Собственность и труд

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 14

Этика собственника и этика несобственника

Корни собственнической психологии, видимо, – в далекой древности, основы ее, должно быть, закладывались вместе с формированием демоса в древней Греции и в Римской империи. Своим гражданским кодексом Наполеон возродил и утвердил, разумеется, применительно к новым временам, гражданское право, зародившееся и оформившееся тогда и там. Но в наиболее законченном виде отношения собственности получили развитие вместе со становлением капиталистического способа производства в профессиональной этике аскетического протестантизма. Наиболее полное и развернутое обобщение она получила в трудах "Маркса" буржуазии – Макса Вебера. Эту проблему я буду излагать, в основном, исходя из его учения.

Вебер придает важное значение мирской аскезе баптистов; важнейшим принципом капиталистической этики он считает "честность – лучшая политика". В отличие от российских традиций: по свидетельству иностранных путешественников, московские купцы высоко ставили в купце ловкость и изворотливость, говоря, что это – дар Божий, без которого не следует и приниматься за торговлю; один голландский купец, самым грубым образом обманувший многих из московских торговых людей, приобрел между ними такое уважение за свое искусство, что они, нисколько не обижаясь, просили его принять их к себе в товарищи, в надежде поучиться его искусству"^³⁰. Недаром у нас в ходу поговорка: "Не обманешь – не продашь".

У пуритан – контроль за своими действиями совестью. Не бездействие и наслаждение, а лишь деятельность отвечает желанию Бога, главным и тяжелым грехом перед ним является бесполезная трата времени. На сон (необходимый и неизбежный) – 6–8 часов. Время безгранично дорого. Мне совершенно непонятна установка православной церкви, гласящая, что работа в религиозные праздники – грех. По-моему, время – единственное из всего, что дано человеку, не компенсируемо. Все остальное можно, так или иначе, восстановить, вернуть. Только не время, безвозвратно уходящее в каждый миг. К сожалению, у русских – «У Бога дней впереди много – наработаешься», «Кто в воскресенье орет (пашет. А.Б.), тот в понедельник кобылы ищет». Один из наиболее основательных иностранных писателей второй половины XVIII века Мейерберг так описывает празднование Пасхи в Москве: "В продолжение пасхальной недели все, и богатые, и бедные, и мужчины, и женщины предаются такой веселости, что, подумаешь, они теряют на это время здравый рассудок. Работы прекращаются, лавки запираются, одни кабаки и другие увеселительные места остаются открытыми; суд умолкает, но зато воздух оглашается беспорядочными криками... Духовные, в сопровождении мальчиков, несущих образ или распятие, в самом дорогом облачении бегают по улицам и перекресткам, посещая своих родственников и друзей, с которыми пьют до опьянения. Куда ни посмотришь, везде видишь столько пьяных мужчин и женщин, что всей строгостью своего поста они наверное не могли заслужить от Бога столько милости, сколько навлекают гнева своим необузданным разгулом и нарушением законов трезвости"^³¹. Словом, «В праздники и у воробья пиво», потому человекам тем более!

Церковь Запада с древних пор высоко ценила труд, в отличие не только от Востока, но и от большинства монашеских уставов всего мира. И что замечательно: богатство не освобождает от этого безусловного требования, сформулированного апостолом Павлом: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь". Добросовестность, тщательное и методичное выполнение своих профессиональных обязанностей; но не труд как таковой, а рациональная деятельность в рамках своей профессии угодна Богу. С нравственной точки зрения, важность труда в интересах общества и доходность, как непременные требования. Не вредя другим, без ущерба для своей души, законным способом заработать больше, чем на другом пути – это соответствует желанию Бога. Пуританизм выступил носителем этоса рационального буржуазного предпринимательства и рациональной организации труда. Подчеркну: какое противопоставление феодальной морали, ограждавшей склонных к развлечениям людей, к паразитическому образу жизни! Во главу угла был поставлен принцип аскетической жизни, даже антипатия к спортивным играм, если они не служили определенной рациональной цели: отдыху, необходимому для сохранения работоспособности. Отсюда же уважение, поощрение науки, гнев и ненависть к суевериям, неприятие театра, изображения нагого человеческого тела. Неприятие "пустой болтовни", "излишеств", "суетного тщеславия, порицание иррациональной деятельности, трезвость, целесообразность".

Обязательства человека по отношению к доверенному ему (Богом!) имуществу; чувство ответственности за то, чтобы имущество было сохранено в неприкосновенности и увеличено неустанным трудом во славу Божью! Осуждение роскоши дворянства, за рациональное и утилитарное использование богатства на благо каждого человека и общества в целом. Даже одно время бытовала "теория" некоторых американских миллиардеров о ненаследовании своего богатства потомками, дабы не лишать их такого нравственного блага, как необходимость работать и приобретать самим. Хотя сегодня – это не более, чем теоретическая фикция, тем не менее, фактом является то, что в США и в других преуспевающих странах незазорно детям богачей зарабатывать себе на карманные расходы работой официантами, мытьем машин, на бензоколонках и т.д. А представители среднего класса, как правило, сами зарабатывают на оплату своего высшего образования.

Пуританская аскеза требовала от богатых людей не умерщвления плоти, а такого употребления богатства, которое служило бы необходимым и практически полезным целям. Мишурному блеску рыцарского великолепия с его весьма шаткой экономической основой и предпочтению сомнительной элегантности трезвой и простой жизни они противопоставляли в качестве идеала уют буржуазного дома с его безупречной чистотой и солидностью.

