Geum.ru

Собственность и труд

Вид материалаДокументы
I. Несколько предварительных замечаний
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
I. Несколько предварительных замечаний

1. Смысл истории – в развитии человека свободного. Процесс овладения свободой человеком исторически впрямую связан с наращиванием материального богатства, с движением собственности в общественных классах. Класс, сумевший овладеть собственностью и сохранить ее, становился свободным, люди, его составляющие, были свободными. С таким суждением корреспондируется марксово понимание богатства как самостоятельной силы, стоящей над обществом. Оно состоит в том, что богатство образуется, благодаря непосредственному принудительному труду – рабству или опосредованному принудительному труду – наемному труду (рабству). Не здесь ли ключ разгадки принципа классово-пролетарского подхода марксизма к объяснению прошлого, настоящего и будущего человечества? Согласно логике марксизма, богатство – следствие принудительного труда в обеих его формах, если оно есть достояние немногих собственников и его лишено большинство народа. Значит, чтобы богатство не могло стать над обществом и оно не формировалось бы принудительным трудом, чтобы последнего вообще не было, надо богатство сделать достоянием всех, на котором бы все и свободно трудились. Но вся трудность проблемы сосредоточена в том, что понимать под "богатством всех"? Коммунистическая (общественная) собственность, возникшая на основе упразднения частной собственности, оказалась несостоятельной. Потому что она, будучи по происхождению результатом труда всего народа, тем не менее оказывается в преимущественном пользовании тех, кто ею распоряжается, то есть бюрократии, превращающей государство и все ему принадлежащее в свою частную собственность, становящаяся, благодаря этому, господствующим классом угнетателей народа-наемника, лишенного собственности.

2. Извечное наше техническое и технологическое отставание от западных народов – явление вторичное. Первичное и главное – это отставание в социальном развитии (запоздание с отменой крепостничества; отмена его с ущемлением и разорением крестьян, не затрагивая феодальной собственности; укрепление и развитие государственной собственности на землю и ВПК, сохранение общинного землепользования и т.д.). Заглавная же причина социального отставания – в несоответствующих развитию экономики отношениях собственности, препятствующих формированию мощного, крепкого, устойчивого многомиллионного среднего класса собственников.

Российское государство издавна находится в некоем заколдованном кругу. И смею утверждать: на чрезвычайно низком уровне социального развития (по сравнению с высокоразвитыми демократическими государствами). Ведь согласно синергетической социологии, "…развитие есть рост степени синтеза порядка и хаоса, обусловленный стремлением к максимальной устойчивости"132. В российском же социуме не то, чтобы "максимальной устойчивости", нет и элементарно-примитивной устойчивости. И не одно столетие! Потому что во взаимодействии "порядка и хаоса", как общественных явлений, торжествует второй. Не потому ли так происходит, что, как характеризовал русскую нацию Н.А. Бердяев, у нее нет "гения формы"133.

По Бердяеву, в русской душе есть некая тайна соотношения мужественного и женственного: «Мужественное начало всегда ожидается извне… Отсюда вечная зависимость от инородного... все мужественное, освобождающее и оформляющее было в России как бы не русским, заграничным, западноевропейским... Россия как бы бессильна сама себя оформить в бытие свободное, бессильна образовать из себя личность...»134. Мысль Бердяева о том, что «бюрократическая государственнсть рождается из анархизма»135, требует пояснения. Дело в том, что во всей истории России наблюдалось слишком сильное влияние государства на русского человека. Его требования мало оставляли человеку свободного избытка сил: «вся внешняя деятельность русского человека шла на службу государству... Государственное овладение необъятными русскими пространствами сопровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и общественных сил... Русский человек... чувствует себя беспомощным овладеть этими пространствами и организовать их. Он слишком привык возлагать эту организацию на центральную власть... Русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности с этим связаны»136. Возможно, именно по этой причине, государство стало и продолжает быть демиургом всего и вся в жизни страны, формообразующим фактором в русском народе, в частности, оформляя собственность на землю и на военное производство на свое имя, а до революции закрепляя общинное землепользование; затем – превратив всё в свою собственность. Собственность – категория, императивно "требующая" оформления, введения ее в определенные рамки, юридические нормы. Отсутствие формы (оформленности) – условие, создающее "хаос", и, наоборот, наличие формы (оформленности) созидает "порядок". Следовательно, собственность – фактор, принимающий решающее участие в супряге "порядка и хаоса", в их таком взаимодействии, которое дает приоритет первому. Но есть "порядок" и "порядок": порядок, достигаемый государством, то есть насилием, и порядок, как следствие самоорганизации граждан. Это, как сказал бы Козьма Прутков, – "две разницы". Русскую нацию бесформенной сотворило бюрократическое государство, во-первых, бесконечными завоеваниями все новых территорий и народов «от моря до моря», во-вторых, не позволив ей стать собственником своего Отечества. Народ неоднократно пытался оформиться (выпрямиться), но каждый раз его подавляло государство (во всех своих ипостасях!).

