Собственность и труд
| Вид материала | Документы |
| Человеческого достоинства |
- План Состояние экономики и состояние жизни. Отношения собственности. I. Изучение нового, 26.68kb.
- Информация о порядке передачи муниципальных учреждений здравоохранения в государственную, 68.05kb.
- Контракт: подписываем, 424.76kb.
- Собственность – понятие, виды. «Благо» и «бремя» собственности, 32.87kb.
- Принято Думой Хвойнинского муниципального района 28 ноября 2011 года. Всоответствии, 16.1kb.
- «Основы управления интеллектуальной собственностью», 27.7kb.
- Семь источников экономического прогресса, 756.34kb.
- И. Д. Амусин находки у мертвого моря, 955.74kb.
- Влияние локального рынка труда на формирование спроса на труд в условиях экономического, 375.17kb.
- Перечень земельных участков, государственная собственность на которые не разграничена,, 13.39kb.
«…постижение любого рода несовершенств и опасностей надо начинать с самого себя» (Ю.Н. Афанасьев)
«А не искать (выдумывать) виноватых (врагов) вовне или пытаться «совершенствовать» других по своему образу и подобию», - так бы я продолжил заглавную мысль книги академика РАЕН Юрия Николаевича Афанасьева «Опасная Россия», вынесенную мной в эпиграф главы.
«Почему всё, что облегчает и очеловечивает повседневный быт, приходит с Запада? Почему мы оказались в одной компании с политиками весьма сомнительного толка? Почему страны, у которых нет ни природных богатств, ни плодородной земли, живут намного лучше нас, имеющих всё это? (А. Яковлев. «Сумерки». С. 586). Ответы на поставленные вопросы могут быть верными только, если отбросим набившее оскомину объяснение нищеты, лени, разгильдяйства некими «таинственными», до сих пор «неразгаданными» особенностями русского характера, присущими исключительно возвышенной русской душе» (там же, с. 72) и будем исходить из афанасьвского тезиса. К сожалению, по моему глубокому убеждению, неумение (нежелание) сознавать в себе вину в бедах, которые сопутствуют русским во всей их истории, а также навязчивая идея величия и мессианства, при реализации которой не стесняются в выборе средств, являются самыми негативного свойства отрицательными чертами их психологии. Афанасьевым об этом сказано, правда, лишь намеком, но достаточно прозрачным, применительно к современной американской политике по мироустройству с учетом плачевного опыта России в 20-м веке (см. Ю. Афанасьев. Опасная Россия… с. 30). Об этом замечательно сказано А. Камю в «Письме к немецкому другу» (июль 1943 г.): «Я не желаю родине величия, достигнутого любыми средствами, замешенного на крови и лжи. Нет, я хочу помочь ей (Франции.-А.Б.) жить, помогая жить справедливости...Моя страна стоит того, чтобы любить её трудной и требовательной любовью...» ( А. Камю. Указ. соч. С. 103, 106). Вот что следовало бы сказать всем нам, следуя завету незабвенного патриота ныне покойного Дмитрия Лихачева, пожелавшего России покаяния. Мы же пока что склонны восторгаться заявлением Г. Селезнева (бывший председатель Госдумы) о том, что «нам не в чем каяться».
Как я уже имел повод сказать во вступительном слове, книги Ю. Афанасьева и А. Яковлева, по сути, являют собой исследования, цель которых глубинное познание страны, её народа и государства. Поэтому данная глава моего исследования в значительной мере отталкивается от их идей, подчас оспаривая их, и фактического материала, которыми, хотелось бы думать, мне удалось обогатить исторический материал и свои думы, изложенные в моих ранних исследованиях - предыдущих изданиях настоящей книги, а также монографии «Откуда и куда идешь, Россия? Опыт осмысления послеоктябрьской истории и будущего россиян» (М., «Инсан». 1996).
Забегая вперед, хочется сразу сформулировать свое мнение относительно книги Ю. Афанасьева в целом, в связи с откликом на него Б.М. Виттенберга. Рецензент озаглавил его довольно откровенной оценочной формулой «Об историческом оптимизме и историческом пессимизме и государственном подходе к истории» («Новое литературное обозрение» (НЛО), 2002, №54). Согласно ему, монография Афанасьева изложена с позиции исторического пессимизма и, следовательно, - как бы само собой разумеется, - негосударственного подхода к истории. (Замечу мимоходом: симптоматична сама постановка вопроса в такой связке, означающей, что государственный подход есть ура-патриотический, не взирая на то, что оно (государство) с возглавляемым им народом идет ко дну – «погибаем, но с музыкой»!). Невозможно согласиться с рецензентом. Потому как оптимист не тот, кто хвалит худое или не видит в нем негатива, фактически считая его нормой. Оптимист тот, кто видит негатив таким, каков он есть, и действенно хочет, чтобы его не было. То же – с пессимизмом: не тот пессимист, кто прогнозирует дурной исход данного события, режима, если он существенно не изменится, а тот, кто черное называет белым. Ю. Афанасьев – как раз такого типа оптимист, смело, бесстрашно вскрывающий язвы своего Отечества с тем, чтобы их излечить, чтобы их не было.
Виттенберг не согласен с выводом Ю. Афанасьева о том, что «По Гайдару провели конфискационную денежную реформу. По Чубайсу – бандитскую приватизацию. По Ельцину расстреляли здание парламента и развязали войну в Чечне». А ныне «Путин по существу монархически-большевистскую, а по форме демократическую власть укрепляет. Тип власти не изменился» (с. 340). Продолжает, - пишет Виттенберг, - что 1990-е гг. проиграны Россией, с чем, на наш взгляд, никак нельзя согласиться. Во всяком случае, Россия стала открытой и свободной страной. Политические свободы, свобода слова существуют, создана основа для нормальной экономики – свобода предпринимательства, сохраняющаяся, несмотря на неудачи экономической политики. А вот судьба политических завоеваний 1990-х гг. зависит не только от сегодняшней власти, склонной к частичному их ограничению, но и от того, способны ли граждане России их защищать» (НЛО, 2002. №54. С. 9). Прав Афанасьев. Да, 1990-е, в общем и целом, проиграны. Что-то из политических свобод, действительно, пока наличествует, потому что власти предержащим ужас как хочется слыть европейцами (вернуть себе это, некогда им, единственным в России, «присвоенное» звание). В главном же – основ для развития нормальной экономики – не создано. Хуже того: создано всё, чтобы безнаказанно продолжать грабить народ и государство. Один только пример - данные по очередному займу МВФ в августе 1998 г., приведенные Афанасьевым (в долларах США): 235 млн. долл. – на личный счет дочери Ельцина Татьяны Дьяченко в Сиднейском банке (Австралия); 1 млрд.400 млн. долл. – в Нью-йоркском банке, на закрытый счет Черномырдина – тогдашнего премьера России; 780 млн. в «Креди Сюисс» (Швейцария) на закрытом счете А. Чубайса; 270 млн. долл. – в Кредитанштальт-Банкферейен (Швейцария; Лозаннское отделение) – на закрытом счете Б. Березовского; 2 млрд. долл. конвертированы в фунты стерлингов в Национальном Вестминстерском банке (Лондон, Великобритания) – на закрытый счет Бориса Ельцина. «Если на российские нужды и поступили средства, то в размере не более 100 млн. долл. США» (Ю. Афанасьев. Цит. Соч. С. 234). И эти «господа» рассчитывают на то, что с этим когда-нибудь примирится русский человек?! Никогда! Не их самих – так их, ни в чем неповинных, потомков настигнет такая беда, что мало не покажется (как это не раз уже бывало в нашей истории).
