Николай Довгай Друзья до гроба
Вид материала | Документы |
Мать и сын Глава восьмая |
- Николай Довгай Маменькин сыночек, 1601.05kb.
- Николай Довгай Утраченный свет, 1132.05kb.
- Николай Довгай Записки Огурцова, 561.85kb.
- Реферат по философии Философия Н. Г. Чернышевского Общепризнанным лидером шестидесятников, 114.55kb.
- Николай Носов, 220.37kb.
- Глория Му Вернуться по следам, 5794.54kb.
- Личность в истории: Николай, 283.04kb.
- II. Николай Романов личность в истории, 289.05kb.
- Николай Раевский родился 14 сентября 1771 года, в городе Москве. Николай был болезненным, 115.26kb.
- Николай II александрович, 61.14kb.
Мать и сын
Капли воды падали с неплотно закрытого крана.
– Мама, а куда ушел папа? – спросил сын.
Настя закусила губу, с трудом сдерживая слезы.
– Мама, а куда ушел папа? – настойчиво повторил Гриша, похлопывая мать по бедру.
– Папа... Он пошел провожать дядю.
– Мама, а наш папа опять пьяный?
– Нет, сынок... Просто он выпил с дядей пива.
– Да нет, мама, что ты мне говоришь! – выпячивая губки, возразил ребенок. – От пива папа никогда так не кричит. Наверное, он опять пил эту водку. Ох, мама, ты знаешь, как я не люблю, когда наш папа пьяный!
– Ладно, сынуля, пойди, посмотри, что там Катенька делает.
– Ну, мама,– закапризничал сын,– почему ты меня от себя гонишь? Я хочу побыть с тобой.
– Ничего я не гоню,– сказала Настя. – Но ты уже большой, а она маленькая. И ты должен присматривать за сестрой. А я сейчас перемою посуду, и тоже приду.
Пригорюнившись, Гриша пошел к Катеньке. Настя прислонилась к дверному косяку и заплакала, уткнув лицо в ладони; плечи ее вздрагивали, но всхлипываний почти не было слышно. Выплакавшись, она утерла слезы и посмотрелась в зеркало. Глаза были красны. Настя прибрала со стола, перемыла посуду и умыла лицо холодной водой.
В комнату она вошла с приветливой улыбкой. Дети играли на ковре.
– Все. Закругляйтесь,– сказала Настя.
– Ну, мама,– возразил Гриша,– рано еще.
– Ничего не рано.
– Ну, еще минуточку, одну только минуточку,– подняв палец, упрашивал сын. – Я только машину в гараж поставлю.
– Ладно, ставь быстренько,– смилостивилась мама.
Она взяла Катеньку на руки и стала укладывать ее спать. Вскоре дочь уснула.
– Ну, скоро ты ее уже поставишь? – подойдя к Грише, тихо спросила мама,
– Сейчас,– прошептал сын. – Ты же видишь, мама, мотор никак не выключается!
– Ах ты, хитрец! Хватит возиться. Ложись!
– Др, др, др, др... – Гриша поставил машину в гараж и, надув губы, стал раздеваться.
– Давай быстрей,– подгоняла Настя. – Приучайся делать все быстро, как мама. А то вырастешь тютей.
– Каким тютей? – Гриша заулыбался: ему очень понравилось это слово.
– А вот таким, который возится, как букашка.
– Как букашка! – засмеялся сын. – Мама, я букашка?
Он лег на кровать.
– Ну, все, хватит болтать,– сказала Настя. – Спи.
– А ты, мама? Что ты будешь делать?
– Тоже буду спать.
– Угу... Ну, посиди со мной немножечко, мама!
– Я устала.
– Ну, капельку... Одну только капельку, а?
– Да что ты как маленькая девочка,– садясь возле сына на край кровати, сказала Настя. – Ты же мужчина!
– Я мужчина?
– Конечно.
– А папа мужчина?
– И папа мужчина.
– А ты, мама, мужчина?
– Нет, я не мужчина.
– И ты, мама, мужчина. Мама мужчина! – смеясь, захлопал в ладоши Гриша.
Настя поднялась.
– Все, я ухожу.
– Почему?
– А что же ты, как балаболка? Не можешь и секунды молча полежать.
С кровати раздался тонкий жалобный голосок:
– У, мамочка, не ухода... Я буду лежать смирно.
Она опять присела на кровать. Какое-то время они молчали.
– Мама... – вдруг зашептал Гриша. – Мама...
– Тсс... – Настя приложила к губам палец. Сын умолк, но вскоре снова не выдержал: очевидно, какая-то мысль не давала ему покоя.
– Мама...
– Ну, что тебе?
– А почему папа назвал тебя козой? Ведь ты же не коза?
– Когда ж он называл? Он не называл,– сказала Настя.
– Да как же не называл? Я слышал.
– Ну, папа, наверное, пошутил.
– Да нет, не пошутил, что ты мне говоришь! Я же знаю, когда папа шутит.
– Ладно, сынуля, спи. Завтра рано в садик вставать.
– Какая же ты коза? – удивился Гриша. – Где же твои рога?
Мамины губы дрогнули, надломились в горькой улыбке:
– Есть рога,– грустно сказала она.
– Где же они?
– А вот они,– мама выставила над своей головой два пальца в виде рожек. – Я коза, а ты мой козленочек. Спи, козленочек.
Она погладила ребенка по головке.
– А знаешь, мама,– простодушно болтал Гриша,– мне этот дядька Волк не понравился. Если бы он к нам не пришел – то папа бы не пил. А папа такой хороший, когда не пьет эту водку. Ты скажи ему, чтобы он больше к нам этого дядьку не пускал.
– Хорошо, сынуля... Спи.
Вскоре веки сына сомкнулись, дыхание стало глубже. Настя печально смотрела на светлое личико Гриши. Она с глубокой нежностью поправила на нем одеяло и выключила настольную лампу
Она сидела в темной комнате и слушала, как тикают часы. Несколько раз ей почудилось, что кто-то открывает дверь. Быть может, муж вернулся? Но нет... Прошел час, другой,– а Петр не приходил.
Наконец, Настя все же легла на кровать. Она лежала с открытыми глазами, потом смежила веки, пытаясь уснуть. Так пролежала она целую вечность. Очевидно, ей вдруг стало очень тяжело на сердце, и она заплакала.
О чем плакала она?
О своей ли юности с ее чистыми девичьими мечтами? О своей ли любви к мужу, которой теперь становилось все меньше? Или ее душила обида оскорбленной женщины?
Но вот она выплакалась и утерла слезы. Прошло еще несколько часов. Начало светать.
Глава восьмая