На первом месте – производительность частнохозяйственного богатства, которое не роскошь, а средство труда, следствие правильной жизни человека; в то же время против недобросовестности, против жадности, против стремления к богатству как самоцели, тем более не для демонстрации, похвальбы, как это наблюдается у наших нуворишей.

Накопление капитала осуществлялось посредством аскетической бережливости; инвестируемый капитал. Пуританизм стоял у колыбели современного "экономического человека". Это, с одной стороны. С другой – религиозная аскеза предоставляла в распоряжение предпринимателя-буржуа трезвых, добросовестных, трудолюбивых рабочих, рассматривавших свою работу как угодную Богу цель жизни. Вера в Бога притупляла классовые противоречия, поскольку и бедность, и богатство считались делом божественного провидения. Но надо сказать и то, что протестантские секты и строго пуританские общины не знали нищенства в своей среде, что, в первую очередь, закрепляло доминанту сотрудничества труда и капитала. (Справедливости ради скажу, что при всем убожестве «социалистического» образа жизни, он не допускал прямой нищеты и не столько запретом нищенствовать, сколько обеспечением, пусть в мизере, материальных благ всем. И "второе дыхание" коммунизма – здесь!).

Преинтереснейший факт, отмеченный М. Вебером: пользовавшаяся государственными привилегиями монополистическая промышленность Англии скоро пришла в упадок; рациональное предпринимательство пуритан сыграло решающую роль в развитии тех промышленных отраслей, которые возникали без поддержки со стороны государства, более того – подчас несмотря на недовольство властей и вопреки им. Самый свежий пример: экономика всех бывших социалистических государств целиком была на государственном иждивении; результат – застой, отставание на две технологические эпохи от западных государств.

Не лишним будет сказать о роли религии. В США: неверующему нельзя доверить и 50 центов, ибо, где гарантия, что он вернет долг. Не случайно, прием в баптистскую общину новых членов крайне затруднен (только после тщательной проверки всей подноготной желающего, при абсолютной гарантии этических свойств джентльмена). Коран и шариат (справедливости ради сказать: вопреки практике) запрещают: "лихву" (корыстные вымогательные барыши) и ссудный процент на ростовщичество, маклеров, мошеннические и спекулятивные сделки, несправедливую оплату труда работодателем, прибыль, получаемую в результате монопольного положения в сфере торговли, производства, сервиса и т.д.; большинство современных мусульманских мыслителей стоят на антимонополистической позиции, считая здоровую конкуренцию гарантом справедливости и экономического роста. (Замечу в скобках, что в Московском государстве (средние века) ростовщичество отнюдь не было презираемым; есть свидетельство о том, что процент роста был обычно очень высоким – до 20, только церкви соглашались давать ссуды по 10%^³²).

Щепетильность современного буржуа доходит, с нашей, "совков", точки зрения, до абсурда. В октябре 1995 г. один из шведских министров спутал свою кредитную карточку с государственной, предъявил к оплате последнюю вместо своей (1500 долларов США). В прессе была развернута целая кампания по его отставке. (У нас открыто разворовывается добро чиновниками всех рангов; вряд ли можно назвать хоть кого-то из правительственных чиновников с достаточной уверенностью, что он – не вор). Многовековое бессобственничество нашего народа сформулировало общепринятое мнение: "на трудах праведных не наживешь палат каменных". Оные "палаты" сегодня появляются как грибы после дождя. По В.В. Розанову: на Руси вся собственность и весь достаток от того, что или кого-то ограбил, или у кого-то выпросил в подарок. И то, и другое сегодня в расцвете за счет государства – народа, то есть. "Кто хорошо живет в мире? Протестантская Европа и США" (О.Беклемишева).

* * *

В прямо противоположном направлении формируется этика лишенного собственности наемника. У него проявляются самые низменные человеческие качества: трусость, жестокость, чванство, подхалимство, лицемерие, беспринципность, недобросовестность. Наемник не принадлежит себе, он раб того, кто его нанял. В лучшем случае у него может быть службистская добросовестность, в порядке исключения, не в массовом масштабе.

Обезличивание собственности у наемника вызывает вандализм по отношению к богатству, безнравственные отношения друг с другом и к самому себе ("жизнь-копейка", желание заболеть, болезнь как отдых, хотя бы временное отчуждени от ненавистного труда "на дядю"). У наемников физического труда и младшего обслуживающего персонала, мелких чиновников вырабатывается закономерное неуважение к культуре, знаниям, к их носителям, ибо знание, культура становятся орудием их эксплуатации, подчинения, отчуждения от них по образу жизни, социальной среде, приобщению к начальству. Этим объясняется низкий статус (общественный) интеллигенции в России ("в шляпе, да еще в очках", садистское желание приобщить ее к гнилой картошке и капусте. Словом, – гнилая интеллигенция!).

Общество, состоящее в основном из наемников, – катастрофа "не за горами". Перефразируя Ленина: если нас кто погубит, то наемник, не бюрократизм как таковой, а бюрократ как носитель бюрократизма, наемный управитель государства.

