Geum.ru

Генерал краснов. Монархическая трагедия. Блейз Честное слово генерала

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
не приводилось им как первое и единственное неподдельное вещественное доказательство в пользу дачи Красновых каких-то обещаний. Ничего удивительного – письмо Краснова и остальные документы, используемые Лутовиновым, опровергают первоначальную сталинскую легенду и не дают применять её по прямому назначению – в доказательство большевицкого милосердия и белогвардейской жестокости.

Невозможно говорить об освобождении генерала Краснова «на честное слово» [63], что Краснов и его штаб «были тотчас выпущены под честное слово» [12], – отпущены «на все четыре стороны» [15], Краснов «отправился на Дон» [18]. «Мы его выпустили», – повторял Сталин [64]. Попробовал бы он разнести по всему свету, что «мы» оставили его командиром 3-го корпуса!

Официальное письмо Краснова М.Д.Бонч-Бруевичу с названным умением «честно держать своё слово» само по себе могло заложить основу для легенды. Но только на первый взгляд письмо идёт ей на пользу. Письмо выбрасывает из рассмотренной сталинской легенды элемент «выпустили», остаётся «честное слово». А с ним ещё любопытней.

Какой «случай» убедил Крыленко и комиссаров ещё в Смольном? – Ответ один: Краснов не сбежал из-под домашнего ареста, только это он мог обещать и исполнить до 7 ноября. Слово им не нарушено.

Другие варианты в условиях, подробно рассмотренных прежде, почти невероятны. Допустим, с Краснова взяли честное слово не повторить поход на Петроград во главе 3-го корпуса. Оно бессмысленно по веским причинам: части корпуса в Великих Луках прекрасно знали, что их ждёт отправка по домам. «Настроение казаков Краснова лучше всего выявилось тогда, когда им было предложено ехать домой» [1]. Не надо зваться народным комиссаром, чтобы понимать – контрреволюция 3-го корпуса исчерпалась. Краснова оставили командиром корпуса, когда никакая сила не заставила бы казаков воевать, а не демобилизоваться. Если же совершенно ненужное честное слово было взято, то и осталось нерушимым.

И, наконец, последний, самый распространённый, обобщённый вариант легенды: с Краснова взяли слово не воевать с большевиками вообще. Когда упор делался на освобождении под честное слово, только этот вариант и рассматривался. Теперь всё иначе: освобождение генерала являлось поручением возглавить расползающиеся остатки корпуса для его благополучной ликвидации. Соответственно, обещание обусловливалось возвращением полномочий комкора. Но брать с Краснова честное слово, что он не повернёт 3-й корпус против советской власти, равносильно требованию пообещать, что Енисей впадёт в Карское море. Краснов точно не мог продолжить войну во главе 3-го корпуса, с кем же тогда он мог поднять мятеж?

Загадка честного слова упиралась в тайные переговоры с Троцким, начиная с 1 ноября, в беседы с Крыленко при Крупской, в содержание допросов до 5 ноября. В них кроется правда о том, как, кто и чьё честное слово нарушил. Пункт 9 договора, подписанного Красновым и Дыбенко, гласил: «Обе стороны дают честное слово, что над ним [Керенским] и вообще ни над кем не в коем случае не будут допущены никакие насилия и самосуды» [45, с.719]. Как и П.Краснова, Я.Миллера допрашивали Антонов и Крыленко, они освободили его, не возвратив оружие [60, с.374].

Поразительное обстоятельство: всю правду о Краснове в те дни могла знать от Валентины Чеботарёвой Царская Семья в Тобольске. Нельзя не привести выдержку из письма Великой Княжны Татьяны Николаевны 9 декабря 1917г.: «Дорогая моя Валентина Ивановна. Получили ли Вы моё письмо от 29-го? Будьте добры передать это письмо нашему князю. Вам теперь, наверное, скучно без Л.Ф.? Но это лучше, что они вместе» [74, с.249]. Царской Семье стало известно, что после долгой разлуки, вызванной войной, супруги Красновы воссоединились.

