Генерал краснов. Монархическая трагедия. Блейз Честное слово генерала
| Вид материала | Документы |
- Убиты и… забыты, 789.98kb.
- Одним из героев Отечественной войны 1812 года был выдающийся русский генерал Барклай-де-Толли, 34.52kb.
- Петр Николаевич краснов всевеликое войско донское, 2433.88kb.
- Нет, вы слышали? В промсвязьбанке сезонное снижение ставок по автокредитам! Говорю, 19.58kb.
- Классный час на тему: «Что такое дружба?», 27.58kb.
- Честное слово банкиров и директоров, 32.15kb.
- П. Н. Краснов Нижеприведенный исторический очерк, 5150.09kb.
- Б. Обама тримає слово, 155.62kb.
- Основные вехи жизни и творчества, 364.91kb.
- Честное слово, 09. 10. 2007, 57.48kb.
Запись выступления Родзянко на Московском совещании общественных деятелей была напечатана в газете «Утро России» за 8 октября. Вопреки пересказу Ленина, о «необходимости» сдать Петроград немцам речи не шло. Родзянко сожалел, о скором захвате Петрограда и утешал слушателей тем, что доля промышленного производства в столице теперь не так велика как прежде. «Запасы снарядов у нас так велики, что мы можем вести от 3-4 месяцев интенсивную маневренную войну». А ещё Родзянко радовался будущей гибели центральных учреждений в Петрограде, «потому что кроме зла, России они ничего не принесли» [48, с.258]. Речь здесь идёт скорее о Временном правительстве, чем о Петроградском Совете.
Большевики так же воспользовались беседой Родзянко с журналистами, в которой говорилось, что «Вильгельм был в Православном Рижском соборе, прикладывался к иконе и велел при богослужении упоминать здравие Императора Николая. Побеседовал с пленными русскими: офицерам сказал, что они рыцари, а солдатам, что они трусы и негодяи. В Риге полный порядок, тишина и в продовольствии острой нужды нет. Позавидуешь!» (Н.П.Окунёв, 10 октября 1917г.). Зависть испытывал не Родзянко, а московские обыватели, насытившиеся свободой до такой степени, что были не прочь разменять её на оккупацию [49]. Жители Петрограда тоже ждали от немцев порядка и законности [59, с.63]. Родзянко рассказал о полном порядке в захваченной немцами Риге, и этого хватило для создания легенды о предательстве. Исторические легенды создавались в два счёта и жили столь долго, сколь в них оставалась необходимость. Сталин и через 25 лет испытывал потребность в повторении легенды о предательских сдачах Керенского и Корнилова [28].
Для того чтобы в феврале могла произойти революция, нужен был широкоохватный обман населения. За месяцы при революционном правительстве и буйстве свободы количество фантастических представлений в народных массах было только умножено. В 1924г. «у всех ещё в памяти этот всесокрушающий агитационный натиск» [8, с.92] большевиков после Февраля. Создавались благоприятные дезинформационные условия для начала гражданской войны. В основу октябрьского переворота были положены антимонархические легенды, миф о бессмысленности войны с напавшими на Россию врагами, миф о социалистическом рае после уничтожения классовых врагов.
Эти мифы создавались специально как средства демократической борьбы за предпочтения избирателей. Временное правительство и Совет народных комиссаров одинаково получили власть захватным порядком во имя свободы и демократии, а “право” на захват тем и другим давала ложь. К октябрю в информационной войне лжи Ленин побеждал Керенского. Миф о сдаче Риги и Петрограда, подхваченный Сталиным и Троцким на самом деле – миф ленинский, Ленин первый продвигал его в баталиях обмана:
12-14 сентября: «Керенский и К˚ не ждут, а готовят сдачу Питера»
7 октября Ленин подозревал правительство Керенского в заговоре «с англо-французскими империалистами об отдаче немцам Питера для подавления революции таким способом».
8 октября: «Керенский и корниловцы сдадут Питер немцам. Именно для спасения Питера надо свергнуть Керенского и взять власть Советам обеих столиц», Керенский и корниловские генералы состоят в заговоре сразу «с Бьюкененом и с Вильгельмом»! Вот у кого Сталин учился логике, раскрытию тайн международного империализма и спасению революции.