Олигархически-монополистический капитал, сросшийся с государством, не может служить нормальному развитию народного хозяйства, которое, как свидетельствует мировой опыт, по меньшей мере, наполовину должно быть представлено мелким и средним бизнесом, которого у нас «гулькин нос» (по Афанасьеву, - менее 4% взрослого населения). Монополистический капитал, по опыту всего человечества, - есть база фашизма (коммунофашизма), развязывающего империалистические войны, перерастающие в мировые.
И граждане наши неспособны защищать «политические завоевания 1990-х гг.»: электорат, голоса которого продаются за бутылку водки (пачку сахара и т.п.), не есть демократический, каковым может быть лишь электорат, в большинстве состоящий из среднего класса собственников. Развитие мелкого и среднего бизнеса не есть проблема лишь экономическая, как это нередко утверждается в нашей литературе (см. А. Яковлев. «Сумерки». С. 662). Эта проблема, в первую голову, - социально-политическая». Без формирования многомиллионного (до двух третей общества) класса его носителей, субъектов развития, составляющих основу электората, решающего бытие государства, его социально-политическую устойчивость, - мы, как нация, нежизнеспособны. Народ сегодня не способен защищать себя и методом «грабь награбленное», так как его некому организовать, а организованного (буде таковым) – некому содержать хотя бы на время борьбы. Рецензент и автор в этом вопросе как бы пересекаются друг с другом. Недостаточна и нижеследующая формула Яковлева: «пока не будет решена судьба ничейной (государственной) собственности, настоящая, то есть созидательная, экономическая и политическая стабильность в России не настигнет» (с. 662-663). Это – смотря, кому и как её решать? Передали олигархам – создали неблагополучие. Государственная собственность - народная собственность, народ должен стать реальным собственником. Нормальные (не только «экономические», но и все другие!) общественные отношения могут быть созданы лишь с появлением в стране массового собственника. Но он в народе, постоянно ограбляемом государством и в своей массе, нищенствующей, своим ходом возникнуть не может. В числе проектов, предлагаемых А. Яковлевым, по реформированию нет такого, который бы предусматривал создание названного класса с учетом выше указанного обстоятельства. Причем, не надо смешивать «массового собственника» с «массовым предпринимательством», с которого, дескать, «и надо было начинать рыночные реформы в 1985 году» (с. 78). «Массовым собственником» может и должен быть, в идеале, весь народ, а «массовое предпринимательство» может собой охватить, дай-то Бог, не более 3-5% взрослого населения и то только в случае, когда в обществе наличествует «массовый собственник».
Относительно «изменения типа власти». Он меняется тогда, когда её (власть) меняет народная масса в ходе революции, если она политически организована. В России для антифеодальной революции была, пусть и недостаточная, слабая, но своя социальная база: до трети состава крестьянства в лице кулачества и середняков, городская буржуазия. Потому эта революция, будучи по содержанию буржуазной, тем не менее не могла привести к победе буржуазии. Отсюда – её «кентавристские» потуги: решение требуемых эпохой буржуазно-демократических задач развития общества, из-за отсутствия других дееспособных социально-политических сил, революция «возложила» на коммунистов. Те, разумеется, включились в неё, последующие её этапы даже инициировали, со своими целями (искусственными и потому абсолютно недостижимыми). Две трети крестьянства – беднейшие и в значительной мере люмпенизированные - явились той «переменной величиной», которая помогла городскому пролетариату утвердить во власти диктатуру коммунистической номенклатуры. Поменяли «шило на мыло»: самодержавно-бюрократическую диктатуру сменили коммунофашистской, отличавшуюся от самодержавной лишь большей «самодержавностью», по причине отсутствия у её социальной основы малейшей культуры, со всеми вытекающими отсюда многократно усилившимися негативными последствиями. Кроме государственного капитализма (худшего толка!) они ничего другого «сварганить», конечно же, не могли. (Что их вождь-Ленин - очень скоро понял, - см. гл. 11).
Чтобы ставить задачу изменить тип власти в августе 1991 г., надо было иметь в составе народа класса, заинтересованно-способного сформировать свою власть. Такого класса не было, весь народ, в принципе, был однородным пролетариатом, напрочь лишенным собственности, то есть того, что формирует тот или иной класс в качестве субъекта развития. Власть «меняли» те же, кто, как класс, и осуществлял её, но иной клан, ниже рангом, частично находившийся во власти, частично - невостребованный в качестве функционеров. Придя к власти, этот клан, в соответствии с закономерностями бюрократизма, не имея своей социальной базы, способной и подпирать его, и требовать от него, стал «безответственной демократией», теперь называемой «управляемой демократией». Управляют тем, что само должно управлять всем! Вот такая чушь…
Иными словами, но примерно о том же рассуждает А. Яковлев: «Мы не сумели создать госаппарат нового качества. Он оставался саботажным и продажным, бездельным и презирающим любые законы. Остается таковым и по сию пору. Он «натаскан» на запреты самой системой» (с. 485). Демократы ставили перед собой абсолютно нерешимую задачу. Государство-то оставалось бюрократическим; чиновник ему нужен чтобы что-то запрещать, «тащить и не пущать», контролировать и надзирать и т.п. В таком государстве новый аппарат создается со сменой главного бюрократа, но он является «новым» по личностям, не по сути. В последнем качестве аппарат может быть новым лишь тогда, когда он служит господствующему классу, но не сам является таковым. При системе, в которой подотчетность чиновничества лишь по вертикали и полном отсутствии – по горизонтали, аппарат демократическим не бывает.