Письмо Краснова 10 декабря окончательно опровергло легенду Сталина. Не удивительно, что М.Д.Бонч-Бруевич, читавший его, в воспоминаниях, написанных ещё при Сталине [28], но опубликованных позднее, сообщил о капитуляции Краснова, о бегстве Керенского, переодетого сестрой милосердия, но не о честном слове генерала Краснова.

Крыленко утверждал: Краснов «в Смольном клялся словами русск. генерала, что он не изменит рабочим и крестьянам» [37]. Я больше поверю самому генералу: «мы не преследуем никаких целей, но стремимся только к порядку и к тому, чтобы штаб не был бесполезным бременем для государства» [41]. Вот что Краснов объяснял комиссарам в Смольном. Но если Крыленко не врёт, то и здесь нет нарушения слова русского генерала – рабочим и крестьянам П.Н.Краснов не изменял. Точно как обезоруженные юнкера, которых в Зимнем дворце будто бы спрашивали перед тем как отпустить: «Ну что, будете ещё подымать оружие против народа?» Те по очереди обещали «Нет» [59, с.129]. Лидия Фёдоровна Краснова после полувека супружеской жизни, 6 ноября 1947г. писала о П.Н.Краснове: во все проведённые вместе годы, давая обещание, он никогда не нарушал своего слова [46, с.67].


III


По сравнению с реальными поступками генерала Краснова, повторяемое красными обвинение в нарушении честного слова кому-то может показаться несущественным. Но сталинская легенда употребляется до сих пор, и давно надлежало подвергнуть её справедливой критике. Только так можно очистить Историю от загромождения недостоверными штампами. Слишком многие русские герои, убитые революцией, получали от неё клеветнический ярлык, дальше которого не позволялось видеть и думать. Среди таких героев надо прямо назвать Императора Николая II, Его Супругу и Детей, министров В.К.Плеве, И.Л.Горемыкина, Б.В.Штюрмера, генерала П.Н.Краснова, крестьянина Г.Е.Распутина.


21 декабря Краснову пришлось снять генеральскую форму и переодеться в штатское. Ту же драму в начале января 1918г. пережил Государь в Тобольске: как и Краснов, Он считал оскорбительным снимать погоны и сменил шинель на полушубок. В Великих Луках Петр Николаевич ежедневно ездил верхом, его узнавали и в штатском, «раз за мною погнались солдаты с ножами, другой раз в деревне стреляли по мне».

Даже учитывая покушения, теперь настала первая длительная передышка, в которой можно было заняться трудом писателя. По свежей памяти он создал «Описание действий 3-го конного корпуса под Петроградом против Советских войск с 25 октября по 8 ноября», со всеми приказами и телеграммами, которое отпечатали тиражом в сто экземпляров. Писал генерал явно не по заказу большевиков – для Истории. Скрытность Краснова и цензура обстоятельств не позволяли ему писать всю правду, но что-то (немецкие инструкторы?) красным так не понравилось в «Описании», что они позднее «с особенным усердием искали и уничтожали эти книжки» [33].

1918-й Бунин встретил строчками на 1 января: «Кончился этот проклятый год. Но что дальше? Может, нечто ещё более ужасное. Даже наверное так» [9]. Прогнозы генерала едва ли были оптимистичней.

Полевой штаб республики отказал в переправе штаба корпуса на Дон, и в середине января «Краснов обманным путём погрузил оставшиеся части Уральского полка, штаб и вооружение 3-го конного корпуса в эшелоны и направил их к Каледину. Но эти эшелоны были задержаны в Царицыне» [41]. Рискуя быть узнанным солдатами, в чьей ругани кроме фамилий Каледина и Корнилова генерал узнавал и свою, он прибыл в Царицын 28 января. Надо сказать, Краснову, как и Корнилову, поход на Петроград придал излишнюю известность в массах.

