Название: Хроноворот моей памяти

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   34

– И ты никуда не отлучался?

– Нет. Один раз от Леммы сбежать можно, но дважды этот номер ни у кого не прокатит. Я уже давно использовал свой единственный шанс.

Малфой кивнул.

– Что ж… У нас, видимо, возникло маленькое недоразумение. Видишь ли, Гарри уверяет, что днем виделся с тобой на поле для квиддича.

Блэк взглянул на Поттера, тот снова смутился.

– Прости. Если бы я знал, что тебе за это влетит, ничего бы не сказал.

Красивое лицо Рэндома выглядело немного недоуменным.

– Ну ладно, встречались, наверное, раз он так говорит.

Малфой нахмурился.

– Так встречались или нет?

Блэк все еще выглядел растерянным.

– А это так важно? – Он виновато взглянул на Поттера. – Прости, приятель, но куча народу подтвердит, что я весь день торчал в этих чертовых теплицах и никуда не отлучался. Лемма стояла над душой, с Дианой мы были вместе весь день, да и Коди там тоже работал. Извини, но я не могу подтвердить, что мы виделись. Эдмонду достаточно спросить кого-то из них, так что лгать мне сейчас было бы глупо.

Гарри удивленно на него посмотрел.

– Но как же так… Мы же виделись с тобой!

Блэк развел руками.

– Вчера никак не могли.

Если он лгал, а я в этом был совершенно уверен, то делал это мастерски. Мальчишка на его фоне выглядел откровенно жалко. Люциус не утратил своей фальшивой доброжелательности.

– Гарри, может быть, ты что-то напутал?

Отрицай, мысленно уговаривал я Поттера, но тот сжался в комочек и кивнул.

– Я мог, у меня в последнее время что-то странное в голове творится. Я вижу вещи, которые не могут происходить.

– Правда? Не замечал за собой привычку ходить во сне?

– Нет, не замечал. Это другое. Будто кто-то всовывает мне в голову чужие мысли.

Блэк зевнул.

– Ладно, этот чудик что-то путает, но я-то тут причем? Можно пойти спать, а?

Люциус кивнул.

– Можно. Уходи.

Блэк, противореча сам себе, нахмурился.

– Эй, мне уже интересно. К чему вопросы-то были?

– Поговорим завтра. Уходи.

Рэндом, гневно взглянув на Люциуса, с силой захлопнул за собой дверь. Малфой не обратил на его выходку никакого внимания.

– Вы тоже свободны, Гарри. Мы с вами завтра еще поговорим и обсудим ваше состояние. Сейчас действительно уже поздно. Идите к себе. Прошу вас никому ничего не говорить о том, что вы с Северусом нашли в могиле на поле. Даже своим новым приятелям.

Мальчишка серьезно кивнул.

– Я не скажу.

Люциус улыбнулся.

– Вот и славно. Не переживайте из-за этого разговора, Гарри. Мне кажется, мы с вами решили почти все проблемы и обязательно в будущем разрешим оставшиеся.

Поттер встал, виновато на меня глядя.

– Ты идешь?

– С вашего позволения, я задержу Северуса на несколько минут.

Спорить с Эдмондом он не посмел и вышел из комнаты. Покладистость и миролюбие Малфоя меня насторожили. Я прямо спросил:

– Что ты задумал?

 

***

Я ненавидел Малфоя. Ни разу, ни в одной из жизней ему не удавалось вызвать у меня настолько острого чувства неприязни. Наоборот, он чаще нравился мне, чем провоцировал такое острое отвращение.

– Простой тест, Северус. У нас небольшие проблемы с деньгами. Я думаю собрать небольшую группу, чтобы наведаться в один из банков Лондона.

– Случайно не в тот, посещение которого в прошлый раз стоило жизни трем твоим людям?

Он кивнул, делая глоток виски.

– Ты невероятно прозорлив. Именно в него. Слышал, что после того нашего визита они в сто крат усилили охранные системы.

– Сам пойдешь? Это же самоубийство.

Малфой усмехнулся.