3. Отмена крепостного права, российские революции, "перестройка" и постперестроечные "реформы" (пусть в большей мере – лжереформы) 90-х гг. свидетельствуют о том, что Россия в своем развитии при всех отходах от общемировых закономерностей, с запозданием, но идет в общецивилизационном направлении к формированию гражданского общества с рыночной экономикой, при доминировании в ней частной собственности. Однако определившееся с Петра I неизбывное стремление европеизировать Россию не может достигнуть цели "европейским" же путем. Безнадежно опоздали… Этап первоначального накопления капитала в России, не преодоленный в более благоприятных условиях развивающегося капитализма конца XIX – начала XX вв., тем более непреодолим в конце XX – начале ХХI вв. с его ублюдочным "капитализмом" – выкидышем посткоммунистического криминального режима. Ибо на наших глазах процветают демократический Запад, а также некоторые демократические государства Востока, с капитализмом, мало что общего имеющим с его началом. Не забудем также и исторически сложившуюся и закрепленную Советской властью общинно-"социалистическую" ментальность народа. Запад пребывал в цивилизации, развивая частную собственность, содействуя тому, чтобы частными собственниками становилось как можно большее число людей. На ранней стадии капитализма, пополняя ряды собственников освобождением граждан от феодальных пут, наделяя их собственностью, отобранной у феодалов; затем, преодолев этап стихийной монополизации собственности буржуазным капиталом, на демократическом своем этапе (вторая половина XX в.), рассредоточивая собственность в массе пролетариев физического и умственного труда. Нам предстоит проделать то же самое, что проделано в ряде высокоразвитых стран, но уже преобразуя государственную собственность в частную. Своим, российским, методом, принципиально отличающимся от гайдаро-чубайсовского, расколовшего народ на противостоящие друг другу части: кучку богачей и большинство нищенствующих. Имея в виду заглавную цель формирования материальной основы будущего процветающего, благоденствующего гражданского общества, созидание которого, на мой взгляд, и явится претворением в жизнь национальной идеи России. Причем, с моей точки зрения, гражданское общество – это такое общество, которому подчинено демократическое правовое государство, в котором разделение властей осуществляется не установлением различных ветвей самой государственной власти, а отделением судебной и законодательной властей от государства как властей самого общества; в котором, следовательно, законодательная представительная власть не бывает государственной (Государственная Дума), а бывает народной (парламентской), непосредственно представляющей само общество. Государство при этом подчинено обществу и служит ему, потому как оно не является хозяином национального богатства. Последнее в этом случае рассредоточено в народе, составные которого – граждане, то есть собственники различных рангов, по каковой причине они независимы от государства.

4. Попытаюсь соотнести официальную политику государства (власти) с инакомыслием. Покойный проф. В.В. Налимов в своей книге писал: «Ожидаемая революция состоялась – диктатура большевистской партии пала. Но к этому времени практически уже не осталось духовно подготовленных представителей свободной мысли. Политика диктаторов, уничтоживших инакомыслящих, была дальновидной – альтернатива драматична: если не они, то – гибель страны»137. Бесплодность, хуже того – разрушительная деятельность послесоветского режима, отсутствие ясности в том, куда же мы идем, вроде бы, подтверждают правоту Налимова. Но я хотел бы, если и согласиться с ним, то лишь касательно самой коммунистической «элиты», в которой, действительно, после регулярно проводившихся отстрелов, не осталось деятелей названного Налимовым уровня. И поскольку нынешние правители из той же «элиты», подчас худшего розлива, то и результаты хуже некуда.

Беда России не в том, что вообще в обществе нет надлежаще подготовленных свободно мыслящих людей, они, много ли, мало ли, но есть. Беда в том, что они, по формуле Пушкина: «гений и злодейство несовместны» – несовместимы с правящей номенклатурой. Она их не слышит, отвергает, потому как «сама с усама». И что печальнее всего – сия ситуация обычными мерами неисправима, если не сработает сформулированный Гегелем закон: «Судьба нароада, стремительно приближающегося к политическому упадку, может быть предотвращена только гением».


2. Постановка проблемы

Ни монетаристско-"либералистская" гайдарономика, уже осуществляемая с последствиями хуже некуда, ни социал-демокра­тическая концепция реформы нам не подходят. А технико-техноло­гическая – лишь в сопряжении с концепцией социального преобразования.

У нашей бюрократии интеллекта хватило на то, чтобы попробовать выйти из тупика по правилам уличного движения: «назад к месту, откуда началось движение в тупик» – в предреволюционное состояние недоразвитого полукапитализма с замшелым феодализмом и нищим народом. Воистину прав наш мудрый предок П.Я. Чаадаев, говоривший, что трагедия нашего народа и страны в том, что у нас нет исторической памяти, каждый новый день мы начинаем с чистого листа и поэтому обречены на повторение одних и тех же ошибок. (Этим мы «обязаны» господствующей в стране вот уже три века бюрократии!). Создали «дикий рынок», с массой его субъектов, жизнедеятельность которых характеризуется формулой «купи-продай». По присловью «не спрося броду, бросились в воду», ринулись в мировую экономику – международный рынок со своей абсолютно неконкурентоспособной промышленной и сельскохозяйственной товарной продукцией; единственно конкурентоспособным оказалось минеральное сырье. Весь период перестройки и реформ живем за счет долгов и продажи нефти и другого, нам самим остро необходимого сырья. Которого, кстати сказать, вопреки мнению многих, у нас не так уж много: нефти на 35 лет, природного газа – на 81 год, угля – на 60-180 лет, железной руды – на 42 года, меди – на 40 лет, никеля – на 40 лет, золота – на 12-37 лет и с другими минералами обстоит примерно также138. Спрашивается: за счет чего будем жить, когда исчерпаем вышеперечисленное, принадлежащее нашим внукам (не нам!)]?. Полагаю, рано или поздно придется спросить с «реформаторов» за, возможно, умышленное разорение государства и народа нерасчетливым, без предварительной подготовки, вступлением в мировой рынок. Реформаторы положили начало новому одичанию масс в условиях повального бессобственничества и нищеты, не единожды приведших к бунтам и революциям.

Напомню: капитализм, как он формировался во всем мире в начальной стадии своего бытия разорением крестьянства и городских мелких и средних собственников, для российской ментальности оказался неприемлемым, в силу чего – три революции, последняя из которых «потрясла мир», с последствиями которой человечество не может «расхлебаться» до сих пор; сегодняшняя же, демократическая стадия западного капитализма – нам недоступна и по социальным, и по материальным причинам. Но весьма желательна.

Проблема проблем: как нам мирно обрести такое государство, которое запустило бы новый нэп? Я акцентирую на постановке вопроса «как?». Ибо известно: в общении между людьми не менее важно не только то, что сказано, но и как сказано. Тем более оно так касательно общественного бытия (развития).