Ляхов Н., один из Детей русской эмиграции, рассказывает о своём пути из Астрахани в Новочеркасск: «В то время, когда мы ехали по железной дороге с поддельными документами и под чужой фамилией, в том же поезде ехали большевистские солдаты, ограбившие наш дом и рассказывающие об этом. Здесь я наглядно видел, что означали все эти мерзавцы большевики вместе с различными социалистическими партиями, которые развалили Россию, лишив её Венценосного Правителя в лице Его Императорского Величества Государя Николая II, лишив таким образом Россию её вождя. Они ввели вместо самого лучшего и справедливого монархического правления распущенное и ничего не делающее республиканское правление. Они сделали Россию, которая была грозной и славной монархией, жалкую республику» [21].

Кто такие большевики, Краснов имел возможность понять пораньше, но, вероятней всего, именно в поезде до Царицына родилась идея пролога к роману «От Двуглавого Орла к красному знамени» [34]. А вот чужой фамилией и поддельными документами он обзавёлся только в Царицыне: стал артельщиком Семёном Никоновым, отправляющимся на юг закупать рыбу (Семён Иванович Никонов – имя сурового капитана, ротного в Павловском училище, прозванного «косоглазым Семёном»). В Царицыне Краснов узнал, что если бы отправился с казаками, был арестован красногвардейцами, поскольку за самовольное отправление его приговорили к смертной казни и искали в эшелонах бывшего конного корпуса, а по станциям разослали его портреты. – Опять же, если бы Краснова «освободили» под честное слово, то он мог ехать куда угодно. Сталинская легенда неприменима к реальности.

Везение сопутствовало генералу Краснову, он выжил и пробился на Дон. В Великокняжеской станице нашёл знакомых офицеров, Ажогина и Карташова; рядовые казаки разошлись по домам. Ажогин остался в Великокняжеской, где был арестован большевиками 2 февраля, сидел в царицынской тюрьме, освободился под выкуп – без честных слов; потом сражался на стороне белых, был ранен, эмигрировал и дожил до 26 декабря 1983 года [72]. Избегнувший ареста Краснов ночью 31 января на берегу Дона, в станице Богаевской, узнаёт о гибели Каледина. Считавшийся «второй шашкой» России, после Крымова, он застрелился, сказав перед смертью: «Господа, короче говорите. Время не ждёт, ведь от болтовни Россия погибла!».

«Я не могу больше говорить, первый раз нервы изменяют мне. Я выхожу на улицу, и долго мы ходим вдвоём с женой по узкой тропинке на берегу Дона». Наступило утро, и Краснов поехал в соседний Новочеркасск встречать нового атамана. Анатолий Михайлович Назаров поручил Краснову создать дружины для обороны Новочеркасска, согласно своему первому приказу о всеобщей мобилизации казаков. Но желающих дать отпор красным не нашлось. На десятый день безуспешных стараний атаман Назаров вызвал его к себе, в помещение областного правления. В замусоренном здании и замусоренной комнате Краснов нашёл Назарова, походного атамана Попова (Пётр Харитонович, не недавний исполняющий должность начальника штаба 3-го конного корпуса С.П.Попов) и полковника Сидорина. Назаров говорит генералу, что Ростов взят Антоновым-Овсеенко в ночь с 10 на 11 февраля, и скоро та же судьба постигнет Новочеркасск. Поэтому Назаров поручает Краснову попытаться создать дружины в станице Константиновской, чтобы ударить оттуда и отрезать красных от войсковой столицы. Пётр Николаевич, не сумевший выполнить задание насчёт дружин в Новочеркасске, высказал сомнение в том, что это возможно, но другого выхода не было. Назаров пообещал, что прибудет в Константиновскую вслед за Красновым вместе с членами Круга, но это ему не удалось. Перенести заседания Круга и двигаться со всеми силами в Константиновскую Назаров предлагал ещё 9 февраля, а уходить в степи, подобно добровольцам, предлагал П.Х.Попов. Оба плана пытались воплотить: послали Краснова, потом полторы тысячи донцов выступили из Новочеркасска в Сальские степи, но атаман Назаров остался в Новочеркасске, где был арестован и расстрелян через пять дней, 17 февраля.