Суть взаимоотношений между хозяином и работником, полагаю, ненароком выражена лозунгом московской Биржи труда "Триза"^³³: "Продать себя красиво и дорого". Смысл не в словах "красиво и дорого", ради которых придуман лозунг, а в слове "продать". Что приходится "продаваться" самому наемнику (его, вроде бы, никто не продает) не меняет сути дела. По сравнению с рабовладением (крепостничеством) форма сменилась, но содержание осталось тем же: униженность, оскорбленность, самоот-чуждение (отчуждение от самого себя) как образ жизни несобственника. Принципиальной разницы между обычным наемником, продающим себя хозяину (нанимателю) на ту или иную работу и проституткой, продающей свое тело ради утех другого человека, просто нет. И там, и тут работа своим телом на кого-то, не на себя. И градация, "стратификация" среди продающих себя в обеих категориях, не особенно различима. В числе первых: рабочие, служащие, ученые, художники, в числе вторых: панельные, квартирные, салонные проститутки и аристократические содержанки.

Существенная разница между хозяином-собственником и "хозяином" – наемным управляющим в отношении к ведению дела. Граф С.Ю.Витте писал, что положение крестьян, освобожденных от крепостной зависимости, но "заботами" самодержавия переданных под опеку чиновников-земских начальников, ухудшилось. Прежде "хорошие помещики были заинтересованы в благосостоянии своих крестьян, а наемные земские начальники, большей частью прогоревшие дворяне и чиновники.., были больше всего заинтересованы в своем содержании"^³⁴. Разумеется, "хороших" помещиков было раз-два и обчелся. Я акцентирую на мысли о том, что, если собственник – настоящий, не мот, то он субъективно и объективно заинтересован в хорошем состоянии всего того, чем владеет. Наемник же, распоряжающийся чужим добром, озабочен одним – выжать из него максимум возможного сейчас, в данное время, пока он начальствует, а потом "хоть трава не расти". Собственник – категория постоянная, его статус, пребывание в нем, в основном, зависит от него самого, его умения хозяйничать. Он со своей собственностью связан пуповиной от рождения до смерти, как источником своего существования. Наемник в любом случае – временщик. Отсюда и соответствующее у него отношение к тому, чем он распоряжается, как к чужому.

Главная черта российского духовного опыта – правовой нигилизм: "закон как дышло, куда повернул, туда и вышло". Он есть следствие игнорирования принципа частной собственности для большинства народа. Ибо только наличие собственности инициирует необходимость правовой ее защиты. Отсюда, надо думать, невероятное для других народов всеобщее воровство, воры – буквально все.

Поэт и публицист И.П.Пнин (1773–1805) сформулировал удивительно емкое положение: "Собственность! священное право! душа общежития! источник законов! мать изобилия и удовольствий! Где ты уважена, где ты неприкосновенна – там только благословенная страна, там только спокоен и благополучен гражданин... Собственность! Где нет тебя, там не может быть и правосудия"^³⁵. Там, где собственность государственная была определяющей (в России именно последняя после 1917 г. всегда была значимой, если не сказать – единственной), там повальное воровство (Н.М. Карамзин, будучи в Париже, на вопрос соотечественника, "как в России?", ответил: "воруют"); при советах – всеобщее "несунство". Когда собственность частная, она священна, и законы в обществе соответствующие, упорядочивающие взаимоотношения между людьми. Когда она уважена, она – мать изобилия, ибо ее берегут и умножают, в отличие от казенной собственности – ничейной, разворовываемой и посему не могущей стать изобильной, скорее – влачащей жалкое существование. Никакими законами (они при советах были драконовскими: детей (12 лет) сажали в тюрьму, закон от 7 августа 1932 г. карал казнокрадов, к которым причисляли собирателей колосков на полях, во избежание смерти от голода, объявляли "врагами народа", Указ начала 40-х гг. наказывал за украденную буханку хлеба 25 годами тюрьмы, вплоть до расстрела и т.д.). Нельзя остановить казнокрадство, хуже того преступность имеет тенденцию расти, ибо ее социальной базой являются неимущие. Если же таковыми являются все граждане, то в соответствии с законом больших чисел и преступность охватывает массу людей.

Отношения между несобственниками бедны, они – в плоскости лишь межличностных отношений на бытовом и физиологическом уровнях. Отношения же между собственником (физическим или государством – без разницы), с одной стороны, и несобственником (наемником), с другой, – носят властный характер, подчинения и зависимости второго от первого; отношения продавца и покупателя, при которых объектом купли – продажи выступает человек, лишенный собственности. Собственность – это экономическая власть. А очень крупная собственность – это еще и политическая власть над обществом. Другое дело – отношения между собственниками. Это отношения деловые, требующие уважительности с обеих сторон, иначе они просто невозможны. Лучший вариант взаимоотношений между собственником и несобственником – работа второго на первого. Но если работы нет или она не обеспечивает существования наемника, он прибегает к неправовым методам жизни: к воровству или грабежу в революции, бунте и т.п. (по А. Платонову, у обессобственниченного человека душа опустошена).