В соответствии с нашей ментальностью государство обязано решить задачу социальной справедливости. Но она нерешима в полном объеме ни одним общественным строем. Если не считать решением коммунистическое выравнивание абсолютного большинства людей в примитивизации их жизни при советах. От них по уровню жизни и привилегиям отличалась лишь номенклатура и в какой-то мере все коммунисты, будучи более социально защищенными [служебная карьера, обеспеченность работой, «правовая» защита и т.п.].

Она (социальная справедливость) более-менее, как я полагаю, в основном достижима лишь в условиях совершенствования «народного капитализма» методом рассредоточения национального богатства в народе на началах его индивидуализации (долевой частной собственности). Этим путем достигается стартовое равенство для всех граждан.

Оное рассредоточение может быть реальным только при гарантированности доли каждого Национальным банком реальными деньгами. С правом [единственным!] их владельца вкладывать эти средства в любую форму бизнеса, в числе которых приоритетна кооперативная, для непосредственного участия в нем в роли его субъекта или хотя бы ради получения дивидендов (процентов), которыми (и только ими!) может полностью распоряжаться по своему усмотрению, которые (и только они) вовлечены в рыночный оборот и наследование. Во избежание не остановимого до сих пор окаянного круговорота, присущего рыночным отношениям: монополизации капитала, обогащения одних за счет разорения других – изначальная доля гражданина исключается из рыночного оборота и не наследуется. Она – на века составная национального богатства, являющегося постоянным на века источником получения каждым гражданином (нынешним и будущим) своей в нем доли, обеспечивающей ему некий минимум доходов для прожития, препятствующей люмпенизации народа. И ориентирующая каждого на её наращивание своим участием в труде на избранном им участке производства (дела).

Мне представляется, что предлагаемый вариант выхода из кризиса при его реализации выправит больную психологию народа. Как наиболее реальный путь вовлечения широких масс в рыночные отношения в качестве их субъектов-хозяев, а не подданных, шествующих по стране-мачехе с протянутой рукой. И, быть может, явится началом (впервые за много веков) преодоления давней русской традиции отрицания принципа преемственности в развитии общества. В данном случае – возвращением к частнособственническим отношениям, но таким, которые были бы приемлемы массам. И даже их таким высокопоставленным мастерам культуры, как В. Васильев (бывший художественный руководитель Большого театра России), «зациклившийся» (как он сам говорит) на «бредовой идее» раздачи (не продажи) земли россиянам: «Это и будет наш путь, наш – чисто российский, чтобы поменять менталитет, каждого гражданина, сделать всех сразу собственниками»139.

Я хотел бы подчеркнуть важнейшую черту моей концепции: она – не либерально-западническая и не коммунистическая; но в чем-то существенном, согласуясь с ними обеими, противоречит и той и другой, а именно – утверждая частнособственнические отношения, в то же время выводит их на общенациональный уровень сособственничества граждан (тождественного главному принципу кооперации) во всем национальном богатстве страны. Концепция, рождающая материальный и духовный интерес возрождения Отечества, «Отечества, как собственности» (П. Струве). У каждого и у всех!

Живем в стране, в которой лишь наметились некоторые зачатки гражданского общества. Условий для его строительства практически нет. Положение России неприглядно, если не сказать – беспросветно. Непосредственная (видимая, как бы находиеаяся на поверхности) тому причины, во-первых, Россия весь XX век (как, впрочем, в значительной мере и предыдущие XVIII–XIX века) в войнах: в двух мировых (особо разрушительных), в трех локальных (японская, афганская, чеченская), не счесть ее участий своими "добровольцами", финансовыми и материальными средствами в гражданских войнах народов Азии, Африки, Латинской Америки; и, во-вторых, – в трех русских революциях, из которых последняя (октябрь 1917 г.) вскоре переросла в беспредельно кровавую и разорительную контрреволюцию, не остановленную по сей день.

Перечисленные выше внутренние и внешние неурядицы – явления вторичные. В чем же состоит коренная причина, где находится то начало, откуда "растут их ноги", несущие народ к краю пропасти? Главная причина, само основание всего негативного, что имеет место быть у нас,- в несформированности гражданского общества, то есть во внутреннем неустройстве, ведущем к социальной неустойчивости, к тому, что исключает развитие с его естественным стремлением к максимальной устойчивости общества.

Источником социального неустройства являются многовековые исторически ненормальные отношения собственности: издавна она сосредоточена у незначительной части народа, а его большинство лишено ее вовсе. Разрушение в 1917–1920 гг. вековых устоев российской жизни, материального и духовного богатства, обоснованное идеологией, отрицающей частную собственность, произошло потому, что собственников, как таковых, в начале XX века в составе населения было крайне мало (конкретные цифры приводил в начале монографии; повторюсь: помещиков – 1,2 %, духовенства – 0,9%, немногим более одного процента – буржуазии; более 80% населения составляло крестьянство, две трети которого – беднота (полупролетарии); только треть населения – крестьяне – середняки и городское мещанство, то есть собственники, еле-еле сводившие концы с концами; остальное население – пролетарии. Терявших что-либо существенное в революции было маловато, а их поддерживающих – и того меньше.

Октябрьская революция, в отличие от западных буржуазных революций, привела и утвердила у власти не новый восходящий класс, развивавшийся на основе новых отношений собственности, возникших еще в прежнем общественно-экономическом укладе, а новую бюрократию (бюрократия же – испокон века господствующий класс в России). Постперестроечная "реформа" также ограничилась лишь сменой одного клана бюрократии другим. Различие меж старыми и новыми бюрократиями состояла в персонах, кланах. В первый раз под ширмой "диктатуры пролетариата" сменили феодально-буржуазную бюрократию на коммунистическую номенклатуру, во второй раз – геронтократов на более молодых, не чуждых влиянию времени.

