бека.

Однажды она случайно узнала, что Ибрагим-бек не погиб в 38 году, как сообщала официальная пресса, а отбывает заключение где-то в далекой Сибири. Она сделала несколько попыток попасть туда, но ее возвращали домой, грозя посадить в тюрьму еще дальше этой «недобитой контры». В сорок восьмом году ей сообщили, что он умер от сердечного приступа и, наконец, разрешили съездить на его могилу.

Она отправилась в далекий Магадан, отдала последнюю дань любимому человеку и вернулась несчастной и измученной.

После ее возвращения семейная жизнь Ильхомджана стала просто невыносимой. К старым упрекам добавились еще и новые. Ведь он не сделал ничего, чтобы она смогла попрощаться со своим настоящим мужем. Тогда Ильхомджан решил дать ей развод, но она отказалась.

- Чего же ты хочешь? – спросил он ее.

- Чтобы ты мучился всю свою оставшуюся жизнь, как мучилась я и мой любимый муж, – с ненавистью и злобой ответила она и сдержала слово, превратив на какое-то время его жизнь в настоящий ад.

Через год после этих событий, она встретилась с другом своего отца. Эта встреча резко изменила ее жизнь, а этот человек необычайной доброты и силы духа оказал на нее огромное влияние. Саид-бек, так его звали, впоследствии стал дедушкой Ибрагима. Благодаря ему, у нее потеплели отношения с мужем, она, наконец, стала уважать Ильхомджана, но настоящей любви так и не получилось. Слишком больно ей было вспоминать, при каких обстоятельствах они познакомились. Бедный Ильхомджан так и умер, не дождавшись благосклонности своей любимой Наргиз.


-5-

Еще до смерти мужа Наргиз-апа неожиданно становится главой многочисленного клана, подчинив людей значительно старше своего возраста. Как это случилось, Ибрагим не знал. Люди предпочитали об этом помалкивать. Но правила она умело. Род стал богатеть, расширяться и превращаться в хорошо организованную армию со своими командирами, солдатами и союзниками. Многие его представители занимали важные ключевые посты не только в республике, во всяком случае, все связи с Москвой находились под внимательным взором всемогущей тетушки. Поэтому многие судьбы и жизни, и не только родных, зависели от ее воли и решения.

Она была непревзойденным мастером интриг и обладала удивительной способностью подчинять своей воле даже самых заклятых и хитрых врагов. При этом она практически не повторялась, каждый раз придумывая что-нибудь такое, от чего у ее противников в буквальном смысле дыбом вставали волосы. Просчитать и предугадать ее поступки, было невозможно, вероятно, поэтому она всегда добивалась того, чего хотела.

Ибрагиму нравилось наблюдать, как она искусно и тонко организовывала травлю своих противников. В конечном счете, все они, за редким исключением, приползали на коленях. Впоследствии многое, что он перенял у нее, пригодилось ему в жизни. Видимо, именно это так притягивало к нему сотрудников всесильных органов.

Действительно, чем мог привлечь изощренные умы таких могущественных организаций какой-то незаметный таджикский паренек? Однако весь скепсис и смешки проходили, даже выворачивали мозги наизнанку, когда он под стать своей тетушке придумывал что-то такое, от чего даже бывалые, опытные чекисты и милиционеры приходили в ужас или неописуемый восторг. Как и его тетушка, он был абсолютно непредсказуем, оригинален, а в каких-то случаях просто являлся самой настоящей находкой.

Школа мудрой в таких делах тетушки действовала, как самое страшное разрушительное оружие. А всего и дел-то, внимательный взгляд на предполагаемую жертву со стороны с тем, чтобы определить ее слабости, чем она особенно дорожит, к чему или кому испытывает особую привязанность? Остальное, как говориться, было делом техники. Только лишь почувствовав угрозу потери этого дорогого, любой, даже самый мудрый, хитрый и изощренный человек своими собственными руками мог разрушить и изничтожить самого себя. И не нужно мучиться, собирать компромат, продумывать сложные схемы его уничтожения. Как часто в таких случаях говорила тетушка:

- Нет страшнее врага для человека, чем он сам. Найди то, чего он боится, пробуди этот страх, а все остальное довершит его подленькая, трусливая душонка.

Первый такой сюрприз Ибрагим преподнес своему влиятельному другу Леониду Сергеевичу, помогая разобраться тому со своим злобным и ненавистным начальником. Это был тот страшный и жуткий случай, о котором оба предпочитали никогда не вспоминать.

