Генерал краснов. Монархическая трагедия. Блейз Честное слово генерала
| Вид материала | Документы |
- Убиты и… забыты, 789.98kb.
- Одним из героев Отечественной войны 1812 года был выдающийся русский генерал Барклай-де-Толли, 34.52kb.
- Петр Николаевич краснов всевеликое войско донское, 2433.88kb.
- Нет, вы слышали? В промсвязьбанке сезонное снижение ставок по автокредитам! Говорю, 19.58kb.
- Классный час на тему: «Что такое дружба?», 27.58kb.
- Честное слово банкиров и директоров, 32.15kb.
- П. Н. Краснов Нижеприведенный исторический очерк, 5150.09kb.
- Б. Обама тримає слово, 155.62kb.
- Основные вехи жизни и творчества, 364.91kb.
- Честное слово, 09. 10. 2007, 57.48kb.
4 ноября комендант Гатчины Семён Рошаль передал Великому Князю Михаилу Александровичу приказ ВРК об аресте и переводе в Петроград. Великий Князь, знавший Краснова около 20 лет, всё время его похода находился в Гатчине, чем воспользовался Центробалт 27 октября. С Красновым и Керенским он не виделся, единственный раз его секретарь Николай Джонсон ходил в Гатчинский дворец за новостями вечером 30 октября. Михаил Александрович с женой и детьми собирался уехать из Гатчины на двух автомобилях, но слишком долго паковал вещи – всю ночь и день 31 октября. Вечером красные матросы захватили его автомобили, на одном из них 2 ноября привелось поездить Чеботарёву. В 17ч.30м. 5 ноября на тех же автомобилях Рошаль отвёз семью Великого Князя в Петроград, где ему запретили покидать город, но не держали «под строжайшим домашним арестом», как приказал Савинков Полковникову 21 августа. 24 ноября Михаил Александрович добился приёма у В.Д.Бонч-Бруевича и получил от него бланк на свободное проживание. Честного слова не требовалось. СНК мог отдаться политическому террору только после разгона Учредительного собрания и заключения мира с Германией. Сразу после Бреста, 7 марта 1918г. Михаила Александровича арестовали по приказу Урицкого, посадили в Смольном институте и по постановлению СНК отправили в Пермь. Там расстреляли [Розмари и Дональд Кроуфорд «Михаил и Наталья. Жизнь и любовь» М.: Захаров, 2008, с.481-502].
Теория «честного слова» могла быть доказана или опровергнута точным выяснением произошедшего 7 ноября, но существенней всего окажется содержание дней следующих – объясняет их теория «честного слова» или не допускает. 7 ноября Юрий Готье занёс в дневник слухи, будто Корнилов и Каледин окружают Москву, а Владимир Ленин поменял петроградского главнокомандующего Муравьёва на Антонова-Овсеенко [11, с.39]. В этот день генерал П.Н.Краснов в форме, с погонами и оружием уехал на машине корпуса с женой и начальником штаба в Новгород, на поезде приехал в Великие Луки, откуда по стране разъезжались его казаки.
Протокол №7 заседаний ВЦИК за 7 ноября в 1918г. по неизвестным причинам не был опубликован. Разумеется, сообщение об отъезде Краснова там скрываться не может, но когда 8 ноября Каменева заменил во главе советского государства Свердлов, Троцкий так объяснил ВЦИКу причину неблагоприятной военно-политической обстановки для ведения мирных переговоров: СНК в первые дни не укрепился, сведений из провинции не имелось, «под Петербургом стоял отряд Краснова и возможно было предполагать, что за ним придут другие отряды». С натяжкой можно предположить наличие недавнего повода, напомнившего 8 ноября Троцкому о Краснове, по аналогии с Лениным – 4 ноября: «Мы спросили Краснова, подписывается ли он за Каледина, что тот не будет продолжать войны». Ленин не сказал только, сам ли он задавал Краснову такой вопрос. И не сказал, что Краснов подписался хотя бы за себя.
Генерал застал свой родной 10-й Донской казачий полк и пережил глубокую обиду, потому что казаки побоялись взять с собой своего командира. «Яд большевизма вошёл в сердца людей моего полка» [33]. Русский философ Иван Ильин в эмиграции так назовёт свою брошюру: «Яд большевизма» (Женева, 1931), определяя большевизм как разложение духа, разнузданную алчность, политическую и нравственную распущенность. Всё вместе это – духовная болезнь, порождение гедонизма, общечеловеческой политической бессовестности «как она имеет место в современных парламентских демократиях» [И.А.Ильин «Собрание сочинений в 10т.» М.: Русская книга, 1998, Т.7, с.155].