– Для меня? Нисколько – я, как никто, отдаю себе отчет в собственных способностях и могу просчитать риски. Жарко будет однозначно. Боюсь, пекло окажется поистине адским. Я предполагаю, что выжить в данной ситуации сможет лишь маг с очень высоким уровнем подготовки, причем ему потребуются не только навыки в магии, но и определенное знание маггловских технологий. Я-то вернусь, Снейп. А эти двое отправятся со мной на данную прогулку. Если переживут ее – мне станет совершенно очевидно, что оба – агенты Инквизиции. Перед тем, кто не пройдет тест, я искренне извинюсь. Посмертно.

Я определенно отказывался его понимать.

– Твои планы противоречат логике. Сегодня лгал только один из них. То, что ты предлагаешь, – бессмысленное убийство.

– Ты в этом так уверен? – Люциус откинулся на спинку кресла. – Возможно, все, что мы видели, – это спектакль, поставленный для того, чтобы, принеся в жертву одного, развязать руки другому. То, что я предлагаю, – игра на исключение из этого ребуса лишних фигур. Тебе не сберечь мальчишку, если он на самом деле просто наивный идиот. Твой Гарри погубит себя, несмотря на все твои старания. Я не хочу, чтобы это стоило жизни еще кому-то. Я предупреждал – одна его ошибка, и я стану безжалостным. Ты допустил ее, Северус. Не знаю, что вас на самом деле связывает, но именно от твоих решений зависело, упадет он или нет. Ты оставил ему такую возможность.

В эту игру можно было играть вдвоем.

– А чем все это время занимался ты? Эти твои девяносто девять процентов… На что ты приберег один?

Люциус совершенно спокойно улыбнулся.

– Туше. Искусственно воспитывать в себе доверие к кому-либо действительно противоречит логике, но… – Он отсалютовал мне кубком. – Я пытаюсь построить мир для своего ребенка. Я не хочу, чтобы после всего того, что Алан в этой жизни пережил, он снова оказался в дерьме. Емкое, однако, понятие, не находишь? С одной стороны – я сделаю все, чтобы он был в безопасности. С другой стороны… Я знаю, что такое вырасти в мире бездушных людей. Мне кажется, что мой сын ждет от общения со мной чего-то большего, чем простая безопасность. Он хочет нравиться, стать полезным… Не кому-то. Мне. Я стремлюсь к тому, чтобы он нашел человека, стать близким которому – это приятно. Я стал щедрым на шансы или, если угодно, на проценты. Ради него я заставлю себя ценить, даже немного уважать чужие чувства. Принимать их, знакомиться с ними… Пусть мой ответ – это всегда "нет". Я же считаю нужным его в принципе дать. Для меня это – уже уступка. Не упрекай меня насчет Рэндома. Он просто навязчивее других. Я ничего не чувствую к нему. Никаких сокровенных мотиваций нет. Всего лишь мальчишка, который ко мне слишком привязан. Будь он Заколо, а мы, собственно, оба теперь знаем, что так оно и есть… – Малфой усмехнулся. – Он не идеальный агент, делает ошибки, намеренные. Из-за меня, ради меня. Совсем как Ивон, как Кристиан, как Джейн. У меня какая-то удивительная способность быть любимым. Я не боюсь его силы…

Я вспылил:

– Какого черта ты не трахнешь его? – Грубо, но иначе я не мог выразиться. – Возьми его под свой контроль, не заставляй меня…

– …Что не заставлять? – Малфой встал из-за стола, прошел к дивану и медленно вылил скотч из кубка мне на колени. – Что-то чувствовать к мальчику по имени Гарри? Это на самом деле так ужасно? Чувствовать? – Его ладонь властно размазывала влагу по моему паху. Вот только выражение глаз Малфоя было далеким от всякой чувственности

– Я должен дать тебе полный отчет? Или тебя безумно раздражает, что я – не Блэк?

