Geum.ru

Собственность и труд

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14

ЗАКЛЮЧЕНИЕ


1.Частная собственность сама по себе – ни хороша, ни плоха. Все зависит от того, на каких началах она существует и действует. Как и любое другое явление (предмет), она несет в себе и положительную, и отрицательную стороны. Тем, у кого она есть (в достаточном количестве и качестве), она дает возможность самостоять, противостоять деспотизму власть имущих. Ее отрицательная сторона проистекает из того, что она до сих пор не у всех людей бывает. У кого ее нет, оказываются лишенными самостоянья, неспособными противостоять вторжению других в их личную жизнь.

2.Заглавной целью регулирования частнособственнических отношений должно быть превращение всех людей в собственников и недопущение разорения одних, как способа обогащения других. Общество обязано задействовать для всех своих членов то, что частной собственностью дается богатству, наличным вещам через их полезность. Исходя из того отрицательного, что получается при ее отсутствии, влекущей нищету большинства народа.

3.Запад добился выдающихся успехов, развивая личность, утверждая индивидуализм. Последний в своем развитии прошел два этапа. На первоначальном этапе накопления капитала он привел к обогащению немногих и разорению большинства. Этот этап монополистического капитализма принес человечеству две мировые империалистические войны и чуть было не коммунофашизировал его. На демократическом этапе развития капитализма индивидуализм, отнюдь не сходя с арены общественной жизни, стал реализовываться относительно все большего числа людей через демократизацию капитала. Ныне в ведущих странах собственниками (самых различных форм) является до двух третей общества.

4.В одной из публикаций утверждается, что "коллективизм является в России социально-психологической традицией, а не экономической необходимостью", что объясняется "появлением новых технологий", то есть возможностью вести самодостаточное производство (хозяйство) отдельным людям (не объединяясь с другими в общины). Этим, в частности, объясняется столыпинская реформа. Автор этой публикации Игорь Чубайс полагает, что для новой России формулой должна быть: "поддержка коллективизма и взаимопомощь в бытовых повседневных вопросах, но постепенное утверждение индивидуализма в сфере производственно-профессио­нальной"170. Во-первых, марксистская доктрина прогресса, исходящая из приоритета развития производительных сил, не выдержала испытания временем, оказалась несостоятельной; кардинальные изменения в развитии общества имеют своим источником изменения в отношениях собственности (что и понимал Столыпин, в отличие от тех, кто проводил крестьянскую реформу), именно задержка с их изменением в корне и препятствовала развитию российского общества. К тому же никаких "новых технологий" в сельском хозяйстве в начале XX века в России не появлялось. Во-вторых, в нашей научной и публицистической литературе общинная психология ошибочно отождествляется с коллективистической. Она никакого отношения к производственной деятельности не имеет. "Всякий, кто наблюдал жизнь не из кабинетов Старой площади, знает, что русские до такой степени не коллективисты, что это можно рассматривать как врожденное народное свойство (если хотите, известный недостаток). Провал усилий сделать коллективное сельское хозяйство рентабельным был наиболее явным именно в РСФСР"171. Личность с ее индивидуализмом (природным!) задавлена государством, отнюдь не по желанию самих русских. Поэтому, в-третьих, нет сомнения в том, что "формулой для новой России" является "индивидуализм", ибо это есть возвращение к естеству человека. Но на базе каких отношений собственности? На базе государственной собственности – он непродуктивен, расточителен. На базе частнособственнических отношений первого этапа капитализма – он работает на экономический успех крупных только собственников, но не на непосредственного производителя. Следовательно, "индивидуализм" может приносить блага всем лишь на базе таких частнособственнических отношений, когда народ составлен из граждан-собствен­ников, а не обессобственниченных наемников, как у нас, людей, напрочь лишенных человеческого достоинства. Как некогда писал великий демократ В.Г. Белинский: мы жили испокон века и живем в стране, где "нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей!"