10 октября Ленин вставил в резолюцию ЦК РСДРП(б) «решение» буржуазии и Керенского сдать Петроград. На заседании ЦК Ленин убеждал: «То, что затевается со сдачей до Нарвы и сдачей Питера, ещё более вынуждает нас к решительным действиям» [48]. Естественно, туфту Ленина быстро подхватили солдаты и Советы. 12 октября Северный областной съезд Советов вынес резолюцию: «В ненависти к революционному Петрограду русские контрреволюционеры объединились с английскими империалистами и находят себе фактического помощника в лице кровавого германского кайзера». За этим последовало требование всей власти Советам.
14 октября по просьбе Черемисова штаб Петроградского военного округа разослал в полки гарнизона телефонограмму с предложением выбрать по 1 делегату для совещания в Пскове о защите Петрограда [24, с.271]. 16 октября на заседании ЦК Крыленко объяснил необходимость поддержания ленинской линии лжи в интересах революции: «На Черемисовском совещании будет доказано, что войска вывести нужно, на это мы ответить не сможем, но должны ответить, что хотя это и нужно, но не будет сделано, ибо нет доверия к генералам»! Крыленко считал, что «можно воспользоваться» Черемисовским совещанием, главное не снижать агитации. Другим участником заседания ЦК 16 октября совещание у генерала Черемисова прямо названо «моментом для восстания» [48, с.54-58].
17 октября в Псков прибыла делегация от Петросовета в количестве 33 человек, включая Садовского (по его воспоминаниям). Газета «Голос солдата» сообщала, что делегация была определена в 40 человек. В Пскове делегатов убеждали отправить войска на фронт. Войтинский «особенно усердствовал», но расколоть делегацию не удалось. Она вернулась в Петроград 18 октября, 19-го в органе с.-р. «Дело народа» и горьковской газете «Новая жизнь» был напечатан отчёт о совещании и категорическом требовании Черемисова защиты Петрограда выводом гарнизона на фронт.
Самое что ни есть патриотическое требование Черемисова дало Троцкому власть над войсками в Петрограде. Для её передачи власти Черемисову оказалось не обязательно быть сторонником большевиков. Фактически, Керенский с ПВО остался без войск. Но 23 октября Войтинский был настроен оптимистично, а Керенский заверил Черемисова, «что правительство справится при помощи войск, находящихся в столице». – Так следует из кратких воспоминаний Черемисова, опубликованных в 1921г. и доступных Мельгунову. Мельгунов считает, что другого ответа Черемисов и не мог получить, т.к. Временное правительство на предыдущих совещаниях решило, что не нуждается в дополнительной охране. 24 октября, по воспоминаниям полковника Коренева, «в Штабе округа твердят лишь одно – опасности никакой нет, и Керенский приказал не муссировать будто бы пустых слухов и не повышать и без того беспокойного состояния мирных жителей», поэтому не было принято предложение собрать офицеров в боевые единицы для охраны столицы [6, Т.7, с.28-29]. Савинков вспоминал речь Керенского «накануне» 25 октября о соблюдении Временным правительством всех необходимых мер для подавления восстания [61, с.152]. Уверенность министра ин. дел Терещенко в успехе ликвидации восстания засвидетельствована американским и английским послами в Петрограде [44, с.125].
Точнее всех воспоминаний будут телеграфные ленты переговоров Войтинского с Петроградом 24 октября. В 17 часов Войтинский отвечал генералу Левицкому на вопрос, какую реальную поддержку может оказать Северный фронт Петрограду: «Я уже говорил Александру Фёдоровичу, что всё зависит от мотивов вызова войск на поддержку Временного правительства. В голом виде, без дальнейших объяснений, не удастся вывести и одного полка», нужна санкция ЦИК и армейских комитетов [56, с.74]. Через полчаса Я.Г.Багратуни передал, что полковник Полковников находит необходимым подготовить для отправки с фронта в Петроград, при необходимости, одну бригаду пехоты, один кавалерийский полк, одну батарею. «Отряд желательно держать наготове и отправить по требованию».
