Geum.ru

Национальная школа в последнее время все чаще становится предметом обсуждения в российских сми

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
Глава 2. Право на образование на родном языке

2.1. Образование на родном языке в контексте групповых языковых прав


В последние годы обнаружилась неразработанность проблем языковых прав в политической теории, отсутствие сколь-либо признанного понимания принципов равенства, свободы и справедливости применительно к языковой политике. По данным Уилла Кимлики, до 2003 года не вышло ни одной монографии или сборника, которые были бы посвящены анализу языковых прав с точки зрения нормативной политической теории 58.

Почему языковые права и языковая политика включились сегодня в повестку дня политической теории? На наш взгляд, есть практические и теоретические обстоятельства, способствующие этому. В практическом плане это увеличение политических конфликтов вокруг языкового многообразия. Запад на эту ситуацию ответил Европейской хартией региональных языков и языков меньшинств (1992), Рамочной конвенцией по защите национальных меньшинств (1995), Ословскими рекомендациями ОБСЕ по языковым правам национальных меньшинств. Возникли вопросы: что предполагают «минимальные стандарты» и «наилучшие практики» западных демократий в этой области? Оказалось, что ни международные документы, ни западные демократии не имеют ответов на эти вопросы. Если индивидуальные права личности, понимаемые как право на использование родного языка в приватной или публичной сфере, имеют варианты воплощения, то с коллективными правами дело обстоит сложнее.

Так, и по существу, и в терминологическом смысле дискуссионной остается проблема этнических и языковых меньшинств. Даже в документе, принятом Советом Европы и имеющем название «Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств» (1995), как указывается в статьях 13 и 31 Пояснительного доклада, не подразумевается признание коллективных прав.

Процесс обсуждения и принятия Хартии Европейского Союза об основных правах – плода сложного компромисса – выявил феномен так называемых не включенных прав, или потенциального резерва пополнения «Европейского права» в будущем. В ходе составления Хартии неоднократно и настойчиво предлагалось включить в документ – среди личных прав: коллективные права меньшинств (культурных, религиозных, этнических и др.), право на пользование родным языком (в форме, например, отдельной статьи под названием «Лингвистические права», как предлагало правительство Страны Басков). «Права меньшинств, – по словам представителя Финляндии Т. Бракс, – …полностью забыты в Хартии. …Меньшинства мельком упомянуты в статье о недопустимости дискриминации»59. Авторы коллективного исследования, проведенного под патронажем Юнеско «Мир языков. Обзор языков мира», считают, что в результате «документ приобретает чисто символическое значение»60.

Об остроте обсуждения темы «превратностей прав этнических меньшинств и их отношений с государствами и межгосударственной системой» пишет и Э.Смит, указывая, что в литературе эти проблемы имеют исключительно нормативное (и юридическое) содержание61.

Отметим, что ни в одной стране Запада не закреплено право провозглашать региональные языки официальными. Общая трудность состоит в том, что практически дебаты затрагивают не просто язык. Региональные языковые группы являются одновременно и «нациями». Поэтому признание регионального языка становится символом признания «нации». За требованиями о признании языка следуют требования о признании территории и самоуправления. Признание языка приводит к легитимации миноритарного национализма.

Существует еще одно обстоятельство, на которое не всегда обращают внимание. В послевоенной интеллектуальной среде наиболее влиятельными были США, Великобритания, Франция, Германия. Эти страны на уровне публичных институтов на протяжении веков были одноязычными. Корсика и Пуэрто-Рико – острова в прямом и переносном смысле слова. Специалисты из этих стран как данность рассматривали то обстоятельство, что члены политического сообщества разделяют один и тот же язык. Языковая гомогенность – один из главных механизмов, используемых государством для внедрения общей гражданской идентичности. В современном мире два обстоятельства способствуют изменению этого порядка: проблемы с интегрированием иммигрантов и попытки строительства переходных институтов (Евросоюз).

Различия между индивидуальными и коллективными языковыми правами терминологически иногда ассоциируются с различиями между «универсальными» правами и правами на основе «групповой дифференциации». Универсальные права означают отношение к юрисдикции, независимое от принадлежности к языковой группе, и наоборот. В Квебеке, например, право на получение англоязычного образования признается лишь за теми, у кого один из родителей получил англоязычное образование в Канаде.