5.Об истоке кризиса российского общества. Само слово "исток", как пишет Марк Блок, двусмысленно, ибо под ним можно разуметь и "начало" и "причины". Ни то, ни другое – не вполне адекватны тому, что я хочу сказать. Потому что сегодняшнее состояние нашего общества – результат, если и не всей предшествующей истории России, то, по крайней мере, начиная с царствования Петра I, создавшего масштабное военное государственное производство, а вместе с ним и всевластную государственную бюрократию, растущую численно изо дня в день, вобравшую в себя практически всё дворянство (особенно в военную, в средний и верхний эшелоны управления). Именно она впоследствии определяла направление развития и экономики, и государства, и общества в целом. Во всём последующем развитии страны огромно (в основном – негативное!) значение крестьянской реформы 1861 года. Последняя, во-первых, опоздав, по меньшей мере, на полвека, во-вторых, концептуально, не будучи правильной, не только не остановила нараставший в стране революционный процесс, а "отрезками" лучших крестьянских земель в пользу помещиков, и также грабительскими выкупными платежами при сохранении общинного землевладения, отрицая принцип частной собственности на землю для крестьянства, дала ему новый глубинный импульс. Условия освобождения крестьян у нас, в отличие от Западной Европы, воспрепятствовали формированию из них многочисленного класса буржуазии (прежде всего – средней), что впоследствии не удалось исправить и столыпинской реформой (по тем же причинам: ее запоздалости и антикрестьянской направленности). Реформа хотя и оттянула начало революционных потрясений на некоторое время, но на время, наиболее им благоприятствующее, а значит несказанно худшее для судеб народа. Потому как она в освободительном движении способствовала победе марксистско-ленинской теории, приведшей к утверждению большевистской диктатуры на срок невиданной длительности в новейшей истории.

В событиях 1917 и последующих годов большевистского правления развитие петровской российской государственности как бы подошло к финишу – в них сконцентрировалось, на мой взгляд, исторического масштаба действо – исток, в значениях и "начала" (начала конца), и "причины". Российское государство в октябре 1917 года, став абсолютно последовательно бюрократическим (охватив собой все сферы жизнедеятельности народа и главное – став монопольным хозяином национального богатства), вступило в завершающий период своего бытия. Ныне мы – непосредственные участники агонии российской государственности в ее, названной выше, специфической ипостаси, в известном смысле – конца ее истории.

Вернейшим признаком вступления в конечный период стало нарушение принципа преемственности в развитии государства – полное игнорирование диалектического закона отрицания отрицания, зряшное отрицание основополагающих тенденций предшествующих этапов развития, их извращенное толкование, в частности, утверждение, что поступательное развитие российского общества определялось борьбой неимущих и малоимущих классов против классов собственников, тогда как на самом деле оно, как, впрочем, всюду – во всём мире, определялось движением собственности (конкурентной борьбой) в самих имущих классах и сотрудничеством между различными классами. (Не борьба людей и их сообществ друг с другом, в которой решается вопрос о том, быть или не быть безысходности во все последующие годы поныне является традиционное игнорирование правящим классом – государственной бюрократией – принципа частной собственности для большинства народа, утверждение его лишь для небольшой, как правило, воровской, части общества (благо есть что воровать – неисчислимое казенное кому-то из них, а кооперирование их совместных усилий обеспечивает им всем быть сегодня и завтра.)

В марксизме, особенно в его наследнике – ленинизме господствует волюнтаризм. Что наглядно выражается в его вывернутой на изнанку диалектике, применяемой тогда, когда это ему удобно, и отбрасываемой, если ему противоречит. Корень ошибки в смешении внутренних противоречий с внешними, считая последних определяющими развитие. Между тем, каждый предмет (явление, класс) жизнеспособен лишь постольку, поскольку самодостаточен, может саморазвиваться; без этого свойства нет ни предмета, ни явления, ни класса, как таковых. Если они внутренне противоречивы, решение противоречий происходит в процессе, идущем внутри них самих. Когда исчерпывается противоречие, тогда данные предмет, явление, класс теряют жизнеспособность и уничтожаются вмешательством извне, то есть взаимным истреблением в борьбе и победой в ней "третьей силы". Так, развитие собственности осуществляется ее движением, конкуренцией в самом классе собственников; когда конкуренция приводит к концентрации ее в руках немногих (монополизация), тогда движение собственности прекращается, в ней наступает застой, стагнация, а ряды неимущих пролетариев пополняются за счет разоренных собственников – происходит усиление класса, противоположного собственникам. Класс пролетариев – не самодостаточен, не саморазвивающийся, в нем нет противоречий, разрешение которых меняет его статус в обществе; его удел – борьба за выживание, в лучшем случае – за сохранение себя в качестве пролетариата, в худшем и конечном счете – люмпенизация. Как класс в этом своем качестве он не может перейти в другой, выше него стоящий класс, как это, например, происходило с крестьянством, из более-менее состоятельных и инициативных элементов которого выросла буржуазия, его (пролетариата) движение запрограммировано только вниз. Опускаясь все более и более на дно общества, он становится объектом добычи революционеров, организующих его на революцию против собственников и собственности вообще, если последнюю не успеют демократизировать, рассредоточить в народе.

