Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов л. Н. Толстого («анна каренина», «воскресение») и ф. М. Достоевского («братья карамазовы»)

Вид материала

Содержание

Функционирование библейского эпиграфа в художественной
Функционирование евангельских эпиграфов в художественной
Функционирование эпиграфа из евангелия в художественной

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 14

НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ШЕВЦОВА Диана Михайловна

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ БИБЛЕЙСКИХ ЭПИГРАФОВ В

ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СТРУКТУРЕ РОМАНОВ Л. Н. ТОЛСТОГО

(«АННА КАРЕНИНА», «ВОСКРЕСЕНИЕ») И Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО

(«БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»)

Специальность 10. 01. 01 - Русская литература

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Научный руководитель - доктор

филологических наук, профессор

Е

РМАКОВА Мария Яковлевна

Нижний Новгород

1997

СОДЕРЖАНИЕ

Введение...........................................................................................................3-38

Глава I. "Функционирование библейского эпиграфа в художественной

структуре романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина" ....................................39-69

Глава II. "Функционирование евангельских эпиграфов в

художественной системе романа Л. Н. Толстого "Воскресение"...............70-105

Глава III. "Функционирование эпиграфа из Евангелия в

художественной ткани романа Ф. М. Достоевского "Братья

Карамазовы" .............................................................................................106-139

Заключение................................................................................................140-151

Примечания...............................................................................................152-158

Литература.................................................................................................159-201

ВВЕДЕНИЕ

В древнейшие времена на надгробных плитах, зданиях, памятниках высекали надписи, возвеличивающие умерших или обращенные к Богу. Первые назывались эпитафиями, вторые - эпиграммами. Надписи делались и на книгах, где они предшествовали основному тексту и представляли собой афоризм, взятый из литературного или фольклорного источника. Они и стали называться эпиграфами (в переводе с греческого "надписи"). В литературе эпиграфы появились в XV веке во Франции, насколько известно, впервые - в "Хрониках" Ж. Фруассара ("Chronigui" написаны в 1404 г., опубликованы в 1495 г.).

В современном литературоведении эпиграф понимается как надпись, проставляемая автором перед текстом произведения или его части и представляющая собой цитату из общеизвестного текста (например, Библии), произведения художественной литературы, народного творчества, пословицу или изречение¹.

В истории литературы эпиграфы рассматривались с точки зрения их источников, способов выражения авторского отношения и взаимодействия с художественной структурой произведения.

Источниками эпиграфов могут быть литературные, фольклорные, научные, религиозные произведения, справочные издания, официальные документы, письма и дневники. Особую группу составляют эпиграфы, сочиненные самим автором. Иногда писатель их подписывает, но встречаются так называемые мистификации, например, эпиграф к одиннадцатой главе "Капитанской дочки" сочинен, видимо, самим Пушкиным, а приписан А. П. Сумарокову. Выбор источника цитирования характеризует автора произведения, его духовный мир, интересы и эстетические вкусы и подчинен его творческим задачам. Писатель выбирает цитату из того или иного произведения не случайно: он таким образом определяет восприятие своего творения через призму же существующего, сравнивая или сталкивая разные взгляды на изображаемое. Эпиграф - это особый смысловой феномен, потому что принадлежит сразу двум контекстам. Он - знак, отсылающий читателя к исходному тексту, актуализирующий в его сознании воспоминания и сложные ассоциации между двумя произведениями.

Эпиграф позволяет выразить авторскую идею (точку зрения или оценку) под прикрытием некой маски, как бы от другого лица; важно, чтобы эпиграф выглядел не как сочиненный самим автором, а как исходящий из какого-либо авторитетного источника и имел конкретную отсылку, хотя бы к отрывку из разговора. Эпиграф обладает всеми свойствами литературной цитаты, создает сложный образ, рассчитанный на восприятие также и того контекста, из которого эпиграф извлечен.

Например, эпиграф к "Путешествию из Петербурга в Москву": "Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй"² А. Н. Радищев взял из поэмы В. К. Тредиаковского "Тилемахида", которая является переводом поэмы Фенелона "Путешествие Телемака". Таким образом, источник эпиграфа указывает на жанр книги Радищева - путешествие и на то, что Радищев, вслед за Тредиаковским, называл "чудищем" царей, которые видели себя в зеркале истины псом Цербером - самым страшным чудовищем в подземном царстве мертвых Аиде.

