Генерал краснов. Монархическая трагедия. Блейз Честное слово генерала
| Вид материала | Документы |
- Убиты и… забыты, 789.98kb.
- Одним из героев Отечественной войны 1812 года был выдающийся русский генерал Барклай-де-Толли, 34.52kb.
- Петр Николаевич краснов всевеликое войско донское, 2433.88kb.
- Нет, вы слышали? В промсвязьбанке сезонное снижение ставок по автокредитам! Говорю, 19.58kb.
- Классный час на тему: «Что такое дружба?», 27.58kb.
- Честное слово банкиров и директоров, 32.15kb.
- П. Н. Краснов Нижеприведенный исторический очерк, 5150.09kb.
- Б. Обама тримає слово, 155.62kb.
- Основные вехи жизни и творчества, 364.91kb.
- Честное слово, 09. 10. 2007, 57.48kb.
Проверяя всех вероятных свидетелей в расследовании честности генерала Краснова, я не ожидал найти у Н.К.Крупской следующие подробности: в первые дня Октября «излишней мягкости было немало. Дали [!] уйти Керенскому, дали уйти ряду министров, отпустили на честное слово юнкеров, защищавших Зимний дворец, оставили под домашним арестом генерала Краснова, командовавшего войсками наступавшего Керенского. Однажды, дожидаясь кого-то в одной из проходных комнат Смольного, сидя на груде солдатских шинелей, я была свидетельницей разговора т.Крыленко с привезённым в Питер арестованным генералом Красновым. Они вошли вдвоём в комнату без всякой охраны, сели около маленького столика, одиноко стоявшего среди большой комнаты, и стали спокойно разговаривать. Помню, как удивил меня мирный характер их разговора» [36, с.341].
Композиция воспоминаний Крупской позволяет датировать это наблюдение 2-м ноября, ибо сразу она переходит к речи Ленина 4 ноября и затем пишет: бесчестные юнкера восстали 29 октября, а «убежавший из-под домашнего ареста Краснов ушёл на Дон и при помощи германского правительства организовал почти стотысячную белую армию». В воображении Крупской немцы помогли Краснову «сформировать и объединить белоказацкие отряды», чего, конечно, не было.
Надежда Константиновна, вновь подводя нас к Николаю Крыленко, определённо заявляет: юнкера давали честное слово, Краснов – нет. Он – бежал, как и следует из предложения относимого к запискам Крыленко «Смерть старой армии». Самое удивительное не в совпадении – поражает год написания 3-й части воспоминаний Крупской, сообщающей о бегстве Краснова: 1933г.
В этот год все бросились “вспоминать” о честном слове. Вышли новые мемуары В.А.Антонова-Овсеенко – замена троцкистских «Записок» 1924 года; в сборнике 1933г. издания Н.П.Горбунов, секретарь СНК и В.И.Ленина с ноября 1917г. (репрессирован в 1938-м), напоминает: «Вежливы и наивны были большевики вначале до того, что не расстреляли даже Краснова и из «вежливости», поверив его честному офицерскому слову, отпустили его на все четыре стороны» [15, с.126]. Как не напомнить о честном слове генерала, раз в апреле 1932г. о нём поведал всей стране «вождь» в престижнейшем журнале «Большевик», признанном за ведущий партийный орган печати. По убеждению Сталина, высказанному в №9 за 1934г., все статьи в «Большевике» должны иметь исключительно боевой, руководящий, поучительный характер. Н.К.Крупская сама часто печаталась в «Большевике» и не могла упустить из виду знаменитое интервью Сталина.