Я уже как-то обращался к известной сентенции о том, что в России две беды, одна из которых – дураки. Дураки – это и есть чиновники. Бюрократия глупа по определению. Она оторвана канцелярщиной от народной жизни – той единственной, что стимулирует развитие интеллекта. Кроме этого её ум застит неуемная корысть временщика с лихорадочной быстротой успеть нахватать народного добра пока при власти (она навечно не дается). (Не потому ли родилась во время оно идея наследственного монарха?!)

Бюрократия – самозванец в качестве господина, право которого на господство проистекает из узурпации им права на распоряжение национальным, ей не принадлежащим, богатством. И господствующим классом она может стать только там и тогда, где и когда это богатство принадлежит государству, не народу. Одно дело управлять постоянно своей собственностью, другое – временно, чужой, не заработанной самим, кровью и потом политой... В первом случае интерес собственника и "интерес" собственности (сохраниться, умножиться) совпадают, сливаются, во втором – такого слияния нет даже в случаях, когда управляющий собственностью является добросовестным и порядочным.

Абсурдность происходившего прежде и происходящего сейчас в России обусловлена тем, что в ней государство взяло на себя несвойственную ему, непосильную для него функцию творца жизни народа. Тогда как в лучшем случае оно может лишь обеспечивать внутреннюю и внешнюю безопасность народа, способствовать нормально идущим в его жизни и препятствовать отклоняющимся от нормы процессам. Не более того. Организация производства – не его функция. Государству можно и нужно поручать контроль за процессами, идущими в экономике, рынком, но при одном непременном условии, если оно само будет рождено рынком, когда государство само будет контролируемо обществом, что возможно, если оно не будет собственником национального богатства, то есть будет таким, каковым оно является во всей демократически организованной части мира.

Россия никак не может вырваться из порочного круга заданных ей государством политических условий. В ней никогда не было полнокровного многомиллионного "субъекта развития" в лице производительного среднего класса собственников.

Ни один народ, как мы, не тратил столько времени и средств на преодоление кризиса. Все фашистские и милитаристские государства после их поражения или смерти (отставки) диктатора за какие-нибудь 3–5 лет обретали нормальное цивилизационное развитие, а иные из них, спустя некоторое время, задавали тон в нем всему человечеству (Германия, Япония) или своему региону (Чили). А наш "воз и ныне там". В чем причина нынешних наших неуспехов и наоборот – процветания бывших фашистских государств? В том, что коммунизм еще более последовательно, чем дореволюционное Российское государство, ликвидировало "субъектов развития" – собственников всех рангов. В итоге ситуация в обществе характеризуется "устойчивым безразличием массы населения к политическим, общегосударственным и национальным проблемам" (А. Ракитов). А фашизм, будучи порождением крупного, финансового капитала, не уничтожает основу капиталистического развития – частную собственность, которую не позволяет крупной буржуазии монополизировать до степени устранения с рынка мелких и средних собственников. Последние в условиях демократии и становятся базой восстановления нормального капиталистического развития.

Вышеизложенное, на мой взгляд, позволяет ответить на извечно русский вопрос: "Кто виноват?" Всё русское освободительное движение стремилось решить социально-экономические задачи, изменив тип российской государственности. Наиболее результативно и на сравнительно длительный срок она казалась решенной Октябрьской революцией. Но она, наделив государство совершенно несвойственной его природе функцией собственника национального богатства, сделала его гиперабсолютистским. С этого времени и началась история его крушения: через кажущийся (внешне) пышный расцвет в процессе индустриализации страны при гнилом нутре (что и явилось причиной невиданного в истории человечества в одночасье краха великой державы). Современная общественная мысль (за исключением певцов правящего режима) понимает необходимость лишения государства права на национальное богатство и права его разбазаривать. Но у общества нет сил на демократическое решение задач переходного периода.

Значит, нужно выращивать такие силы, вооружившись идеей сособственничества граждан в национальном богатстве страны.

Скоропостижный крах гайдаро-чубайсовской "реформы" со всей остротой поставил задачу форсировать создание искомого социального ядра будущего гражданского общества – среднего класса собственников.

В условиях специфической антисобственнической ментальности нашего народа оный "класс" должен собой обнимать, если не весь народ, то, во всяком случае, его абсолютное большинство. Потому что мы скорее примиримся с всеобщим рабством, равенством всех и вся в нищете, нежели с богатством отдельных социальных групп, будь те хоть выходцы из самых низов народа и исключительно за счет собственного, тяжелого труда. Не любим мы богатых. И баста! К решению задачи обогащения наших людей надо идти не в лобовую атаку, нужно заходить с тыла. Здесь вся трудность – в определении механизма превращения народа в "субъект развития": дабы не ему кто-то создавал необходимые условия жизнедеятельности, а, наоборот, чтобы он стал самодостаточным, устанавливающим сам себе соответствующие социальные, экономические, политические и правовые опоры, подпирающие его развивающую деятельность.

Я предлагаю социально ориентированное реформирование, в корне меняющее парадигму развития России. Я склонен думать, что в конечном счете итоговый результат западного пути неизбежен и для нас. В этом смысле я не стал бы оспаривать тезис Ф. Фукуямы о том, что после второй мировой войны практически все человечество на пути "к неоспоримой победе экономического и политического либерализма", которому животворящей альтернативы нет140.

Но средства его достижения у нас свои, с учетом нашей ментальности. Как сказал некогда А.И. Герцен: "я не вижу причин, почему Россия должна непременно претерпеть все фазы европейского развития"141, что "оконченный труд, достигнутый результат свершены и достигнуты для всех понимающих; это круговая порука прогресса, майорат человечества"142. Разумеется, как сказал наш выдающийся острослов М.Жванецкий: "Никто за нас не хочет пройти наш путь. Придется нам"143. Да, нам по нашему пути. Мы должны свершить неординарно теоретический прорыв, создать новую теорию, в соответствии с которой народ сам бы взялся за устройство своей жизни, без привычной революции-контрреволюции сверху.