«Станица Константиновская лежит на реке Дон в девяноста верстах от Новочеркасска в глуши степей. Железной дороги к ней нет, и сообщение поддерживается летом пароходами по Дону, зимой лошадьми по степным шляхам на станцию Тацынскую или прямо на Новочеркасск. Станица хлебная и виноградная, очень богатая, в ней много каменных домов, электрическое освещение, водопровод, что, впрочем, не мешает ей утопать в садах, иметь маленькие домики, окруженные службами, чахлый станичный бульвар, место сбора всей станицы по вечерам, именуемый «брехалкою», и жить тихой, размеренной жизнью, полной мелких будничных сплетен и разговоров о цене на рожь, о том, что кислое молоко дошло до 2-х рублей за корец, о том, у кого отелилась корова, а у кого покрали кур» [32]. Сюда добрался генерал вечером 11 февраля с пятнадцатью офицерами, и узнал: советская власть будет здесь уже ночью и никакой борьбы не стоит ждать. Краснову опять повезло с разницей в несколько часов в его пользу, которые осталось употребить на то, чтобы не попасть под арест в четвёртый раз, по собственному подсчёту генерала (включая Великие Луки). Его адъютант Иосиф Кульгавов пристроил Краснова у одной богатой вдовы, которая согласилась укрыть у себя генерала, пренебрегая тем, что ей грозило за это. Она же спрятала его револьвер, погоны и орден св. Георгия.

При таких обстоятельствах Краснов ушёл в подполье, и удивительно, что находятся люди, способные упрекать его за это. Не любивших Краснова было и остаётся довольно много, понятно отношение к нему красных тогда и теперь, но когда в безосновательную критику включаются монархисты, это необычно. На самом деле, всегда полезно взглянуть на ситуацию с разных точек зрения, рассмотреть даже самые парадоксальные версии, и по набору аргументов убедиться, может ли версия существовать. Статья Петра Мультатули «Наследники Курбского» даёт возможность узнать, что получится, если интерпретировать факты, оторванные от обстановки, “во вред” генералу. Антиподом Краснову при такой трактовке ставится Иосиф Сталин. Следует считать, что любая версия имеет право на существование, если она доказуема, поэтому одной ссылкой на дикость постановки вопроса отделаться нельзя. Так что обозначу пункты, развёрнутые ответы на которые расставлены хронологически в биографии генерала. Здесь – по возможности кратко.

1) «По своим политическим убеждениям Краснов заявлял себя как монархист. Что не мешало ему повторять грязные сплетни и клевету на Государя и особенно на Государыню. Эта клевета нашла отражение и в романе Краснова «От двуглавого орла до Красного знамени».

Характерна неточность передачи заглавия романа «От Двуглавого Орла к красному знамени» – романа, бесспорно, сильно испорченного клеветой. Причины повторения Красновым грязных сплетен, даже подробнее чем следовало, объяснены в главе «Заговор против Императора»: в начале 1916г. генерал попал в плен общественного психоза. Кроме названного романа, П.Н.Краснов нигде не повторял сплетни и клевету на Царскую Семью.

2) «Февральский переворот и свержение Императора Николая II Краснов встретил спокойно, высказывал необходимость конституционной монархии. «Мы верили, - писал он, - что великая бескровная революция прошла, что Временное правительство идет быстрыми шагами к Учредительному собранию, а Учредительное собрание - к конституционной монархии с великим князем Михаилом Александровичем во главе». Если Краснов был искренен, когда писал эти строки, то следует признать, что выдающимися умственными способностями он не отличался».