Ю. Афанасьев задался целью «… показать, почему всей русской историей был как бы «запрограммирован» наш сегодняшний невыход из прошлого» (там же , с. 339). Дело в том, что в российском обществе давно уже нет класса, способного вывести его из прошлого; на каждом переломном этапе, созревшем в связи с тем, что правящая бюрократия заводит его в тупик, она, надоев всем своей маразматичностью, сменяется другим кланом, более молодым, выросшим, однако, в недрах старого клана – плоть от плоти, кровь от крови от него же. «Те же щи – только пожиже». Почему «пожиже»? Потому что прежние успели аристократизироваться, более мудрые, более культурные, что ли, набравшиеся, в общении с аристократами всего мира, всяческих светских манер, а пришедшая им на смену – «зеленые», им еще предстоит научиться мишурному блеску. Последовательность, преемственность бюрократии во власти, её бесконечные завоевательные войны, начиная с времен Московской Руси поныне были и есть условие и средство выживания непрерывно размножающегося огромного московского военно-служилого и вообще чиновного люда: «Эта масса алчущих разлилась по Руси, густо замешав на крови генезис московской власти – а это и есть русская власть» (там же, с. 78).
Я уже имел повод в главе о «Диалектике собственности» обратиться к некоторым мыслям Ю. Афанасьева. В частности, к его весьма многозначительному выводу о том, что «Во власти – загадка и разгадка. В ней соединились самодержавное с социалистическим, личностное с коммунитарным, инициативно-созидательное с реакционно-разрушительным. Она и демиург, и душитель. Величавая и никчемная» (там же, с. 20). Именно во власти, в её своеобразии ключ к загадке и разгадке. Общероссийская «Власть», каковой стала Москва, покорившая огнем и мечом другие русские княжества поддержкой (решающей!) Золотой Орды, стала при ней «демиургом» российского бытия. Укрепила себя не формированием своей социальной базы, несущей в себе «источник саморазвития», а силовыми и карательными структурами, поддерживаемыми ордынскими властями, то есть внешней силой. (Пожалуй, точнее будет исчислять начало «внешности» происхождения русской власти еще с Рюриков). В результате она и сама для народа стала чужой, внешней силой. Отсюда - вечное противостояние власти и общества, отчуждение второго от первой.
Власть на Западе возникла с согласия общества, по договоренности с ним. В России же «она – Власть-демиург. Она создавала «классы», группы (чаще всего путем закрепощения) и даже само «общество»…» (там же); «она оказывалась «отцом всего»: порядка и хаоса, революции и реакции». Русская власть специфична моносубъектностью, её легитимность определялась не договором с другими субъектами, претендующими на субъектность, а их насильственным подавлением. Она по форме и по характеру не институциональна, а функциональна. «Поскольку у русской власти не было государственных политических институтов – в западноевропейском смысле, - их заменяли функциональные органы в виде особых слоев – боярства, дворянства – и своего рода чрезвычайные комиссии, которые были не только «надклассовыми», но и «внешнеклассовыми», а нередко в какой-то степени даже и над-внеобщественными, как в случае, например, с опричниной или с гвардией Петра 1… и ленинская партия «нового типа» (недаром Сталин называл её «орденом меченосцев») (там же, с. 164).
Властью освободительному движению, тем самым, объективно, была задана заглавная цель: овладей мной, будь мной (Властью!) и у тебя всё будет в порядке, тебе угодном. Вспомним ленинский тезис: «коренной вопрос всякой революции – власть». Коль скоро так, то власть она и есть власть, она осуществляется теми, кто у её кормила, бюрократией. Любой переворот в России начинается и завершается приходом к власти нового клана бюрократии, также отчужденного от общества. Вот и вся загадка вместе с разгадкой
Вопрос, однако, в том, почему это ей (бюрократии) всегда удавалось и удается? А потому, что она, не допустив формирования мощного среднего класса собственников, проводя политику обессобственничения народа, «вынула у него душу», как это в свое время заметил Андрей Платонов, характеризуя эту сторону деятельности большевиков. Несамодостаточный народ – тесто, из которого можно лепить хоть быдло, услужающее самодержавию, хоть коммунофашистов, с одинаковой легкостью готовых истреблять кого угодно, включая и себя. Общество, состоящее из людей, неспособных к саморазвитию, не имеет будущего.
Жизнеспособность общества определяется внутренними противоречиями-«источником самодвижения» в самих составных частях социума: классах, нациях, но не вовне их; противоречия, перерастающие в борьбу меж ними самими – показатель исчерпанности внутреннего источника саморазвития, потому она и гибельна для обеих сторон. Отсутствие в коммунистическом обществе внутренних противоречий, могущих двигать нормальное развитие, вынуждало его партию выдумывать, создавать (назначать) их (крестьянство, «враги народа»), борьба с которыми, будучи искусственно вызванной, не могла заменить собой естественные противоречия, и ослабляла, без того не слишком великие, силы государства. Россию давно (после Ленина) преследует интеллектуальная ущербность правящей бюрократии; особенно тяжко сейчас: вот уже почти два десятилетия «перестраиваемся», «реформируемся», а спроси любого самого высокопоставленного бюрократа: «куда тащишь Россию, господин хороший?». Уверен – не даст ответа; впрочем, вся Россия не ответит. Об этом еще знал Николай Васильевич Гоголь.
Обратимся к истории высоко цивилизованного Запада, разгадавшего загадку истории человечества, состоящего из субъектов, наделенных интеллектом, формирующим нравственность, вопреки (или, может быть, «благодаря») которым оно – многострадальное, несчастливое в своем подавляющем большинстве. Примерно до второй половины 20-го века там миром правил корыстный интерес правящих классов, которые, удовлетворяя свои потребности с излишествами, давили творческое начало в подвластном им большинстве общества. Делали историю такой, какой она и состоялась. Достаточных сил для противодействия угнетателям не было. Объективный процесс движения собственности вел к многократной её монополизации: рабовладельческой, феодальной, капиталистической (государственно-капиталистической), чтобы на последней, подведя человечество на грань всеобщей катастрофы (социальной – две мировые войны, и экологической), развернуться на 180 градусов в обратном направлении-к рассредоточению её в народе. Были созданы общества с субъектами развития, не нуждающимися в каких бы то ни было войнах для своего процветания, (в отличие от монополистов). Тем, во-первых, спасли себя от гибели. Во-вторых, ныне обрели силы для переустройства остальной части мира (вначале – наиболее опасных для человечества режимов: Югославии, Ирака; на очереди – Северная Корея; не исключается и Россия, если полностью не переориентирует свою внешнюю политику, отсекая «Жириновских»). Разгаданная Западом загадка истории человечества должна быть приложенной и к судьбе России.
