Министерство сельского хозяйства РФ фгоу впо «Самарская государственная сельскохозяйственная академия»
| Вид материала | Документы |
| 4.5. Шестидесятые как точка экзистенциального перелома 4.6. Конец истории по Фукуяме 4.7. Экзистенциальный смысл «Карибского кризиса» |
- Самарская государственная сельскохозяйственная академия, 79.14kb.
- Методология аналитического обоснования развития сельского хозяйства на базе статистического, 709.24kb.
- Научное обоснование повышения обмена веществ, мясной продуктивности птицы при использовании, 531.52kb.
- «Нижегородская государственная сельскохозяйственная академия», 1723.58kb.
- Взаимные обязательства по созданию необходимых условий для подготовки высококвалифицированных, 251.25kb.
- Государственное управление предприятиями апк, 122.68kb.
- Министерство сельского хозяйства и продовольствия Республики Беларусь, 295.18kb.
- Интенсификация производства говядины в мясном скотоводстве 06. 02. 10 частная зоотехния,, 864.33kb.
- Воспроизводительные качества коров в зависимости от уровня молочной продуктивности, 413.96kb.
- Министерство сельского хозяйства и продовольствия республики беларусь, 405.25kb.
4.5. Шестидесятые как точка экзистенциального перелома
В шестидесятые Россия еще представляла собой динамичное, активно развивающееся общество, способное на постановку и решение глобальных (планетарного масштаба) политических, экономических, культурных, научно-технических и прочих проблем. Только весьма проницательный взгляд мог разглядеть за всем этим усталость, инерцию, надвигающееся одряхление. Наивно было бы считать последовавшие за шестидесятыми «застой» и «перестройку» досадными историческими девиациями, которых, в принципе, можно было бы избежать. Общая тенденция разложения уже в семидесятые была столь очевидной, что ее присутствие в социуме заведомо не могло быть простой случайностью.
Примечательно, что в относительно благополучных Европе и Америке и в относительно нищей России наблюдаются практически тождественные экзистенциальные явления танатологического характера. Прежде всего, это повсеместное прекращение процесса воспроизводства населения, что выглядит особенно опасным на фоне расширенного воспроизводства в незападных социумах. Например, в одном только Пакистане проживает сегодня больше людей, чем во всей России. Алкоголизм и наркомания давно стали общенациональными проблемами на Западе, а в России уже следует говорить об алкогольном вырождении нации. Наконец, во всех западных странах катастрофически растет число носителей всевозможных наследственных заболеваний, так что по некоторым подсчетам к середине ХХI века в западных социумах вообще не останется физически и психически здоровых людей.
В свое время Ницше сказал: «Тот, кому есть, зачем жить, вынесет любое как»65. Экзистенциальный характер кризиса современной западной цивилизации (с включением сюда России) проявляется именно в том, что западному человеку жить практически незачем, поэтому он не способен жить даже в условиях, весьма благоприятных относительно условий жизни предшествующих поколений западных людей. Сходные цивилизационные процессы происходили и в Древнем Риме. Когда страна перешла от территориального расширения к поддержанию сложившегося социального миропорядка, был утрачен вектор экзистенциального движения от небытия к бытию. Тем самым высшая экзистенциальная точка римского социума была пройдена, и начался путь вниз. Население перестало воспроизводиться, верхи погрязли в пьянстве и разврате, а низы – в тунеядстве и паразитизме, требуя от власть предержащих исключительно хлеба и зрелищ.
4.6. Конец истории по Фукуяме
Конечно, окончательный закат Запада, о котором писал Шпенглер, может растянуться на столетия и даже на тысячелетие, если вспомнить печальный опыт Византийской империи. Однако смена экзистенциального вектора для западной цивилизации уже произошла. Путь вниз необратимо влечет Запад к абсолютному ничто, к небытию. И проявляется это, прежде всего, в том, что Запад уже не может предложить миру принципиально новых типов социального и личностного бытия; максимальное, на что он сегодня способен – это консервировать старые отработанные экзистенциальные типы.
Именно об этом и говорится в знаковом исследовании Френсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек»66. Автор констатирует очевидное: «Мы не можем представить себе мир, отличный от нашего по существу и в то же время лучше нашего»67. Отсюда делается вывод о том, что человечество достигло завершающей фазы своего социального, а, значит, и интеллектуального развития.
Такое решение представляется нам до некоторой степени скоропалительным. Это западная модель общественного развития окончательно исчерпала себя, но другие модели, например, индийская, китайская или исламская, представляются сегодня вполне жизнеспособными.
Здесь принципиально нельзя согласиться с Фукуямой, который утверждает, что «хотя около миллиарда человек – одна пятая населения Земли – принадлежат к исламской культуре, бросить вызов либеральной демократии на ее собственной территории на уровне идей ислам не может»68. Пример Косова подтверждает, что это не так. В среднесрочной исторической перспективе страны Евросоюза и даже США должны стать мусульманскими только потому, что кардинально изменится их этнический состав. При этом подавляющая часть европейских и американских мусульман принципиально не ассимилируется, сохраняя традиционные ценности и, самое главное, традиционный образ жизни с его патриархальностью и многодетностью.
4.7. Экзистенциальный смысл «Карибского кризиса»
Значение шестидесятых годов ХХ столетия для мировой цивилизации и, прежде всего, для России заключается, главным образом, в том, что тогда, как минимум, в российском и американском социумах еще ставились экзистенциальные задачи глобального характера. Проще говоря, людям еще было, зачем жить. Более того, перед ними открывались экзистенциальные перспективы, ранее невиданные. То, что представителям предшествующих поколений могло показаться полной фантастикой, реально осуществлялось в 60 – 70-е годы. Для России шестидесятые – это точка перехода из света в тень, от осмысленного к бессмысленному, от духовного к растительному существованию.
Экзистенциально знаковым для шестидесятых, безусловно, является Карибский кризис. У постхристианского человечества, более того, у России впервые в истории оказался ключ от двери, ведущей к апокалипсису. Однако эта дверь так и осталась не отпертой. Конец света не состоялся. При этом тот факт, что американцы отступили от края пропасти, особого удивления не вызывает. Удивительно другое. Почему от решительного шага уклонились люди, гимном которых стали слова: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья…»? Люди, ни во что не ставившие человеческие жизни и мечтавшие о всемирной революции, то есть о тотальном утоплении цивилизации в крови? Разве упустит истинный революционер возможность разметать тюрьму народов одним ударом, подложив под ее стены атомный заряд? Тем более, если прав И.Р. Шафаревич, утверждавший в одной из своих работ, что «смерть человечества является не только мыслимым результатом торжества социализма – она составляет цель социализма»69.
Ужас – единственное, что может остановить от подобного рода действий. Осознание того, что за стенами тюрьмы нельзя обрести более совершенного мира, поскольку там вообще ничего нет. Ощущение непосредственной близости этого самого ничто оказалось весомее всех аргументов чувства и разума. Россия не толкнула дверь в никуда, тем самым, так и не осуществив своего исторического предназначения. Иллюзорными и бессмысленными оказались не только страдания и лишения строителей коммунизма, но и всех русских людей христианской эры, которые ждали избавления, для человечества так и не наступившего. Европейско-американский принцип максимальной экзистенциальной самореализации оказался более реалистичным, но и он, по большому счету, качественно не способен изменить танатологический экзистенциальный вектор современной западной цивилизации.