Подполковник часто жаловался на своего шефа. Генерал был ярким и ярым представителем старой гвардии чекистов, прошедшим через сталинские жернова и научившимся чутко реагировать на каждую прихоть своих хозяев. Можно сказать, он был верным псом только одного своего хозяина, всесильного и могущественного Суслова, такого же злобного и желчного члена Политбюро, знающего, что такое власть и готового бороться за нее всеми силами и методами. Генерал не слишком жаловал «чрезмерно умных и слишком интеллигентных» подчиненных, зажимая их в продвижение по службе. Того же требовала и основная задача службы, пресекать любое проявление инакомыслия, которого не дозволяла идеологическая служба партии.

Было даже странно, как Леонид Сергеевич дослужился до подполковника. Видно, свою роль сыграло то, что он начал служить в органах после провала «хрущевской оттепели», ярым сторонником которой являлся. Шеф тогда не обратил на это внимания и надеялся, что молодой, уже тогда подающий надежды сотрудник переболеет этой глупостью и станет его верным человеком. Ведь тот же Хрущев после выставки в Манеже, специально устроенной Сусловым, быстренько ретировался назад, да еще обозвал авангардистов «педорасами», имея ввиду педерастов, увидев, к чему может привести послабление жесткой политики партии. Вначале так и происходило. Благодарный и немного остывший от прогрессивных идей Леонид во всем слушался своего могучего патрона и становился опытным, в каких-то вопросах незаменимым работником и прекрасным исполнителем.

Неожиданный разлад начался с войны в Афганистане. Здесь мнения шефа и подчиненного разошлись в диаметрально противоположные стороны. Исполнительный, послушный Леонид наотрез оказывался подчиняться политике, ведущую родину к краху.

Вернувшись из Афганистана, он только укрепился в своей правоте. В нем начали просыпаться здравые мысли, остро критикующие политику, проводимую именно Сусловым и всей его кликой. Самое любопытное, что сам патрон тоже не во всем разделял мнение своего хозяина, но был ему предан и, конечно же, всячески поддерживал. Может он и простил бы, да как-нибудь урезонил своего чрезмерно думающего заместителя начальника отдела. Как-никак он способствовал его появлению в органах, потом оказывал покровительство, можно сказать, взрастил и воспитал. Но Леонида начали поддерживать другие сотрудники, да еще как. Из сочувствующих смутьянов стало организовываться довольно мощное ядро, куда тянулись даже самые, казалось бы, преданные и безвольные офицеры. Это требовалось пресечь в самом зародыше. Быстро назревал конфликт, в котором первым на вылет из органов был Леонид. Хорошо еще, если бы все это обошлось только этим.

Ибрагиму было глубоко плевать на все закулисные игры, политику и ее исполнителей. Он этим не занимался, вникать не собирался, а вот то, что в беде был его друг, заставило его крепко задуматься. Ведь вся эта история могла действительно закончиться для Леонида Сергеевича плохо. Его патрону ничего не стоило убрать неугодного сотрудника совсем. В конторе часто поговаривали: «Нет человека, нет проблем».

Однажды, после такого невеселого разговора, где подполковник с грустью сказал, что вероятно, его дни уже сочтены, Ибрагим неожиданно стал интересоваться, чем болен его начальник и кому доверяет?

- Здоров, как бык, а доверяет только своему псу, - грустно вздохнул подполковник. – Только ему одному и никому больше.

- И что, больше нет на свете существа, которое столь преданно любило бы этого маразматика? – продолжал допытываться Ибрагим. – Даже странно, столько лет в органах и нет другого преданного пса, готового умереть за своего хозяина? Насколько я понял, его не слишком любят и остальные, включая вашего всемогущего председателя. Неужели вы все так и будете терпеть этот гнилой пень? Вы, которым под силу абсолютно все, о чем не могут помыслить даже члены Политбюро.

- Да ты никак задался целью, свалить генерала? – улыбнулся подполковник. – Это, ты, брат, выкинь из головы! Не родился еще тот, кто его даже пошатнет. У него такая школа, да выучка, что нам всем и не снились, а в свои семьдесят своим богатырским здоровьем он еще и тебе фору даст. Так-то, мыслитель!

- И выходит, что он вас может просто вышвырнуть из конторы, даже убить?

- Выходит, что так.

- Ну, это мы еще посмотрим?