– Блэк? – он оседлал мои колени. – У тебя забавные, но емкие характеристики людей. Ты мне подходишь на роль спутника жизни больше, чем кто-либо. Всегда подходил. Такие люди, как вы с Ивон, понимают одну очень простую истину. – Его губы приблизились к моему уху. – Я сам совершенно не умею кого бы то ни было любить. Если вдуматься – даже мои чувства к сыну сродни одержимости. Трахнуть Рэндома, говоришь? Мне проще убить, чем притворяться, что он что-то для меня значит. Лицемерие утомительно. Это не то, на что я хочу потратить жизнь. – Малфой встал так же резко, как приблизился, и совершено равнодушно заметил: – Брюки высуши. Пойдешь так по замку – окончательно испортишь себе репутацию. Знаешь, Снейп, я передумал. С тех пор, как ты связался с мальчишкой, от тебя удивительно мало пользы. Алан все еще без сознания, а ты занимаешься всякой – лично мне совершенно неинтересной – ерундой. Этот твой Поттер отправится в банк вместе со мной и Рэндомом. Я предупреждал: не захочешь сам решить эту проблему – решу ее за тебя.

Я встал, глядя в глаза Эдмонда. Ненавижу это в Малфое. Еще одна из его постоянных скверных привычек – Люциусу очень нравится думать о себе хуже, чем все обстоит на самом деле. Пересчитывать собственные добродетели он считает утомительным, а вот грехи его забавляют.

– Я все улажу с Поттером, но он никуда не пойдет. Если убьешь его, то я ничего не стану делать для твоего сына. Не знаю, одержимость ли то, что ты к нему чувствуешь, или нет, но, надеюсь, она достаточно сильна, чтобы позволить тебе принять мой выбор.

Малфой ухмыльнулся.

– Он мне дорого обходится. Твой выбор.

– Правда? Собственный – многим дешевле?

– Ну, так это же мой… Себе мы всегда прощаем намного больше того, чем можем позволить другим. Я хочу, чтобы вы как можно скорее вылечили Алана, и, будь так добр, действительно контролируй Поттера. Мне не хочется с тобой сражаться, Снейп, на самом деле не хочется, но если ты не оставишь мне выбора…

– Оставлю. Как только Алан поправится, мы с Поттером покинем замок, а до этого времени я сумею нести ответственность за его поступки.

– Я перестаю верить в подобные заявления.

– Твое право. Нам уехать немедленно?

Малфой покачал головой.

– Нет, не стоит. Все происходящее меня только что начало по-настоящему забавлять.

Я снова подумал о том, что ненавижу Малфоя. В его действиях было что-то непоследовательное. Что-то, что не давало мне покоя. Я не видел особых причин, по которым он вел себя настолько нелогично, а я терпеть не могу, когда чего-то не понимаю.

 

***

Это нужно было сделать с самого начала. Разумные решения приходят в голову, когда ты уже перестаешь их от себя ждать. Перед тем, как сходить за Поттером в башню, я подождал, пока Малфой отправится на поле, чтобы осмотреть трупы, и, обойдя замок, выбрал подходящее помещение. Если мне не изменяет память, раньше оно служило учительской. Диваны там были очень старые, но для сна еще годились, и имелся отдельный туалет. Впрочем, самым лучшим в этой комнате был замок, зачарованный от любых отпирающих чар, и еще сохранившиеся заклинания, обеспечивающие полную звукоизоляцию.

– Куда мы идем? – всю дорогу спрашивал Поттер.

Я таинственно отвечал:

– Увидишь, – и подталкивал его вперед.

Он шел, не сопротивляясь, и, кажется, не собирался мучить меня очередными бесконечными извинениями. Это было хорошо. Я чувствовал себя сейчас слишком взбешенным, чтобы обсуждать с ним его поведение. Когда мы оказались в комнате, мальчишка сразу все понял и сел на диван.

– Ты запрешь меня?

– Да. Сюда никто не будет входить, кроме меня, а ты из комнаты выбраться не сможешь.

Он кивнул, не выказав никакого желания возражать.

– Я все понимаю. Больше не хочу доставлять проблем. Запирай.