В. Г. Одиноков, проанализировав источники эпиграфов к отдельным произведениям из "Повестей Белкина", пришел к выводу, что в них прослеживается общее движение пушкинской прозы от романтизма к реализму: утверждая реалистический стиль в русской прозе, Пушкин начал с Баратынского ("Выстрел"), преодолел Жуковского ("Метель"), обратился к Державину ("Гробовщик") и Вяземскому ("Станционный смотритель"), а завершил Богдановичем, который по своей реалистической поэтике был близок Баратынскому. Таким образом, источники эпиграфов образуют композиционную симметрию.

Эпиграфы к "Капитанской дочке" А. С. Пушкина классифицированы по источникам в работе Ли Ен Бум "Поэтика "Капитанской дочки" А. С. Пушкина". "Среди фольклорных эпиграфов различаются два типа - песни и пословицы, среди эпиграфов литературных - также два (из "высокой" поэзии и из комических жанров ХVIII века)"³. Пословицы, русские народные солдатские, свадебные песни, комедии Княжнина и Фонвизина, - все эти источники эпиграфов, принадлежащие к реальности ХVIII века, характеризуют демократизм языка повести, основанного на разговорной русской речи, и подчеркивают историческую дистанцию между прошлой эпохой Екатерины II и современной Пушкину действительностью (1830-е годы).

К библейскому источнику эпиграфа к поэме М. Ю. Лермонтова "Мцыри" обращается Г. П. Макогоненко. Эпиграф "Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю"⁴ взят из Библии, Первой Книги царств, гл. 14, ст. 43.

В эпиграфе Лермонтов осуществил контаминацию, исключив середину фразы, и получился афоризм, имеющий предельно широкое символическое обобщение - нарушивший запрет должен умереть. Каждое слово в эпиграфе получило новое значение: слово "мед" обрело символический смысл - запретный плод, и нарушение запрета карается самым страшным наказанием - смертью. "Эпиграф Лермонтова, - пишет Г. П. Макогоненко, - не только предварял восприятие читателем судьбы Мцыри, но и задавал тон исповеди мальчика о своем неудавшемся побеге, переводил печально-эмпирический рассказ на иной - идейно-философский - уровень, открывая читателю высокий смысл жизни - подвига человека, вкусившего меда свободы"⁵.

Таким образом, в лермонтовском контексте эпиграф получает обобщенный, философско-символический смысл: человеку ради достижения запретной цели не жалко и жизни, он умирает, но посмел нарушить запрет, однако он сожалеет о том, что слишком "мало меда" ему удалось "вкусить". В эпиграфе подчеркивается и идея неизбежной гибели героя, зависящей от судьбы, рока. Запретный земной "мед" становится символом ограничений, устанавливаемых человеку религией, официальной моралью, деспотической властью. Эпиграф, с одной стороны, подчеркивает несправедливость запретов, ограничивающих полноту земной человеческой жизни, а с другой - законность

протеста против всех небесных и земных "заклятий", превращающих человека в покорного исполнителя чужой воли и чуждых ему законов.

Таким образом, источник эпиграфа, как и сам эпиграф, формирует тип восприятия, подготавливая читателя к изучению определенной художественной структуры. Поэтому встает задача изучения эпиграфа как элемента формирования читательского восприятия той поэтической структуры, которая предстает перед читателем вслед за эпиграфом. Таким образом, с читателем связаны функции узнавания эпиграфа, его источника, пробуждения интереса к нему, психологической подготовки к восприятию авторской мысли.

Помимо изучения источника эпиграфа, особенно важной является проблема отражения в эпиграфе авторской позиции. Эпиграф может выполнять функции концептуальной передачи идейно-тематического содержания, раскрывать чувства и эмоции творческой личности, ее отношение к изображаемому, привносить дополнительную эстетическую информацию, служить опорой для автора на мнение авторитетного лица. Существуют эпиграфы-подтверждения, в которых автор прямо указывает, как следует понимать его сочинение, а бывают эпиграфы-опровержения: их значение не совпадает с содержанием текста, но дает толчок мысли читателя, заставляя его прийти к прямо противоположным выводам, чем те, что заключены в эпиграфе.