В литературе встречается точка зрения о том, что вообще задача создания новых развитых процветающих обществ уже нерешима. Так, В. Белоцерковский социум отождествляет с природой, которая давно уже не создает новой жизни: земля состарилась; в ней нет прежних условий, при которых рождалась жизнь. То же самое относится и к рождению новых социальных формаций144. Тут тоже необходимо сочетание определенных условий... наступило время, когда невозможным делается и формирование в какой-либо новой стране развитого капиталистического уклада, подобного существующему в странах Запада, странах "золотого миллиарда". Невозможность этого объясняется наличием мощных буржуазных держав, блокирующих соответствующее развитие других стран, оставляющих их сырьевыми своими придатками. У автора, как видим, во-первых, наличествует социал-дарвинизм, во-вторых, взгляд на страны западной демократии, как на империалистические, что, думается, несколько устарело. Приход к власти в России настоящих демократов, отказ от имперских амбиций, от коммунистического наследия могут решить эту проблему в нашу пользу. При решительной поддержке западной демократии (если будем достойны поддержки, – об этом ниже). Другой причиной невозможности нам стать развитой страной автор считает отсутствие у нас колоний. Почему мыслить капитализм только как результат эксплуатации других народов? Эксплуатировали не потому, что капитализм того требовал, а потому что была такая возможность: любое дело в своем развитии нормальными людьми делается по линии наименьшего сопротивления, в отличие от большевиков, предпочитающих самые-самые трудности, чтобы их преодолевать кровью, слезами, горем миллионов, чтобы затем гордиться этим. Теперь нет такой "легкой" возможности, как угнетение колоний. И не надо. Можно горы свернуть своими национальными кадрами, если труд простых людей-хозяев жизни будет добровольным, а не наемным рабством. Далее, оказывается, препятствует нашему стрем­лению быть развитой страной утвердившееся теперь правовое сознание, которого раньше не было, теперь-де даже в Африке не заставишь людей работать по 15 часов. Но в этом нет надобности при наличии нынешней техники и технологии и высокой производительности труда. Да и труд на себя всегда был высокопроизводительным. У России-де есть еще одно осложняющее её положение обстоятельство – наличие множества гигантских предприятий монополистов, которых неизвестно как приватизировать, приспособить к рынку. Что тоже не является неразрешимой проблемой (по моей концепции). Мешает отсутствие мелкой буржуазии. Да, у нас нет класса, из которого обычно формировался средний класс; в этом – корень слабости демократии; зато есть возможность создания среднего класса в массовом масштабе и сразу (по моей концепции). Автор назвал еще ряд причин, в числе которых низкий моральный уровень нашего народа, что вообще "догоняющая модернизация" оказалась несостоятельной и т. д. Всё это так и не так, во всяком случае, не есть абсолютно непреодолимое.

Созиданию в России благополучного во всех отношениях общества главное препятствие в другом – она опасна как самой себе, так и всему человечеству. Проблема проблем, без решения которой нам счастья, как говаривали некогда: не видать, как своих ушей. Наиболее глубоко, откровенно и честно она исследована проф. Ю.Н. Афанасьевым в цитированной в 1-й главе книге «Опасная Россия». Он определяет историю России, кеак историю «углубления разломов: между властью и дворянством, между землей и крестьянами, между церковью и государством, между властью и всеми остальными»145. Линия «разлома» продолжена и новейшим периодом. И причина этого предельно ясна – она в неопределенности бытия буквально всех сословий (классов) русского общества, как следствия того, что все они были и есть несамодостаточные, не владевшие на началах «всамделищнего» собственничества надлежащего количества и качества имуществом (собственностью): даже дворянство – социальная опора самодержавия могло быть не только унижено, любой его представитель мог быть в любое время разорен по прихоти царя; в таком же соотношении, если не сказать – хуже, находились все другие классы, включая церковь. Именно здесь корни «глубокого расщепления духа», «ужасающих диссонансов и буйств» (Ап. Григорьев). Когда в жизни нет определенности, ничто не прогнозируемо, когда нечего терять, тогда почему бы не разгуляться буйству?! Отсюда постоянная тенденция к укреплению государства, его карательных органов, отсюда также непрерывная тенденция к противостоянию государству со стороны общества, всех его слоев, кроме, пожалуй, церкви, приспосабливающейся к любой власти, коль скоро, «всякая власть от Бога». В этом – всё «почвенничество» россиян, живущих на «чужой», захваченной у них элитой почве. «Русский дух», представленный изощренными умами духовной элиты, любит всё усложнять, витать в эмпиреях и потому он бесплоден, он как бы убаюкивает, усыпляя сладкими мечтами о некоем небывалом, исключительном, лишь русским полагающемуся, всем другим недостопнуму, счастью, разумеется, на деле абсолютно недоступному. Этого рода мечтаний не избежали все «социалистические» мечтатели, начиная с Герцена-Черныщевского, кончая Лениным (в его дореволюционном и первых постреволюционных лет, до 1921 г., этапе). Это свойство «русского духа» хорошо понял Сталин – «гениальная посредственность» (Троцкий), до предела всё упростивший (в своем месте было сказано: общество без естественных внутренних противоречий, взамен которых – искусственно созданные – «враги народа» и мировой империализм) и «купивший» этим вначале партию, а потом и массы. Этим методом он построил великую тоталитарную империю, государство которой наделил, ему органически неприсущей хозяйственно-организаторской и культурно-воспитательной, функцией, попытавшись, тем самым, сделать его субъектом развития. Конечным результатом его строительства стал крах, поскольку оно осуществлялось лжесубъектом развития, превратившим весь народ в рабов, полностью лишенных хозяйского статуса и потому персетавших быть субъектами развития. Общество без субъектов развития – этим сказано всё!