Тома 5-12 «Сочинений» И.В.Сталина за 1921-1930 годы не содержат публикаций с напоминаниями о “честном слове” Краснова. Пожалуй, единственный раз, когда Сталин серьёзно задержался на имени Краснова, произошёл 13 апреля 1928г. на собрании актива московской организации ВКП(б), где он объявил: «Нет в мире таких крепостей, которых не могли бы взять трудящиеся, большевики». Вспоминая о Гражданской войне, Сталин включил в доклад о Шахтинском деле такие слова:
«У нас были тогда товарищи, которые думали, что военная интервенция была случайностью, что если бы мы не освободили из тюрьмы Краснова, Мамонтова и т.д., то интервенции не было бы. Это, конечно, неверно. Что освобождение Мамонтова, Краснова и других белогвардейских генералов сыграло свою роль в деле развития гражданской войны, – в этом не может быть сомнения. Но что корни военной интервенции лежат не в этом, а в классовых противоречиях между Советской властью, с одной стороны, и международным капиталом с его генеральским охвостьем в России – с другой, – в этом также не может быть никакого сомнения» [И.В.Сталин «Сочинения» Т.11 М.: ОГИЗ, Госполитиздат, 1949, с.56].
Сталин не может без курьёзных обманов: здесь у него освободили даже Мамантова, ни разу не пленённого красными и вовсе не связанного с международным капиталом. Да и Краснов по большевицким тюрьмам никогда не сидел. До интервью с Эмилем Людвигом Сталин с 1918г. не вспоминал честное слово Краснова, этим объясняется “забывчивость” мемуаристов 1920-х. Наконец, в составленных современными сталинистами 14-18 томах его сочинений за 1934-1953, с дополнительными материалами к предшествующим годам, мне не удалось обнаружить сведений о честном слове.
Игнорирование Крупской генеральной линии партии по разоблачению нечестности генерала Краснова носит исключительный характер. Не будь сталинского интервью, оставалась возможность объяснить воспоминания Крупской многократным перепечатыванием в СССР 1920-х годов в сборниках и отдельными книгами мемуаров «На внутренней фронте» (без разрешения автора). В 1926г. С.А.Алексеев (на 1917 год правый меньшевик-оборонец), составитель книги «Октябрьская революция», в предисловии к мемуарам Краснова, оборванным им на октябре 1917г., и в кратком словаре имён не указал на дачу Красновым честного слова, ограничившись освобождением его большевиками.
Но в 1933г. предпочтение Крупской использовать текст Краснова, а не Сталина, выглядит, по меньшей мере, странно, если не предположить, что она действительно наблюдала за беседой Краснова и Крыленко (не подслушала, не запомнила или не пожелала передать её содержание), а потом узнала о бегстве генерала и в 1933г. помнила о бегстве по-настоящему, не как Подвойский, Овсеенко и прочие товарищи.
Убедившись, что все нити ведут к Крыленко, я стал рыть вокруг него. Генерал передал свой разговор с ним на целой странице, предварив её описанием Крыленко: небольшой, невзрачный, тёмнолицый прокуренный прапорщик, называл Краснова «Ваше превосходительство» [33]. Джон Рид объяснял невзрачность постоянной усталостью Крыленко – «приземистая фигура на коротких ногах, в военной форме, без погон и с непокрытой головой» [59, с.177]. В прошлом Крыленко принимал участие в террористической деятельности, в перестрелке с жандармами 10 лет назад был ранен [52, с.122]. О его отношениях с Красновым не содержится сведений в биографическом предисловии к сборнику судебных речей, зато кое-что произнесено самим Крыленко летом 1922г.: «Краснов, Деникин и другая белогвардейщина могли идти и воевать независимо от деятельности партии с.-р.», но «чтобы поднять хотя бы часть действительно народных масс, для этого нужно было, чтобы во главе контрдвижения стояла партия обязательно с социалистическим ярлыком». На суде «Гоцу был прямо поставлен вопрос: знаете ли вы, с кем идёте, что собой представляет тот союзник, с которым вы продвигаетесь на Петроград. Вопрос был поставлен прямо: знаете ли вы, что такое Краснов. – «Да, мы знаем, что такое Краснов», – отвечал Гоц» [Крыленко Н.В. «Судебные речи (избранное)» М.: Юридическая литература, 1964, с.99].