Такая покладистость меня удивила. Неужели он хоть немного поумнел? Поттер, который добровольно соглашается на арест? Непостижимо.

– Я буду трижды в день приносить тебе еду.

– Хорошо. У меня есть надежда, что ты станешь оставаться на ночь?

Это все, что его волнует? Я решил, что наказание должно быть серьезным.

– Нет.

Он снова кивнул.

– Значит, мы в ссоре из-за того, что я нарушил данное тебе слово. Она долго продлится?

Я огрызнулся:

– Вечность. – Как же непоследовательны мои мысли… Почему я начал злиться из-за его спокойствия?

– Это очень долго. Надеюсь, ты все же передумаешь, если я постараюсь убедить тебя, что изменил свое поведение.

Он говорил что-то не то. Мальчишка вообще выглядел необычайно задумчивым.

– Что-то случилось?

Кажется, я должен был сердиться, а не беспокоиться.

Гарри пожал плечами.

– Ну, я наделал много глупостей…

– Я не об этом. – Интересно, почему? – Что тебя тревожит?

Оно виновато посмотрел на свои руки.

– Всего лишь сон. Я знаю, что должен сейчас говорить и думать о другом, но он никак не идет у меня из головы.

– Что же тебе приснилось?

Он шепотом признался.

– Мы. Ты и я… Здесь, в замке, недалеко от ворот. В этом сне я ненавидел тебя так сильно, что хотел убить, а ты смеялся надо мной. Говорил какие-то гадости, а потом… Потом сам выглядел так, будто меня ненавидишь, а я… Никогда мое сердце не было настолько переполнено злостью. Я готов был голыми руками разорвать тебя на куски и кричал, что ты трус... А еще в том сне у меня была волшебная палочка.

Я похолодел. Не должен был – подсознание порой играет со всеми нами скверные шутки, и его сон мог быть простым кошмаром и ничего не значить, но мне стало страшно. Я не помнил, чтобы когда-то раньше испытывал такой подавляющий ужас.

– Всем снятся плохие сны, – я прокашлялся, чтобы вернуть голосу спокойствие. – Не бери в голову.

Сосредоточенная морщинка на лбу мальчишки не давала мне покоя. Как же хотелось сейчас забраться в его черепную коробку и вышвырнуть оттуда все лишнее. Все, что его, а значит, и меня, беспокоило. Лучше бы он говорил очередную глупость, лучше бы оказался Дидобе. Все, что угодно, кроме напоминания мне о том, кем мы изначально были друг для друга. Я запретил себе вспоминать. Без этого ограничения на собственные мысли дышать становилось сложно, что уж говорить о простом существовании.

– Ты называл меня Поттером… В том сне. Не знаю, из-за чего, но я верил, что эта фамилия подходит мне больше, чем любая другая. Отчего так? Отчего тот сон был таким реалистичным? Чувствовать ненависть к тебе – это так странно… По-настоящему кошмарно.

Почему у меня возникло чувство, что, сбив меня с ног, мальчишка намеренно старается добить? Он не мог ничего вспомнить! У него на это было много времени, куча жизней, и мне было бы плевать, если бы в одной из них к нему вернулась память. Все было бы просто. Он бы никогда не смотрел на меня с доверием. Он не влюбился бы, а я не заставил бы себя принять все, что происходит. Сейчас все его переживания – это просто бред больного воображения. Он не имеет ничего общего с моей отвратительной памятью. У него не может быть такой же. Потому что это меня уничтожит. Я не смогу найти ни одной причины, чтобы снова взглянуть ему в глаза, ведь я позволил врагу отдать мне свое сердце. Я разрешил ему унизить себя чувствами ко мне. Я принял их. Я вот так странно поиздевался над нами. Такое невозможно простить. Я не хочу видеть его реакцию на мою глупость. Я готов пичкать его зельями для сна без сновидений, я готов стереть его воспоминания, я ко всему готов, только бы никогда снова не смотреть в глаза тому Поттеру.