Ю.Н. Афанасьев приводит высказывание Конквеста о том, что Россия – единственная в ряду освободившихся от коммунизма стран – «всё еще представляет серьезную угрозу миру»146. Определяющая линия во внешней политике государства – «поиск» внеш­него врага, по Афанасьеву, «демонической фигуры». «А конкретный «враг» может предстать в зависимости от обстоятельств, то в облике «террориста», «кавказца», «мусульманина-басурма­на», то в облике еврея, «американского империализма», «олигарха». Эти постоянные, в зависимости от обстоятельств меняющиеся местами в народном сознании «враги» нужны начальству» для того, чтобы было по кому в нужный момент ударить, кого обвинить во всех бедах и неурядицах страны»147. Россия – аномальная конструкция: и общество и его государство, поглотившее его, – ненормальны, не естественно-исторические, а искусственно-историчес­кие. Дело не только в том, что нужно или не нужно «начальству», а в том, что эта ксенофобская черта психологии русской души, наличествует в ней и ею пользуется «начальство», целенаправленно ориентируя её на других, отвлекая её от себя – фактического врага русских людей. Вопрос в том, откуда она, эта черта души, где её источник? На мой взгляд, она есть компенсация отсутствующего в бытии народа внутреннего противоречия, как источника самодвижения. Философ Франк характеризует русского человека как «голого человека», у которого «право личности не распространяется далее права на свое собственное тело». У русского человека нет того, что «организует» его жизнь надлежащим образом – собственности, формирующей отношения с самим собой, с другими людьми в постоянном развитии. И тем делающей человека деятельным, дееспособным и самодостаточным, в итоге – благополучным. Отсюда – инстинктивные поиски «виноватых» во вне; «виноваты» все, только не он сам. И он, действительно, не виновен в том, что таким оказался. Но по чьей вине, – ему неведомо; «проясняет» его мозги «начальство» в угодном для себя направлении. Всё это следствие того, что «...тысячелетней истории русских неотступно сопутствовало неумолимое подавление личности»148. Эту свою мысль автор подтверждает авторитетом В. Гроссмана, сказавшего: «особенности русской души рождены несвободой, русская душа-тысячелет­няя раба»149.

Итак, вся проблема России, в конечном счете, сводится к обнаружению, созиданию источника самодвижения. Иначе – неостановимый процесс погибели, к которой она идет уже третьим заходом. Первый этап: самый начальный (1) проявился во второй половине ХIХ века Крымской войной; (2) – русско-японской войной; (3) – участием в Первой мировой империалистической войне; во всех этих войнах Россия терпела поражение. На втором этапе – попытки выйти из самодержавного кризиса: (1) революции 1905–1907 гг. и Февральская; (2) Октябрьская революция, доведшая «тысячелетнее русское рабство» до совершенства в его коммунистической ипостаси; (3) участие во второй мировой войне (апогей «пободоносного» по внешним признакам, на деле же кануна краха, такой «победы», которая неминуемо должна была привести в будущем к поражению, потому что вовлекла в свою орбиту искусственного развития почти треть мира. Третий этап: попытки выйти из коммунистического тупика: (1) хрущевская «оттепель», ХХ съезд КПСС; (2) горбачевская «перестройка»; (3) ельцинская «реформа» и застой, продолженные Путиным. Подходим к завершению этого витка третьего этапа. Все попытки бюрократии «реформировать» государство и общество осуществлялись по принципу: «уходя, остаться», сохранив, в сущности, всё тоже «тысячелетнее рабство». Поэтому-то шансов на то, что, нынешний, третий, этап погибельного движения страны завершится выздоровлением, практически нет. Я бы сказал, что на поставленный великим Гоголем вопрос: «Русь, куда же несешься ты?» она сегодня отвечает агонизированием; уже ополовиналсь, дальнейший распад прогнозируем, ибо принципы взаимоотношений Москвы с регионами, приведшие к распаду СССР, не претерпели существенных изменений. Россия ныне подобна косяку лошадей, смертельно напуганных стаей волков и потому бешено скачущих в неизвестном направлении, впереди которого пропасть. Спасти их от неизбежной гибели можно лишь одним способом: пастуху (или кому-то другому) на своем коне обогнать скачущего во главе табуна косячного жеребца и крутым разворотом своего коня увести за собой табун в сторону от пропасти. Похожее событие наблюдалось в истории России, когда её бег к «пропасти» был возглавлен большевиками. Их кормчий, Ленин, поняв суть им инициированного движения, резко развернул страну нэпом в супряге с кооперативным строительством; страна ожила в невиданно краткий срок, но кормчий надорвался и умер. Его дело не кому было продолжить.

В общественном сознании бытует мысль, будто общество не может обойтись без богатых и бедных в одно и то же время. В стремлении избавить нас от искаженных представлений о справедливости и доказывая необходимость перехода к рыночной экономике, её идеологи убеждают в том, что при ней справедливость сугубо индивидуальна, что рынок обеспечивает свободу сильным, а слабых берет под защиту государство, что справедливым может быть только равное право на реализацию личных способностей. Итак, с одной стороны, реализация права каждого индивидуума на справедливость в соответствии с его силой, с другой – право слабого на защиту его государством.

Мы вновь встречаемся с перевернутым мышлением. Во-пер­вых, равное право (якобы "равное"!), не основанное на справедливых отношениях собственности – не декларированных лишь, а материально обеспеченных, ничего не значит, оно повисает в воздухе. Нет права самого по себе, оно вторично. Кому-кому, а нам, совкам, пора это понять, ибо вряд ли найдется еще такая страна, в которой было бы провозглашено столько нереализованных прав человека, мертворожденных, нереализуемых по самой сути Советского государства. В этом духе продолжаем упражняться посейчас. Во-вторых, яснее ясного, что, когда в обществе значительная его часть бедствует, благополучным рассчитывать на покой не приходится. Не лучше ли принять нравственную установку на создание условий для всестороннего развития всех людей? Не в благополучии и богатстве лишь части общества суть богатство и благополучие страны. Они – в благополучии и богатстве народа, всех граждан, его составляющих.