Взаимоотношения между собственниками, это – конкуренция их товаров за победу лучшего из них или коммерческое сотрудничство (кооперация, акционерные общества); в том и другом случае на первый план выходит интеллект, как правило, обходясь без насилия. По крайней мере, на этапе демократического капитализма. Взаимоотношения между собственниками и неимущими все время балансируют на "острие бритвы, грозя перерасти в насильственную борьбу. Они как бы извечно и навсегда "беременны" насилием, которое марксизмом возведено на роль "повивальной бабки истории". У массы неимущих исподволь формируется в психологии мрачное мятежное недовольство, следствием которого становится пьянство, распущенность, грубость, преступления. Последние – результат необратимого обесценивания человеческой жизни, начинающегося пренебрежением к отдельным личностям и завершающегося отрицанием целых классов, в которых беднота видит причину своего неблагополучия, то есть революцией. Последняя – всеобщая безответственность перед жизнью, канун деградации общества. Такая психология формируется у неимущего не потому, что у других есть собственность, а потому что ее нет у него.

Несобственники, люди наемного труда, могут объединяться на полном негативе с целью разрушения существующего режима, разоряющего народ. И последствия такого объединения, ведущего к победе революции, также сугубо негативные, как правило; доказательство тому, история всех революций – один антинародный режим в кровавом месиве сменяется другим ему подобным, а то и похуже (якобинским или коммунофашистским).

Наемный труд формирует у наемника-несобственника рабскую психологию, суть которой – страх, боязнь неопределенности бытия. Зависимость, несамостоятельность, как следствие лишенности собственности – основы самостоянья человека, рождает неизбывный безотчетный страх перед непредсказуемостью бытия. Этот вид страха, с моей точки зрения, наиболее гнусен и всеобщ среди наемников. Наемник всю жизнь как бы ходит по краю пропасти, с одной стороны которой – примитивно приемлемый, а с другой – абсолютно неприемлемый образ жизни (за чертой бедности).

Частная собственность – основание самореализации, самоутверждения личности, ее индивидуальности. Совершенно непонятен марксистский тезис о частной собственности как разрушающей индивидуальность, тезис, подтверждаемый им браками по расчету и даже ссылками на строки Шекспира о золоте, могущем делать "чернейшее – белейшим, все гнусное – высоким, прекрасным, всякий грех – правдивостью, все низкое-высоким, трусливого – отважным храбрецом, все старое – и молодым, и свежим!"^³⁶ Да, и на это "способна" частная собственность, но именно потому, что ее нет у многих, а вовсе не потому, что она есть как таковая. Она – основание свободы тех, кто ею владеет. Отношения между собственниками суть заинтересованные, инициативные, личностные, свободные, это отношения субъектов экономики, ведущие к деловой конкуренции между ними. Что, в свою очередь, требует максимума свободы, творчества, ума, добросовестности, усердия, бережливости и т.д. И Маркс это понимал, когда говорил, что во взаимоотношения между собственниками "входят юридическое понятие лица и момент свободы", что рыночные отношения собственности представляют собой "производительный, реальный базис всякого равенства и всякой свободы"^³⁷. (Маркс многое понимал и формулировал гениально; подвело его, как я уже имел повод сказать, неправильное истолкование логики истории применительно к пролетариату). Свободным человеком невозможно управлять деспотически. Когда же собственность сосредоточена лишь в руках немногих, то только они и свободны, а остальные рабы той или иной формы; их покупают как товар; они – люди, вынуждающиеся самоотчуждаться, поступать в распоряжение других по причине отсутствия средств к существованию, неспособности к самостоянью. Человек без собственности ущербен. Если собственность сосредоточена в руках одного, к примеру, государства (монарха), то все – рабы без исключения, ибо и те, кто фактически распоряжаются ею, распоряжаются только до тех пор, пока находятся в системе управления, в которой нельзя быть вечно, так как должности, в нормальных государствах, не передаются по наследству. И собственника преследует страх потерять собственность: разориться, быть ограбленным и т.д. Но при всем при том, он как-то гарантирован от страха неопределенности своего и своих близких бытия; под ним не всегда колышется почва, да и ее колебания не катастрофичны. У несобственника же под его ногами нет никакой почвы; он как бы в подвешенном состоянии, и лишь периодически под него подводится некая "почва" в виде работы по найму до тех пор, пока это нужно собственнику-работодателю. Страх, вызываемый неопределенностью бытия несобственника, – постоянен и потому особенно унизителен, ибо разрушает человеческое достоинство. Собственность делает человека ответственным хотя бы за нее – ее надо беречь, сохранить, еще лучше умножить, так как за ее счет приходится жить. Таков коренной принцип философии собственности. Следовательно, она вырабатывает деятельного, волевого человека-созидателя. Человек без собственности – потребитель, значит, разрушитель. Отсутствие собственности формирует человека-иждивенца, живущего за счет собственности другого человека. Что неизбежно в его психологии формирует такое низменное свойство как зависть – мать множества пороков. "Вором человек становится очень часто от зависти, предателем – от зависти, лжецом – от зависти, трусом – от зависти. В конце концов, и все революции – от зависти. Это ключевой человеческий порок" (Алиса Фрейндлих). Жизнь несобственника направляется волей собственника и соответственно формируется его психология. Лишение человека частной собственности лишает его среды обитания, что одушевляет его существование, в чем он отражает свою сущность. Следовательно, теряется личная сфера бытия человека, возможность действовать по своему усмотрению, по своей инициативе. Экономическая зависимость делает его послушным орудием в руках, дающих ему пропитание. Он может стать в большинстве случаев врагом своих ближних по крови, родству, не говоря уже – по нации, и вообще против кого угодно. Самое страшное наследие большевистского режима – "совок", человек с параличом воли, без самостоянья, с ориентацией на то, что ему кто-то обязан дать, устроить его судьбу. Прежде всего, "всемогущее" государство, которое, как оказалось, мало что может дать хорошего, но очень много гнусного, противонародного. Но понимания этого в народной гуще нет. Хуже того. Российский народ есть народ гипергосударственнический, по каковой причине в его сознание легко вносится идея "завинчивания гаек", всяческого укрепления государства, чем очень ловко пользуется чиновничество. Я согласен с печальной констатацией публициста Дмитрия Быкова о том, что большевизм не привнесен нам немцами, он - не временное помрачение ума, не причудливый зигзаг российской истории, а наиболее полное выражение русской народной души. Поэтому-то переход от самодержавной диктатуры царя был осуществлен при поддержке абсолютного большинства народа к большевистской диктатуре: вначале партийной, потом – единолично сталинской и маразматично брежневской; попытка выйти из нее постепенно сходит на необольшевистскую диктатуру. Но, по моему глубокому убеждению, такое состояние "народной души" не есть заданное природой русской нации, оно есть следствие многовековой государственной политики обессобственничения народа, поставленного таким образом в полную зависимость от государства, при прочном положении которого, во-первых, – "порядок", исключающий демократические вольности, кои массам ни к чему, во-вторых, гарантируется некий минимум благополучия "для всех" – как раз то, что массы удовлетворяет. Вот где замыкается круг диктатуры, из которого выход пока не просматривается.

