Николай Довгай Друзья до гроба

Вид материалаДокументы
Керина одиссея
А на горе стоит сосна
Змея папы Шульца
Глава четвертая
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Керина одиссея


 

Лет этак за шесть до описанной сценки, в одном из городских сквериков сидела на лавочке разбитная компашка. Было около десяти вечера, и на улицах уже горели фонари.

Кто именно привел тогда Ирку по прозвищу Коза, за древностью лет, уже припомнить невозможно. Быть может, это был Цирик, а может быть, и Витька-дылда или кто-то еще. Да это теперь уже и не суть важно.

Так вот, Керя наяривал на гитаре « Цыганочку», а захмелевшая Коза, прильнув к его плечу, голосисто пела:

 

А на горе стоит сосна,

А под сосною вишня-я...

 

Через некоторое время компашка разбилась на парочки и разбрелась по укромным уголкам. Ирка-коза повисла у Кери на шее. Она целовала его в сочные губы, а он с замиранием сердца прижимал к себе молодую женщину, в волнении тискал ее мягкую податливую грудь, и его бросало в жар от необычайных ощущений. Впрочем, далее пылких объятий в тот вечер дело так и не зашло: Керя был еще совсем «неопе­рившимся птенцом». Высокий, статный, с красивыми простодушными глазами, он походил скорее на взрослого ребенка, чем на быстро мужающего парня. Ирка же была для него загадкой за семью печатя­ми... Впрочем, не она одна.

Вскоре Керя пошел на танцы и познакомился там с другой девчонкой. Имя ее уже выветрилось у него из головы, припоминалось только, что это была пышная блондинка, и что он был наповал сражен ее роскошными формами. После танцев Керя провел девушку домой, он постоял у ее калитки, робко держа нежную ладонь в своей руке, а когда пришла пора расставаться – чуток грубоватым тоном бывалого мужчины назначил ей свидание на завтрашний вечер.

В условленный час папа Шульц нервно расхаживал у «Тавричанки», поджидая подругу. Она пришла с небольшим опозданием, и они пошли по улице Суворова. Девушка держала Керю под локоть, а он напряженно обдумывал, с чего бы начать беседу... Так прошли они с полквартала. И тут путь им преградила девица в гоф­рированном мини-бикини и ярком платке, повязанном на пиратский манер.

– Стоять! – рявкнула Коза (ибо это была она). – Так вот я вас и накрыла! Попались, голубки!

Она уперла руки в бока, окидывая с ног до головы Керину девушку воинственным взглядом.

Керина спутница ошарашено посмотрела на незнакомку. Затем перевела недоуменный взгляд на своего парня, надеясь, что тот положит конец этой наглой выходке. Керя со скучающим видом отвел глаза, предоставляя событиям развиваться своим чередом.

– В чем дело? – пролепетала Керина девушка. – Кто вы такая? Я вас не знаю.

– Не знаешь, да? Ну, так сейчас узнаешь! Это мой парень, усекла? Давай, вали от него! И учти: еще раз засеку тебя с моим кавалером – ноги поотрываю!

Чистый, наивный взгляд девушки устремился на Керю. Папа Шульц слегка поклонился ей и... мило улыбнулся. Ирка Коза, выпятив грудь и вихляя бедрами, грозно двинулась на соперницу:

– Ну, чо ждешь? А ну, чеши отсюда, я кому сказала!

Закрыв ладошками пылающее от стыда лицо, девушка кинулась прочь. Какие-то юнцы заулюлюкали ей вслед. Коза горделиво просунула руку под локоть папы Шульца – с той стороны, где только что находилась ее соперница – и небрежно бросила:

– Пошли!

И снова был чудный вечер. И Коза млела в жарких объятиях Волка. А потом были и другие вечера, приводившие Керю в трепет. И робкому юноше было предоставлено немало верных шансов, лишиться своего целомудрия. И, однако же, он так и не воспользовася ни одним из них. И тогда в Иркиной голове созрел коварный план...

Как-то на закате дня она предложила ему побродить по Гидропарку. Молодые люди приехали на пляж и углубились в самую глухомань острова. Под сенью плакучих ив Керина подружка расстелила на траве одеяло, вынула из сумки две бутылки «Біле міцне», хлеб, кильку в томате и несколько плавленых сырков. И вот молодые люди лежат на пустынном бреге...

Тихо плещет волна. В темном небе крадется луна, серебрит дорожку в древних водах седовласого Борисфена...

Как, должно быть, чудесно, как романтично – плыть в такую ночь под луной, нагишом, в тихой величавой реке... Причем плыть нагишом не одной, но вместе с возлюбленным, предварительно разделив с ним скромную трапезу и выпив на равных по бутылке доброго, хмельного вина...