Краснов писал наоборот: «Господа Гоц и Дан. Мне эти имена ничего не говорят. Я их не знаю» [33]. Присосавшиеся к походу Краснова партийцы «все спорили, обвиняли друг друга в ошибках, сплетничали» [28, с.365]. Ничтожество и банкротство всех партийных гигантов мысли закреплено в их собственной писанине: в мемуарах Керенского ни Царь, ни Столыпин не понимали реального положения в России, один Керенский понимал всё и никогда не ошибался [30]. Бежавший к Краснову в Гатчину Чернов в эмиграции выставил себя вечномудрым и вечноправым, а Императора Николая II – бледной копией человека. Провал своей политической карьеры Керенский объяснял предательствами, которых не было, а Чернов – собственным благородством, недостаточными честолюбием и властолюбием. Милюков не отстал от них в диффамационных состязаниях и самохвальстве [45]. Истинность партийных догматов каждого банкрота объяснялась комплексом антимонархических мифов, от Распутина до земельного вопроса.
А.Р.Гоц ещё до 29 октября был арестован на Балтийском вокзале по пути в Гатчину и отпущен под честное слово. При повторном аресте категорически отказывался от своих подписей на прокламациях Комитета спасения [59, с.209,226]. Комендант Смольного Мальков про Гоца: «Привели в Смольный, предложили явиться в комнату №75, в Следственную комиссию. Он дал слово, что тут же явится. Только его без охраны оставили, он и улизнул» [43, с.68]! В 1922г. Абрам Гоц был приговорён к расстрелу, заменённому тюремным заключением. Умер в лагере в 1940г. [65, с.191]
Подлинной причиной «честных слов» была не деликатность и гуманность красных, а физическая неспособность большевиков в первые дни держать всех арестованных под стражей: они даже себе не могли подобрать полноценную охрану. По той же причине своих пленных вынужден был отпускать Краснов по пути в столицу. Генерал передал объяснение Крыленко: «Отпустить вас мы не можем, но и держать вас здесь негде» [33]. Краснов о себе и С.П.Попове: «Мы давно считали, что дело наше кончено и что выйти отсюда [из Смольного], несмотря на все обещания, вряд ли удастся».
Американские журналисты, написавшие о «честном слове» юнкеров и Гоца, не знали об аналогичном обещании Краснова. А.Р.Вильямс, 28 октября просивший у Ленина разрешения на сопровождение отрядов красногвардейцев, выступающих против Краснова [11, с.11], передал слова Джона Рида, обращённые к чекисту Петерсу: «А Краснов! Стоило ли его сажать под арест, чтобы затем выпустить?» [59, с.539]. Тесно общавшийся с Троцким французский капитан Жак Садуль в обширных подневных записях за весь ноябрь не написал ничего о Краснове. Среди прочих иностранных корреспондентов только у англичанина Филиппа Прайса обнаруживается: «Керенский бежал, Краснов попал в плен, но должен быть [?] освобождён под честное слово – рабочие были гуманными даже в отношении наёмников своих классовых врагов (через полгода Краснов присоединился к немцам и образовал на Дону враждебное правительство для борьбы с большевиками)» [47, с.172], – перевод отрывка из первого издания в Лондоне, 1921г.
«Мои воспоминания о русской революции» Прайса представляют собою редкое исключение, но эти «Воспоминания» могут быть объяснены близким знакомством журналиста с советской периодической печатью. Рабочих, как мы точно знаем, никто не спрашивал, так что Прайс механически списал у Ленина великодушие и добродушие рабочих, а у Сталина – честное слово. В августе 1918г. Прайс просился на Восточный фронт красных, а в ноябре беседовал с Лениным о международном положении РСФСР [40, Т.37]. В 1919г. Троцкому взбрело в голову, будто англичанин Прайс вёл большевицкую «агитацию на Мурманском побережье», примечания к сборнику его статей дают опровержение. В 1924г. Филипп Прайс вышел из компартии [69, Ч.2].