«Войтинский. – Я передам Вашу просьбу главкосеву, но имейте в виду, что готовить отряды заранее, не зная для какой цели, абсолютно невозможно. В тот момент, когда Вам понадобятся войска, Временное правительство должно дать главкосеву соответствующий приказ, который он и примет как новую задачу <...>. Полчаса тому назад я указал генералу Левицкому, при каких условиях считаю формирование отряда возможным. Ознакомьтесь с лентой. [В] добавление отмечу, что главкосев согласен вполне с указаниями, сделанными мною в разговоре с Левицким.
Говорит Барановский. – Главкосев приказал дважды в день на его имя от начальника округа присылать срочные донесения о положении столицы к 10 утра и 22 вечера за истёкшее время.
Багратуни. – Будет исполнено» [48, с.277].
24 октября Черемисов и Войтинский по-прежнему заодно, и Черемисов озабочен положением в Петрограде. В воспоминаниях Войтинский выдумал измену и безразличие Черемисова, как телеграмму 23 октября и свои старания прислать войска до переворота. На самом деле даже к вечеру 24 октября была дана только просьба подготовить отряд на случай восстания, а даже подготовить отряд действительно было столь сложно, как описано в телеграммах Войтинского и Черемисова. На вопрос Багратуни, через какое время отряд в названном составе может быть подготовлен, Войтинский ответил: отряд может прибыть через сутки после отдачи приказа. Как и напирал Войтинский, до отдачи приказа отряд не был подготовлен.
2 ноября допрашиваемый Военно-следственной комиссией ПВРК Войтинский отвечал, что первое санкционированное требование вооружённой поддержки было передано ночью с 24 на 25 октября. Если быть точным – в 2ч.20м. ночи 25 октября. Только после этого приказа Черемисову Войтинский устроил обзвон комитетов армий, и выяснилось, что 1-я армия против посылки войск в Петроград, 5-я армия готова двинуть части в помощь Петроградскому ВРК большевиков, и только 12-я армия за подавление восстания. Причём, по словам Черемисова, комитет 12-й армии не выражал её воли и желаний, а Войтинский даже пишет, что комитет ежеминутно ожидал от матросов ареста.
Ещё весной Владимир Савельевич Войтинский заседал на партийных совещаниях со всеми известными большевиками, такими как Свердлов, Зиновьев, Каменев, Молотов, Сталин, Голощёкин, и многими другими, не ставшими столь знаменитыми. 29 марта первые 2 доклада делали Сталин и Войтинский – по вопросу о Временном правительстве. Суть выступления Сталина сводилась к тому, что Временное правительство только уступает революционному напору Совдепа и «не логично говорить о поддержке Временного Правительства, наоборот, уместнее говорить о том, чтобы правительство не мешало нам проводить свою программу», а Войтинский говорил так: «Одновременно с признанием контрреволюционной сущности Временного Правительства, мы должны также признать, что оно исполняет революционную работу, мы должны поддерживать всякие революционные шаги его и бороться против каждой попытки уйти от контроля, рассматривая это как измену, как бунт против демократии. Пока же наша задача – организация сил, подготовка к переходу власти в наши руки». Выслушав доклады, Н.Н.Крестинский резюмировал: «Разногласий в практических шагах между Сталиным и Войтинским нет. Мы не будем свергать немедленно Временное Правительство» [70]. 4 апреля к ним подключается Ленин и громит все, что они насовещали. Теперь наступил октябрь, согласно пожеланию Войтинского силы организованы и подготовлены к тому, чтобы взять власть, но он уже в другом лагере. На стороне Керенского Войтинский вместо поддержки Ильича помогает генералу Краснову.
В воспоминаниях, придумав приказ Черемисову, Войтинский не остановился и сочинил, будто «приказ о выступлении отдельные части 3-го конного корпуса получили ещё 23-го, но я не знаю точно, каким путём шёл этот приказ и как он был формулирован» [13]. – Не знает, поскольку выступать на Петроград никто не приказывал. 23 октября Петру Николаевичу Краснову пришёл приказ передвинуть корпус, но не в столицу, а в район Старого Пебальга и Вендена, где в тот день 51-я дивизия отказалась отправляться в окопы и теперь подлежала расформированию. Венден располагался при железной дороге вблизи линии Северного фронта перед взятой немцами Ригой.