И вот на глазах изумленного юноши, Ирка-коза сбрасывает с себя легкий кружевной бюстгальтер. Вслед за ним на пустынный брег падают и ее тонкие трусики... Страстно целуя захмелевшего парня в шею, в грудь, Коза умело стягивает с возлюбленного брюки…

Дойти до воды в эту ночь им так и не довелось.

И Ирка преподает неопытному юноше первые уроки сладострастия, и седовласый Борисфен безмолвно катит свои воды к морю, и лунная дрожка скользит по его темной спине.

Единственное, что омрачало интимные восторги молодой пары – так это комары. Если бы не укусы этих кровожадных насекомых – тот вечер смело можно было бы назвать вершиной блаженства.

 

Глава третья

Змея папы Шульца


 

– Брр! Мерзавка! – сказал Петр, поднеся к носу кусочек хлебного мякиша и с наслаждением втянув в себя его дух. – Хорошо пошла... Да ты бери, бери, закусывай, старина. Что это ты, как как не родной? Вот огурчики, а вон – колбаска!

Керя накалывает на вилку колбасный кружок и отправляет в рот. Он сидит за столом, склонив к груди патлатую голову и выгнув спину колесом – ни дать, ни взять оживший вопросительный знак.

– Ну, говори, рассказывай, старина,– заулыбался Петр. – Как там тайга?

– Стоит тайга.

– А девочки есть?

– Ну. В тигровых шкурах…

Как это нередко бывает даже между давними приятелями, не видевшими друг друга длительное время, в их отношениях чувствовалась некоторая напряженность. Петр пытается оживить беседу.

– Что ж ты там делал?

– Строил.

– И чо, если не секрет?

– А! Всякое! – лицо Кери как-то брезгливо перекосилось. – Дома... Бытовки для рабочих...

– Наверное, прилично заработал, а? – подмигнул приятелю Воробьев. – Я слыхал, там у вас деньгу лопатой гребут?

– Гребут... – хмыкнул Керя, похрустывая суставами длинных музыкальных пальцев. – Хорошо, хоть на обратный путь хватило.

– Ну, а как там, в смысле житухи?

– Паршиво...– пренебрежительный жест. – Зимой колотун, летом комары зажирают… Даже прилично побалдеть негде.

Петр откинулся на спинку стула, закинул нога на ногу, закурил.

– Где же ты сейчас обитаешь? У бабуленции?

– Ну.

– А что это ты говоришь так, как будто чем-то недоволен?

– А! Ну ее, ведьму старую... – Керя насупился. – И когда уже только ее черти в могилу унесут!

Он тоже закурил. Петр все еще не мог погасить на своем лице снисходительной улыбки. Не сон ли это? Его приятель сидит у него в гостях, одетый по последнему писку моды, пьет водку, курит сигареты...

– Как же ты меня разыскал?

– Зашел к твоим предкам... Говорят, женился Петруха, получил квартиру.

– Все верно,– Петр блаженно улыбнулся. – Кончилась моя холостяцкая жисть! Батяня, наверное, тебя и не узнал?

Папа Шульц как-то неопределенно сдвинул плечами.

– А маманя?

– Узнала сразу...

Петр сбил пепел с кончика сигареты в пепельницу.

– Наших не видел?

– На днях Юрка-паровоза встретил,– сказал папа Шульц. – На машзаводе пашет. Говорит, женился.

– Да, знаю,– соболезнующим тоном произнес Петр.

– Стонет, бедняга,– сообщал Керя, потирая пальцем переносицу.– Говорит, такая выдра попалась!

– Пашка Дача тоже не в восторге,– небрежно обронил Петр,– Уже два раза расходился.

– Ну, а ты как?

Настя навострила уши – находясь в смежной комнате, она слышала весь разговор.

– Нормалеус. Да пойдем, старина, я тебе все покажу.

Друзья отправились осматривать Петькины «апартаменты». Таежный Волк с неподдельным интересом осмотрел комнаты, он вошел в туалет и дернул за шнур, прикрепленный к рычагу сливного бачка – вода с шумом вылилась в унитаз.

– Да-а… Жить можно! – изрек Таежный Волк, с глубокомысленным видом покачивая головой.

– Район неплохой,– самодовольно улыбнулся Петр. – Кино, магазин, садик – все под боком.

– Это у тебя государственная?

– Нет. Кооператив.

– Где же ты раздобыл мани-мани? – Таежный Волк прищелкнул пальцами. – Наверное, предки подкинули?

– Ну. Мои старички на квартиру раскололись. Ее – на обстановку и прочую дребедень,– Петр хлопнул себя ладонями по груди. – В общем, теперь я в этой хате хозяин!