Н. Бердяев писал: "Собственность, по природе своей, есть начало духовное, а не материальное"^³⁸. Я бы сказал: не только и не столько, быть может, материальное, сколько духовное, потому как владение собственностью делает человека принципиально другим по сравнению с неимущим. И, прежде всего, в духовном отношении: ведет он себя с достоинством, не приемля чьей бы то ни было гегемонии по отношению к себе, взаимоотношения с себе подобными строит на уважительных началах, склонен оказывать помощь нуждающимся, содействовать развитию культуры и вообще всего духовного и пр. Все это он, во всяком случае, может себе позволить. В отличие от неимущего, лишенного возможности совершить перечисленное. В этой связи я бы не стал соглашаться с утверждением того же философа, что "Непосредственного нравственного оправдания право личной собственности не имеет", потому что "смысл человеческой жизни не может заключаться в эгоизме, в отъединении от других, в защите своих личных интересов, он заключается только в служении Богу и людям"^³⁹. Но как раз отказ от права личной (частной) собственности на ценности, превращение их в коллективную собственность делает безнравственным отношение к собственности и к другим людям. Как ни парадоксально это звучит, но именно эгоизм, отъединение от других развиваются у обессобственниченных людей, вынуждающихся стать наемниками, со всеми вытекающими из этого социального статуса негативными в нравственном отношении последствиями. Служить, если хотите, и Богу, и людям можно развитием собственности, умножением ее, в чем наемник не заинтересован. Служить людям можно на базе собственности, а не при ее отсутствии, вынуждающем лишенного собственности не столько служить, сколько прислуживать (помните у Грибоедова: "Служить бы рад, да прислуживать тошно"). Собственность и нравственность взаимообусловлены как во взаимоотношениях собственника со своей собственностью, так и во взаимодействии между самими собственниками. Только бережливое, любовное отношение каждого человека к своему и чужому имуществу, к ценностям как плодам природного и людского труда, усердия многих, предельная честность во всем том, что касается собственности, обеспечивают нормальные отношения между людьми. Как писал "Маркс" буржуазии Макс Вебер: "Честность – лучшая политика", "...главным и тяжелым грехом является бесполезная трата времени"^⁴⁰. Этот стиль взаимоотношений людей друг с другом закрепляется особенно прочно у религиозных людей верой в Бога, который "видит все" и "шельму метит" и "все мы под Богом ходим". Среди главных человеческих достоинств, выделенных в 1981 г. жителями девяти западноевропейских стран (Бельгии, Дании, Испании, Франции, Великобритании, Голландии, Ирландии, Италии, ФРГ), на первом месте оказалась честность – 73% опрошенных, на втором – терпимость, уважение к другим – 51%. Купцы и в России: во взаимоотношениях друг с другом сплошь да рядом верили на слово, кредитуя на огромные суммы. Сегодняшний "совок" – редкий из нас пройдет мимо того, что "плохо лежит", откажется, к примеру, купить ворованное у государства (стройматериалы и прочее необходимое в садоводстве) и т.п.