До сих пор все свидетельства о «честном слове» Краснова несли в себе внутреннее противоречие (самоопровержение). Казалось, легенду уместнее начать рассматривать в ключе, бежал генерал Краснов или был отпущен без честного слова. Удивительно: Крупская опровергла не только Сталина, но даже Ленина, хотя все её воспоминания старательно сопоставлены с материалами собраний сочинений Ильича, где повторялось: генерал Краснов был освобождён. Это обстоятельство заставляет относиться к воспоминанию Крупской с особенной серьёзностью, но решающий голос остаётся за Крыленко. Не удовлетворяясь единственной фразой Крыленко, цитируемой через третьи руки, я стал искать более надёжные указания.
Ничего о Краснове нет в книге М.И.Матюшина «Преданность. Повесть о Николае Крыленко» М.: Политиздат, 1976. О личных отношениях с Красновым не сказано в биографическом очерке о Крыленко и в статьях о всех первых наркомах [52]. В биографии матроса Павлова, одного из предполагаемых убийц Духонина, вместо предложения «Керенский уже удрал, Корнилов удрал, Краснов также... всех выпускают» обстановка передаётся так: «К матросскому отряду Крыленко отправился лично. Возле вагона, в котором находился под караулом пленённый генерал Духонин, собралась толпа недовольных солдат и матросов. Кто-то распространил слух, что Духонина хотят освободить, как и когда-то освободили генерала Краснова» [М.Р.Рублев «От мичмана до командарма» Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1970, с.29]. Чем руководствовался автор, я не знаю, но, избавившись от Корнилова и Керенского, он добился объединения убийства Духонина с освобождением Краснова.
Подозревая, что в отточии «также...» может крыться ловушка, опрокидывающая мои предположения, я отыскал полный текст «Смерти старой армии», опубликованный тем же В.Д.Поликарповым, который цитировал «всех выпускают».
Крыленко: «Как молния в это время [20 ноября] распространилась по революционным войскам весть, что генерал Корнилов бежал из Быхова, станции верстах в 40 южнее Могилёва, вместе с Деникиным, Эрдели и др., что накануне бежали на лошадях Станкевич, Перекрестов и другие члены Общеармейского комитета. А под Жлобином уже шёл бой [с ударными батальонами]. Этим судьба Духонина была решена. Дальнейшее известно. Духонин был растерзан матросами» [38, с.293].
Искомой фразы с упоминанием Краснова применительно к слухам, носившимся перед смертью Духонина, здесь нет. Ни в пользу бегства, ни в пользу освобождения Краснова – нет, и всё. «Смерть старой армии» надиктована Крыленко в ноябре 1918г. – феврале 1919г. в расчёте на скорую публикацию. Первые выдержки из машинописной копии «Смерти» опубликованы только в 1964г. в «Военно-историческом журнале» №11-12, на эту публикацию в 1976-м ссылался Поликарпов, приводя предложение, отсутствующее в подлиннике «Смерти» из архива Подвойского. В машинописных копиях имелись различные правки текста, но отличия скорее объяснятся принадлежностью выбранного предложения публикаторам отрывков из «Смерти».