Генерал отдал приказ корпусу, 23 октября:
«В 1-м армейском корпусе 51-я пехотная дивизия отказалась идти на позицию на смену 148-й дивизии... По просьбе армейского комитета и комиссара главнокомандующий Северным фронтом приказал расформировать 51-ю пехотную дивизию, хотя бы для этого пришлось употребить вооружённую силу. Для означенной цели части командуемого мною корпуса под моею командою временно передаются в распоряжение командующего 1-й армией». Краснов приказал иметь «патронов на людях по 200 и полные зарядные ящики и передки» [56, с.76].
Краснов не стал сразу двигать туда остатки корпуса, а поехал в Псков разузнать обстановку. 24 октября он отправил в Венден квартирьеров и начал грузить в вагоны 10-й Донской полк [33]. В штабы Северного фронта и 1-й армии Краснов телеграфировал о начале погрузки имеющихся у него частей и просил вернуть ему части корпуса, забранные в Осташков, Торопец и Витебск. Краснов считал, что на перевод всех частей корпуса к Вендену понадобится три дня [28, с.316].
Телеграмму от Керенского с приказом отправить 1-ю Донскую дивизию в Петроград Краснов получил только на рассвете 25 октября. В 1920-м году память обманула Краснова, в этой телеграмме не было слова «спешно», генерал сам добавил его в следующем приказе:
«25 октября 1917г.
Г.Остров Секретно, боевой.
Верховный главнокомандующий Керенский, и.д. председателя союза казачьих войск войсковой старшина А.Греков телеграфируют:
«Приказываю с получением сего все полки 1-й казачьей дивизии со своей артиллерией, находящейся на Северном фронте под общей командой начальника 1-й Донской казачьей дивизии, направить по железной дороге в Петроград на Николаевский вокзал в распоряжение главного начальника Петроградского округа полковника Полковникова, о времени выступления донести мне шифрованной телеграммой. В случае невозможности перевозки по железной дороге части направить поэшелонно походным порядком. № 11688».
Комиссар Северного фронта Войтинский телеграфирует:
«Передайте донцам и приморцам: Временное правительство в полном согласии с Центральным Комитетом Советов рабочих и солдатских депутатов стягивает в Петроград верные революции и долгу перед родиной войска. Петроградские полки, упорно отказавшиеся от выступления на фронт под предлогом защиты свободы в тылу, оказались неспособными оградить Петроград от бесчинств и анархии. Создалась опасность срыва Учредительного собрания. В числе других войск, призванных в этот грозный час на спасение России, одно из первых мест занимают казачьи полки.
Пусть злобствуют против казаков окопавшиеся в тылу дезертиры, но казаки свой долг перед родиной исполнят до конца.
Комиссар Северного фронта Войтинский».
Во исполнение этих телеграмм 1-й Донской дивизии сегодня спешно направиться по железной дороге в район Гатчина – Александровская. Принять меры для сосредоточения дивизии в районе Пулково – Царское, откуда походным порядком двигаться к Петрограду всей дивизии одновременно, согласно данных мною указаний.
Подписал: Командующий корпусом генерал-майор Краснов.
Верно: Начальник штаба корпуса Генерального штаба
генерал-майор Солнышкин» [48, с.593-594].