В марксизме удивляет то, что он, увидев созданные буржуазией за какой-то век такого масштаба производительные силы, какого не было создано за всю предшествующую историю, не увидел того, что это стало следствием упразднения монополии феодалов на собственность и ее рассредоточения среди миллионов. Собственность пришла в движение, скорость которого прямо пропорциональна степени ее рассредоточения в народе, как фактора, инициирующего конкуренцию между ее владельцами. Масса людей приобщилась к творческой деятельности, начиная с экономики и распространяя ее затем на все сферы жизни общества. Марксизм увидел лишь то, что положение пролетария мало чем лучше крепостного состояния крестьянина, что человек труда из состояния пие наемного рабства. И в этом – заслуга марксизма. Но наемное рабство не есть следствие, как утверждает марксизм, превращения частной собственностью "человека в товар"^⁴¹. Ибо человек вынуждается продавать себя в наемное рабство как раз в силу ее отсутствия. Поэтому "покончить с этим унижением человечества" можно не марксистским уничтожением частной собственности^⁴², а, как говорится, совсем наоборот – наделением человека собственностью. Точно также, к примеру, как голод не устраняется исключением из жизни питательного процесса или бессонница не излечивается отказом от сна, а его восстановлением. Все дело в том, что частная собственность неуничтожима. Ее можно было бы уничтожить, если бы материальных благ было безбрежно изобильно, что абсолютно невозможно по причине конечности ресурсов планеты Земля и не беспредельности материального производства, а также неостановимого процесса размножения человечества с бесконечным ростом разнообразия потребностей человека. Проблема наемного рабства – человека как товара – решима лишь в русле регулирования отношений собственности, недопущения ее новой монополизации. Помня, что именно упразднение феодальной монополии привело к невиданному расцвету производительных сил. Вместо того, чтобы продолжить начатое буржуазной революцией рассредоточение собственности, да так, чтобы им охватить весь народ, марксизм предпочел опробовать невиданную монополию на уровне государства, которое, став пролетарским, всё должно и может совершить во благо народа. Тем более это непонятно, что марксизму был известен азиатский способ производства с доминированием в нём государственной собственности. Здесь вторая (после ошибки с пролетариатом) заглавная ошибка марксизма – в непонимании конечной сути государства, в каком бы обличьи оно ни выступало: непонимание того, что им руководят люди, психология которых изменяется в зависимости от их общественного статуса (на что обращал внимание марксистов М.А. Бакунин).

Решающее в конституировании классов это – отношения собственности: ее движение в направлении к концентрации у одних и исчезновению у других. Советский опыт свидетельствует о том же: государство, став собственником, сформировало из своей бюрократии господствующий класс управленцев, превратив народ в неимущих пролетариев. (Там, где государства не являются собственниками национального достояния, государственные чиновники не становятся господствующим классом, они всего-навсего – обслуга у господствующего класса собственников или у народа, если его большинство является собственником). Поэтому-то в наших условиях перехода к рыночной экономике собственность должна сыграть формирующую роль нации-собственника, консолидируя нации, включающие в себя граждан собственников, суверенных хозяев своей судьбы. Только таким способом можно помочь выживанию и национальных меньшинств в диаспорах, ныне подвергающихся усиленной ассимиляции великороссами (в будущем не исключается ассимиляция и самих русских титульными нациями некоторых республик). В свете сказанного представляет интерес предложенная мной формула татарской национальной идеи, механизм осуществления которой предусматривает содействие превращению граждан татарской национальности в собственников, преимущественно через создание акционерных и кооперативных производственных, торговых и т.п. предприятий, компаний, а также – индивидуальных, семейных частных предприятий. Предусмотрено оказание содействия созданию татарского национального капитала мобилизацией средств самих граждан и татар-бизнесменов как для решения задач превращения татар в собственников, так и оказания помощи вынужденным переселенцам и беженцам в возвращении на историческую родину.

Высланный за границу в 1922 г. русский философ С.Л. Франк остроумно заметил, что владение собственностью отличает человека от животного. Последнее живет либо постоянным хищением, истреблением окружающей его среды, либо питается кормом, который ему подают люди. Социализм, лишающий человека собственности, "допускает в принципе существование человека, только как животного, или – что то же самое – как голого человека, право личности не распространяется далее права на свое собственное тело"^⁴³. Приобщение человека к собственности не дает ему впасть в скотство. Мечты коммунистов о коммунальных формах жизни при общенародной собственности реализуемы, как писал В.Г. Короленко, если человечество переродится и уничтожит собственность. Переродиться же оно не может. Уничтожить собственность для большинства народа может, чтобы затем двигаться по пути к скотству. Кажется, мы уже на полпути к нему. Самыми верными доказательствами этого являются: состояние нашей природы – предкатастрофическое, наше отношение к собственности, к людям, к себе и, пожалуй, самое главное – к труду, потеря вкуса к нему.

Человек – существо беспредельно сложное, вмещающее в себя, в свое сознание, психику весь мир. Поэтому, думается, бесспорно наблюдение Ф.М. Достоевского: "Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из неё самой и что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестны, сколь неведомы науке, столь неопределенны и столь таинственны, что и не может быть ни лекарей, ни судей окончательных, а есть тот, который говорит: "Мне отмщенье и аз воздам". Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека". Но я объяснял бы не одной душой только. Конечно, интеллект равно направлен и к добру, и ко злу; в условиях материальной необеспеченности – больше ко злу. Опыт современного высоко цивилизованного Запада, где большинство народа благополучно, свидетельствует о том, что там велика доброта людей, дружелюбие, улыбчивость. Да, там немало и преступников. Но, во-первых, они, скорее всего, из низов общества, во-вторых, многовековое пребывание человечества в нужде, возможно, оставило след и генетически в некоторых его "экземплярах".

Благополучные люди, в массе, незлобивы, благодушны. Если кто-то из них по натуре своей недобрый, у него нет оснований причинять другим зло; он может быть равнодушным, но не активно вредным. Неблагополучный человек, даже если он по натуре своей добрый, не может быть действенно добрым, ибо ему не до других. Люмпенизация общества создает широкую базу для экстремизма: люмпену нечего терять, а приобрести ему демагоги обещают "все и сразу" без обременительного труда.