А.А.Смирнов пишет: генералу повезло, что однополчане не взяли его, «а вот его коллеге, донскому историку и писателю подъесаулу Пузанову, с подчинённой сотней следовавшему в эшелоне домой, не посчастливилось. Поезд дошёл до Миллерово, крупной станции в пределах Донского Войска... Дальше солдатский комитет не пропускал, пока станичники не выдадут своих офицеров. В эшелоне их всего было трое: сотник Пузанов и двое молоденьких подхорунжих... Он верил в преданность казаков, не раз выручавших его под огнём неприятеля», но казаки вытолкнули их на перрон, солдаты сорвали погоны, ордена, и расстреляли [Смирнов А.А. «Вожди белого казачества. Атаман Каледин» СПб.: Нева, 2003].
Д.С.Бабичев писал о некоем Пузанове, на первом донском казачьем Круге защищавшем «священные права казаков на земли». Тот же автор утверждает: «Казаки 10-го Донского казачьего полка ещё накануне сражения [Пулковского?], прибыв в Гатчину, при содействии царскосельского Совета вступили в переговоры с Петроградским ВРК и получили от него согласие отправиться на Дон для разгрома контрреволюции» [Д.С.Бабичев «Донское трудовое казачество в борьбе за власть Советов» Издательство Ростовского университета, 1969, с.159]. Выдуманное революционное рвение сравнимо с утверждением, будто в мае Краснов ездил за директивами к Корнилову, казаки 17-го Донского полка арестовали его, и «за свои монархические взгляды Краснов был изгнан казаками из дивизии» (с.98,127).
Краснов остался в Великих Луках: «Я считался командиром 3-го кавалерийского корпуса, со мною был громадный штаб, и при мне было казначейство с двумя миллионами рублей денег» [33]. Незаметное, неоднозначное слово – считался. Кем – казаками? Или элементарно – считал себя? Признание бегства Краснова прежде исключало иное прочтение. Допустив правоту Чеботарёвых и признав: «Красное командование выпустило Красновых», мы подойдём вплотную к тому, о чём через 10 лет после Чеботарёва написал советский историк И.С.Лутовинов.
В его 88-страничной книжке 1965г. признаётся десятикратное преобладание сил красных под Пулково (10 000), но предлагается фантастическая версия ареста Краснова матросом Дыбенко и ничего не говорится о честном слове генерала [42]. Насколько личность генерала Краснова не интересовала историков, показывает повторение нелепой выдумки Дыбенко Белоцким ещё через 33 года [7, с.124]. Лутовинов тоже не изучал неудачи арестов Краснова. В 1973г. он опубликовал статью «Крах попытки антисоветского мятежа». В ней сообщается:
СНК дал указание ВРК перебросить части корпуса из Гатчины в Великие Луки. Донской комитет, по «указке» Краснова требовал выполнения соглашения с Дыбенко и оставления оружия в частях корпуса. ВРК разрешил, постановив ждать разрешения об отправке на Дон в Великих Луках [41, с.201]. Досюда всё соответствует белогвардейской записке Ажогина [72].
Но дальше: ВРК освободил Краснова, «давшего» (Кому? Где? Когда? Какое?) «честное слово» и «разрешил ему вернуться к исполнению обязанностей командующего 3-м корпусом» (ЦГАОР, ф.1236, д.27 л.14) [41, с.202].
Вот это да!.. Краснов сохранил за собой 3-й корпус после участия в мятеже Корнилова, когда дело не дошло до боевых действий. Невероятно, но факт: Совет народных комиссаров подтвердил назначение Корнилова и Керенского после повторного участия Краснова во главе корпуса в наступлении на Петроград, в наступлении, на сей раз сопровождавшемся захватом городов и крупными людскими потерями со стороны “победителя”, который решал судьбу проигравшего Краснова.
Подтверждение статуса командира 3-го конного корпуса объясняет, почему красные выпустили генерала, почему он уехал на машине корпуса при оружии и в форме, почему располагал казной и кем «считался» командиром корпуса. Не заботясь о «честном слове» и самом генерале, Лутовинов пишет про «Крах попытки антисоветского мятежа», вместе с тем приводя выдержки из документов, подтверждающие официальный статус генерал-майора П.Н.Краснова при советской власти: в Великих Луках Краснов пытался вызвать к себе 1,4,12 и 43 казачьи полки. «Правительство Народных Комиссаров не разрешило их выводить из Петрограда и Финляндии» (ЦГВИА, ф.2003, оп.1, д.533, л.323) [41, с.202].