Приказ отпечатали в 11ч. утра в 200 экземплярах, с нарочными отправили его в Ревель и Новгород. Ещё в сентябре донские полки располагались в Пулкове, но после рассредоточения корпуса придётся добираться дотуда с огромным трудом. Корпус был разбросан вопреки желанию его командира: Краснов, напротив, в середине сентября предлагал для охраны Временного правительства и Учредительного собрания держать части корпуса в Петрограде, причём не на постоянной основе, а по очереди, чтобы они не слились с пробольшевицким гарнизоном [33]. В 19ч. Краснов отменил свой приказ от 23 октября о переводе корпуса в Венден; приказал 9,10,13 и 15-му полкам, составлявшим 1-ю Донскую казачью дивизию, выделить по 5 сотен (из 6, составлявших полки) и 4 пулемёта от каждого полка, а также 10 орудий от 1-го Донского артиллерийского дивизиона и 4 орудия от 1-й Амурской казачьей батареи. Обозначенные силы Краснов обязал «немедленно грузиться в Острове, Ревеле, Паллифере, Торопце и следовать через Нарву и Псков в Александровскую, где ждать сосредоточения всей дивизии в районе Пулково – Царское Село. При невозможности дойти по железной дороге – пробиваться к означенным пунктам целыми полками походом и боем с того места, где придётся выгрузиться» [28, с.317]
Походный порядок Краснов предполагает, чтобы не наступать на грабли Корнилова и Крымова, чьи войска застряли в эшелонах. Но неудачные обстоятельства августа стали повторяться почти сразу. В 23ч. Краснов обнаруживает, что его приказы блокированы из Пскова Черемисовым [45]: тот запрещает отправку эшелонов и предписывает разгружать девятый полк, а частям корпуса в Новгороде и Ревеле – оставаться на местах. Узнав об этом, Краснов сразу едет вместе с С.П.Поповым в ночной Псков. Штабист Солнышкин куда-то делся, и дальше за него всегда будет подписываться подполковник Попов. Краснов мог по своей инициативе избавиться от назначенного Керенским Солнышкина, алкоголика, не способного подобрать штаб [33].
В Пскове, этом городе предательств и разочарований, Краснов снова узнаёт, что рассчитывать на Главнокомандующего войсками фронта нельзя. Как Бонч-Бруевич сказал ему, что Корнилов больше не Верховный главнокомандующий, так Черемисов заверил, что Временного правительства больше нет, и повторил приказ выгружать войска и оставаться на станции Остров. По мемуарам Краснова, после этого сопровождавший Краснова подполковник Попов предложил пойти к Войтинскому, который помогал им раньше. Почти час они ждали Войтинского в комиссариате, он появился «около» 4 часов ночи и очень им обрадовался: «Прямо сам Бог послал вас сюда именно сегодня... Вы знаете... Он здесь!». Он – это Керенский.
На том месте, где Войтинский появился в комиссариате, следует приостановить использование мемуаров Краснова и не сметь начинать излагать произошедшее по сочинениям Керенского. Историки совершают громадную ошибку, когда излагают события октябрьских дней исключительно по мемуарам Краснова и Керенского. Оба искажали происходившие вокруг них события. Но если Керенский возводил ложные обвинения на других, чтобы скрыть свои слабости и переложить вину за своё падение, то Красновым водило иное побуждение.
Начнём с того, что происходило с Керенским на самом деле. 24 октября Коновалов и Керенский нашли сопротивление Полковникова ВРК недостаточно активным, поэтому Керенский стал отдавать распоряжения через Багратуни, начальника штаба Полковникова. 25 октября Багратуни рассылает вызов в Петроград различным частям. Приказ отправлен
1-му Петроградскому женскому батальону в ст. Левашево,
1-й Ораниенбаумской школе прапорщиков,
в 1ч.55м. Стрелковому полку в Царское Село,
в 3ч.15м. 1-й роте юнкеров Петергофской школы прапорщиков,
в 3ч.30м. батарее гвардейской конной кавалерии в Павловск [48, с.281-400; в сборнике встречается ошибочная датировка приказов 24-м октября].
Председатель Временного правительства до 3ч. 25 октября вёл переговоры в Зимнем дворце, в т.ч. с представителями казаков, затем переехал в штаб ПВО и покинул его к 5 утра [«Новая жизнь», 26 окт.], вернулся в Зимний, где ему не дали отдохнуть [29]. В 11ч. выехал из Петрограда на чужом автомобиле навстречу недавно вызванным войскам. Керенский приехал в Гатчину к начальнику гарнизона «Свистунову, занимавшему несколько комнат в нижнем этаже» Большого Гатчинского дворца [25, с.47]. 25 октября Свистунов приказал прекратить увольнение солдат в Петроград [48, с.400]. Граф В.П.Зубов, служащий во дворце, уверен, что видел, как Керенский приехал на автомобиле с английским флажком.