Пока же, на сегодня, печальнее всего то, что для перевода страны в благополучное русло развития, согласно Афанасьеву, «сколько-нибудь разумных сил и действующих механизмов в публичном поле России не видно» (там же, с.409). Потому, в первую очередь, что власть того не хочет, всячески препятствует формированию таких сил. Ибо диктатура тоталитарного свойства политических сил (коммунистов, фашистов, бюрократии) возможна только в ситуации непрерывного социального напряжения, включая войны (хотя бы малые, но «лучше» – мировые). Афанасьев цитирует в этой связи Сталина, вступившего в 1939 г. в сговор с Гитлером и тем открывший путь Второй мировой войне: «Опыт последних двадцати лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны…» (там же, с. 129.- Курсив Ю.А.). Примечательно то, что в мирное время общество, развивающееся в соответствии со своими внутренними противоречиями, не рождает коммунизма. Он, следовательно, есть продукт внешних противоречий, будь то межклассовых или межнациональных, являющихся следствием ненормальных, плохо регулируемых социально-экономических отношений. Коммунизм, рождаясь из конфликта, как «плод зла», творит зло в геометрической прогрессии, облекая его в благие намерения по строительству «земного рая». Народ, извечно влачащий жалкое, полуголодное, холодное, униженно-оскорбленное существование, верит (во всяком случае, до ельцинской реформы, верил) в такого рода посулы.
Здесь, полагаю, будет к месту порассуждать о родстве коммунизма и фашизма. На мой взгляд, первый является родоначальником второго. И не только в том смысле, о котором писал правительству СССР Иван Петрович Павлов («до вас (коммунистов. – А.Б.) фашизма не было»»; цитирую по памяти.-А.Б.), а в прямом. Как тоталитарное учение, в идейно-теоретическом значении. В частности, идеи: о диктатуре «пролетариата» (фактически – коммунистической номенклатуры и вождей), о трудовых армиях, о монополитической партии, воспитании пионерии-комсомолии-гитлерюгенда и т.п. Фашизм, как питомец класса буржуазии, рожденной «третьим сословием», то есть народом, не мог воспринять основную идею коммунизма о классовой ненанвисти, к тому же он, возможно понимал её бесперспективность. Поэтому он легко соскользнул на расовую идеологию, что, с одной стороны, диктовалось утвердившимся в силе государственно-монополистическим капитализмом, принявшим империалистический характер, с другой, - для «арийцев» белой расы это было как бы исторически оправданно. Это различие направленности ненависти коммунофашизма и национал-социалистского фашизма позволяет коммунистам продлить свое пребывание на социально-политической арене вплоть до того времени, когда исчезнет раскол общества на богатых и бедных до нищеты. Число последних имеет тенденцию сокращаться с демократизацией капитала, идущей повсеместно в высоко цивилизованных государствах. В них влияние коммунизма сходит на нет (такой процесс идет даже в нашей, нищей, стране, правда по другой причине – еще помним их преступления). Добровольное объединение народов на коммунистических началах, как показал опыт 20-го столетия, нереально, а насильственное объединение – недееспособно. У национал-социализма, думается, нет перспективы быть, по крайней мере, в качестве серьезной политической силы, уже в обозримом будущем. Причина тому - неприятие людьми всех цветов кожи идеи о том, что природа (Бог) и История создали человечество, в котором одни нации с известными цветами кожи – рабы, а другие, с иными цветами кожи, - господа. Число, как наций, так и людей в них тенденции к сокращению не имеет. Это, во-первых. Во-вторых, пришло время невиданного роста самосознания народов, жажды ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДОСТОИНСТВА даже у очень-очень бедствующих. В-третьих, на этой основе могут объединяться нации, приверженные, подчас, к прямо противоположным идеологиям, религиям и образу жизни. Наступает эпоха человечности.
! Российское государство, издавна будучи тоталитарным, строго блюдя лишь собственные интересы, признавая принцип частной собственности только для незначительной части общества, к началу XX века сформировало почти полностью обессобственниченный народ-наемник в составе крестьян-полупролетариев (на две трети – беднота) и пролетариев, то есть неличностей. И вот в этой связи я не могу согласиться с утверждением Ю.Н. Афанасьева о том, что к доведению России до сегодняшнего несчастного состояния «в одинаковой мере причастны и власть, и общество», что к российскому населению, как дореволюционному и постреволюционному, так и нынешнему «меньше всего подходит дефиниция «жертва режима», что при Сталине «большинство людей тогда были жертвами и палачами одновременно (или попеременно). И теперь большинство – не только жертва «номенклатурного капитализма», но и соучастники или соучастники в творении его, а вместе с ними своей горькой участи» (там же, с. 212-213).2.
Глубокое заблуждение: иными наши люди (в массовом масштабе!) не могут быть – они полностью зависимые люди. Именно – «жертва», потому как они – не «субъекты развития», действующие во имя развития производства (дела), умножения капитала, а ради заработка на выживание; объект эксплуатации: лишенный собственности нанятый на работу человек не принадлежит себе, он раб того, кто его нанял. Нельзя взваливать ответственность на того, кто не может ответить. Рабу «талдычить», что он в рабском положении виноват сам, сам ответственен за свою судьбу и потому вовсе не «жертва» – кощунство. Я в начале 90-х гг. выступил в одной из центральных газет со статьей «Безответственная демократия», в которой указывал на причину того, почему «скурвились» наши демократы, придя к власти. Потому что с них некому было спросить, стребовать работу, честность и т.