Друзья вошли в залу. Настя сидела в кресле и читала журнал. На ковре играли дети. Гриша, издавая тарахтящие звуки, катал игрушечный вездеход, а Катенька возилась с куклой. Керя недоуменно взглянул на малышей.

– А это что, твои?

– Ну,– Петр горделиво распрямил плечи. – Молодая поросль!

Друзья вернулись на кухню, снова уселись за стол.

– Выходит, у тебя все тип-топ?

– Да вроде того...

– И ты вполне доволен жизнью?

– Вполне довольны жизнью бывают только круглые идиоты,– нравоучительно заметил Петр. – Жизнь многолика, старина! Недаром же про нее кто-то сказал, что она – сложная штука. Сегодня она тебе улыбается, а завтра – показывает зад. Что делать, приходится мириться...

– Ага! Так она и тебе тоже показывает зад? – папа Шульц обрадовано потер руки.

– Бывает... Ты знаешь, старина, я бы сравнил ее с палитрой художника, на которой есть все: и светлые, звонкие краски... а есть и грустные, одинокие тона...

– Да? И каких же тонов у тебя больше?

– А хрен его бабу Феню знает. По-моему, в последнее время начинают преобладать какие-то мерзкие пятна.

– Жалеешь, что женился? – уточнил Керя.

– Да нет, дело не в том... Жениться все равно когда-нибудь надо. От этого, старина, никуда не уйти. Такова диалектика, развитие жизни, так сказать, по спирали...

Он прочертил дымящейся сигаретой диалектическую спираль. Керя как-то странно ухмыльнулся:

– Но все-таки лучше не спешить, га?

– Этт точно... Спешить с этим делом могут только ослы вроде меня... Кстати, ты знаешь, с чем можно сравнить жену?

– Нет.

– С чемоданом, – просветил приятеля Петр. – Который тяжело нести, а бросить – жаль.

– Выходит, тебе еще повезло...

– В чем?

– Что бросить жаль. Я б свой – так выбросил бы на первом же перекрестке!

Петр с удивлением воззрился на друга:

– Не понял... Что ты хочешь этим сказать, старина?

Папа Шульц с мрачным видом достал из кармана брюк носовой платок и осторожно промокнул им вспотевший лоб.

– Ты помнишь,– наконец произнес он, таинственно снижая голос,– когда я уезжал в тайгу – то обещал привезти с собой тигра?

– Ну, помню... – Петр все еще не мог уловить, куда гнет его приятель.

– А привез тигрицу.

– Как? – изумленно воскликнул Петр. – Неужто женился?

Керя со сдавленным вздохом развел руки по сторонам.

– Ай-яй! – воскликнул Петр, схватившись за голову. – Ай-яй! Что ж ты наделал, а?

На кухне воцарилось гробовое молчание. Лицо Кери было торжественным и скорбным одновременно.

– Вот те на... – задумчиво произнес Петр. – Такой орел! Такая, можно сказать, сизокрылая чайка... и влип?

– И влип,– как эхо, отозвался Волк.

Мужчины синхронно вздохнули.

– Ну, что ж... В таком случае позволь выразить тебе мои самые искренние соболезнования... – сказал Петр.

Друзья с мрачными лицами пожали друг другу руки. Петр налил водки в стаканы.

– Старая гвардия уходит... – глухим, проникновенным голосом заговорил Петр, подняв стакан на уровень груди и по-гусарски вздернув локоть. – Нет уже больше Пашки Дачи – мир праху его ... Юрка Паровоз – тоже женился... Прекраснейший души был человек. Обо мне и толковать нечего. Я – человек конченный. Уже, считай, пятый год... и вот теперь – ты... Самый стойкий из нас! Последний из могикан!

Керя бледно улыбнулся. Петр перекрестил его свободной от стакана левой рукой:

– Вечная память тебе. Хороший был человек... Шебутной... Помнишь, как в шестом классе, кажется? Ну да, в шестом... Уже ж здоровенные лбы были! Помнишь, как мы с тобой заховались в раздевалке и, когда наши девки начали переодеваться на физкультуру – выскочили оттуда? Я – с куриным пером за ухом, в вывернутых наизнанку штанах. Ты – в длинных черных трусах, в резиновых сапогах, с перемазанной сажей рожей?

Керя печально улыбнулся:

– Да, здорово нас тогда девки поколотили…

– Э-хе-хе! Золотое времечко было! – вздохнул Петр.

Таежный Волк грустно качнул головой.

– И вот теперь ты тоже попался на эту удочку... – сказал Воробьев. – Как же это тебя угораздило, браток?

Приятель красноречиво постучал пальцем по своему виску. Затем – по столу.