9 ноября нарком по военным делам прапорщик Крыленко стал новым главковерхом. Духонина предлагали заменить М.Д.Бонч-Бруевичу, но этот знакомый Краснова предпочёл стать начальником штаба. На Северный фронт Крыленко поехал с отрядом в 59 матросов и красногвардейцев, включая Тарасова-Родионова [38, с.290]. Вечером 11 ноября Крыленко приехал в Псков и предложил Черемисову явиться к нему [28, с.522]. Предупреждённый телеграммой «Еду специальным поездом №409. Жду вас на вокзале». Черемисов на вокзал не явился [52]. Крыленко дважды посылал адъютанта и в обоих случаях Черемисов «под разными предлогами» отказывался явиться к главковерху. Тогда Крыленко прислал письменный приказ об отстранении Черемисова. «Через несколько дней и Черемисов, и Болдырев были арестованы и препровождены в Петроград в тюрьму» [38]. Н.П.Окунев, 17 ноября: «Духонин объявлен Лениным-Троцким “врагом народа”, Черемисов арестован» [49, с.111]. По сообщению «Русских ведомостей», 14 ноября Черемисов не признавал СНК законной властью и в силу воинской дисциплины ставил над собой только Духонина.
По-видимому, подтверждение Совнаркомом полномочий Краснова не попало ни в советские, ни в либеральные газеты. Ростковский обязательно включил бы в свой подробный обзор прессы такое сообщение – 2 ноября он не верил в отступление и бегство Керенского, находя косвенные признаки присутствия вблизи Петрограда небольшевицких войск. Арест Черемисова занесён в его коллекцию по газете «Наша Речь» №1, 20 ноября [60].
Считая главной задачей «удержать позиции фронта», Черемисов во время Красновского наступления, 27 октября просил Духонина не посылать войск, предотвратить гражданскую войну между сторонниками и противниками Временного правительства. Духонин возражал: это может сделать только Керенский. 1 ноября Черемисов вновь просил Ставку отменить «все наряды войск с нашего фронта, так как это может гибельно отразиться на оперативной стороне дела». В последнем разговоре с Красновым, 1 ноября Черемисов высказал пожелание, чтобы его корпус вернулся на прежние места, а не на Дон, пока не объявлена всеобщая демобилизация [48].
По справедливости Черемисов вошёл в Историю как «ярый противник перемирия» [52, с.131]; «вывода Петроградского гарнизона на фронт требовал генерал Черемисов» [53, с.60]. Д.и.н. Г.З.Иоффе без необходимых поправок вторично пересказал враньё Войтинского о Керенском и Черемисове [13], но в России переиздан уникальный труд Мельгунова, разъясняющий позицию Черемисова [44]. Крыленко обвинял Мельгунова по делу Тактического центра [37] и добился постановления о расстреле, историка и его будущие труды спасла первомайская амнистия [49].
Черемисов мог хорошо устроиться у большевиков, сделав вид, что парализовал движение частей на помощь к Керенскому из идейных соображений. Это было бы ложью, но ложь у большевиков – самый ходкий товар. Начальник штаба Черемисова С.Г.Лукирский перешёл на службу большевикам. 22 февраля в числе других генералов его принял В.И.Ленин и поручил организовать оборону Петрограда. Черемисова по этому случаю освободили – на встречах с наркомами Черемисов отмалчивался, а затем эмигрировал в Данию, продолжив занимать нейтралитет в Гражданской войне между белыми и красными – Красновым и Бонч-Бруевичем. 23 февраля 1918г. немцы захватили Остров, в котором 4 месяца назад был штаб корпуса ген. Краснова. В марте Лукирский стал помощником М.Д.Бонч-Бруевича, военного руководителя Высшего военного совета РСФСР. В 1931г. Лукирскому присудили 5 лет заключения в концлагерь, а 2.4.1938г. его расстреляли. Антибольшевицкие идейные убеждения у Черемисова были и остались много сильнее, чем у Лукирского, Балуева, Верховского. Последний в 1937г. писал, что большевики учили истине: нет единого народа, есть острая классовая борьба, а защитники Российской Империи на самом деле – «предатели родины». «Думая служить отечеству, я служил алчной кучке хищников, распинавших родину» [А.И.Верховский «На трудном перевале» М.: Воениздат, 1959]. 16.8.1938г. Верховского расстреляли.