- Слушай! Я знаю, что тебя заносит, но это уже слишком, - посерьезнел подполковник. – Даже думать об этом не смей! Слышишь, оставь все свои бредовые муки! Авось, как-нибудь пронесет, а так нам с тобой двоим не жить. Понял?

- Понял, конечно, но помечтать-то я могу?

- Даже этого не смей! Я уж и не рад, что расслабился и сболтнул лишнее. Достал гад, всю душу вытряс. То сиднем сидел, никуда не высовывался, а тут как прорвало. Никому он, Ибрагим дорогой, не по зубам. Он как-то большую услугу хозяину оказал, и теперь он фигура неприкосновенная. Понятно?

- Понял, Леонид Сергеевич! – ответил Ибрагим. – Значит, только пес у него и остался?

- Да, здоровый и преданный кавказец. Злющий и неприступный, как хозяин. От него даже домашние в ужасе, однажды чуть охранника не загрыз до смерти. Слава Богу, хозяин близко оказался. Этого зверюгу ему у вас, в Средней Азии подарили.

- Да! – задумчиво произнес Ибрагим. – С такой собакой особенно не поспоришь.

Леонид Сергеевич, вероятнее всего, забыл бы этот разговор, если бы через две недели не произошло событие, которое потрясло всю контору. Его шеф, генерал-лейтенант и глава одного из всемогущих управлений застрелил свою любимую собаку, которая неожиданно бросилась на него, а затем застрелился сам.

Тщательно проведенное следствие пришло к выводу, что погибший был виноват сам. За несколько дней до этого рокового дня в окрестностях леса, где он совершал прогулки со своим псом, очевидцы видели какую-то овчарку, вероятнее всего, суку, у которой, вероятнее всего, была течка. Видно, генерал не придал этому значения, а напрасно. Собаки, особенно кавказцы в таких случаях становятся неуправляемыми и агрессивными. Вышло так, что генерал каким-то образом разъярил своего пса. Тот бросился на хозяина и стал рвать на нем жизненно важные органы, успев отхватить своими железными челюстями часть шеи и задев аорту. Хозяину не оставалось ничего другого, как выпустить почти всю обойму, чтобы остановить собаку, а последний патрон пустить себе в висок, чтобы прекратить свои мучения.

Других версий не было. Вскрытие собаки показало, что никаких признаков бешенства у нее не нашлось. Другую собаку-сучку нашли чуть позже, но хозяева так и не смогли объяснить, как она оказалась в том злополучном лесу, в десяти километрах от дома. Собака, естественно, тоже не могла объяснить, как сорвалась с цепи, покинула дачу, которую должны была охранять, и где проводила время все четыре дня своего отсутствия?

Генерала с почестями похоронили на Новодевичьем кладбище, его кабинет занял друг Леонида Сергеевича, а сам он стал его заместителем.

- Надеюсь, вас можно поздравить? – улыбаясь и стараясь не смотреть в лицо своего друга, спросил Ибрагим на прогулке, куда его пригласил уже полковник.

- Поздравить, конечно, можно, - ответил Леонид Сергеевич, пожимая его руку и пытаясь поймать его взгляд. – Только вот не знаю, кого нам с генералом за это благодарить?

- Думаю, что за это нужно благодарить провидение, - устремил, наконец, на него взгляд Ибрагим. – А лучше Бога, который услышал ваши молитвы.

- Значит, ты уже считаешь себя провидением, даже Господом Богом? – пристально посмотрел не него полковник.

- Я думал, что вы обо мне лучшего мнения. Даже обидно, что вы присвоили мне такие заслуги. Повторяю, благодарить надо Господа и никого больше. Его промыслом не позволено заниматься никому.

- Хорошо, я погорячился, извини! Но может, ты мне все-таки объяснишь, что произошло?

- Честно говоря, не хотелось бы, но объяснить постараюсь. Сучка с течкой – моя работа. Я ее выкрал, доставил к лесу и вернул обратно, а все остальное уже не мое. Клянусь, что я и сам не предполагал, что все этим закончится.

- И это все?

- Да, а что вы еще хотели?

- Правду, что-то ты, дорогой, не договариваешь. Как это две обученные, дрессированные собаки, хорошо, даже одна позволила себя украсть, как ты утверждаешь, и провести с тобой несколько дней? А потом, ты же был на соревнованиях, причем, в совершенно противоположном конце Подмосковья, да еще получил призы. Надеюсь, ты меня за дурака не держишь?