Николай Довгай Друзья до гроба

Вид материалаДокументы
Мать и сын
Глава восьмая
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Мать и сын


 

Капли воды падали с неплотно закрытого крана.

– Мама, а куда ушел папа? – спросил сын.

Настя закусила губу, с трудом сдерживая слезы.

– Мама, а куда ушел папа? – настойчиво повторил Гриша, похлопывая мать по бедру.

– Папа... Он пошел провожать дядю.

– Мама, а наш папа опять пьяный?

– Нет, сынок... Просто он выпил с дядей пива.

– Да нет, мама, что ты мне говоришь! – выпячивая губки, возразил ребенок. – От пива папа никогда так не кричит. Наверное, он опять пил эту водку. Ох, мама, ты знаешь, как я не люблю, когда наш папа пьяный!

– Ладно, сынуля, пойди, посмотри, что там Катенька делает.

– Ну, мама,– закапризничал сын,– почему ты меня от себя гонишь? Я хочу побыть с тобой.

– Ничего я не гоню,– сказала Настя. – Но ты уже большой, а она маленькая. И ты должен присматривать за сестрой. А я сейчас перемою посуду, и тоже приду.

Пригорюнившись, Гриша пошел к Катеньке. Настя прислонилась к дверному косяку и заплакала, уткнув лицо в ладони; плечи ее вздрагивали, но всхлипываний почти не было слышно. Выплакавшись, она утерла слезы и посмотрелась в зеркало. Глаза были красны. Настя прибрала со стола, перемыла посуду и умыла лицо холодной водой.

В комнату она вошла с приветливой улыбкой. Дети играли на ковре.

– Все. Закругляйтесь,– сказала Настя.

– Ну, мама,– возразил Гриша,– рано еще.

– Ничего не рано.

– Ну, еще минуточку, одну только минуточку,– подняв палец, упрашивал сын. – Я только машину в гараж поставлю.

– Ладно, ставь быстренько,– смилостивилась мама.

Она взяла Катеньку на руки и стала укладывать ее спать. Вскоре дочь уснула.

– Ну, скоро ты ее уже поставишь? – подойдя к Грише, тихо спросила мама,

– Сейчас,– прошептал сын. – Ты же видишь, мама, мотор никак не выключается!

– Ах ты, хитрец! Хватит возиться. Ложись!

– Др, др, др, др... – Гриша поставил машину в гараж и, надув губы, стал раздеваться.

– Давай быстрей,– подгоняла Настя. – Приучайся делать все быстро, как мама. А то вырастешь тютей.

– Каким тютей? – Гриша заулыбался: ему очень понравилось это слово.

– А вот таким, который возится, как букашка.

– Как букашка! – засмеялся сын. – Мама, я букашка?

Он лег на кровать.

– Ну, все, хватит болтать,– сказала Настя. – Спи.

– А ты, мама? Что ты будешь делать?

– Тоже буду спать.

– Угу... Ну, посиди со мной немножечко, мама!

– Я устала.

– Ну, капельку... Одну только капельку, а?

– Да что ты как маленькая девочка,– садясь возле сына на край кровати, сказала Настя. – Ты же мужчина!

– Я мужчина?

– Конечно.

– А папа мужчина?

– И папа мужчина.

– А ты, мама, мужчина?

– Нет, я не мужчина.

– И ты, мама, мужчина. Мама мужчина! – смеясь, захлопал в ладоши Гриша.

 Настя поднялась.

– Все, я ухожу.

– Почему?

– А что же ты, как балаболка? Не можешь и секунды молча полежать.

С кровати раздался тонкий жалобный голосок:

– У, мамочка, не ухода... Я буду лежать смирно.

Она опять присела на кровать. Какое-то время они молчали.

– Мама... – вдруг зашептал Гриша. – Мама...

– Тсс... – Настя приложила к губам палец. Сын умолк, но вскоре снова не выдержал: очевидно, какая-то мысль не давала ему покоя.

– Мама...

– Ну, что тебе?

– А почему папа назвал тебя козой? Ведь ты же не коза?

– Когда ж он называл? Он не называл,– сказала Настя.

– Да как же не называл? Я слышал.

– Ну, папа, наверное, пошутил.

– Да нет, не пошутил, что ты мне говоришь! Я же знаю, когда папа шутит.

– Ладно, сынуля, спи. Завтра рано в садик вставать.

– Какая же ты коза? – удивился Гриша. – Где же твои рога?

Мамины губы дрогнули, надломились в горькой улыбке:

– Есть рога,– грустно сказала она.

– Где же они?

– А вот они,– мама выставила над своей головой два пальца в виде рожек. – Я коза, а ты мой козленочек. Спи, козленочек.

Она погладила ребенка по головке.

– А знаешь, мама,– простодушно болтал Гриша,– мне этот дядька Волк не понравился. Если бы он к нам не пришел – то папа бы не пил. А папа такой хороший, когда не пьет эту водку. Ты скажи ему, чтобы он больше к нам этого дядьку не пускал.

– Хорошо, сынуля... Спи.

Вскоре веки сына сомкнулись, дыхание стало глубже. Настя печально смотрела на светлое личико Гриши. Она с глубокой нежностью поправила на нем одеяло и выклю­чила настольную лампу

Она сидела в темной комнате и слушала, как тикают часы. Несколько раз ей почудилось, что кто-то открывает дверь. Быть может, муж вернулся? Но нет... Прошел час, другой,– а Петр не приходил.

Наконец, Настя все же легла на кровать. Она лежала с открытыми глазами, потом смежила веки, пытаясь уснуть. Так пролежала она целую вечность. Очевидно, ей вдруг стало очень тяжело на сердце, и она заплакала.

О чем плакала она?

О своей ли юности с ее чистыми девичьими мечтами? О своей ли любви к мужу, которой теперь становилось все меньше? Или ее душила обида оскорбленной женщины?

Но вот она выплакалась и утерла слезы. Прошло еще несколько часов. Начало светать.

 

 

Глава восьмая