Индивидуальные языковые права не связаны с количественным критерием. Коллективное, напротив, чаще всего предполагает наличие какого-то порогового значения численности членов языковой группы. Например, в США, согласно Акту о правах избирателей, наличие 10 тыс. носителей языка, отличного от английского, проживающих в избирательном округе, является основанием для требования печатания бюллетеней на своем языке. Напротив, право на переводчика, назначаемого судом, предусмотренное в США, не зависит от численности соответствующей языковой группы в территориальных рамках, на которые распространяется юрисдикция данного суда. Следовательно, это – пример индивидуальных языковых прав.

В связи с этим следует отметить, что сам термин «меньшинства» применительно к этноязыковым отношениям становится предметом довольно жарких дискуссий. Особенно резко и категорично против его использования выступил российский этнолог В. Тишков. По его мнению, «Рамочная конвенция по защите национальных меньшинств» вместо нормы ООН о «правах личностей, принадлежащих к языковым, расовым, этническим (национальным), религиозным меньшинствам», включает нечто абсолютно неприемлемое. Рамочная конвенция нарушила этот принцип и предложила мыслить меньшинства (как коллективные тела) в категории группового права – «одного из самых спорных и трудноисполнимых концептов»62.

По сугубо политическим мотивам автохтонное (в худшем случае – старожильческое население) фактически насильственно категоризируется как меньшинство, «как это было поспешно и достаточно иезуитски сделано в ряде постсоветских государств сразу после распада СССР и при поддержке западноевропейского сообщества». В качестве выхода В. Тишков предлагает в принципе отказаться от таких понятий, как «меньшинства» и «диаспоры» и использовать вместо них концепты «народов-партнеров», «равнообщинных государств», частей так называемого «основного населения». В.Малахов отмечает, что термин «меньшинство» отторгается российским дискурсом из-за его имплицитной иерархичности. Вопрос о меньшинствах применительно к этническим группам – это вопрос об их статусе. «На федеративном уровне меньшинствами следует считать все нерусские группы, что неприемлемо для татарских, чувашских и других этнических элит. Рассматривающих термин «меньшинство» как указание на подчиненное положение тех, кто к нему отнесен, по отношению к тем, кто отнесен к большинству»63.

Другие критики политики, ориентированной на языковые права меньшинств, обосновывают свою позицию исходя из ущемления прав этнического большинства. Ю.Л. Воротников, например, пишет: «Внутри России в результате «парада суверенитетов» также возникли проблемы со статусом русского языка. В некоторых субъектах Российской Федерации принимаются решения, а иногда и правовые акты, препятствующие нормальному функционированию русского языка как государственного языка всей страны, зачастую ущемляющие права граждан. Например, вводятся ограничения на право занимать определенные должности без знания второго государственного языка субъекта Федерации, однако при этом не создаются необходимые условия для его изучения взрослым населением… Лишить республики Российской Федерации конституционного права устанавливать, наряду с русским языком, также и свои государственные языки, сейчас не представляется возможным. Однако следовало бы подумать о возможности внесения изменения в Конституцию Российской Федерации, придав русскому языку статус «общегосударственного языка»64.

Таким образом, проблема языковых прав имеет не только и не столько нормативное измерение, сколько политическое, а само политическое решение зависит от юридических, социальных, экономических факторов и международного климата. С уверенностью можно говорить только о том, что политика в области языковых прав определяется двумя юридическими принципами: принципом территориальности и принципом приоритета прав личности. В первом случае, как отмечает французский исследователь Л.-Ж. Руссо, речь идет о признании того факта, что «языковое законодательство может применяться только на определенной территории, хотя языковые границы не обязательно соответствуют политическим»65.

Рассматривая вопросы о языковых правах в контексте политического статуса этнолингвистических групп применительно к Российской Федерации, И. Илишев пишет: «Понятно, что Республика Татарстан явилась формой самоопределения татарского народа; соответственно, единственным народом, который реализовал свое право на самоопределение, в Башкортостане является башкирский народ… Основная разница между народами и всеми другими этническими группами заключается в том, что первые в результате реализации права на самоопределение создали свое собственное государственно-территориальное или национально-территориальное образование, а вторые проживают вне пределов своих исконных территорий (т.е. таких территорий, где они прошли все стадии этногенеза) и, соответственно, пользуются правами лишь в рамках национально-культурной автономии. Например, невозможно говорить об удмуртском или чувашском народах Башкортостана, правильнее вести речь об этнических группах удмуртов, чувашей. Если татарин, проживающий в Оренбургской области, возвращается в Татарстан, то он становится бенефициарием принципа самоопределения народов, в любом другом случае он является членом этнической группы татар, наделенным одинаковыми культурно-языковыми правами наряду с казахами, башкирами, немцами, поляками и т.д. »66.