Первопричиной трех русских революций начала XX века и неустроенности государства и общества в последующее время является обессобствениченность народа. Государственной бюрократии во главе с самодержавным царем – носителям имперской психологии – нужен был народ-воин, не связанный с собственностью на землю, готовый по первому кличу идти на войну, на завоевания чужих территорий, покорение других народов, а об увечных, калеках и семьях погибших – забота перекладывалась на общину. Естественно, такая политика не имела шансов на вечность. Многовековая практика обессобственничения народа привела к социальному "иммунодефициту"- к перманентному состоянию социальной неустойчивости, провоцируемой его нищенским бытием и стойкой неприязнью к классу богатых, нелюбовью к частной собственности вообще, особенно к чужой собственности.

В.О. Ключевский пишет, иностранные путешественники постоянно жаловались на бесчисленные затруднения, с которыми им приходилось сталкиваться, путешествуя по Московскому государству: в селах не всегда можно было достать хлеба за деньги. Некий Джескинсон советовал всякому, предпринимающему поездку по России, непременно иметь при себе топор, огниво с трутом, котел и пищу на всю дорогу; путешественнику грозила опасность от хищных зверей, но еще более от лихих людей, промышлявших по большим дорогам172. Русские люди в этом качестве восставали против властей многажды; к началу XX века, который можно назвать столетием нескончаемых русских революций-контрреволю­ций, они подошли практически разоренными и безмерно озлобленными.

Народы России после победы Октябрьской революции перешли от одной формы неблагополучного общества к другой. Народ в целом по отношению к собственности стал однородным (полностью лишенным собственности). В его составе более-менее благополучной в материальном положении была лишь номенклатура; подавляющее большинство влачило жалкое существование (правда, не знавшее за всю свою историю что такое – "хорошая жизнь"; "благодаря" "железному занавесу", не имея с чем сравнивать, не осознавало своего нищенства). Большевики, отвергая разделение общества на богатых и бедных и декларируя всеобщее благоденствие в будущем (только не сейчас, не при их правлении!), на деле оказались способными лишь уравнять большинство в нищете. "Шли в комнату – попали в другую". Как писал П.Я. Чаадаев: "Мы растем, но не созреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, т.е. по линии, не приводящей к цели"173. Исконная беда России: истинное положение вещей в ней знали единицы и те только потому, что были "сумасшедшими" или "предателями, изменниками", как их клеймили правители.

6.Коммунизм – диктатура коммунистической бюрократии. Победивший в XX веке в ряде стран коммунизм первоначальному замыслу его теоретиков, и утопического и "научно-коммунистичес­кого" толка, соответствует лишь в одном: в огосударствлении экономики, повлекшем за собой огосударствление общественной и личной жизни человека. Что и воспрепятствовало реализации его предполагаемой сущности как высоконравственного, справедливого, человечного общественного строя. Его построение мыслилось государством диктатуры пролетариата. "Пролетарское" (на деле – комбюрократическое) государство, в отличие от обычных государств с их функциями обороны от посягательств внешних врагов (завоевание чужих земель) и умерения социальных противоречий, коммунистами наделялось, в силу его монопольного права на национальное богатство, еще функцией "хозяйственно-организатор­ской и культурно-воспитательной" (И. Сталин), то есть, как всевластное, ставилось над обществом, лишенным какой бы то ни было власти. Вместо того, чтобы самому служить ему, быть ему (его представительной власти) подотчетным и им воспитуемым. Государство подменило собой подлинного хозяина- субъекта развития, каковым исторически является класс собственников и только он, став таким образом лжесубъектом развития, лжехозяином, со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