Владимир Львович Барановский, родственник Керенского, возведённый им в генералы и предлагаемый Войтинским на место Черемисова в обход Лукирского, – Барановский по ходатайству комиссара Северного фронта Б.П.Позерна, сменившего Войтинского, 1 декабря 1917г. был освобождён под стандартную расписку: «Я даю честное слово, что 1) не буду противодействовать Советской власти, не буду выступать против нее в 2) явлюсь по первому требованию следственной комиссии». В сентябре 1918г. Барановский добровольно вступил в РККА, умер в лагерях в 1931г.
В декабре несколько офицеров пытались добиться дуэли у Крыленко через газеты, но не преуспели в этом. Крыленко расстреляли 29.7.1938г., и первый красный главковерх в сталинской истории гражданской войны стал безымянным [28]. В «Смерти русской армии» будущий смертник написал ещё о 20 ноября: «Западнее железной дороги от Великих Лук были расположены казацкие части генерала Краснова, только что разбитые под Петроградом» [38, с.293]. После подтверждения сохранения командования генералом Красновым – ещё одно преувеличение. Большевики сочинили штурм Зимнего дворца как французы – взятие Бастилии, но революция требует как можно больше фальшивых легенд. Отступление нескольких сотен казаков Краснова партийные лжецы превращали в разгром. Упоминавшийся Филипп Прайс написал не только о честном слове генерала, но и о 20-тысячной армии Керенского. «Если мы и не разобьём его [Керенского] завтра, то мы во всяком случае его повесим. Ведь вместе с Керенским находится белоказачий генерал Краснов», – сочинил Прайс убеждения рабочего 30 октября [47, с.170]. Желание повесить Керенского из-за Краснова могло родиться в воображении мемуариста только после 1918г.
Ещё одно редкое свидетельство о статусе Краснова оставил 25 декабря 1918г. автор неподписанной статьи «Разинцы» о сформированном при Временном правительстве из добровольцев 4-го Донского казачьего полка и иных частей партизанском отряде Петроградского военного округа. Корнилов перевёл отряд из 2000 человек в Лугу, а после октябрьского переворота он будто бы прибыл в Гатчину по вызову Керенского и присоединился к войскам Краснова, вернувшись в Лугу только после бегства Керенского. Краснов вспоминал о 1-м осадном полке в 800 человек, обещанном Лугой, но ничего о прибытии частей из Луги, «разинцев» или иных. В статье говорится, что после неудачи похода на Петроград атаман отряда подъесаул К.И.Попов ходатайствовал перед С.Г.Лукирским (Крыленко уже устранил Черемисова, но ещё не успел избавиться от Духонина) об отправке отряда на Дон. Боясь ответственности, Лукирский посоветовал обратиться к командиру 3-го конного корпуса генералу Краснову с просьбой включить отряд в 1-ю Донскую казачью дивизию, отправляющуюся на Дон. «К.И.Попов говорил из Пскова по прямому проводу с генералом Красновым; генерал Краснов, не имея ничего против присоединения отряда к 1-й дивизии для совместного следования на Дон, не счёл себя компетентным в разрешении этого вопроса и советовал обратиться к Верховному Главнокомандующему» («Донская Волна», №28, с.4-5).
Своему “большому другу” Алексею Каледину Краснов написал письмо о том, что казаки, сколько их видел генерал, стали небоеспособны, и нужно создавать новую армию из молодых людей, не бывших на войне, и учредить офицерскую школу. Любовь Краснова к письмам воистину вошла в Историю, хотя, казалось бы, такой век, что удивительного... Каледину он передал мысли о том, как можно спасти армию и Россию – и, став атаманом, он будет строго следовать осмысленному осенью. «Ответ от Каледина получился в виде нервно, порывисто написанного на листе почтовой бумаги письма. Каледин соглашался со мною, но писал, что это невозможно, что у него нет власти. Я понял, что он плывёт по течению, а течение несло неудержимо к большевикам» [33]. Чтобы помочь атаману Каледину, Краснов старался отправить на Дон всё имущество корпуса и оставшиеся части. Даже уссурийских казаков хотел отправить на Дон. Может, в отместку за то, что те 1 ноября требовали ареста Краснова, но «Дыбенко заявил, что дело Краснова будет рассмотрено, пока же Краснов остаётся при отряде и никаких насилий над ним чинить нельзя» («Известия», 3 ноября). Попыток ареста, как уже подчёркивалось, было много, и все они не удались. В «Правде» 3 ноября показания Краснова о беседе с Керенским подписаны: «Командующий 3-м корпусом генерал-майор Краснов».