Каждый имеет право на достойное человека существование, на удовлетворение основных материальных и духовных потребностей. Различия в потребностях допустимы и, видимо, еще долгое время неизбежны в условиях недостаточности производства, но лишь качественного характера, поскольку люди неравны по своим физическим и психическим задаткам. Равенство меж людьми возможно и необходимо только с точки зрения равных возможностей в демократическом правовом государстве, в котором все одинаково, с одной стороны, равны перед Законом, с другой – собственники национального богатства. В России только такой подход к обустройству жизни россиян позволит выработать социальный иммунитет, противостоящий революциям-контрреволюциям, гарантирующий социальный мир.

Сегодня в прогрессивной общественной мысли России распространена идея возвращения общества в лоно цивилизации – "назад в историю". Со всех сторон слышится, что мы не будем строить ни социализма, ни коммунизма, ни иного "изма", а пойдем по пути, пройденному Соединенными Штатами, другими высоко развитыми странами.

Безусловно, более чем 70-летнее движение в сторону от цивилизации привело нас к результатам, которых врагу не пожелаешь. Общество заведено большевиками в социально-экономический тупик. Но выйдем ли из него по схеме "назад на исходные позиции, а потом уже вперед"? Хватит, говорят нам, искать особые пути, попробовали – обожглись. И теперь, обжегшись на молоке, дуем на воду. Резонно вроде бы. Но есть резоны и для того, чтобы поискать именно некоторую "особость". Не в славянофильском смысле исключительности пути развития "российской цивилизации", благодаря которой Россию нельзя измерить "общим аршином". Россия попыткой осуществить коммунистическую утопию закончила прения по этому вопросу, теперь придется пойти по единственному для всего мира пути прогресса, в основе которого - свобода. Но в этом единственном для всего мира пути неизбежна наша российская специфика, которая, в конечном счете, благодаря большевистскому наследию в экономике – супермонопольной госсобственности, приведет к наиболее последовательному шествию по нему и более значительным, в социальном отношении, результатам.

На первый план выдвигается проблема разгосударствления экономики. В наших условиях разгосударствление не только и не столько проблема экономическая, сколько социальная, в целом-социально-экономическая. В забвении социального спектра кроется главный тормоз проведения разгосударствления и наибольшая опасность для будущего демократического строя. Советская власть довела до крайности отчуждение работника от средств производства и производимой им продукции. Разгосударствление означает освобождение экономики от государства. Под приватизацией следовало бы понимать не распродажу народного добра кому попало, а включение в систему производственных отношений частнособственнического элемента: разрешение вести частное производство (дело). Оно должно вестись только за свой счет, своих накоплений, своей доли в национальном богатстве и теми, кто имеет дар и желание его вести, но не за счет национального достояния, присваиваемого казнокрадами.

Наш путь – в превращении всех граждан в собственников, в работников-хозяев. Демократия высокоразвитых стран уже идет по схожему пути. В частности, американское общество, наделяя работников предприятий "народного капитализма" в соотвествии с программой ЭСОП акциями (частично в кредит), превращает их в капиталистов, а Соединенные Штаты – в страну рабочего или демократического капитализма. Цитированные в одной из предыдущих глав Джон Симмонс и Джон Лоуг в статье "Мифы, требующие развенчания. Избавившись от них, Россия сможет взять курс на развитие демократической формы собственности"150 убедительно доказывают преимущество предприятий с собственностью работников по сравнению с другими формами собственности:

1. Работники отнюдь не склонны проедать капитал, как это утверждают противники такой формы собственности. Как правило, в США, России, Китае и Польше объемы и степень инвестирования капитала в развитие производства на таких предприятиях больше, чем на традиционных предприятиях. Индекс инвестирования в компаниях, где рабочим принадлежало по меньшей мере 10% акционерного капитала, возрос с 1993 по 1998 г. на 193%, а индекс инвестирования в компаниях, принадлежавших только внешним владельцам денежного капитала, в 500 общественных корпорациях за это время вырос только на 141%. Исследование Балтиморского университета, проведенное в период 1988–1992 гг. на 2776 фирмах с собственностью работников, выявило, что в них доход на вложенный капитал был на 50% выше, чем в компаниях, где не было работников-акционеров. За последние пять лет цена акций предприятий с собственностью работников в США выросла на 37% по сравнению с ценой акций компаний, которые пока боятся сделать своих работников собственниками. В Великобритании за этот же период цена акций предприятий с собственностью работников возросла в три раза по сравнению с предприятиями, где у работников нет собственности. По данным опросов общественного мнения в США, 80% взрослого населения считают, что рабочие в компаниях с собственностью работников уделяют большее внимание обеспечению финансового успеха своим фирмам и улучшению качества продуктов и услуг, чем работники в компаниях, которые им не принадлежат.

2. Собственность работников не ограничивает эффективность рынка в обеспечении инвестиционным капиталом.

3. Ссылка на провалившийся югославский опыт рабочего самоуправления, как на доказательство несостоятельности последнего не убедительна. Потому что в Югославии в действительности рабочие и управляющие никогда не были собственниками. Собственность была у государства.

4. Неправильно утверждение, что на предприятия с собственностью работников не придет иностранный капитал. Опыт российских предпринимателей фирм "МОВЕН", "МОСФУРНИТУРА" и Саратовский авиационный завод, выкупленных у государства их работниками, свидетельствует о другом: они привлекли инвесторов из США, Германии, Финляндии, Италии.

5. Собственность работников способствует лучшей технологической перестройке и развитию производства. В США именно такие фирмы начали подниматься на вершины наиболее высокой производительности труда и наибольшей конкурентоспособности в своих отраслях. Благодаря этим показателям каждый год почти 1000 компаний в США изменяют характер владения акционерным капиталом, становятся компаниями с собственностью работников.