п. Действенно требовать может организованная масса; организоваться же она может, когда есть средства на её организацию. Большевиков спонсировали «Морозовы», но этого было мало; обратились к «эксам» не от любви к «искусству» грабежа (любителей этого ремесла типа Сталина-Камо, думается, было не так уж много), а от нужды. Буржуазия, когда готовила свою революцию (на Западе), полагаю, не занималась сим промыслом, так как обходилась своими средствами. Наша «демократия» не имеет своей социальной базы. Пролетариат (мы на 90% – пролетарии) – социальная база кого угодно, в основном коммунофашизма. Экономическая зависимость делает человека послушным орудием в руках, дающих ему пропитание. Он может стать врагом своих близких по крови, родству, классу, нации, Родины. Самое страшное наследие большевистского режима – «совок», человек с параличом воли, без самостоянья, с ориентацией на то, что ему кто-то обязан дать, устроить его судьбу. Прежде всего «всемогущее» государство, которое, как оказалось, мало что может дать хорошего, но очень много – гнусного, противонародного. И вообще государство возникло отнюдь не для того, чтобы кому-то и чего-то давать, а для того, чтобы брать (налоги, к примеру) для налаживания порядка и добиваться его, как внутреннего, так и внешнего; если ему и приходится что-то давать, например, убогим, то опять-таки, предварительно взяв необходимые средства у того же народа. К сожалению, понимания этого в народной гуще нет. Хуже того – российский народ есть народ гипергосударственнический, по каковой причине в его сознание легко вносится идея «закручивания гаек», всяческого «укрепления» государства, чем ловко пользуется бюрократия. Поэтому-то переход от самодержавной диктатуры царя был осуществлен при поддержке абсолютного большинства народа к большевистской диктатуре; попытка выйти из неё постепенно сходит на необольшевистскую диктатуру. Такое состояние «народной души» я объясняю не природной заданностью, а следствием многовековой государственной практики по обессобственничению народа, поставленного таким образом в полную зависимость от государства, при прочном положении которого, во-первых, «порядок», исключающий демократические свободы, кои массам ни к чему: свобода – категория «аристократическая» (Н.А. Бердяев), во-вторых, гарантируется некий минимум благополучия для «всех» – как раз, то, что массы в основном удовлетворяет. Вот где замыкается квадратура круга диктатуры, из которой выхода пока не просматривается. Несмотря на усиление «протестных настроений» массы, их готовности «вновь, как после 1917 года, отбирать и делить собственность, которой у нее самой как не было, так и нет» (там же, с. 209)3. Взаимоотношения между собственниками, с одной стороны, неимущими, с другой, – непрерывно балансируют на «острие бритвы», грозя перерасти в насильственную борьбу, они навсегда «беременны» насилием. У массы неимущих исподволь формируется в психологии мрачное мятежное недовольство, выражающееся в пьянстве, распущенности, грубости, преступлениях, обесценении человеческой жизни вплоть до отрицания права на жизнь целых классов, наций, в которых беднота усматривает причину своего неблагополучия. «Мысленная» готовность, о которой говорит Афанасьев, у нашего народа есть, но она не «деловая». Ни «Жириновским-Анпиловым», ни даже более зрелым для этого действа деятелям и партиям, сделать её деловой не по силам. Не только, да, пожалуй, и не столько в силу их интеллектуальной ущербности, сколько по причине отсутствия соответствующей социальной базы. Ссылка в этой связи на события 1917 г. неосновательна. Октябрьская революция до лета 1918 г. – буржуазная, крестьянская (не пролетарская!) революция, а после – контрреволюция, отнюдь не «социалистическая», каковой в принципе не могла быть по причине надуманности самой «социалистической» идеи. Тогда собственников было не более трети общества, но их хватило на то, чтобы восстать против самодержавно-бюрократического государства и победить, поскольку были поддержаны нищенствующими массами. На гребне крестьянской войны против помещичьего землевладения к власти пришли большевики, как наиболее организованная партия, руководимая гениальным организатором, политиком и теоретиком Лениным. Базой социальной революции является средний класс собственников (не интеллигенция, как думают некоторые, её (частями) можно купить: кто больше заплатит, тому и служит). Общество, состоящее в большинстве из наемников, – катастрофа «не за горами». Перефразируя Ленина: если нас, кто погубит, то наемник (не бюрократизм (по Ленину), а бюрократ, как носитель бюрократизма, наемный управитель государства наемников). Государством качественно, эффективно может и управлять, и организовать упразднение его некачественной формы, лишь класс собственников, ставящий себе на службу бюрократию (бюрократия неизбежно необходима обществу как его слуга, а не наоборот, как это имеет место быть в России). Ибо собственник – категория постоянная, его статус, пребывание в нем, зависит от него самого, его умения хозяйничать, править, с собственностью он связан пуповиной от рождения до смерти, как источником своего существования. Наемник же, распоряжающийся чужим добром (государством, в том числе!), озабочен одним – выжать из него максимум возможного сейчас, в данное время, пока он начальствует, а потом «хоть трава не расти». Наемник в любом случае – временщик. И этим о нём сказано всё!
«Основополагающей ошибкой в процессе демократического строительства после 1991 года, не поддающегося разумному объяснению, - пишет Яковлев, - является небрежение к образованию и науке, к социальной сфере в целом. Эта ошибка серьезно снизила доверие к демократическому управлению, породила «новое нищенство» - теперь уже ученых, учителей, врачей, пенсионеров, равно как и создала благодатное поле для социальной демагогии, но и не только для демагогии, но и для справедливого возмущения. Образование и наука – основа цивилизации» (А. Яковлев. «Сумерки». С. 655). Нет сомнения в их значимости. Тем не менее, они – вторичны. «Основополагающая ошибка» в другом: целый век твердили на всех перекрестках, что «всё вокруг колхозное (советское), всё вокруг моё». Конституционно общенародную собственность надо было сделать на деле всенародной на частнособственнических началах, сразу приступая к строительству фундамента гражданского общества сособственников; с соответствующим механизмом, исключающим окаянную круговерть разорения большинства и обогащения меньшинства, формирующим самодостаточного хозяина-работника, гражданина с достоинством. Некто из умнейших сказал, что с прошлым нельзя бороться, его надо поглотить в себе, иначе никакая революция не будет иметь успеха. Мартовско-апрельская революция 1985 года, продолженная «реформами» 90-гг., перечеркнули, пусть и всего-навсего декларированные, но внедренные в сознание людей, положения о том, что им принадлежит всё, что есть в стране; «реформаторы» поступили точь-в точь как поступили большевики в Октябрьской контрреволюции со всем прошлым, что утверждалось в бытии народа веками. В итоге имеем то, что имеем: во власти утвердились новые временщики…
Непонимание имманентно присущего нашему бюрократу свойства временщика рождает сентенции о том, что благодаря нефтедолларам покупается «право элиты работать спустя рукава» (А. Яковлев. «Сумерки». С. 593). Никакая критика в их адрес, никакие заклинания, направленные на то, чтобы стимулировать лучшую работу оных «временщиков», результата дать не могут. Они по-другому в обычном режиме работать просто не будут. «Выкладываться» они вынуждаются в мобилизационном плане и то лишь под угрозой не оказаться в числе «врагов народа».