Принцип приоритета прав личности указывает на возможность ситуации конфликта прав гражданина и прав коллектива. Фактически языковое законодательство практически во всех государствах дает право именно человеку свободно выбирать употребление языка в частной сфере и указывает границы применения в публичных делах. Характеризуя полемику относительно предложения по реформированию образовательных программ с преподаванием двух языков в публичных школах Нью-Йорка, С. Бенхабиб подчеркивает, что «следует более серьезно относиться к самопричислению и самоидентификации при определении того, получат ли дети, относящиеся к этническому меньшинству, образование на их собственном языке. Этнические группы иммигрантов демонстрируют серьезное различие относительно собственного желания в продолжение образования детей на своем родном языке. Хотя большинство родителей – выходцы из Латинской и Центральной Америки, хотят, чтобы их дети в какой-то форме обучались испанскому языку в школах, далеко не все из них одобряют нынешнюю систему, отличающуюся принудительностью причисления к национальным группам. Большинство же иммигрантов из бывшего Советского Союза и республик типа Украины, Грузии, Азербайджана мало заинтересованы в том, чтобы их дети продолжали изучать свои родные языки вообще»67. Личный выбор человека в реальной жизни зависит не только от культурных запросов, но и целого комплекса факторов, связанных с экономическими, социальными, политическим условиями. Люди для себя и своих детей склонны выбирать языки престижа, карьеры, успеха.

2. 2. Международные документы


В докладе Международной комиссии по образованию для ХХI века, представленном ЮНЕСКО, сформулированы четыре основополагающих принципа современного образования: “Научиться жить вместе; научиться приобретать знания; научиться работать; научиться жить…”. То, что принцип «научиться жить вместе» вынесен на первое место, свидетельствует о том, что международное сообщество, поддерживая культурное и языковое многообразие, одновременно придает особое значение формированию толерантности, взаимопонимания, диалога. Международные документы по правам человека или правам меньшинств, как правило, закрепляют признание за любым лицом право изучать язык своей группы. Эта деятельность, как подчеркивается в Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств, должна осуществляться без ущерба для изучения официального языка или преподавания на этом языке и без ущерба для мер, принимаемых в рамках общей интеграционной политики.

Таким образом, международное право, признавая значение образования в сохранении культурного многообразия, предельно осторожно обозначает принципы организации обучения с использованием права родителей учить детей на родном языке. В современном мире в качестве таких принципов выступают развитие билингвального и полилингвального обучения.

Согласно данным, приведенным авторами обзора «Мир языков. Обзор языков мира» в мире только 12% языков используются на всех уровнях обучения (но не охватывают все население), 33 % языков в системе образования не используются, а остальные находят частичное применение на уровне дошкольного или начального школьного образования, изучаются как отдельный предмет или используются только в устной форме68.

В этой связи уместно обратиться к рассмотрению Европейским Судом по правам человека возможности широкой трактовки положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. в целях защиты права на выбор языка обучения в деле о языках в Бельгии (дело, "связанное с некоторыми аспектами законов об использовании языков в сфере образования в Бельгии"). Заявители – франкоязычные родители представляли интересы более 800 детей школьного возраста, которые не могли обучаться на французском языке в школах по месту жительства, поскольку проживали в регионе, признанном в соответствии с законом голландскоязычным. Заявители просили Суд проверить, насколько такое положение соответствует статьям 8 (право на уважение частной и семейной жизни) и 14 (запрещение дискриминации) Конвенции, а также статье 2 (право на образование) Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 20 марта 1952 года.