Перед цитируемым «мы верили», Краснов поясняет почему: при Монархии никакого разложения Русской Армии не было, на фронте он не мог знать, куда идёт Россия, пока его часть не была отозвана в тыл. «Ни у кого не было и мысли, что Россия может без Царя». Но затем Краснов увидел: демократизация уничтожает страну, и развращение народа противоположено даже конституционной монархии.

3) «Странная логика была всё-таки у Краснова! В 1917 он был готов идти защищать масонскую марионетку Керенского, узурпатора и губителя России, которого якобы последняя «избрала и пошла за ним», но в 1941 та же логика не подсказала генералу выступить на стороне Сталина!»

Не зная Петра Валентиновича Мультатули как автора превосходных книг по истории Великой войны, можно было бы усомниться в уровне его умственных способностях. Начало Белой борьбы можно свести к защите лично Керенского, только если сильно этого хотеть. Наконец, желать Краснову в 1941-м выступить на стороне Сталина можно только в полном отрыве от действительной ситуации, желать такое возможно, игнорируя весь образ мыслей генерала, окружающую обстановку в Германии, происходящее в СССР, – забыв историческую последовательность, считать, что Краснов обязан был руководствоваться представлениями о войне с Германией, которые сложились после 1945-го. В 1917-м Керенский был живым символом демократической безвластности, непрофессионализма и лживости. Сталин в 1941-м – автор и руководитель системной коммунизации, массового уничтожения русских и всего оставшегося от России. Ни одну историческую личность невозможно понять, если отбросить из рассмотрения события, происходившие вокруг неё... Необоснованно Мультатули в осуждение Краснову бросает и следующий упрёк, из-за которого я поместил разбирательство именно сюда:

4) «После поражения Керенского Краснов бежит на Дон, в Новочеркасск, где фактически бездействует. И тут же пытается организовать казачество под своим командованием. Отчасти это объясняется большевистскими симпатиями в то время среди донского казачества, отчасти личными качествами Краснова. Он даже не пытается принять участие в героическом «Ледяном походе» корниловцев, не вступает в Добровольческую армию. Краснов живёт частной жизнью под вымышленной немецкой фамилией».

Игнорирование исторических реалий в угоду абстракции в этом пункте играет решающую роль, как и в предыдущих. Если кто и виноват в том, что Краснов не вступил в Добровольческую армию и не ушёл в Первый Кубанский поход, то это сама Добровольческая армия и персонально Корнилов. После взятия большевиками Ростова Корнилов отступил на станицу Аксайскую, а оттуда на Ольгинскую, оставив беззащитным Новочеркасск. Краснов, приехав на Дон, поступил в распоряжение атамана Назарова, и по его личному приказанию отправился в станицу Константиновскую. Что же, генерал должен был предать Назарова и бежать к добровольцам? Если не связанный приказом атамана донской писатель И.А.Родионов сумел бежать вечером 12 февраля из Новочеркасска и даже догнать добровольцев, чудом избегая смерти, то у Краснова такой путь проделать не было решительно никакой возможности. «Я говорил с Корниловым. Драться за Новочеркасск они не будут, говорят, если казаки не хотят за него драться, то и мы не будем. Уходят» [32], – сказал Краснову Назаров при их последней встрече (в настоящем диалоге между ними, не в том, который выдумал для своей книги А.Смирнов). 13 февраля в Ольгинскую приехал П.Х.Попов и изъявил согласие подчиниться Корнилову, если он не покинет Дон. Последовал военный совет, на котором природные и экономические условия Кубани сочли более подходящими для армии, и Корнилов повёл первопоходников на юг. 17 февраля из ст. Мечетинской Корнилов послал предложение Попову объединиться, то есть бросить Дон. Походный атаман ответил отказом [«Вопросы истории», 2006, №6, с.74].