Во всех версиях общее – распространение некоего слуха, настроившего матросов и солдат на убийство Духонина. Озлобление от бегства Корнилова вызывает больше доверия, чем отсылка Рублёва к освобождению Краснова (неуверенное «когда-то» – всего 2 недели назад), о котором, опять же, в Могилёве могли знать только от Крыленко. Усугубляет вину Крыленко его выступление на заседании Советов и части крестьянского съезда, когда Духонин отказался вести переговоры о перемирии: «Пусть Духонин и те, кто с ним, знают, что в борьбе за мир мы не пощадим никого, кто станет у нас на дороге (бурные аплодисменты). И теперь, принимая полную ответственность за свои слова, я заявляю, что если они будут стоять на дороге, то пусть кровь падёт на их головы». В.М.Чернов за это считал Крыленко истинным убийцей Духонина [«Большевики у власти. Социально-политические итоги октябрьского переворота». М.-Пг.: Революционная мысль, 1918, с.37]
Но и этого мне было мало. Не найдя решения загадки ни в «Смерти русской армии», ни в избранных судебных речах Крыленко 1964г. издания, я обратился к раннему, более полному выпуску обвинительных речей «За пять лет». В январе 1920г. Московский революционный трибунал рассматривал так называемое «дело церковников». Крыленко, требуя присудить высшую меру наказания обер-прокурору Самарину и профессору церковного права Кузнецову, заканчивал речь 3/16 января 1920г.:
«Мы и так уже достаточно проявили актов милосердия. Мы можем вспомнить пример генерала Краснова, который в Смольном клялся словами русск. генерала, что он не изменит рабочим и крестьянам; однако, после этой клятвы он убежал на Дон и за этот акт нашего милосердия отплатил тем, что на целые вёрсты украсил дороги виселицами рабочих» [37, с.86-87].
Неожиданный удар Крыленко вновь возвращает нас к проблеме клятв и обещаний генерала Краснова в Смольном институте. Прокурорское преувеличение относительно вёрст виселиц и не представленная условием освобождения прямая отправка на Дон, минуя Великие Луки, не служат достаточным опровержением, поскольку Крыленко не Павел Мальков, Зинаида Орджоникидзе и многие “свидетели”, по-видимому, в глаза не видевшие Петра Краснова. Крыленко вёл переговоры с ним.
Все предыдущие материалы и выводы расследования устанавливают невозможность отнести «честное слово» Краснова к 1 и 2 ноября 1917г. Не первый, а последний день пребывания Краснова в Петрограде определит, правомерность слов Крыленко о клятве «словами русск. генерала».
«Писать ли дальше?», – спрашивал себя Краснов в начале последней главы «На внутреннем фронте». Особенностью данного произведения была не чрезмерная фантазия писателя, создающая увлекательные сюжеты, а умышленные умолчания. Следует вернуться к документу исключительной важности – дневнику В.И.Чеботарёвой, 6.11.1917г.:
5 ноября Краснова и его жену («их»!) «опять» возили на допрос. «В Смольном обещают освободить их, но всё время откладывают». На 5 утра 7 ноября «назначено»... освобождение! По смыслу – именно оно, не новый допрос. Валентина Чеботарёва переживает: «если их освободят, то могут убрать в дороге», «страшно за момент их отъезда». Оговорка «если» – из-за «всё время откладывают» [74]. Генерал не нашёл удобным писать о повторных допросах. К вечеру 6 ноября он относит получение сомнительной подлинности пропуска с подписью Антонова, а к сумеркам 7 ноября – бегство с женой, Поповым и Карташовым на машине [33]. В записке Ажогина говорится: Краснов бежал с «подложными документами» «накануне нового и окончательного ареста по распоряжению Троцкого» [72]. В 22ч. 7 ноября «на петроградскую мою квартиру явился от Троцкого наряд Красной гвардии, чтобы окончательно меня арестовать» [33]. Эти слова Краснова служили главным опровержением легенды о честном слове: как могли большевики взять с Краснова обещание и отпустить, если он бежал?
“Алиби” Краснова нуждается в такой же проверке, как обвинения в нарушении «честного слова». Ажогин пересказал ускользание из-под ареста очень близко к тексту Краснова – «окончательно», от «Троцкого» – из-за чего защита Ажогина теряет силу. Откуда Краснов узнал о прибытии отряда в 22ч. 7 ноября и о распоряжении именно Троцкого? Достаточно удостоверить реальность последней попытки ареста Краснова, чтобы все приписываемые ему обещания, клятвы и честные слова потеряли всякий смысл.