Например, эпиграф к "Капитанской дочке" А. С. Пушкина: "Береги честь смолоду"⁶, взятый из пословицы, выражает основную идею романа - проблему воспитания молодого дворянина - и находит подтверждение в судьбе главного героя романа - Петра Андреевича Гринева, который остался верен своему воинскому долгу и исполнил главную часть наказа своего отца: "Служи верно, кому присягнешь... береги платье снову, а честь смолоду" (С. 424).

А эпиграф к "Повестям Белкина" А. С. Пушкина является эпиграфом-опровержением:

Госпожа Простакова. То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник.

Скотинин. Митрофан по мне.

"Недоросль" (С. 224).

В эпиграфе сквозит ирония и дается намек на анекдотический характер историй, рассказанных Белкину ненарадовским помещиком. Но в действительности они диаметрально противоположны подобным историям.

Эпиграф к "Станционному смотрителю": "Коллежский регистратор, почтовой станции диктатор" (С. 256) - является эпиграфом-опровержением, потому что характеристика, данная Вяземским, не совпадает с той, которую Пушкин дает в тексте повести Самсону Вырину.

Очень редко критики обращались к проблеме взаимодействия эпиграфа с различными сторонами поэтики произведения, с его жанром. Внимание в основном уделялось связи эпиграфа с тематикой и проблематикой произведения, с образной системой, с композицией.

Например, отмечалось, что эпиграфы к историческим сочинениям А. С. Пушкина - "Арап Петра Великого" и "Капитанская дочка" - выражают общую историческую и социальную идею, а эпиграфы к отдельным главам определяют частную романическую тему, носящую сугубо личный характер. Эти эпиграфы являются подтверждением концепции Пушкина, положенной им в основу жанра исторического романа, - история, воплощенная в вымышленном повествовании. Так, в эпиграфе ко всему "Арапу Петра Великого" заключена идея исторических пре образований в России в эпоху Петра I : "Железной волею Петра преображенная Россия" (С. 81). Этот эпиграф взят из стихотворной повести Н. Языкова "Ала".

В уже цитированной работе "Поэтика "Капитанской дочки" А. С. Пушкина" Ли Ен Бум доказывает, что эпиграфы, добавленные издателем к главам "Капитанской дочки" и к роману в целом, характеризуют жанр романа и "... акцентируют внимание читателя на точке зрения определенного персонажа и в то же время содействуют противопоставлению поэзии и прозы мировосприятия разных действующих лиц"⁷.

Эпиграф ко всей "Пиковой даме" А. С. Пушкина: "Пиковая дама означает тайную недоброжелательность. Новейшая гадательная книга" (С. 376) - указывает на тему карточной игры и особую роль пиковой дамы в повести: как игральной и гадальной карты, а также демонической, роковой женщины, которая окажет губительное воздействие на судьбу поверившего ей мужчины. Однако до конца игры Германн не подозревает, что тайна трех карт, открытая ему умершей старухой, содержит ошибку: вместо туза в последней игре ему выпала пиковая дама, которая странным образом напомнила Германну мертвую графиню. Так в последней главе повести раскрывается "тайная недоброжелательность", которую Пушкин предсказывал пиковой даме в эпиграфе ко всему произведению.

Эпиграфы к отдельным главам "Пиковой дамы" определенным образом трансформируются в тексте повести, являются экспозицией первой главы, дают нравственную характеристику Германна (эпиграфы ко второй, третьей и четвертой главам), характеризуют романтическую тональность пятой главы, противопоставляют высокомерие знатного лица и приниженность лица незнатного (эпиграф к шестой главе. В общем эпиграфы высвечивают как прямой, так и переносный, символический смысл темы карт и карточной игры, пиковой дамы, на полеонизма и мистицизма. В связи с этим тема карточной игры перерастает в широкое обобщение - игру (поединок, дуэль) Германна с Судьбой, с Роком, в которой все одинаково проигравшие.