ххх
Ю.Н. Афанасьев не обошел своим вниманием фундаментальный философский вопрос: По его мнению, «Место гегелевской диалектики и борьбы противоположностей заняла теория дополнительности Нильса Бора. Отношения в обществе регулируются не по-марксистски, не путем борьбы до победы одной из противоборствующих сторон и уничтожения другой, а оппортунистически, методом поиска и установления компромисса и согласия» (Ю. Афанасьев. Опасная Россия. С. 31)4. Его постановка вопроса объективное подменяет субъективным: достаточно обеим сторонам (бюрократической власти и обществу) проявить желание к сотрудничеству и проблема лучшего бытия народа будет решена. Теоретически такой вариант возможен. Практически – сомнительно, поскольку для решения социальных проблем требуется объективная непреложность: вот власть не хотела бы делать доброго дела, да не может позволить себе этого! Так случается, когда общество базирует свое благополучие на постоянно действующем источнике саморазвития, каковым не бывает «желание-нежелание» власти идти на согласие, им бывает соответствующая социальная структура, которой власть служит, социальная структура, в себе несущая внутренние противоречия, рождающие импульс самодвижения. Действительно, ситуация в демократических правовых государствах, начиная со второй половины ХХ в., сложилась такой, при которой проблемы решаются на началах компромисса. Но не потому, что адекватной реалиям оказался закон Бора, а не гегелевская диалектика. А потому, что предшествующий классовый антагонизм был результатом неправильного регулирования частнособственнических отношений господствующим классом, не понимавшим (игнорировавшим) диалектику внутренних противоречий в них и потому позволившим им преобразоваться во внешние противоречия, чуть было не погубившие их всех. Компромисс и согласие в этих обществах пришли тогда, когда в них собственников (всех рангов; не путать с бизнесменами) стало около двух третей, когда там государства из «ночного сторожа» монополистов стали слугами обществ в целом.
Россия опасна как самой себе, так и всему человечеству. Корневая причина этого – в «язве пролетариатства», разъедающей её общество социальной неустойчивостью, норовящей перерасти в «раковую опухоль» революций-контрреволюций. Проблема проблем, без решения которой нам «счастья, - по пословице,- не видать, как своих ушей».
Между тем, «Человечество переживает всепланетную смену эпох. Мир быстро глобализуется» (А. Яковлев. «Сумерки». С. 656). России, в этой связи, как мне кажется, надо бы стремиться к кооперированию с наиболее развитыми государствами в освоении наших природных богатств в трудно доступных для обустройства жизни людей. Север, Сибирь и Дальний Восток нам самим, по-настоящему, в обозримом будущем не освоить: ни людских, ни других ресурсов на это у нас нет. В то же время их природные богатства нужны всему человечеству. Было бы правильным, если бы оно и приняло на себя часть затрат на освоение недр помянутых районов. Наш опыт обезлюживания северных районов говорит о том, что там нет смысла создавать инфраструктуру на предмет постоянного жительства там людей; возможно, целесообразнее использовать вахтовый метод производительной деятельности. Нам это, конечно, не по силам. Быть может, это и стало бы одним из важнейших способов нашего включения в процесс глобализации. Что не исключает и другие её аспекты, о которых говорит А. Яковлев, например, проблемы «экоразвития» (с. 657).
Россия – аномальная конструкция: и общество и его государство, поглотившее его, – ненормальны, не естественно-исторические, а искусственно-исторические. Дело не только в том, что нужно или не нужно «начальству», а в том, что эта ксенофобская черта психологии русской души, воспитанная государством, наличествует в ней и ею пользуется «начальство», целенаправленно ориентируя её на других («мочить» в сортире»; «ваххабиты», вульгарные реплики по поводу «обрезания» и пр.), отвлекая её от себя-фактического врага русских людей. Вопрос в том, откуда она, эта черта души, где её источник? На мой взгляд, она есть компенсация отсутствующего в бытии народа внутреннего противоречия, как источника самодвижения (см. гл.1 «Диалектика собственности»). Философ Франк характеризует русского человека как «голого человека», у которого «право личности не распространяется далее права на свое собственное тело». У русского человека нет того, что «организует» его жизнь надлежащим образом - собственности, формирующей отношения с самим собой, с другими людьми, с государством и Отечеством в постоянном развитии. И тем делающей человека деятельным, дееспособным, самодостаточным и собственником Отечества, в итоге - благополучным.
Возникает вопрос: по своему происхождению «голость» русского человека – генетическая или историческая? Бердяев говорит о тайне соотношения мужественного и женственного начал в русской душе, об их несоединенности, что в России «мужественная свобода не овладевает женственной национальной стихией»; «Русская душа ушиблена ширью»; овладение государством необъятными просторами привело к тому, что «Русский человек…чувствует себя беспомощным овладеть этими пространствами и организовать их. Он слишком привык возлагать эту организацию на центральную власть…Широк русский человек, широк как русская земля, как русские поля. Славянский хаос бушует в нем. Огромность русских пространств не способствовала выработке в русском человеке самодисциплины и самодеятельности…»; следствием этого стала страшная централизация жизнедеятельности народа, «подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и общественных сил…И это наложило безрадостную печать на жизнь русского человека. Русские почти не умеют радоваться»; «Формы русского государства делали русского человека бесформенным; «Гений формы – не русский гений…»; «Власть шири над русской душой порождает целый ряд русских качеств и русских недостатков. Русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности с этим связаны» (Николай Бердяев. Судьба России. «Эксмо-Пресс». М. «Фолио». Харьков. 1998. С. 284, 285, 326, 327). По моему глубокому убеждению, нацию бесформенной сделало её государство, во-первых, бесконечными завоеваниями чужих территорий, расширением своей «от моря до моря», во-вторых, не позволив большинству своих людей стать собственниками. А собственность требует оформленности, персонифицирования, без них она – не собственность, ничья. Несобственнический статус русского человека породил у него антисобственническую психологию, следствием чего, на мой взгляд, и явилось стремление государства самому создавать наиболее необходимые ему производства, в частности, военно-промышленный комплекс, Немало и других вытекающих из неё негативов, о которых писал Бердяев, к которым я бы присовокупил еще неизбывное воровство (особенно казенного имущества, да и друг у друга), безразличие к чужой боли и горю других, буйство («разгуляй поле»), доходящее до полного обесценения человеческой жизни: «жизнь – копейка». Не отсюда ли формула Ф. Достоевского: «широк русский человек, не грех бы его и заузить», то есть сформировать, ограничить, ввести в рамки? А. Яковлев цитирует сказанные Ивану Бунину орловским мужиком слова: «Я хорош, добер, пока мне воли не дашь. А то я первым разбойником, первым грабителем, первым вором, первым пьяницей окажусь…». Бунин назвал эту психологию первой страницей нашей истории» А. Яковлев. «Сумерки». С. 96). Приведу шокирующее интервью небезывестного соратника гайдаро-чубайсов российского немца Альфреда Коха, данное им американскому радио, в связи с публикацией там его книги «Распродажа Советской империи». Он заявил, буквально, нижеследующее: «Многострадальный народ (русский.-А.Б.) страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, их никто не покорял, их никто не загонял в тюрьмы. Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил», что у России нет никаких перспектив, её никакие методы хозяйствования не спасут и т.п. Беспредельно цинично. Но…беда в том, что сказанное им – правда. Горькая правда. Чем он руководствовался, произнеся оную правду? Что он хотел? Автор публикации журналист А. Минкин считает, что Кох надсмеялся над народом. Вряд ли. Почему не предположить, что его целью было дойти своим языком-жалом до самого больного места русской души, быть может, начавшей терять чувство стыда. Иного объяснения того, что русские мирятся с своим позорного уровня нищенским бытием, скольжением в пропасть вот уже полтора столетия во главе с руководителями Гришки-распутинского типа или прямых уголовников, начавшимся вырождением нации, - найти трудно. У нас сейчас, кажется, из немцев два губернатора и они – в числе лучших; в свое время они (немцы) были лучшими бурмистрами, рьяно ненавидимыми крепостными крестьянами за то, что они честно отрабатывали жалованье: берегли и умножали помещичье добро. Немцы плохо работать не умеют.