Заявители исходили из того, что в соответствии со статьей 2 Протокола № 1 государство при осуществлении любых функций, которые оно принимает на себя в области образования и обучения, уважает право родителей обеспечивать детям такое образование и такое обучение, которые соответствуют их религиозным и философским убеждениям. В решении по делу от 23 июля 1968 года Европейский Суд отклонил предложенную заявителями трактовку статьи 2 Протокола № 1, согласно которой понятие "религиозные и философские убеждения родителей" распространяется и на их культурные и языковые предпочтения. При этом Суд отметил, что в ходе подготовительной работы над текстом Протокола Комитет экспертов отверг предложения о включении в данную статью положений, связанных с правом получать образование на языке, отличном от официального языка страны, признав, что данный вопрос относится к проблематике прав этнических меньшинств и выходит за рамки Конвенции (п. 6). Суд подчеркнул в своем решении, что статья 14 Конвенции, запрещающая дискриминацию, в том числе и по признаку языка, если она рассматривается совместно со статьей 2 Протокола № 1, не гарантирует ребенку или его родителям право получения образования на определенном языке по их выбору. Цель, которую преследуют положения этих двух статей, более ограничена: обеспечить, чтобы право на образование было гарантировано в любой из Договаривающихся Сторон каждому без какой-либо дискриминации по признаку языка. По мнению Суда, толкование данных положений таким образом, что каждому, на кого распространяется юрисдикция государства, предоставляется право получить образование на определенном языке по своему выбору, привело бы к абсурдным результатам, то есть создавалась бы возможность требовать обучения на любом языке в любом месте на территории страны (п. 11)69.

  Политика Совета Европы сориентирована не только на создание условий для использования родного языка в процессе обучения для представителей определенных групп (национальных меньшинств, лиц, для которых региональный язык является родным языком, трудящихся-мигрантов), но и на стимулирование изучения различных европейских языков в рамках общих действий, направленных на защиту и поощрение развития европейской культуры. В соответствии с Европейской культурной конвенцией от 19 декабря 1954 года (СЕД № 18) каждая Договаривающаяся Сторона, насколько это возможно, поощряет изучение своими гражданами языков других Договаривающихся Сторон и предоставляет этим Сторонам соответствующие средства для того, чтобы способствовать такому изучению на ее территории, а

также стремится поощрять изучение своего языка или языков на территории других Договаривающихся Сторон и предоставлять гражданам этих Сторон соответствующие средства для такого изучения на ее территории (ст. 2).

Данный подход нашел отражение и в политике органов Совета Европы. В Рекомендации №R(98) 6 "О современных языках" Комитет Министров подчеркнул политическое значение развития стратегии диверсификации и интенсификации языкового обучения для распространения многоязычия в панъевропейском контексте, дальнейшего развития связей и обменов, использования новых средств связи и технологий (преамбула). По мнению Комитета Министров, политика государств-членов Совета Европы в сфере образования должна предоставлять всем европейцам возможность общения с носителями других языков, что могло бы содействовать развитию открытости, облегчить свободу передвижения и обмен информацией между людьми, способствовать уважению иного образа жизни в многокультурном мире на базе прямых контактов, обменов и личного опыта (п. 1.1 и 1.2 Приложения к Рекомендации).

В сфере высшего образования считается допустимым ограничение возможностей выбора учебного заведения или учебных программ с учетом языковой подготовки лица. В соответствии со статьей IV.7 Конвенции ЮНЕСКО и Совета Европы о признании квалификаций, относящихся к высшему образованию, в Европейском регионе от 11 апреля 1997 года (СЕД № 165) прием в определенное высшее учебное заведение может быть поставлен в зависимость от знания в достаточном объеме языка или языков, на которых ведется обучение в соответствующем учебном заведении, или других специально оговариваемых языков. В Пояснительном докладе к Конвенции -это положение трактуется как право учебного заведения отказывать в приеме лицам, которые обладают необходимой подготовкой по другим предметам, но не могут доказать достаточное знание языка или языков, на которых ведется обучение, а также право требовать определенных навыков чтения и на ином языке, если это необходимо для выполнения условий, связанных с прохождением конкретной программы. Учебное заведение правомочно также требовать начального уровня знания языков от иностранных учащихся70.


2.3. Российский опыт

В Российской Федерации языковая политика, в том числе обеспечение права граждан на получение образования на родном языке, а также свободы выбора языка обучения является предметом совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов. В соответствии с Конституцией РФ (п.п. «б», «е» ч. 1 ст. 72) и Законом Российской Федерации «О языках народов Российской Федерации» субъекты РФ вправе принимать законы и иные нормативные правовые акты о защите прав граждан на свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества. Таким образом, в РФ наряду с положением, согласно которому изучение русского языка во всех учреждениях, аккредитованных государством, является обязательным, действует другое положение, согласно которому все граждане имеют право на получение образования на своем родном языке.