Эпиграфы к "Египетским ночам" Пушкина несут философскую нагрузку в размышлениях о человеке. С одной стороны, Импровизатор - гениальный человек, "... большой талант...", "царь", "Бог", который может мгновенно сочинить стихи на любую тему. С другой стороны, итальянец вынужден заниматься материальными вопросами, интересоваться у Чарского гонораром за свое представление, и это отражается в эпиграфе к третьей главе повести: "Цена за билет 10 рублей, начало в 7 часов. Афишка" (С. 414). Эта антитеза "талант - деньги" делает Импровизатора лицом трагическим. Это подчеркивается эпиграфом к первой главе, взятым из французской книги каламбуров:

- Что это за человек?

- О, это большой талант, из своего голоса он делает все, что захочет.

- Ему бы следовало, сударыня, сделать из него себе штаны (С. 407).

Значение этих эпиграфов предвосхищает мысль Достоевского о двух безднах человека - божеской и дьявольской. Это противостояние, говоря языком Достоевского, Мадонны и Содома заключено уже в эпиграфе ко 2 главе "Египетских ночей": "Я царь, я раб, я червь, я Бог" (С. 412), взятом из оды Г. Р. Державина "Бог". Этот эпиграф построен на антитезе понятий "царь - раб", "червь - Бог", что позволяет говорить о взаимосвязи структуры эпиграфа с характером выражаемых в произведении идей.

Также эпиграф может выступать как часть композиции. Например, эпиграф к 1 главе "Сержант гвардии", взятый из комедии Княжнина "Хвастун" (диалог Верхолета и Честона в д. 3, явл. 6), заканчивается словами : "Да кто его отец?", а 1 глава начинается словами : "Отец мой Андрей Петрович Гринев в молодости своей служил при графе Минихе..." (С. 420). Таким образом, эпиграф является экспозицией произведения, с него начинается повествование.

Эпиграф к поэме Н. А. Некрасова "Железная дорога" является частью повествования - экспозицией, без него было бы непонятно содержание произведения:

"Ваня (в кучерском армячке). Папаша! Кто строил эту дорогу?

Папаша (в пальто на красной подкладке). Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька! Разговор в вагоне"⁸.

Указание на источник эпиграфа придает поэме характер жанровой сценки и определяет место действия, а содержание разговора контрастирует с авторской точкой зрения на истинных строителей железной дороги - простых рабочих; следовательно, можно говорить о полемичной композиции поэмы.

Обращает на себя внимание единственный эпиграф во всем романе А. С. Пушкина "Дубровский", поставленный перед 4 главой 1 тома: "Где стол был яств, там гроб стоит" (С. 325). Этим эпиграфом, взятым из оды Г. Р. Державина "На смерть князя Мещерского", Пушкин разделяет повествование на две части: до и после смерти Андрея Гавриловича Дубровского. "Пиру жизни", "столу яств" в 1-3 главах романа противопоставлены "гробы" (последующий после смерти А. Г. Дубровского мрачный период в истории его имения и в жизни Владимира Дубровского). Таким образом, двучастная структура эпиграфа взаимосвязана с контрастной композицией романа.

Роману Ф. М. Достоевского "Бесы" предпосланы два эпиграфа: один взят из стихотворения А. С. Пушкина "Бесы" и изображает тройку, застигнутую в пути и закруженную "бесовской" метелью; другой представляет собой евангельскую притчу из Евангелия от Луки (глава VШ, 32-36) об исцелении бесноватого и гибели стада свиней, в которое вселились вышедшие из него бесы. Эпиграфы-символы подготавливают читателя к философской глубине, глубокому постижению обобщенного значения романа, его притчевой форме.

Полифонизм, присущий романам Достоевского, проявляется и в неоднозначном понимании эпиграфов. Во-первых, эпиграфы связаны с названием романа "Бесы", которое обозначает людей 70-х годов с их нигилистическим рационализмом, верой во всемогущество человека и его воли. В контексте романа слова из Евангелия, изложенные в эпиграфе, повторяются. Степан Трофимович Верховенский истолковывает их весьма однозначно: "Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, - это все язвы, миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившимися в великом и милом нашем больном, в нашей России за века, за века"⁹.Эпиграфы ставят вопрос о путях дальнейшего развития России. В евангельском эпиграфе выражена вера в лучшее будущее России, в ее исцеление от власти бесов, а пушкинский эпиграф придает апокалиптическое настроение всему роману. В эпиграфах заключены также философские размышления о двойственной сущности человека: кто управляет поступками людей - Бог или дьявол? Среди тех, в кого вошли "бесы", Степан Трофимович называет и сына, Петра Верховенского. Таково многоаспектное значение эпиграфов к роману "Бесы".