Якобы ради осуществления принципа социальной справедливости государство уравнивало доходы и потребление трудящихся. Последствия печальные. В основе прогресса лежит не всеобщая одинаковость людей, а их беспредельная индивидуальность, наличие в их рядах более талантливых, обеспечивающих рост производительности труда, на базе которого происходит прогресс во всех сферах жизни общества. Насильственное выравнивание доходов и потребления напрочь перечеркивает стимул реализации больших способностей – последние равняются на худших. В итоге – остановка развития общества. Это обстоятельство усугубляется исключительно расточительным ведением хозяйства лжехозяевами, крадущими у "самого себя" ворами и временщиками, конечный результат деятельности которых (неизбежно!) – лишение нации ее будущего. Многочисленный паразитический класс бюрократии к тому же претендует на мировое господство под прикрытием лозунга "интернациональной солидарности трудящихся". На что расходуются огромные народные средства в ущерб без того невысокому уровню его жизни. Естественно, такое государство не выдерживает конкуренцию с государствами иных производственных и общественных отношений, что неизбежно ведет к ослаблению военной мощи, то есть материальной опоры его амбиций, а также не позволяет поддерживать благосостояние народа на более-менее приличном уровне, что ведет к росту социального напряжения и угрожает власти диктаторов. Какое-то время номенклатура проблему наращивания производства решает ГУЛАГом, колхозами и бесчеловечным трудовым и уголовным законодательством, рабским дешевым трудом населения и бесплатным трудом миллионов заключенных. Но бесконечно так не может продолжаться. А капиталистические государства тем временем свершают такие скачки в своем развитии, что коммунистические отстают на порядок (как говорят злословы: "навсегда"). Коммунизм, породив общество без субъекта развития, подменив его государством-лжехозяином, терпит крах. Он неосуществим. Решение проблемы социальной справедливости – в другой плоскости: в гражданских обществах, ядром которых является средний класс собственников, а государство в них занимается присущим его природе делом, обеспечивая народу внутреннюю и внешнюю безопасность, не мешая ему творить собственную жизнь по своему усмотрению. (Главное во взаимоотношениях власти с человеком – не мешать ему в его позитивной деятельности). Мы сегодня присутствуем при тяжелейших муках родов именно такого, для нас совершенно нового типа власти, новой российской государственности. Быть может, по сути, не особенно отличающейся от государств западной демократии. На этом пути, думается, – наш шанс выхода из затянувшегося на века кризиса российского общества.

* * *

Исток кризиса нашего общества, как его и "начало" и "причина", – в российского типа государственности. Подтвердилось предвидение В.И. Ленина о погибельной сути созданного им государства в связи с его всеобъемлющим бюрократизмом (к сожалению, это понимание, также, как и коренной пересмотр взгляда на социализм, пришли к нему слишком поздно, незадолго до его кончины, когда взращенная им партгосноменклатура уже стала господствующим классом, сам же он, будучи больным, терял власть; а его смерть продолжилась "смертью" его детищ: НЭПа вкупе с шагавшим семимильными шагами кооперативным строительством, единственно реально способных демократизировать государство). Покончить с ним – этого типа государственностью – означает лишить бюрократию всеобъемлющей власти, что реально лишь в гражданском обществе. Но на его формирование у нынешнего народа своих, внутренних, сил нет. Их предстоит созидать по новой. Кто будет это делать? – вопрос вопросов! Мой ответ исходит из того факта, что ни одно посттоталитарное государство не смогло, без помощи извне, содействовать преобразованию общества в гражданское; хотя в них имелась для него социальная база (многочисленный класс собственников во главе с умнейшими государственными деятелями демократического толка). Там строительство гражданского общества и демократического государства шли одновременно и под патронатом победителей. Наше положение осложняется тем, что у нас нет ни названного класса, ни соответствующих требованию времени лидеров; нет и прямого внешнего воздействия на наши внутренние дела. Эти обстоятельства плюс давняя традиция существенных перемен в жизни народа по инициативе сверху вынуждает нас делать ставку на свое государство. Разумеется, не на нынешний его аппарат, а во главе с крупным интеллектуально одаренным и нравственным лидером демократического мировоззрения, опирающимся на всестороннюю и решительную поддержку международной демократии и своей, пусть и хилой, демократии. В содружестве с последними, преодолевая сопротивление своих "сукиных сынов" из правящей и оппозиционной номенклатуры, государство форсировало бы созидание среднего класса собственников.