– Это только сон, ничего больше. – Я, кажется, забыл обо всех поводах на него обижаться, потому что сел рядом и даже по собственной инициативе накрыл его руку своей. – Все скоро закончится. Я буду все свободное время проводить в лаборатории, чтобы вылечить Алана, а потом мы сразу уедем. Это не самое мудрое решение, но если тебе так не нравится в замке…

Он прижался ко мне.

– Теперь совсем не нравится. Я тут с ума схожу.

– Уедем, – повторил я, понимая, что мне действительно хочется выбраться из Хогвартса, уйти от любых напоминаний о прошлом. Каким бы опасным и непритягательным ни было мое настоящее, оно стало устраивать меня в тот момент, как я впервые перестал быть одиноким. Не хотелось думать о Лили и старых ранах. Ни о чем не хотелось, пока руки Поттера меня обнимали, и я чувствовал исходящее от него тепло. На моей душе столько всего намерзло, что отогреться я смогу еще не скоро, но, кажется, меня уже полностью поглотил сам процесс.

– Скоро Рождество...

И чего он о нем вспомнил? Магглы давно не придавали особого значения собственным богам, да и магам было не до старых традиций.

– Тебе нравится этот праздник?

Он кивнул.

– Очень. Мы с мамой всегда отмечали. Дарили друг другу какие-то подарки, веселились… Знаешь, тебе бы я тоже очень хотел хоть что-то подарить, но у меня ничего нет.

– Это неважно. Я никогда не придавал значения таким вещам.

– Да? Жалко… Я что-нибудь придумаю. Обязательно. Ведь это плохо – не радоваться праздникам.

Я обнял его крепче.

– Мне не нравится твоя идея "что-нибудь придумать". Послушание – лучший подарок.

Он улыбнулся.

– Я не буду выходить из комнаты. Честно. Не буду жаловаться, если у тебя не останется на меня времени. Просто…

– Что?

Поттер поцеловал меня в щеку.

– Буду рад встретить это Рождество с тобой. Ты лучший подарок из тех, что я получал.

Я нахмурился, но он быстро погладил пальцами мой лоб, разглаживая морщины, и улыбнулся, а я отчего-то почувствовал, что пропустил тот момент, когда кто-то все же положил под мою елку странный дар. Он был непростым, непонятным и, разумеется, оказался полным сюрпризом, но у меня не было никакого желания возвращать его обратно дарителю.

 

***

Я решил, что если Эдмонд настолько хорошо осведомлен о происходящем в замке, то у меня нет никакой необходимости вести собственное расследование, и полностью погрузился в процесс поиска лекарства для Алана. Первые тесты компонентов мы с Солом уже закончили, и я начал заниматься составлением подходящей комбинации. Лонгботтом мне во всем помогал, хотя у него хватало и другой работы в замке. Проводя с ним много времени, я вынужден был признать, что на плечах этого не слишком разговорчивого молодого мужчины лежало много забот. Он спал не больше трех часов в сутки и большую часть отведенного на бодрствование времени проводил в лаборатории. К счастью, он, наконец, выставил из нее Бес и Иону, несмотря на то, что из-за этого ему пришлось разругаться с Малфоем.

– В коридоре их охрана будет не менее эффективна, а я не могу работать, когда кто-то вечно стоит у меня над душой!

Девушки были выдворены за дверь, а я порадовался, что мое присутствие его пока не раздражало. Люциус, похоже, готов был сделать этому человеку много уступок. Исключительно из корыстных побуждений я заставлял себя быть с ним любезным. Иногда после нескольких часов совместной работы мы заводили короткие малозначимые беседы. Порой Лонгботтом рассказывал об очень интересных вещах, над которыми я никогда раньше всерьез не задумывался.

– Я несколько лет мучался вопросом, отчего в замке не работают маггловские технологии.

– Из-за слишком большого сосредоточения магии.