– Н-да... Ты прав... Тысячу раз прав... – сказал Петр. – Все мы – даже самые премудрые из нас! – рано или поздно ловимся, по своей глупости, на эти их женские приманки. Но скажи хотя бы мне, как она?

– Стерва.

– Да? Эт-того следовало ожидать... И чо, дети у тебя уже, наверное, есть?

– Если бы не было – черта б лысого я на ней женил­ся, – злобно проворчал Керя. – Женила, гадина.

– Понятно... И сколько ж их у тебя?

Таежный волк поставил пальцы рожками:

– Пока шо двое...

– Пока шо, говоришь ты?

– Ну,– друг ковырнул пальцем в носу. – Третий на подходе.

– Вона как... – задумчиво молвил Петр. – Связала морс­ким узлом ... Эт-та они умеют... сволочи.

Керя беззаботно отмахнулся:

– Ничего, нехай растут. Они ведь не мешают, верно?

– Абсолютно! Ведь дети... Как это там говорится? Наши цве­ты? Но только лучше их нюхать на чужих подоконниках, не так ли?

Петр подлил водочки в стаканы.

– Серенька, это дело надо спрыснуть. Ты готов?

 Рука покорителя тайги взметнулась в пионерском салюте:

– Всегда готов!

Приятели выпили.

– К-хе... выходит, ты тоже повесил хомут на шею?

– Ну... хрум-хрум,– это Керя жует огурчик. – Такая кобра попалась! Хуже моей змеюки, наверное, уже ни у кого нету.

Петр метнул настороженный взгляд на дверь

– А у меня, по-твоему, не кобра?

– Ну, с твоей жинкой еще жить можно! – легкомысленно брякнул Таежный Волк.

– Да ты-то откуда знаешь? – подивился приятель.

– Знаю, раз говорю. Уж ты, Петек, мне поверь. Твоя жена по сравнению с моей – настоящий ангел!

– Что? – Петр поперхнулся. – Как ты сказал? Ан-гел?

Он, конечно, ломал комедию, и простофиля Волк не подкачал: повелся на его удочку:

– Да, ангел! – алкоголь уже ударил ему в голову, щеки порозовели. – И ты со мной лучше не спорь! Твоя жена по сравнению с моей – чистое золото!

– Ух ты! Старик, а тебе не кажется, что ты тут хватил через край?

– Не-а. Не кажется, – Керя строго помахал пальцем перед своим носом. – У меня ж глаз – алмаз. Я бы с твоей жинкой жил – и не тужил! Как вареник бы в сметане катался.

– Ну да! Прямо как вареник! – не поверил Петр. – А, может быть, как галушка?

– А может быть, и как галушка!

Губы хозяина дома искривились в иронической усмешке:

– Ну, хорошо. И чем же твоя кобра хуже моей?

– А тем и хуже! Вот ты пожил бы с моей змеей хотя бы с недельку – тогда бы узнал.

– И что б я такого узнал? 

– А то бы и узнал! Вот тогда бы ты б волком и взвыл! Петлю бы себе на шею накинул – и готово!

– Ха-ха. Уж прямо так и петлю! – Петр потянулся через стол, похлопал приятеля по плечу. – А сам, небось, отхватил себе такую кралю – пальчики оближешь.

– Ага! Уж отхватил – так отхватил! –  обиженно надулся Керя. – Кому бы только ее сплавить, ты не подскажешь?

– Ладно, старина, не горюй,– утешил Петр.– Не ты первый – не ты последний. Все мы ловимся на их приманки.

– Конечно! Тебе-то хорошо говорить,– завистливо произнес Керя. – У самого-то, небось, жинка – як лялечка. А у меня?

– Старик, я чой-то тебя никак не пойму. Ты к кому предъявляешь претензии?

Керя злобно насупился. Петр прижал ладонь к груди, желая успокоить друга.

– Я понимаю: тебе не легко, – проникновенным голосом сказал Воробьев. – Но кому сейчас легко? А прикинь, каково приходится турецкому султану?

– Да пошел ты со своим султаном! – вспылил папа Шульц. – Тоже мне, падишах нашелся!

– Не нервничай, Серый. Нервные клетки не восстанавливаются. А ведь тебе еще детей растить надо!

– Да ты пойми: знал бы я, что так дело обернется – ни за что на ней бы не женился, – раздраженно проворчал Таежный волк.– Она мне всю жизнь отравила!

– А кому не отравили? Всем, Сереня, отравили. Думаешь, мне отравили? Э-хе-хе!

– А я тебе говорю,– не унимался папа Шульц,– что хуже моей кобры уже ни у кого нету!

 

 

Глава четвертая