Из допроса Б.И.Книрши, адъютанта заведующего автомобильной частью Петроградского военного округа, известно, что полковник Полковников в 10ч. утра 25 октября поручил ему и прапорщику Соболеву достать пару автомобилей для Керенского и посоветовал взять их в английском посольстве [48, с.419]. Своему приятелю Зубову присяжный поверенный Книрша 25 октября рассказал, что выпросил автомобиль у английского посольства [25, с.48]. Но автомобилей было два, и имеются воспоминания американского посла Дэвида Френсиса, из которых следует, что офицер Керенского фактически угнал личный автомобиль секретаря американского посла, вопреки его протестам [45, с.670]. Зато Керенский в мемуарах 1922г. «Гатчина» и 1965г. «Россия на историческом повороте» пишет, будто представители английского и американского посольств предложили ему выехать на их машине под американским флагом, но он уехал на своём и только второй автомобиль, в который сел не поместившийся с ним и А.И.Кузьминым офицер, был американским [30]. Реагируя на прочтение этой версии, в 1968г. В.П.Зубов назвал её: «наглая ложь». Воспоминания Зубова несколько расходятся с показаниями Книрши: тот не пошёл в английское посольство, решив, что проще пойти к итальянскому. Итальянский посол сказал, что у него нет машины. Вышло так, что Соболев достал автомобиль у американцев, а откуда взялся второй автомобиль, на котором уехал Керенский, Книрша не знает. Джон Рид, 25 октября возмечтавший взять у Керенского интервью, узнал об отъезде Керенского к войскам: «Ему не хватило бензина для автомобиля. Пришлось занять в английском госпитале» [59, с.111]. Если желание Полковникова исполнилось без участия Книрши, то Керенский и Кузьмин уехали на английском автомобиле. На втором, американском, поехали Книрша и прапорщик Брезе – адъютант Кузьмина. Керенский нёсся так быстро, что 2-й автомобиль не поспевал за ним.
Керенский узнал в Гатчине, что здесь его войск нет; он позавтракал у Свистунова и поехал в Псков [25]. В «Гатчину» Керенский поместил отказ от чая с ротмистром Свистуновым и последовавшее благодаря тому счастливое избавление от ареста в Гатчине. Никогда не было ни попытки ареста 25 октября, ни героического бегства Книрши из-под обстрела [44, с.160], ни отказа от чая, если верить Зубову. Воспоминания Керенского о Российской Империи и революции заставляют думать, что он постоянно излагает либо никогда не бывшее, либо происходившее несколько иначе. Плотность лжи на одной керенской странице зашкаливает за разумные пределы.
Вечером 25 октября, около 20 часов, Керенский остановился на квартире генерал-квартимейстера Барановского, шурина Керенского. Этим же вечером в 22 часа Черемисов отдал приказание отменить все распоряжения о посылке войсковых частей в Петроград. Войска были задержаны или отправлены обратно, как 9-й полк из корпуса Краснова. Генерал Краснов, узнав о распоряжении Черемисова, прислал запрос на имя Лукирского, начальника штаба Черемисова. Краснов сослался на приказ главковерха Керенского направить 1-ю Донскую дивизию на столичный Николаевский вокзал и выразил Лукирскому недоумение отменой Главнокомандующим Северного фронта движения на Петроград. Лукирский договорился с Красновым, «что для выяснения такого вопроса он приедет сегодня в час ночи в Псков и лично явится к Главкосеву» (телеграмма Лукирского Духонину после 23ч.45м.). В это время к аппарату подошёл Черемисов.
Духонин: «Генерал Лукирский мне сообщил, что Вами отдано распоряжение, отменяющее отправку войск в Петроград по приказанию Главковерха, чем это вызывается»?
Черемисов: «Это сделано с согласия Главковерха, полученного мною от него лично. Известна ли вам обстановка в Петрограде»?