7.Надо видеть: нечто подобное нэповскому кооперативизму ныне развивается в ряде (около 50) стран, в том числе в некоторых посткоммунистических. В соответствии с американской программой "ЭСОП" (1974 г.). У меня нет более-менее бесспорного ответа на поставленный выше вопрос. Может быть, международная демократия уже на подходе к решению этой задачи. Ведь нашла же она меру пресечения дальнейшего развития коммунизма не только у себя, но и в социалистическом лагере, содействуя его краху, втянув его в заведомо для него проигрышное соревнование по подъему народного благосостояния, рассредоточивая собственность в народе и развивая демократию в условиях холодной войны с ним. Находит и сейчас… Я хочу лишь сказать, что это – один шанс из ста. Для его реализации требуется преодоление в психологии масс имперского (великодержавно-шовинистического) синдрома, усугубленного коммунистическим антисобственничеством. Немало серьезных людей, считающих коммунизм, его идею не привнесенной извне, она, по мнению известного кинорежиссера Сокурова, была для России органична. Тем более, следовательно, эту идею надо вытравлять из наших душ. Иначе счастья нам не видать (по слову Е. Евтушенко: "Хоть босяк, но русак!"). В противном случае – барахтанье в трясине нескончаемой борьбы зла с добром, в попытках прервать, хотя и вялотекущий, демократический процесс, всячески тормозя его, стремясь восстановить прошлое коммунистическое "величие" с его ГУЛАГом. Конечно, попытки эти бесперспективны и не только потому, что для сопротивления им в какой-то мере мы уже созрели, но и потому, что "…за последние полвека мир стал слишком маленьким. И новые технологии, новая ситуация в мире просто не дадут нам этого сделать. Так что вариант, который предлагают коммунисты, помимо своей безнравственности, еще и утопический, нереальный. Мы уже не можем стать прежней супердержавой, наводящей ужас на весь цивилизованный мир"174. К этим: "географическому" и технологическому факторам присовокупим психолого-политический. Уроки второй мировой войны, в частности, печальный опыт поддержки так называемого "меньшего зла", каковым попеременно определялись то фашизм, то коммунизм, преобразовавшиеся, каждый из них, со временем в "большое зло" (что абсолютно неизбежно!), для международной демократии не прошли даром. Они сориентировали ее на то, чтобы зло, какое бы оно ни было, не может поддерживаться, его клыки должны выдергиваться с корнем в самом начале их роста, не допуская того, чтобы они выросли до степени реальной угрозы безопасности всего человечества. Надо сказать и то, что состояние России, характеризуемое – "ни вперед, ни назад", может продолжаться долго. Однако, "сколько веревке не виться, конец будет". Но неизвестно какой. Государственная власть в раздрае, растопыре и безмерной криминализации в самых верхних эшелонах. Страна: без субъекта развития, функции которого имитируют криминальные олигархи и бюрократы; без национальной идеи, которую норовят подменить пресловутой формулой "самодержавие, православие и народность" с заглавной, по Н.С. Михалкову, национальной чертой – завистью, целеустремляющей нацию на подвиги (уже не единожды, заметим в скобках, дискредитированной); и без вождей, вместо которых – шарлатаны (со степенями и без оных) и скоморохи-имитаторы (доморощенные и "заслуженные"). Народ в Смуте, которая, по Солженицыну, "в длении, тлении". Единственное утешение – нынешняя, третья в истории России, Смута уже в третьем своем витке. Поскольку "Бог любит троицу", постольку ее конец близок. Вот и бывший президент и исполняющий его обязанности начали прилюдно креститься, видимо, отбросив надежду на русское "авось", перенеся ее на Бога. А известно: "на Бога надейся, да сам не плошай". Многое простится режиму (во всяком случае – Историей!), если ему удастся, во-первых, не допустить возврата прошлого, во-вторых, в корне подорвать его наследие: не поддерживая последнего подыгрыванием амбициям его носителей, как это наблюдается посейчас, а наоборот – делом разоблачая его антинародную сущность и организацией реального движения (не имитируя его!) общества и государства в русло мировой цивилизации.