6. Программу ЭСОП упрекают в том, что налоговые льготы, предоставляемые предприятиям, желающим предоставить своим работникам собственность, разорительны для государства. В реальности это не так. Указанные льготы стимулируют их к тому, чтобы они начали создавать собственность работников. Рост производительности труда, прибылей и дохода работников, обеспечиваемый хозяйствованием на основе собственности работников, ведет в долгосрочной перспективе к увеличению поступлений в бюджет от роста налоговых сборов. В то же время снижение безработицы и повышение доходов рабочих сокращают социальные расходы правительства. Имеются и другие преимущества этого типа предприятий.

При реализации моей концепции, вся разница между нами и западными странами была бы в том, что они добиваются создания класса средних собственников, развивая частную собственность, а мы – индивидуализируя разгосударствленную народную собственность. В этом и только в этом состояла бы "особость" нашего пути. В связи со сказанным представляет интерес мнение, высказанное М.С. Савиным и А.В. Смагиным151, о роли малого бизнеса в становлении гражданского общества. Они исходят из теории развития социальных систем, называемой "тропой зависимости", согласно которой достижение конечной цели маршрута зависит от правильности выбора отправной точки. Таковой является всемерное развитие малого бизнеса. Ю.Н. Афанасьев в цитированной книге пишет, что главное, что должно «фигурировать в долгосрочной стратегии реформирования России – преодоление (на основе формирования средних слоев) социальной поляризации общества, которая достигла в последнее время крайних пределов». Однако, по его мнению, в правительственных разработках «она представлена лишь на равных среди прочих, но не как задача первейшей и долговременной значимости, не как категория системообразующая и в ближайшей, и в долгосрочной перспективе»152.

Я стою на такой же точке зрения. Проблема в том, что понимать под его "всемерным развитием"? Так сказать, где его "отправная точка"? На мой взгляд, она – в сособственничестве граждан в национальном богатстве. Другого нам не дано, для другого поезд ушел. Слишком долго мы в бедности, терпение иссякло.

"Особый" путь России не в том, чтобы опять возвращаться назад, а в том, чтобы найти наименее болезненные способы выхода на магистраль цивилизации.

Индивидуализация государственной собственности не ограничивается созданием класса предпринимателей. Ибо есть еще не менее важная, всем проблемам проблема – преодоление отрицательного, враждебного отношения рядовых людей, простых граждан к собственности. Испокон века в ходу поговорка: "на трудах праведных не построишь палат каменных". Не только потому, что крепостничество, а позднее людское изобилие при капитализме делали труд грошовым, дешевым, но и потому, что на Руси, как говорил В. Розанов, собственность имела источником своего происхождения либо ограбление, либо – подарок от кого-то. Что особенно наглядно практикуется нынешними правителями. Народ же на все это смотрит как бы сквозь пальцы: "грабят государство. Ну и пусть, не мое!", "Убивают банкиров, коммерсантов" – "так это у них, у жуликов – междусобойчики". Отсюда мораль: "клин вышибается клином". Неуважение, нелюбовь к собственности можно преодолеть собственностью же, приобщая людей к ней. Другого просто не дано: нельзя полюбить собственность, не принадлежащую тебе; невозможно зауважать собственника, раскатывающего на мерседесах, когда ты гол как сокол и не всегда есть деньги даже на общественный транспорт с его вонью, давкой и матом.

Человеческое сообщество должно состоять из граждан-хозяев. Хозяйское чувство, по мнению многих, к примеру, программы социал-демократов, можно выработать у людей, вовлечением их в управление производством (учреждением) через разного рода выборы. Это – очередная утопия, кстати заметить, проверенная провалом югославского варианта выхода из социалистического тупика. Свидетельство тому так же опыт "хозяйствования" советской бюрократии, полностью распоряжающейся народным хозяйством до сих пор и доведшей его до ручки. Бюрократия работает, выкладываясь там, где у нее есть хозяин, у капиталистов, но не у абстрактного "хозяина", каковым является государство.

Чтобы не только чем-то управлять, но и просто участвовать в разного рода кампаниях по выборам должностных лиц, надо быть заинтересованным в них, что полностью зависит от статуса граждан в их взаимоотношениях с собственностью. Отсюда абсентеизм или безмозглое голосование за кого угодно и когда угодно.

Моя концепция не противоречит выдвинутой Римским клубом идее "нового гуманизма", "новой идеальной социальной организации людей", обеспечивающей всем "равные возможности... основываясь на универсальных человеческих ценностях"153.

Смысл "нового гуманизма" для России я бы трактовал как стремление превратить каждого россиянина в самодостаточную фигуру, способного к самостоянью, с тем, чтобы вывести его из недееспособного состояния, всю жизнь шествующего с протянутой рукой, обращенной к государству или к другому (состоятельному) человеку. Мы можем свершить неординарный теоретический прорыв, создать новую теорию, в соответствии с которой народ сам бы взялся за устройство своей жизни, без привычной революции-контрреволюции сверху. Не растравляя свои внутренние социальные противоречия, а также не рассчитывая на помощь извне, рано или поздно выливающуюся в обострение противоречий между дающими в долг и берущими народами. Никто нам не сможет помочь в той мере, в которой нуждаемся. Нельзя уповать на благие намерения даже Римского клуба, призывавшего в самое ближайшее время "вывести на соответствующий уровень благосостояния другие регионы мира" с помощью Соединенных Штатов и Европейского союза. Надо создать такую экономическую систему, при которой возможно победить без меры вредоносные недостатки рыночной экономики – определить рамки, в которых рынок может функционировать, и покончить с удушающим действием бесконечно расширяющихся бюрократических структур. России следует найти источник развития внутри самой себя. Источник этот – в сособственничестве граждан в национальном богатстве через его индивидуализацию, представленную в акционерном и кооперативном капиталах.