Жорж батай история глаза
Вид материала | Документы |
Глаз гранеро |
- Палеолог Морис Жорж Paléologue Maurice Georges Царская Россия во время мировой войны, 2713.45kb.
- Глаз. Оптическая микроскопия. Оптика глаза. Вопросы к занятию: Основные морфологические, 64.93kb.
- Габриэль Гарсиа Маркес. Глаза голубой собаки, 86.77kb.
- Оптических сред глаза, 328.15kb.
- Сказка о «яндекс», 116.82kb.
- Искусство управления / Февраль, 65.91kb.
- План урока-путешествия Тема: Копытные, 39.74kb.
- Методическая разработка урока По рассказу А. И. Куприна «Чудесный доктор», 83.45kb.
- Перечень научных публикаций и докладов сотрудников Волгоградского филиала, 177.5kb.
- 1. Что означает слово «псевдоним», 27.05kb.
ГЛАЗ ГРАНЕРО
7 мая 1922 года Ла Роза, Лаланда и Гранеро должны были выступать на аренах Мадрида. Бельмонте жил в Мексике, и Лаланда и Гранеро слыли величайшими матадорами Испании. Большинство признавало Гранеро лучшим. В свои двадцать лет, красивый, высокий, с юношеской сноровкой он достиг уже вершины славы. Симона тоже заинтересовалась им. Когда сэр Эдмонд сообщил ей, что этот знаменитый убийца быков поужинает с нами вечером после корриды, она не могла скрыть своей радости.
Гранеро отличался от других матадоров тем, что нисколько не походил на мясника, внешне он напоминал, скорее, очаровательного мужественного и стройного принца. Всякий раз, когда бык проскакивает мимо матадора, плотно облегающий его ягодицы костюм эффектно подчеркивает линии его крепкого и напряженного как струна тела. Ярко-красная ткань и сверкающая на солнце шпага рядом с умирающим быком, чья истекающая потом и кровью шкура еще дымится, довершают впечатление от завораживающей чарующей игры. Под знойным небом Испании возможно все, а оно, это небо, совсем не слепящее и твердое, как многие его себе представляют, но солнечное, пронизанное удивительным светом, мягкое и тусклое, порой совсем нереальное - так сильно обилие света и жара будоражат чувства и воздействуют на нашу мягкую влажную плоть.
Для меня эта влажная нереальность солнечного света навсегда осталась связана с корридой седьмого мая. Единственные предметы, которые я бережно сохранил - это желтый с голубым веер и посвященная смерти Гранеро популярная брошюра. Когда я садился на пароход, чемодан с этими сувенирами упал в воду (какой-то араб выловил его шестом), они в очень плохом состоянии, но даже такие, грязные и покоробленные, они напоминают мне ту страну, то место, тот день, все, что кажется мне теперь таким далеким и призрачным.
Первый бык, яйца которого заказала Симона, оказался черным чудовищем, так молниеносно вырвавшимся из загона, что, несмотря на все попытки его остановить и крики он успел вспороть животы трем лошадям, прежде чем началась коррида. Он даже поднял на рога лошадь и всадника, так, как будто хотел преподнести их в дар солнцу, и они с грохотом упали ему на спину. В нужный момент Гранеро выступил вперед: дразня быка своим плащом, он забавлялся его яростью. Сопровождаемый бурей оваций молодой человек водил перед быком своим плащом, и каждый раз, когда чудовище как пушечное ядро устремлялось на него, он на палец уклонялся от ужасного удара. Смертельный удар, сразивший ослепительное чудовище, был нанесен матадором без видимого усилия. Овациям не было конца, а в это время жертва с неуверенностью пьяницы упала на колени, потом рухнула, задрав все четыре ноги вверх, и издохла.