Мы подходим к моменту истины. Не прозевать бы его. Не пойти бы опять по старой нашей привычке, как писал наш умнейший предок, "в косвенном направлении... по линии, не приводящей к цели".

Вспоминается история прихода к власти большевиков. За них в течение всего 1917 г. голосовало не более 9–11% активного населения (крестьяне за них не голосовали). Значительное большинство населения голосовало за эсеров. В стране шла крестьянская революция, поддерживаемая революционным движением пролетариата городов. Большевики, выдвигая лозунги общенародного характера, въехали во власть на плечах общекрестьянской войны против помещиков и поддерживавшего их Временного правительства. И удержались у власти. Каким образом? Буквально на второй день переворота они издали ряд декретов, в их числе две особенно важные: о мире и земле. Последний был полностью списан с 242 крестьянских наказов, обобщенных партией эсеров. По этому поводу эсеры рёвом-ревели, крича, что большевики украли у них программу (справедливости ради надо заметить: они, будучи в правительстве, в канун переворота тщетно убеждали Керенского и других в необходимости немедленного издания Закона о земле в пользу крестьян). Ленин на упреки эсеров ответствовал: хороша же партия, которую надо было отстранить от власти, чтобы провести в жизнь её программу. Это – не сказка, не ложь, а сущая правда, в которой есть намёк и добрым молодцам урок. Если бы таковые водились у нас сегодня на политическом олимпе, будь то в среде демократов, или хотя бы в рядах коммунистов, которые бы знали, что такое ленинизм кануна смерти его основателя, и кем стал сам Ленин (в интерпретации великого капитана мирового империализма первой половины ушедшего века Уинстона Черчилля, как я бы сказал: «без ленинизма»!). Но их нет. Потому – "не в коня корм". А "корм" тот – в идеологии нэпа в супряге с кооперацией, в новом её прочтении!

В связи с последней мыслью вернусь к проблеме присущего нам мессианства, затронутой мной в главе о социал-демократической концепции реформы. А.И. Солженицын пишет: "...есть пословица: "Отколе ненастье – оттоле и вёдро". Значит, откуда тучи пришли, оттуда должно проблеснуть и голубое небо. Я думаю: именно Россия, распахнувшая в мир адовы врата, именно она только и способна попытаться их закрыть. За полтора года изгнания я еще более убедился, что таких мощных рук и такого умудренного сердца на Западе нет: все здесь так расслаблены благополучием и в таком увлеченьи за увеличением его, что: или мир погибнет скоро или противоадовы руки найдутся только на порабощенном Востоке. Для мировой войны ХХ века Россия – ключевая страна ... Оттого приверженность русским проблемам получается не такая уж узкая, а даже всемирная"175. С моей точки зрения, "ключевое" положение России в том, что она своей революцией потрясла мир и положила начало серии "социалистических" революций, которые почти все победили, благодаря её помощи. Так были открыты "врата ада". Что же касается роли России в мировой войне, то при всей её значимости в победе над немецким фашизмом и японским милитаризмом, последние были бы разбиты и без неё (просто дольше шла бы война и тяжелее пришлось бы международной демократии); хуже было бы положение, если бы фашизм немцев и милитаризм японцев сомкнулся с советским коммунофашизмом, но и тогда их победа над США и Англией проблематична. Поэтому "ключевое" положение России сегодня могло бы, на мой взгляд, реализоваться, и именно в смысле закрытия "врат ада" для народов "третьего мира", перестройкой своей экономики на началах "народного капитализма", который у нас мог бы торжествовать сравнительно быстро при условии проведения в жизнь моей концепции сособственничества. Вот тогда мы "преподали" бы человечеству урок позитивного характера (не тот, о котором писал Чаадаев). Тогда проблема революций сошла бы на нет и там, как она сошла в странах "золотого миллиарда", потому что пришли бы к тем же результатам благополучия, но как бы с другого конца.