Если Достоевский вообще отрицает возможность исключения зла в человечестве в силу его природы, то в литературе встречается суждение о том, что как бы ни старались законодатели и экономисты, мы не сможем организовать жизнь по законам справедливости, демократии; пока не перестроим психологию людей. При этом опираются на одно из высказываний Л.Н. Толстого, который в одном из своих обращений к русским людям писал: "Для того, чтобы положение людей стало лучше, надо, чтобы сами люди стали лучше... Для того же, чтобы люди становились лучше, надо, чтобы они все больше и больше внимания обращали на себя, на свою внутреннюю жизнь". Непреходящие ценности любого демократического общества – свобода, справедливость, равенство вносятся в сознание только тех людей, умы которых для этого соответствующим образом подготовлены. Такова достаточно распространенная в нашем обществе позиция. Она очень привлекательная, но нереальная. В общем и целом – большевистская, с ее идеей создания "нового человека", пичкая его красивыми идеями, позитивная отдача от которых, как оказалось, мизер. А вот негативной отдачи – хоть отбавляй: от созданного коммунистами "совка" "...будет еще много неприятностей" (Л. Зорин). Люди (в массовом масштабе) не могут стать лучше в плохих условиях. Единицы могут, но не масса. Человека улучшает лучшая жизнь, дающая некоторым людям возможность выбиться из своей накатанной колеи в обочине на дорогу. Сегодня уже появились "новые русские" ("новые татары" и др. "новые"). Это – деловые люди, нувориши. "Новыми" они стали, благодаря коренному изменению своего социального статуса, а вовсе не потому, что кто-то их формировал в этом направлении. Они теперь – собственники. В этом все дело.

* * *

Подводя итог первой части исследования, есть смысл остановиться на полемике А. Камю с марксизмом по вопросу о сущности человека. Он писал, что для Маркса человек – «всего лишь продукт истории, и в частности истории средств производства...Считать коренной особенностью человека экономическую зависимость – значит сводить его к социальным отношениям...Социальные же отношения, напротив, создаются самим человеком, а если вдобавок к этому предположить, что они, в свою очередь, творят человека, то можно считать, что найдено исчерпывающее объяснение этой проблемы, которое позволяет устранить понятие трансцендентности. Человек становится тогда, как это хотелось Марксу, «автором и действующим лицом собственной истории» (А. Камю. Указ. соч. С. 274. Курсив мой.–А.Б.). На мой взгляд, весь смысл этого рассуждения А. Камю сосредоточен в словах, данных мной курсивом, которые, однако, прямо не выражают его несогласие с марксовым устранением «трансцендентности». Автор, пожалуй, прав в том, что человек не есть только продукт истории или, во всяком случае, необходимо расширительное толкование понятия истории вообще, не сводя его к истории средств производства. Поскольку самосознание, духовность, как относительно самостоятельные явления, также становятся, наряду с экономическими отношениями, источниками развития человека. Тут еще напрашивается мысль о человеческой природе, как таковой, впрямую не являющейся продуктом развития (продолжения) обычной животной природы. Если допустить, что так и было, то, быть может, возможно обойтись без «трансцендентности»?! Но и при этом роль экономики огромна, что, впрочем, признает и сам А. Камю (см. там же). Я полагаю, что она, по влиянию на формирование человека, ни с чем не сравнима.

Наивысшая зрелость и наивысшая ступень, которых что-либо может достигнуть, это та, на которой начинается его гибель", – писал великий диалектик^⁴⁴. Когда чего-нибудь слишком в избытке, тогда оно погибает. Все, что есть в этом мире, должно иметь ограничения в своем стихийном развитии. Природа решает эту проблему естественным отбором, своими возможностями, их ограниченностью, обрекая лишнее на исчезновение [пример: пчелиная семья состоит из матки, рабочих пчел (женских особей) и трутней (мужских особей); последних рождается в тысячи раз больше потребного количества, ради большего выбора наилучшего самца-производителя для оплодотворения матки; трутни нектар не собирают, питаются тем, что произведут рабочие пчелы. К осени нужда в трутнях отпадает, и они рабочими пчелами изгоняются, в улей не допускаются и обрекаются на голодную смерть]. Социальное развитие должно регулироваться интеллектом. Потому что и здесь естественным является стихийность, развитие того или иного явления в соответствии с его закономерностями. Отсюда – необходимость вмешательства человека, обнаруживающего в развитии ненужные обществу тенденции, дабы их пресечь. Именно такова практика интеллектуальной элиты высоко цивилизованного буржуазного мира, начиная со второй половины ХХ в.^⁴⁵ Мыслящая часть империалистической буржуазии поняла, что, если с фашистскими государствами удалось покончить войной против них, то с коммунофашистскими во главе с Советским Союзом, к тому же победоносно участвовавшим против своих alter ego – непосредственных соперников (конкурентов) по идеологии и типу государства – таким же образом не удастся: они уже овладели третью человечества. Поэтому она избрала демократический путь борьбы с коммунизмом: всячески усиливая обороноспособность буржуазного мира, она встала на путь демократизации капитала, подъема жизненного уровня своих народов. Соревнование с нею именно по этим аспектам политики мировому социалистическому лагерю оказалось не по силам её плановой экономики тоталитарных государств.