Прояснений можно ждать по крайней мере из двух неопубликованных источников: 1-е «Описание действий» от 25 октября до 8 ноября. Как и все последующие историки, Милюков не занимался изучением обстоятельств, касающихся легенды о честном слове генерала, начиная от неудачных попыток ареста Краснова в Гатчинском дворце до отъезда из Петрограда 7 ноября. Милюков, в 1918г. обладавший редким экземпляром «Описания», в последней главе своей «Истории» сообщил: Краснова 2-4 ноября держали под домашним арестом, а затем он «поехал» за своим отрядом в Великие Луки [45, с.723]. – Не бежал и не освобождён. Считалось, что полный текст «Описания» утрачен, но советский историк С.А.Пионтковский в 1923г. приводил новые фразы из «Описания» с ссылками на страницы первого отпечатанного тиража [53]. Тем самым установлено, что «Описанием» располагал названный историк и «Истпарт» – учреждённая в сентябре 1920г. Комиссия по собиранию и изучению материалов по истории октябрьского переворота и истории РКП(б). Странно, но позднейшие исследователи Октября и Красновского похода не пользовались «Описанием». С.А.Пионтковский был арестован 7.10.1936г. и расстрелян 8.3.1937г. [«Вопросы истории», 1994, №7, с.44], но «Описание» должно остаться в архивных фондах. Желательно, чтобы оно было найдено и получило давно заслуженное распространение.
Вторым источником должен стать архив Григория Чеботарёва: дневник его матери за следующие дни и письма, адресованные Валентине Ивановне П.Н.Красновым 13 ноября и Л.Ф.Красновой 14 ноября. Г.П.Чеботарёв привёл лишь небольшой отрывок из письма 13 ноября, касающийся его персоны. Несомненно, дневник Чеботарёвой, а в особенности письма Красновых позволят установить, нагрянул ли отряд красногвардейцев арестовывать генерала по приказу Троцкого и при каких обстоятельствах Красновы попали в Великие Луки. Целью писем, вероятно, и было прояснить этот вопрос и их теперешнее положение. Г.П.Чеботарёв лицо куда более заинтересованное судьбой Краснова, нежели Милюков, и вопрос об условиях отъезда из Петрограда для него не праздный, потому пока не может считаться случайным выбор Григорием таких слов: «Красное командование выпустило Красновых» [74, с.182]. Документы, которыми располагал Чеботарёв, выбрав слово «выпустило», могут содержать дополнительную, уточняющую информацию. Опровержение весьма маловероятно, но возможно. Г.П.Чеботарёв умер в Пенсильвании 22.4.1985г. Дневник В.И.Чеботарёвой за 1914-18г. опубликовала в нью-йоркском «Новом журнале» её дочь, сестра Григория, Валентина Чеботарёва-Билл (1909-1995), в №181-182 за 1990-91г. Что касается полученных от Красновых писем, то я обратился за сведениями к куратору Бахметевского архива российской и восточно-европейской истории и культуры Колумбийского университета в Нью-Йорке Татьяне Чеботарёвой – внучке двоюродного брата Григория Порфирьевича. Она ответила: «К сожалению, я не знаю, где находится семейный архив этой ветви, скорее всего [он] пропал после кончины Валентины Порфирьевны».
Слово «выпустило» окончательно отбрасывает нас к вероятности честного слова. Если Краснов не бежал от нового ареста, то это первый случай, когда вместо умолчания генерал использует приёмы Керенского. Дотоле все факты, излагаемые П.Н.Красновым, включая обещания, постоянно получаемые им от большевиков со 2 ноября, подтверждались другими источниками. Спокойной и мирной беседе Краснова и Крыленко, запомнившейся Крупской, очень подходит подмеченное генералом поведение будущего главковерха: он называл Петра Николаевича «Ваше превосходительство», осведомлялся о Каледине. А «по всему тому, что мне говорил и о чём спрашивал Троцкий, они вас боятся» (Попов – Краснову [33]). Я полагаю, скрытный Краснов приписал Попову