Не забудем: революция – всеобщее преступление. Все революции пожирают своих устроителей и вершителей. Рано или поздно. Потому как каждая революция перерастает в контрреволюцию. Видимо, в соответствии с природной закономерностью, суть которой – "на всякое действие есть противодействие". Так называемая "социалистическая (коммунистическая)" революция на самом деле есть контрреволюция как реакция на невозможность победы в данной стране буржуазной революции. Рожденное ею государство, как порождение всеобщего зла, преступно по определению ("государство-пахан"). Есть какая-то мистическая предопределенность: чем преданнее служат ему, тем подлее и безжалостнее: с садо-мазохистским наслаждением оно расправляется со своими слугами. Прежде всего с ними. Затем переходит к осуществлению геноцида собственного народа. Чем промышляет поныне. Вот что следовало бы нам понять. Иначе счастья не видать, как своих ушей. Разве что в зеркале, каковым для нас является образ жизни народов Западной Европы – в гражданском обществе, оберегаемом демократическим правовым государством.

8. Плачевно положение русских деревень – они одна за другой исчезают. Главная причина, на мой взгляд, в том, что земля никогда не была в собственности у простого русского человека. В силу чего, он как мотылек, одуванчик, лёгок на подъем, на переселение в поисках «подрайской землицы». По-другому у татар: у них развито чувство собственности. Их корни – в корнях дедов, пущенных ими в родную землю в незапамятные времена. И потому, думается, татарские деревни, в большинстве, расстраиваются, они населены множеством работоспособного возраста людей (есть деревни с население6м в 10-12 тысяч человек). Как правило, они благоустроены, сельчане не бедствуют, не охвачены поголовно пьянством.

9. История татарского пути сводится к формуле «субъект-объект-субъект». Татары прошли из этой «триады» первые две части: имперскую и колониальную. Ныне – в третьей, хотя еще не совсем вышли из предыдущего этапа. Сделана заявка и кое-что предпринято реального по суверенизации в рамках реального федерализма, чтобы снова стать субъектом истории. Проблема – в создании предпосылок для преобразования большинства населения в средний класс собственников.

10. Один из ныне покойных «генсеков» прошлой эпохи ненароком сказал, что мы не знаем своей страны. Нет оснований утверждать иное и сегодня. Мы не осознаем того прискорбного факта, что господствующим классом в государстве является бюрократия, которой это противопоказано самой её природой, как служащей (чиновной) прослойки общества. Она узурпировала право «субъекта развития», став лжесубъектом «развития» и потому чуждой народу силой, опирающейся лишь на карательные функции государства. Парадокс ситуации состоит в том, что шефу бюрократов в лице главы государства, удается выступать (не исключено и искренне) в роли доброго царя, «отца народа», президента, которому чиновники, о которых он, как говорится, печется денно и нощно, мешают (они, действительно, мешают) творить добро для сирых и убогих и вообще всему несчастному люду. Такого рода восприятие сознанием народа первого лица государства, видимо, это объясняется тем же, чем объясняется обращение людей к Богу: не имеющий своей собственной опоры в бытии нуждается в чьей-то, хотя бы мифической, защите, убаюкивающей массы. Дело, однако, в том, что оное добро нереально в массовом масштабе – не позволяет бюрократическая система!

Страна, вот уже почти столетие, без субъекта развития-среднего класса собственников. В России его никогда не было в должном количестве и качестве. До большевистской революции-контрреволюции он набирал силу. Но очень медленно. Убогая социальная структура, в которой абсолютное большинство народа было доведено нищетой до «белого каления», послужила экстремистским элементам мощной социальной базой общественно-политического переворота. «Перестройка» и «реформы» 90-х гг. 20 столетия – в основном неудачные попытки бюрократии выйти из него. Тем не менее, они - реальные шаги отхода от коммунистической утопии. Отрицание последней – основной позитив предыдущих 15-20 лет. Некоторые элементы положительного в созидании демократического общества пока лишь намечаются. Государство в этом направлении движется способом «шаг вперед, два шага назад».