Вернемся к «нашим баранам». У русских инстинктивные поиски «виноватых» во вне; «виноваты» все, только не они сами. И они, действительно, не виновны в том, что такими оказались. Но по чьей вине, – им неведомо; «проясняет» их мозги «начальство» в угодном для себя направлении. Всё это следствие того, что «...тысячелетней истории русских неотступно сопутствовало неумолимое подавление личности» (там же, с.290). Эту свою мысль Афанасьев подтверждает авторитетом В. Гроссмана, сказавшего: «особенности русской души рождены несвободой, русская душа - тысячелетняя раба» (там же).
Итак, «Вечными язвами России были и остаются нищета и бесправие, бесправие и нищета. Нищета – из-за отсутствия священной и неприкосновенной частной собственности, бесправие – из-за гипертрофированной запредельной значимости государства в жизни общества» (А. Яковлев. «Сумерки». С. 646). Важно уточнить: второе только потому, что нет первой, но и не просто её отсутствие (сейчас она у нас есть, а что толку?), а отсутствие её носителей в многомиллионном масштабе. Таким образом, вся проблема России, в конечном счете, сводится к созиданию источника самодвижения. Иначе неостановимый процесс погибели, к которой она идет уже третьим заходом. Первый этап: самый начальный (1) проявился во второй половине Х1Х века Крымской войной; (2)-русско-японской войной; (3)-участием в первой мировой империалистической войне; во всех этих войнах Россия терпела поражение. На втором этапе – попытки выйти из самодержавного кризиса: (1) революции 1905-07 гг. и Февральская; (2) Октябрьская революция-контрреволюция, доведшая «тысячелетнее русское рабство» до «совершенства» в его коммунистической ипостаси; (3) участие во второй мировой войне (апогей «победоносного» по внешним признакам, на деле же кануна краха, такой «победы», которая неминуемо должна была привести в будущем к поражению, потому что вовлекла в свою орбиту искусственного развития почти треть мира). Третий этап: попытки выйти из коммунистического тупика: (1) хрущевская «оттепель», ХХ-й съезд КПСС; (2) горбачевская «перестройка»; (3) ельцинская «реформа» и застой, продолженные Путиным. Подходим к завершению этого витка третьего этапа. («Бог любит троицу»!) Все попытки бюрократии «реформировать» государство и общество осуществлялись по принципу: «уходя, остаться», сохранив, в сущности, всё тоже «тысячелетнее рабство». Поэтому-то шансов на то, что, нынешний, третий, этап погибельного движения страны завершится выздоровлением, практически нет. Я бы сказал, что на поставленный великим Гоголем вопрос: «Русь, куда же несешься ты?» она сегодня отвечает агонизированием; уже ополовинилась, дальнейший распад прогнозируем, ибо принципы взаимоотношений Москвы с регионами (как и раньше - с славянскими, то есть в данном случае – с русскими, прежде всего), приведшие к распаду СССР, не претерпели существенных изменений. Есть резон в утверждени, что «Петр Столыпин говорил о «коренном неустройстве» России, сегодня справедливо говорить о «государственной порче», недаром в России говорят: «порченый человек», то есть человек с неизличимым недугом» (А. Яковлев. «Сумерки». С. 670).
Россия нуждается в покаянии перед человечеством и перед самой собой…
ххх
Афанасьев завершил свою книгу твердо засевшим в сознании русского народа мифом о чуде. Он, всматриваясь в лица студентов своего университета, которые видят мир иначе, чем он сам, задается вопросом: «Может быть, им доведется и сделать его другим?
Или произойдет что-нибудь раньше, и снова свершится чудо, сугубо по-русски. Например: президент Путин пойдет решительно и последовательно против возглавляемой им власти. Избавится от нее, и начнется действительное продвижение России к демократии, к рынку и к правовому государству.
Или?.. (там же, с. 414).
«Или?..» хочется исключить. А вот «чудо», о котором пишет Юрий Николаевич, может стать явью: «по-русски», живем-то в России-матушке! В ней такое бывало и не раз. В обозримом прошлом: за несколько дней до Февральской революции Ленин (по моему глубочайшему убеждению – величайший гений общечеловеческого масштаба!) в интервью заявил, что его поколение вряд ли дождется революции в России; или, быть может, кто-то предугадал крах СССР в одночасье в 1991 г.? Это не могло присниться даже в дурном сне заклятому врагу советов.
Я в своих докладах о Ленине без ленинизма (называю по смыслу) на 2-й международной научной конференции «Россия: перспективы и тенденции развития» (Москва. 13 декабря 2001 г.) и на межвузовских научных чтениях, посвященных памяти профессора В.Ф. Мамонова (Челябинск, 29 марта 2002 г.) сделал попытку применить к нашим реалиям сформулированный Гегелем закон: « Судьба народа, стремительно приближающегося к политическому упадку, может быть предотвращена только гением».