Это был первый случай, когда Добровольческая армия оставила донцов, но не последний. И после поступка Корнилова в 1918 году последует аналогичная реакция казаков – если Добровольческая армия не хочет наступать на Москву, то и мы не будем. С этого момента разошлись пути Краснова и Добровольческой армии, но Корнилова Краснов ни разу не осудил. Они встречались всего раз в Могилеве, с тех пор взгляды Корнилова не изменились. Как при Временном правительстве он агитировал против Монархии, так и при большевиках. С.М.Пауль о январе 1918г.: «Говорит Корнилов спокойно, размеренно, характерна неменяющаяся интонация голоса. Чувствуется, что слова глубоко искренни, одухотворены. Сквозит горячая, всеобъемлющая любовь к родине, кажется, что за неё он готов отдать последнюю каплю крови. И слова его действуют, доходят до глубины души! «Я – республиканец; если в России будет монархии, то мне в России места не будет» ». Корнилов держал при себе эсера-агитатора Ф.Баткина. Под патронажем Колчака и Гучкова студент Фёдор Баткин с начала революции разъезжал по стране, агитируя за Временное правительство [73, с.82]. Офицеры ненавидели его и даже готовы были убить [19, с.237]. Баткин выступал с речами в станицах, объясняя цели и задачи Добровольческой армии и Первого Кубанского похода гораздо дольше и чаще, чем Алексеев и Корнилов, по своей натуре агитатора. Постоянно используя революционные шаблоны очернения «старого строя», Баткин закономерно вызывал недовольство офицеров Корниловым. Считать Корнилова монархистом столь же нелепо, как писать: «Баткин был настоящим монархистом, черносотенцем» [43, с.28].

Республиканские убеждения Лавра Корнилова, признанного вождя добровольцев, уводили его армию в тупик. Знаменательны трения между ним и Алексеевым, едва ли не главным организатором мартовского переворота, которому триумф демократии показал, чем была Монархия, и чем оказались её враги. Алексеев не сразу отошёл от феврализма, но убийственные последствия демократизации заставили его раскаяться. В качестве второго лидера армии, он делил с Корниловым симпатии окружающих офицеров. Их было двое, несших на себе немалую ответственность за успех большевизма. Алексеев помог заставить Императора отречься, Корнилов своим восстанием, вызванной им дезорганизацией армии, мобилизацией большевиков под лозунгом борьбы с генеральской контрреволюцией, сделал реальной удачу переворота в октябре. Член Политбюро ЦК с 10 октября 1917г. А.С.Бубнов вписал в историю РКП: «Наша партия, пережившая после июльских дней остановку в росте, даже нередко упадок, после заговора Корнилова, с сентября месяца начинает расти с ускоряющейся быстротой» [8, с.41].

Эти двое, Алексеев и Корнилов взяли под арест Государя и Царскую Семью. И именно эти двое первоначально возглавили Белую борьбу на Юге. Только на первом этапе борьбы «монархизм» Алексеева и «демократизм» Корнилова, как пишет Деникин, не имел значения для всей армии, не обсуждавшей политические задачи. Численность добровольцев пока не позволяла ставить им вопрос, за какую Россию они сражаются, но со временем вопрос должен был подняться, и курс Корнилова вошёл бы в противоречие с армией, которая знала и любила только одну Россию; правление республиканцев лучшим образом настраивало против демократии. Но Корнилов вёл не только в идеологический тупик, но и в военно-стратегический. Упорный штурм Екатеринодара показал расхождение путей Корнилова и Добровольческой армии с этой, решающей стороны. Выход из Корниловского тупика был получен вместе с гибелью Корнилова, он должен был умереть, иначе погибла бы Добровольческая армия...