В соответствии со статьей 26.2 Конституции РФ "каждый имеет право на пользование родным языком, на свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества". Нормы о праве получать образование на родном языке получили дальнейшее развитие в законодательстве о языках, об образовании, о национально-культурной автономии. Отметим, что в федеральных нормативных актах не поясняется, что такое "обучение на родном языке" и чем оно отличается от общего образования на русском языке.

В федеральном законодательстве оговариваются типы и виды школ, однако не дается определения "национальной школы" или "школы меньшинств». Такое положение иногда конституирует отношение к национальной школе как к институту, находящемуся преимущественно в зоне интересов, влияния и ответственности региональных властей и этнических элит. Как следствие, возникает недоверие к этому неконтролируемому институту, возникают вопросы о контенте, целях и результатах обучения. Кроме того, ст.6.2. Закона «Об образовании» вводит некий ограничитель: здесь сказано, что граждане «имеют право на получение основного общего образования на родном языке, а также на выбор языка обучения в пределах возможностей, предоставляемых системой образования». Однако законодатель не разъясняет, кто и как (по каким критериям) определяет возможности, предоставляемые системой образования, и какие институты или уровни власти ответственны за создание таких возможностей. Зависит ли «предоставление возможностей» от количества носителей языка и наличия инициативной группы по внедрению нерусского языка в образовательное учреждение, определяются ли эти возможности финансовыми ресурсами и планами учредителя, наличием преподавателей или учебно-методического обеспечения? Нет разъяснения и по вопросу о выборе языка обучения: идет ли речь о выборе языка обучения между русским языком и языком этнической группы РФ или возможно расширительное толкование, например, выбор между русским и английским языками. Законодатель не предусматривает гарантии и не прописывает механизмы реализации права на получение образования на родном языке, остаются недетализированными нормы, например, о численности группы, имеющей право на требование организации обучения на нерусском языке, и формы провозглашения этого требования.

Вопросы изучения государственных языков республик в составе РФ, согласно федеральному законодательству, регулируются законодательством этих республик. Фактически в настоящее время формат функционирования родных языков в системе образования (до какого класса, в качестве предмета или в качестве языка обучения и т.п.) определяется субъектом федерации и относится к его компетенции. Именно на этом уровне разрабатываются учебные программы и учебники, осуществляются подготовка и повышение квалификации педагогических кадров. Такое положение, как отмечает О.Н. Подлесных, «не может не порождать многообразие правового положения меньшинств на территориях различных субъектов федерации. Асимметричность федеративного устройства и смешение в российском федерализме норм конституционного и договорного права также разрушают единообразие подходов к организации обучения на национальных языках. Наконец (уже за рамками правовых режимов, но в рамках реально складывающихся правовых ситуаций, или положений de-facto), существенной причиной, порождающей многообразие подходов к конкретным группам меньшинств и их языкам на территориях конкретных субъектов федерации, является политически различное отношение федерального Центра к разным субъектам федерации. Важно учитывать и реально различающиеся возможности Центра исправлять политику на местах; а также различное отношение к разным группам меньшинств и их языкам со стороны республиканских властей»71.

К настоящему времени в общеобразовательных учреждениях Российской Федерации в роли языков обучения по блоку гуманитарных дисциплин выступают в целом 28 языков народов России (без учета субвариантов типа мордва эрзя/мокша, мари луговые/горные, евреи иврит/идиш и т.д.). Из них 16 являются языками обучения на ступени начального общего образования, еще 2 языка – на ступени основного общего образования и еще 10 на ступени среднего (полного) общего образования. К последним языкам принадлежат: алтайский, башкирский, бурятский, марийский луговой, татарский, удмуртский, чувашский, эвенкийский, якутский, юкагирский. На языках некоторых национальных меньшинств, таких как армянский, азербайджанский, грузинский, казахский, эстонский, польский, немецкий, обучение также осуществляется в ряде общеобразовательных учреждений в основном всех предметов гуманитарного цикла.

Эти данные объективно подтверждают, что реально воспользоваться в полном объеме новыми возможностями смогли лишь развитые языки крупных этносов. В остальных случаях произошло восстановление родного языка лишь в качестве учебного предмета. Сейчас в этой роли в школах Российской Федерации выступают еще 43 языка с преподаванием (как правило) с 1 по 9 класс и в редких случаях – по 11. (прилож.3.)