Таким образом, эпиграф - полифункциональный компонент художе-ственного произведения: он формирует читательское восприятие, обладает внутренней взаимосвязью с тем источником, откуда он был извлечен, служит одним из способов выражения авторской точки зрения, разносторонне связан с различными элементами поэтики произведения, его жанром. Поэтому изучение эпиграфа как одного из элементов стиля писателя позволит лучше понять идейно-художественное значение всего произведения.

Для определения собственной точки зрения на функции эпиграфа к романам Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы") необходимо выяснить, как понимали критики и литературоведы библейские эпиграфы к этим романам.

Об эпиграфе "Мне отмщение, и Аз воздам"¹⁰ к роману Толстого "Анна Каренина" писали все, кто писал о романе (причем речь шла главным образом лишь о судьбе Анны Карениной), так как без понимания значения эпиграфа невозможно адекватное восприятие основных идей этого произведения Л. Н. Толстого.

Когда в печати появилась седьмая часть "Анны Карениной", читатели и критики вспомнили об эпиграфе к роману. Многие подумали, что Толстой осудил и наказал свою героиню, следуя этому библейскому изречению. В дальнейшем критики склонялись не только к этой, обвинительной точке зрения, но придерживались и другой, оправдательной позиции, которую занимает Толстой относительно своей героини. Таким образом, критика видела в эпиграфе отражение позиции Толстого по отношению к Анне Карениной и решала вопрос: кто для нее автор - гениальный прокурор или гениальный адвокат?

Кроме этого вопроса, критика рассматривала связь эпиграфа с идейно-художественным содержанием романа, с его жанром. Практически не нашла отражения в критической литературе проблема взаимосвязи эпиграфа с художественной структурой романа "Анна Каренина".

Нам представляется целесообразным обратиться непосредственно к мнениям писателей, критиков и литературоведов по поводу эпиграфа к роману Л. Н. Толстого, чтобы ярче высветить свое понимание библейского эпиграфа.

По-своему понял этот эпиграф Ф. М. Достоевский, посвятивший в "Дневнике писателя" за 1877 год "Анне Карениной" не одну главу. Автор "Преступления и наказания" видит в романе Толстого новое решение старого вопроса о "виновности и преступности людей". Отметив, что мысль Толстого выражена "в огромной психологической разработке души человеческой, с страшной глубиною и силою, с небывалым доселе у нас реализмом художественного изображения", Достоевский пишет: "Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой и

что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределенны и столь таинственны, что нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть тот, который говорит: "Мне отмщение, и Аз воздам". Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека" (Т. 25. С. 201-202).

Ф. М. Достоевский переводит проблематику романа из социальной в философскую и видит причину трагедии Анны Карениной в ее натуре. Автор "Преступления и наказания" считает возможной трагедию героини романа Толстого в любом обществе, так как зло и грех таятся в человеческой природе изначально, а не возникают лишь под влиянием окружающей обстановки. В такой трактовке социально-психологический роман Толстого стал напоминать философский роман Достоевского, который, указав на вечную загадочность и таинственность человеческой души, признает только Бога в качестве единственного морального воздаятеля, знающего судьбу и потому могущего судить людей.

Для Достоевского важно, что человек "... не может браться решать ничего... с гордостью своей непогрешности...", потому что "... он грешник сам..." (Т. 25. С. 202).

Но выход из создавшегося для Анны положения Достоевский видит во всепрощении, "... милосердии и любви". Этот выход "... гениально намечен поэтом в гениальной сцене романа еще в предпоследней части его, в сцене смертельной болезни героини романа, когда преступники и враги вдруг преображаются в существа высшие, в братьев, все простивших друг другу, в существа, которые сами, взаимным всепрощением сняли с себя ложь, вину и преступность, и тем разом сами оправдали себя с полным сознанием, что получили право на то" (Т. 25. С. 202).

Blog

Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов л. Н. Толстого («анна каренина», «воскресение») и ф. М. Достоевского («братья карамазовы»)

Содержание