Чудом спасшийся в станице Константиновской генерал Краснов, в сложившихся обстоятельствах, не мог продолжать вооружённую борьбу с большевиками. Ему осталось обратиться к перу – чего он так долго ждал. За годы войны и революции он мало мог писать, и теперь надо было навёрстывать упущенное. Написанное Красновым – его подлинное «честное слово» – слово писателя. В своих книгах генерал был честен, рассказывая увиденное лично им и его знакомыми. Если в мемуарах «На внутреннем фронте» Краснов счёл нужным скрыть свои отношения с верхушкой коммунистов, то правдивость остального можно установить по воспоминаниям лиц, бывших рядом с ним, как и по другим источникам. В Константиновской, под угрозой в любой день быть найденным и убитым, он написал поразительно много: примерно две части (первый том) эпопеи «От Двуглавого Орла к красному знамени», рассказы «Степь» и «Восьмидесятый», роман «Амазонка пустыни». Об этом Краснов рассказывал почти как Шатобриан о 1814г.: «Сегодня мы сочиняем иначе – вольготно расположившись в своих кабинетах и опасаясь самое большое нападок газетчиков, а в ту пору я запирался на ночь в своей спальне, прятал рукопись под подушку, а на ночной столик клал пару заряженных пистолетов: эти две музы охраняли мой сон» [75].

В феврале об увиденном на Дону он пишет «Степь» (посвящая её адъютанту Кульгавову) о лошадином царстве, конном заводе, уничтоженном революцией. О ненависти, поделившей Россию на «буржуев» и разрушителей под именем трудовой демократии. Об убитых “капиталистах”: «Капиталисты эти были очень бедно одеты, были очень молоды и походили на переодетых офицеров, которые разбежались по степи спасаясь от своих казаков и солдат, с которыми они три года провели в суровой обстановке мировой войны». Пала вера и погибла Россия, от врага внутреннего, сделавшего то, что не могла ни одна зарубежная вражеская страна. «Они разрушили всю великую Россию, они уничтожили её Армию и вместо славы победы дали несмываемый позор поражения. Свои... Сами... Своими руками... Он не может сказать: «Отче, отпусти им, не ведают, что творят...» Сил нет. Они знали... Им говорили... Они не верили...» [35].

«Восьмидесятый» написан в марте и напоминает «Сорок первый» Бориса Лавренева только подсчётом убитых и гражданской войной. Что переживал Краснов, задумав и написав рассказ о мести офицера за убийство солдатами его родных и всех офицеров полка?.. Этим рассказом Краснов впервые ввёл в литературу одного из Кусковых – героев его эмигрантских романов «Опавшие листья» и «Понять – простить». Такой стала литературная месть генерала убийцам-солдатам, – переложение искусственно вызванной партийной ложью классовой борьбы на бумагу, иллюстрация достижений Ленина, с 1914 года призывавшего поднять знамя гражданской войны, объявлявшего это долгом настоящего социалиста.

Краснов, так или иначе, в качестве писателя перекладывал на бумагу всю свою жизнь: все мысли, познания, личные встречи и впечатления. Для контраста с наступившим смутным временем он написал «Амазонку пустыни» – роман о любви и жизни, с персонажами и обстановкой, взятыми из опыта пребывания на рубеже Китая во главе своего первого полка у подножия Хан-Тенгри, горы, считавшейся тогда величайшей на планете. В 2006г. по этому роману был снят фильм «Золото Кольджата». В сей отечественной экранизации из «Амазонки пустыни» сохранены только место действия (горы Кольджата и Кольджатский пост), окружающая обстановка и имена героев. Всё остальное подверглось изменениям, удалениям и замещениям. Почти все имена взяты у Краснова, только Иван Павлович Токарев превращается в Ивана Федосеевича. Невыносимо жаль, что сценаристы и создатели фильма полностью, до неузнаваемости перекроили личности героев романа вместе со всеми сюжетными линиями. Непонятно, зачем они так поступили. Желай они создать своё произведение, ничего не стоило бы заменить имена, и от Краснова осталось бы только уникальное место действие. Не вымышленное, оно полностью соответствует историческим реалиям и потому не может считаться только Красновским. Если же имена оставлены в честь Краснова и его романа, то почему тогда на протяжении всего фильма в титрах