Мир знает такой опыт. Ф.Д. Рузвельт в начале 30-х гг. прошлого века в США, переживавших невероятной тяжести экономический кризис, вывел страну на светлый путь развития, по которому идет и сегодня. Чем? – Форсированным созиданием среднего класса собственников. В начале 60-х гг. того же столетия во Франции, в связи с распадом колониальной системы, оказавшейся в тяжелейшем политическом кризисе, грозившем победой ультранационалистических реакционных сил, Ш. де Голль не допустил такого развития событий, найдя общий язык со средними слоями французского общества и «навязав» их экстремистским элементам компромиссное решение, приемлемое Фронту национального освобождения Алжира. Ранее их обоих (Рузвельта и де Голля) подобное (по значимости) действо свершил Ленин: гениальной новой экономической политикой в супряге с кооперативным строительством развернул страну от гибельного «социалистического» пути на невиданный доселе путь «народного капитализма», свершившего прямо-таки «экономическое чудо»: ежегодный рост промышленной продукции с 1921 по 1927 гг. составлял 44%, доходы работающих увеличились в три раза, продолжительность жизни увеличилась на 5 лет, рождаемость поднялась на 16%, вдвое снизилась преступность. Ускоренное формирование среднего класса спасло страну от необратимой деградации, народ от вырождения, можно сказать: не только от «политического упадка», но и вообще ухода в небытие. Стремительность падения России того момента я бы уподобил бегству вскачь напуганного стаей волков табуна (косяка) лошадей в неизвестном направлении, впереди которого пропасть; спасти табун от гибели можно единственно действенным способом: пастуху на своем коне обогнать впереди скачущего косячного жеребца и, крутым поворотом своего коня, увести табун за собой в сторону от пропасти. Ленин проделал именно нечто подобное, с той существенной поправкой, что бег вскачь «табуна», то бишь самой России, был результатом революции и гражданской войны, к организации которых он сам имел прямое отношение и потому, с одной стороны, ему было как бы «с руки» развернуть движение революции в ином направлении. С другой стороны, несмотря на величайшую тяжесть (психологического свойства для партии) необходимого маневра, ему это было по силам: его гениальность была работающим фактором в сознании масс. По-моему, гипертрофирование роли личности при таком положении общества, возможно, объясняется тем, что в нем нет класса с стратегического масштаба интересами, способного вести его в естественно-историческом русле развития. Таковым может быть лишь класс собственников – субъект развития, объемлющий собой доминирующее большинство населения страны.
Словом, требуется гений! Да чтоб жил он долго, дабы сам завершил дело, им начатое. Чтобы дождаться чего-нибудь путного, «в России надо жить долго», - говорил незабвенный остроумец Корней Чуковский (верность сей сентенции на себе испытал, - замечу, кстати).
Ххх
Однако же – гении гениями. Природа на них не щедра. Да и чудеса случаются уж слишком редко. Быть может, выход из тупика, в который государство загнало свой народ, с учетом сложившихся исторически у нас обстоятельств, нужно искать ни, как пишет А. Яковлев, цитируя Н.В. Гоголя, в «восстании против неправды» (с. 645), которое сегодня, по-моему, нереально, да и прок от него весьма сомнителен, ни продолжая мириться со статусом наемного раба, имеющего единственный источник существования – наемную работу (когда она есть!). Наверное, есть смысл прислушаться, в какой-то мере, к цитированной выше мысли Афанасьева о всеобщей виновности в том, что с нами происходило и имеет место быть ныне – здесь с ним солидарен и Яковлев: «…до сих пор больше всего мешаем Реформации мы сами» (с. 546). По Л.Н. Толстому: не только желать совершенствования чего-то и кого-то, других, то есть, а заняться улучшением и себя самих. Он, выход из тупика, хотелось бы надеяться, состоит в том, чтобы за формирование всенародного среднего класса взяться нам, сирым и грешным, самим?! Так сказать, не взирая…на всю абсурдность нашего бытия: «Пьем беспробудно, но пьяниц не любим. Воруем вот уже тысячу лет, но воров не уважаем. Лжем непрестанно, но лжецов презираем. Богатых ненавидим, но сами работать не хотим и обожаем жить за чужой счет. Мечтаем об изменениях, но отвергаем реформаторов. Наша мечта: изменить всё, ничего не меняя» (А. Яковлев. «Сумерки». С. 682). Преодолевая себя, по мудрой пословице моего народа – «ятып калганчы, атып кал», что в переводе равнозначно присказке о положении двух лягушек, оказавшихся в горшке со сметаной, из которой одна непрерывным своим прыганием из сметаны спахтала комок масла, опершись на которое она и выпрыгнула на свободу. Будем помнить: свободный человек, это, прежде всего, - материально обеспеченный, независимый, человек! Тут первоначало рабской психологии. И чем черт не шутит (особенно когда Бог спит): придет время, в котором наш достославный потомок пушкинскому: «На всех стихиях человек // Тиран, предатель или узник» противопоставит нечто прямо противоположное, воздав россиянину заслуженную им хвалу
Государственная бюрократия этого делать не будет: она не настолько дура, чтобы пилить сук, на котором сидит (хотя, впрочем, она сим промыслом занимается постоянно (по причине некомпетентности - в управлении государством, но не в данном случае – слишком отчетливо прогнозируемом). Тому свидетельство – вся история России, особенно с момента, когда она была вынуждена включиться в общемировой цивилизационный процесс, отменив крепостничество. Главным следствием его отмены в социально-экономическом плане должно было стать упразднение монополии феодалов на собственность рассредоточением её в крестьянстве, значительная часть которого стала бы средним классом собственников. Но самодержавная бюрократия провела крестьянскую реформу таким образом, что вместо многомиллионного класса собственников Россия подошла к революциям начала 20-го века с полностью разоренным народом; положение не смогла выправить и столыпинская реформа, как по причине её запоздалости («поезд ушел»), так и её непоследовательности (в антифеодальном смысле). Эта политика и практика была продолжена Сталиным вторым заходом в крепостничество, ликвидировав крестьянство, как таковое, многомиллионный средний класс в лице нэпманов и кооператоров. Та же линия в политике государства прослеживается в дефолте 1998 года, на корню подкосившем начавший было формироваться средний класс. Будет еще не один дефолт, если режим не сменится. А он сменится, когда зачахнет «от «обжорства властью» (А. Яковлев. «Сумерки». С. 670).
Что же делать-то? Элементарно нравственным, не спившимся, здравым людям надо взять курс на обогащение всяческими путями, не противоречащим законности. Прежде всего, бережливостью, стараясь завести свое, хоть малюсенькое, дело: для мелкого бизнеса непочатый край обширного потребительского пространства в быту, питании, мелкой торговле, ремесле, кустарничестве. Кто не в состоянии начать индивидуальное, семейное дело, тем – кооперироваться, складывая свои копейки на общий бизнес.
В этой же связи хочется посоветовать нашим миллиардерам-нуворишам. Сегодняшний ваш образ жизни и деятельности не имеет доброй перспективы. Даже в случае, если удастся свой капитал полностью перевести в зарубежье. Государство вас найдет, где бы вы ни были, если с бюрократией не поделитесь (как это советовал еще мудрый Лифшиц), то повесят над вашими головами «дамоклов меч», убьют - ни вас, так ваших потомков. На сей счет у русского государства «БАЛЬ-ШОЙ» опыт, начиная с Петра 1 (возможно, и раньше), закрепленный и развитый кровавых дел мастерами-большевиками; «не заржавеет» и у новых властителей- их прямых наследников, они не дадут ему остаться втуне. Я не хочу, чтобы вы делились с бюрократами. Нет, крупному бизнесу надо озаботиться созданием себе союзников – мелких и средних бизнесменов, организуя и кредитуя спообных деловых людей. Уверен, другой путь - в никуда.