Симона стояла между сэром Эдмондом и мной - мы оба были в равной мере возбуждены - сесть на место после оваций она отказалась. Не говоря ни слова, она взяла меня за руку и повела на пропахший мочой двор арены. Я схватил Симону за зад, в то время как она лихорадочно нащупала мой член. Мы зашли в вонючий сортир, где в луче солнца вились крошечные мушки. Раздев девушку, я вонзил в ее влажную кроваво-красную плоть свой розовый член, он погрузился в эту пещеру любви, а я яростно начал теребить ее анус, в то время, как наши рты с ожесточением впились друг в друга. Сотрясший нас и выгнувший наши спины оргазм не уступал по силе оргазму быка, чей член не дрогнул, а возбужденная вульва была вся залита спермой.
Наши сердца, готовые выскочить наружу, громко колотились у нас в груди. Симона со сжимающимся от наслаждения задом, я со все еще стоящим членом - мы оба вернулись в первый ряд. Но на месте, предназначенном для моей подружки, на тарелке покоились два очищенных яйца, эти железы, размерами и формой напоминающие куриное яйцо, были перламутрово белыми, слегка розоватыми от крови, совсем как глазные белки.
- Это сырые яйца, - сказал сэр Эдмонд Симоне с легким английским акцентом.
Симона опустилась на колени перед тарелкой, ее охватила не свойственная ей растерянность. Отлично осознавая свое желание и не зная, как его осуществить, она была близка к отчаянию. Я взял тарелку, чтобы она могла сесть на скамью. Она взяла ее из моих рук и снова поставила на место.
Сэр Эдмонд и я боялись привлечь к себе внимание окружающих. Коррида затягивалась. Наклонившись к уху Симоны, я спросил ее, чего она хочет.
- Идиот, - сказала она, - я хочу сесть на тарелку голым задом.
- Это невозможно, - сказал я, - сядь на место.
Я убрал тарелку и заставил ее сесть. Я смотрел ей в глаза. Мне хотелось показать ей, что я все понял (я тоже думал о тарелке с молоком). Мы уже не могли усидеть на месте. Нас охватило такое волнение, что оно передалось даже невозмутимому сэру Эдмонду. Коррида стала неинтеерсна, появление пугливых матадоров больше не щекотало нам нервы. Симона захотела, чтобы наши места были на солнце, и теперь мы, все мокрые от пота, с пересохшими губами, тонули в потоках света и жары.
Симоне никак не удавалось поднять свое платье и сесть задом на яйца, она по-прежнему держала тарелку в руках. Я хотел было еще раз совокупиться с ней до того, как выйдет Гранеро. Но она отказалась, не в силах оторваться от "упадка и разрушения", так она называла поток кишек, вываливающихся из вспоротых животов лошадей (тогда еще на лошадей не надевали защитных панцирей).
Находясь под длительным воздействием солнечных лучей, мы понемногу утратили чувство реальности, и наше болезненное неудовлетворенное желание сорвать с себя одежду и обнажиться уже не казалось нам таким невозможным. Исказившиеся от солнечного света лица, жажда и смятение чувств, расплылись в одном хаотичном потоке. Появление Гранеро ничего не изменило. Бык вел себя осторожно и игра затягивалась.
То, что последовало за этим, произошло совершенно неожиданно и без какой-либо видимой связи с предыдущими событиями, возможно, на самом деле и была какая-то связь, но, глядя со стороны, я ее не заметил. Я с ужасом наблюдал, как Симона время от времени кусала яйца, а Гранеро продвигался вперед, размахивая перед быком красной тряпкой. Потом Симона, которой кровь ударила в голову, дойдя до крайней степени бесстыдства, обнажила свою вульву и запихнула туда бычье яйцо, Гранеро же, упав на спину, закатился под баллюстраду, и под эту баллюстраду трижды со страшной силой ударили с размаху рога: один рог проткнул ему правый глаз и голову. Ужасающий шум арен совпал с судорогой, пробежавшей по телу Симоны. Приподнявшись с каменной скамьи, она пошатнулась и упала, солнце светило ей прямо в глаза, из носа у нее шла кровь. Несколько мужчин бросились вперед и подхватили Гранеро.
Все зрители вокруг арены вскочили на ноги.
Правый глаз трупа болтался на ниточке.