Уссурийцы ехать на Дон, конечно, не хотели, сопротивлялись и добились у Крыленко права уехать к себе на Дальний Восток. Казаки Уссурийской конной дивизии усилили Особый Маньчжурский отряд полковника Г.М.Семёнова. Недавний заместитель Краснова генерал-майор Хрещатицкий стал начальником штаба атамана Семёнова.
Казаками владело только желание уехать домой.
Владимир Станкевич, бежавший из Ставки Духонина в Киев, писал об этом 10 января 1920г.: «10 миллионов людей, воткнувших штыки в землю и повернувшихся спиной к вооружённому до зубов противнику, – это современнее, чем американские танки <...>. Я иногда думаю, что русский нелепый и безобразный мир даже выгоднее, чем Версальский... И, припоминая толпы наших пьяных дезертиров, я всё же думаю, что эти толпы бессознательно шли по исторически правильному пути, ибо они действительно хотели закончить войну. И если они не сделают этого, то только потому, что мы, интеллигенция, не хотим или не умеем помочь им…» [65, с.182]. Интеллигенты-республиканцы не унимались и после всего что пережили, они никак не желали признавать, что толпа была не права и даже может быть не права, что десятки миллионов могут ошибаться, вопреки интеллигентским мечтаниям. Гипотетически, так завлекательно и утешительно можно бы написать, к примеру, в Великих Луках в ноябре 17-го, но никак не 10.1.1920г. в Берлине – после громадных жертв Гражданской войны, доказавшей безумие миллионов и упущенный исторически-правильный путь, самый скорый и прогрессивный – путь Верности и Победы. Об этом предупреждали монархисты, объясняли важность одолеть Германию, говорили: от этого зависит судьба России.
Отказавшись от Самодержавия, народ обрёк себя на страдания и гибель миллионов, с которой не сравнима была тяжесть сражения с внешним врагом. Скоро будет заключен мир, так оценённый Станкевичем: «Создав гражданскую войну идеологически, Брестский мир создал её и стратегически. Необходимость бежать от угрожающей суровой военной репрессии государственной власти заставила чехословаков пуститься в опасный путь переправы с боем через два континента. Оккупация Украины немцами дала возможность приютиться у Чёрного моря Краснову и Добровольческой армии». Большевики не могли не заключить мир, лежавший в основе их пришествия к власти. Нелюбовь к России позволяла интернационалистам расставаться с территориями, которые русские собирали и обустраивали столетиями. В Великих Луках Краснов нигде не находил народной мудрости и мог только укрепиться в своих монархических убеждениях.
1 декабря большевики издали новое «Положение о демократизации армии» об отмене чинов, снятии орденов и погон. Краснов отказался выполнять этот декрет, перед ВРК сославшись на распоряжение из 5-й армии. 7 декабря генерал написал объяснительную в Великолукский совдеп, сообщая: корпус не будет выполнять демократизацию без разрешения штаба Северного фронта. Там же Краснов имел наглость заявить: даже имея такое разрешения, он не станет его проводить до утверждения Калединым (войсковым правительством). Краснов просил совдеп указать гарнизону Великих Лук не вмешиваться в дела корпуса, иначе казачество «сумеет своё отстоять» [41, с.203].
В высшей степени интересно сравнить изложение Лутовинова, пользовавшегося документами партийных архивов Псковской области, с воспоминаниями Краснова 1920г. Следим за датами: «Казаки были как бы государство в государстве, и их пока не трогали, с ними заигрывали. Так, 6 декабря начальник пехотного гарнизона полковник Патрикеев отдал приказ о снятии погон и знаков отличий, сейчас же добавил, что это не касается частей 3-го корпуса, которые, как казачьи, имеют право продолжать носить погоны, так как управляются своими законами» [33]. Эту аргументацию использовал Краснов в конфликте с ВРК и совдепом; начальник гарнизона вполне мог разделять взгляд Краснова.
«С местным комиссаром Пучковым мы жили дружно. Он хотя и называл себя большевиком, но оказался ярым монархистом» (о монархистах у красных подробнее в главе «Гидра контрреволюции»). Лутовинов приводит фразу председателя Великолукского ВРК П.П.Пучкова: «Казаки VI сотни и пулемётная команда 45 Донского казачьего полка не желают оставаться с корпусом генерала Краснова и просят разрешения об отправлении их дальше».