– А как рассчитать меру этого сосредоточения? Возьмем, к примеру, телепорт: он – явное доказательство тому, что магию и технику можно сопоставить. Или взгляните на машину на руке Алана – вживление несовершенно, но, используя свою силу, он с ее помощью может на многие мили вокруг засечь проявление колдовства, а также подавить чары других волшебников. Наручники, которыми пользуются инквизиторы, – тоже доказательство того, что магию можно ограничить.

– Наручники – не доказательство. При их изготовлении использовалась плоть магических существ. В остальном согласен, но, скорее всего, речь идет о том, что происходит слишком незначительный расход магии, поэтому она не вступает в конфликт с прибором.

– Именно. В книгах, хранящихся в замке, написано, что степень могущества волшебника определяется с момента его рождения. Колдун тем сильнее, чем больше магии единовременно он может высвободить и вложить в то или иное заклинание. Можно научиться контролю, освоить технику, но через свой внутренний ресурс не перешагнуть.

Меня интересовали эти разговоры. Человек, которых вел их со мной, во многом был уникален. Даже в той, первой жизни его образ мыслей кардинально отличался от мышления его сверстников. В отличие от той же Гермионы Грейнджер, которая с блеском усваивала любой материал, Лонгботтом не стремился все запомнить, его больше занимала возможность вникнуть в процесс. Именно из-за этого его котлы взрывались чаще, чем у кого бы то ни было. Его слишком увлекало то, что происходило с зельем, и он, наблюдая за этим, отвлекался от самого рецепта. А зелья – точная наука, она требует сосредоточенности на чем-то одном. Меня ничуть не удивило его поведение, когда я узнал, что Лонгботтом стал учителем и всю жизнь потратил на исследования в области травологии. В нем был определенный азарт первопроходца, человека, стремившегося не постигать старые истины, а искать новые. Сейчас, когда разница в нашем возрасте была уже не столь велика и предполагала некоторую легкость общения, говорить с ним было интересно. Подкупал и тот факт, что он видел во мне занимательного собеседника. Думаю, в замке нашлось бы немного людей, способных понять и оценить его теории.

– Вы можете рассуждать об этих границах, исходя из собственного опыта?

Он кивнул.

– Могу. – Пальцы Лонгботтома прошлись по украшенному пирсингом шраму на лбу. – Знаете, в ограничении свободы воли есть свои плюсы. Когда мою способность принимать решения "выключили", время перестало меня волновать. Были прямые команды, которым нужно было следовать. Как вспышки мотивации – а потом полный вакуум все время между ними. Никаких идей и интересов, но я научился находить в этой пустоте удовольствие. Когда у тебя нет внутреннего времени, отсутствует скука. Я мог по двенадцать часов в день предаваться одному и тому же занятию, которое при обычных обстоятельствах мало кого бы развлекло.

– Чем же вы занимались?

– Анализировал магию внутри себя. Пытался почувствовать все ее аспекты. Просто ощущал – и ничего более, это даже на осмысленную идею не походило. Так, наверное, видят и чувствуют младенцы в утробе матери. Природой в них заложен определенный процесс – расти, и все, что они могут, – наблюдать за тем, как он идет. Я, если вам так будет угодно, рос, и однажды почувствовал, что перешел на новый уровень, началось мое взросление. Не я управлял магией, а она взяла мое тело под свой контроль и начала восстанавливать поврежденные участки мозга. Для этого требовались определенные рефлексы, и они начали развиваться у меня сильнее, чем у обычных людей, потому что у них не хватает времени на такое монотонное постижение самого себя. С их помощью я научился управлять своей магией. Волшебства от этого во мне не стало больше, я просто получил возможность накапливать его. На пределе магических сил, которые может выдерживать это тело, я способен простым Ступефаем снести с поверхности земли небольшой город вместе со всеми его жителями, хотя после этого буду чувствовать себя крайне истощенным. Но не так, как те люди, что управляют телепортами. Из них магию извлекают принудительно, я же контролирую процесс. Мое волшебство дружественно настроено по отношению ко мне, поэтому новый прилив магии быстро заполняет возникшие от ее перерасхода бреши. Возможно, я плохо объясняю… Но это трудно выразить словами.