Духонин: «Будьте добры мне подробно сообщить обстановку и где сейчас находится Главковерх»
Черемисов: «Временное Правительство прежнего состава уже не существует; власть перешла в руки революционного комитета; казачьи полки остались пассивны <...>. Керенский от власти устранился и выразил желание передать должность Главковерха мне, вопрос этот вероятно будет решён сегодня же. Благоволите приказать от себя, чтобы перевозки войск в Петроград, если они производятся на других фронтах, были прекращены. Главковерх у меня. Не имеете ли Вы что передать ему»?
Духонин: «Можно ли просить его к аппарату»?
Черемисов: «Невозможно в его интересах».
Как и в истории мартовского переворота, телеграммы надёжнее всего характеризуют их отправителей; достоверность всех воспоминаний и предлагаемых версий произошедших событий должна быть фактически и хронологически привязана к подлинным телеграммам. Сообщаемые в телеграммах сведения должны быть также тщательно проверены, по примеру с переговорами Алексеева, Рузского, Родзянко и других заговорщиков 8 месяцев назад.
Керенский приводит текст телеграмм Черемисова в доказательство его продолжающейся, будто бы, измены. Изменой Керенский объясняет отказ Черемисова допустить его до переговоров с Духониным, намерение сделать Главковерхом Черемисова объявляет выдуманным.
Второй непосредственный свидетель происходившего, В.С.Войтинский, располагая тем же текстом, даёт своё описание поведения Черемисова и Керенского. «Черемисов всячески тормозил начатую операцию, отговаривал собравшихся к нему офицеров от участия в ней, натравливал против меня солдат, обращавшихся в штаб за разъяснениями: он, главнокомандующий, не знает, мол, зачем отправляются в Петроград эшелоны; это дело комиссара фронта; он, Черемисов, этому во всяком случае не сочувствует, так как не дело фронта вмешиваться в гражданскую войну» [13]. Это показание надо принять с важной оговоркой, помня о несуществующем приказе 23 октября. Войтинский умалчивает, что Черемисов и штаб Северного фронта, получив приказ Керенского в ночь 25 октября, пытались его выполнить, но всюду был получен отрицательный ответ [24, с.416]. Только после этого ген. Черемисов тормозил, отговаривал, а натравливать всех на Черемисова начнёт Войтинский с 26 октября.
После вечернего визита к Керенскому Черемисов позвонил Войтинскому и «торжествующим тоном, отчеканивая каждое слово, сообщил:
– Согласно приказу верховного главнокомандующего я остановил все отправленные к Петрограду эшелоны. Приказ разослан мною по линии.
Я был поражён. Напомнил генералу приказ правительства. Но он ответил насмешливо:
– Правительства уже нет. Пока – я исполняю приказы верховного главнокомандующего, а в дальнейшем, скорее всего, сам приму на себя верховное главнокомандование.
Тогда я заявил Черемисову, что слагаю с себя всякую ответственность и больше не считаю себя комиссаром фронта» [13].
Войтинский, скрывая подлинные события в штабе Черемисова, раскидал получение приказа Керенского и свой отказ от звания комиссара с 23 октября до 22ч. 25 октября. На самом деле отказ произошёл на совещании 25 октября, когда выяснилось, что помощи Керенскому 1-я, 5-я и 12-я армии не пришлют [42, с.6].
После полуночи Войтинскому позвонил Барановский и попросил прийти к нему. Войтинский догадался, что увидит Керенского. «Действительно, там был Керенский, в состоянии полного отчаяния и изнеможения. При нём были Черемисов, Барановский и его неотлучные «адъютантики». На мой вопрос о мотивах отмены приказа об отправке в Петроград эшелонов Керенский ответил, что он ни давать, ни отменять приказ не может, что на фронте распоряжается лишь ген. Черемисов, которому он передал верховное командование. Черемисов устало поправил его:
– Пока вы мне верховного командования ещё не передавали. Я остановил эшелон по вашему приказанию.
Четверть часа спустя Керенский взял обратно приказ об остановке эшелонов».
Войтинский