6 декабря отправились домой эшелоны уссурийцев. Казаки 3-го Уральского казачьего полка убегали по одиночке. Зато в Великих Луках объявился генерал-майор Солнышкин – тот самый начальник штаба 3-го корпуса, подписавший 1-й приказ Краснова о сосредоточении 1-й Донской казачьей дивизии в районе Пулково – Царское Село. Михаил Солнышкин (в 1902г. окончил Академию Генерального штаба) с 25 октября исчез, уступив своё место в Истории подполковнику Сергею Попову. Краснов не написал, где прятался начальник штаба корпуса, и с 7 ноября перестал упоминать Попова – теперь “исчез” он. Солнышкина Краснов отправил в Ставку, используя его знакомство с Бонч-Бруевичем (в 1918-м Солнышкин вступит в РККА). Краснов хотел «добиться пропуска для штаба в Пятигорск, для расформирования. Моя цель была остановить эшелон в Великокняжеской и передать всё имущество корпуса Каледину. Имущество было не малое»: 500 тыс. руб., свыше 1000 комплектов обмундирования, вагон чая, вагон сахара, автомобили, радиостанция. По-видимому, Солнышкин передал М.Д.Бонч-Бруевичу письмо Краснова от 10 декабря, опубликованное Лутовиновым в 1973г.:
«Я получил известие, что 3-й казачий корпус будет составлен из 1-й Донской казачьей и 2-й казачьей сводной дивизий, причём обе находятся уже на Дону. Штаб корпуса намечен в ст. Каменской или Великокняжеской, причём корпус, его обе дивизии будут совершенно изъяты из политической борьбы, если бы таковая происходила. Прошу ходатайства Вашего превосходительства ... об отправлении штаба корпуса, т.е. его канцелярий и имущества, в Донскую область к своему корпусу.
Вы изволили убедиться, что я умею честно держать своё слово и, как старый солдат, никогда ему не изменяю. В этом имел случай убедиться и Верховный главнокомандующий Крыленко и комиссары в Смольном институте, вследствие чего Вы можете... смело заверить ВРК и поручиться за меня и остаток моего штаба, что мы не преследуем никаких целей, но стремимся только к порядку и к тому, чтобы штаб не был бесполезным бременем для государства» (ЦГВИА, ф.2003, оп.1, д.533, л.л.323-324) [41, с.204].
Понадобилось много времени для сбора в кучу разбегавшихся мыслей. Документ уникальный. Поликарпову и Голинкову следовало бы ссылаться на публикацию Лутовинова, когда они после 1973г. писали о честном слове генерала – точно читал «Крах» Лутовинова Поликарпов, написавший в 1976г. о Крыленко, но все историки продолжали поддерживать традицию, по которой о нарушении Красновым честного слова сообщается без источника информации. Основоположника традиции И.В.Сталина едва ли можно назвать историком.
Вера Владимирова, достаточно высоко оценённая Мельгуновым и Поликарповым, судя по “морю народной крови”, пользовалась обвинительной речью Крыленко, но не сознавалась в этом [12]. У неё имелись ещё кое-какие источники – именной указатель к «Делу Бориса Савинкова», изданный через год после сборника обвинительных речей Крыленко: «После разгрома казачьего отряда в Гатчине, Краснов был выдан казаками нашим войскам. Отпущенный нами на свободу под обещание не поднимать оружие против Советской власти, Краснов отправился на Дон» [18, с.157]. Тогда же В.А.Антонов-Овсеенко, без дополнительных подробностей, не зная сути дела, впервые повторил перезапущенную речью Крыленко легенду Сталина: «После ряда бесплодных попыток ворваться в Питер, где навстречу ему было произведено юнкерами восстание, генерал Краснов вынужден был сдаться, но был отпущен на честное слово, а Керенский бежал навсегда с политического горизонта России» [В.А.Антонов-Овсеенко «Записки о Гражданской войне» М.: Высший Военный Редакционный Совет, 1924, Т.1, с.9]. В 1929г. историк Н.А.Корнатовский включил в книгу «Борьба за Красный Петроград» полный неуточнений классический рассказ: «Генерал Краснов в октябре-ноябре 1917г. шёл во главе казаков на Петроград и был пленён. Под честное слово не выступать против советской власти он был выпущен на свободу, приехал на Дон». Корнатовский скорее воспользовался подсказками Владимировой, чем Крыленко и Сталина. После 1932г. интервью Сталина и «Краткий курс» – главные и неназываемые распространителями источники легенды. Лутовинова, повторюсь, она не интересовала – письмо