Наивысшая ступень, достигаемая собственностью, это – монополии как следствие конкуренции в условиях капитализма и огосударствление национальной экономики – верх монополизации, исключающей конкуренцию напрочь – при социализме. В обоих случаях дальнейшее развитие собственности становится невозможным, что влечет за собой пролетарские революции при капитализме и застой, крах общества – при социализме.

Монополистическая стадия капитализма, приведшая к двум мировым войнам, родившим фашизм и коммунофашизм, поставила вопрос о частной собственности, как говорится ребром. Классическая частная собственность умерла, она все больше принимает форму акционерного капитала и предприятий "народного капитализма", субъектами-собственниками которых являются граждане всех социальных групп, составляющих в совокупности до двух третей населения высоко развитых стран. Начиная с 70-х гг. ХХ столетия, западные демократии приняли ряд существенных мер по демократизации капитала, передачи предприятий в собственность самих работников. Идея Э. Бернштейна (90-е гг. XIX в.) о превращении наемного рабочего в собственника, полноценного члена гражданского общества в 80–90-е гг. прошлого века практически стала на повестку дня высоко развитых стран. Премьер-министр Великобритании М. Тэтчер посвятила свою деятельность претворению идеи "народного капитализма" в жизнь. "Нашей заботой, – писала она, – является создание демократии, основанной на владении собственностью... Это естественное желание консерваторов, чтобы каждая семья имела свою долю в обществе и чтобы привилегия семейного дома не была ограничена немногими лицами... Народный капитализм означает то, что он сам за себя говорит: власть посредством собственности рядовому мужчине и женщине..."^⁴⁶. Тэтчеристская политика была направлена на распыление собственности и расширение круга владельцев акций, то есть среднего класса. Их доля в населении страны выросла в течение 80-х годов с 7 до 20%, достигнув цифры в 10 миллионов человек^⁴⁷. При президенте США Дж. Буше муниципальное жилье передавалось его квартиросъемщикам в собственность, поощрялось частное и кооперативное жилищное строительство. На сегодня там свыше 11 тысяч фирм, принадлежащих самим работникам (ок. 11 миллионов человек – 12% трудящихся). В.А. Красильщиков в своей содержательной, богатой фактами и идеями книге "Превращения доктора Фауста"^⁴⁸, приведя некоторые из вышеупомянутых фактов, сделал вывод: "Однако не расширение круга собственников и не увеличение числа предприятий, находящихся в собственности самих работников, составляет суть нынешних преобразований в сфере материального производства"^⁴⁹. Согласиться с ним нет никакой возможности. И вот почему. Автор бурное развитие ряда отраслей экономики западных стран объясняет "не столько рабочим самоуправлением, сколько частной инициативой новой генерации предпринимателей-инженеров, предпринимателей-ученых. Благодаря этой инициативе на рубеже 70–80-х годов в развитых странах развернулась технологическая революция на основе компьютеризации и роботизации производства"^⁵⁰. Возникает вопрос: как же инженеры, ученые могли стать предпринимателями? Без собственности, что ли? Ситуация, мне представляется, идентична той, о которой говорят: "счастье – не в деньгах, а в их количестве". В чьем ведении оказалась собственность к началу "компьютеризации и роботизации"? Разве не в руках предпринимателей-инженеров и ученых? Вот где гвоздь проблемы.

* * *

Частная собственность сама по себе – ни хороша, ни плоха. Все зависит от того, на каких началах она существует и действует. Как и любое другое явление (предмет), она несет в себе и положительную, и отрицательную стороны. Тем, у кого она есть (в достаточном количестве и качестве), она дает возможность самостоять, противостоять деспотизму власть имущих. Ее отрицательная сторона проистекает из того, что она до сих пор не у всех-людей бывает. У кого ее нет, оказываются лишенными самостоянья, неспособными противостоять вторжению других в их личную жизнь.

Заглавной целью регулирования частнособственнических отношений должно быть превращение всех людей в собственников и недопущения разорения одних, как способа обогащения других. Общество обязано задействовать для всех своих членов то, что частной собственностью дается богатству, наличным вещам через их полезность. Исходя из того отрицательного, что получается при ее отсутствии, влекущей нищету большинства народа.

Запад добился выдающихся успехов, развивая личность, утверждая индивидуализм. Последний в своем развитии прошел два этапа. На первоначальном этапе накопления капитала он привел к обогащению немногих и разорению большинства. Этот этап монополистического капитализма принес человечеству две мировые империалистические войны и чуть было не коммунофашизировал его. На демократическом этапе развития капитализма индивидуализм, отнюдь не сходя с арены общественной жизни, стал реализовываться относительно все большего числа людей через демократизацию капитала. Ныне в ведущих странах собственниками (самых различных форм) является до двух третей общества.

В одной из публикаций утверждается, что "коллективизм является в России социально-психологической традицией, а не экономической необходимостью", что объясняется "появлением новых технологий", то есть возможностью вести самодостаточное производство (хозяйство) отдельным людям (не объединяясь с другими в общины). Этим, в частности, объясняется столыпинская реформа. Автор этой публикации Игорь Чубайс полагает, что для новой России формулой должна быть: "поддержка коллективизма и взаимопомощь в бытовых повседневных вопросах, но постепенное утверждение индивидуализма в сфере производственно-профессиональной"^⁵¹. Во-первых, марксистская доктрина прогресса, исходящая из приоритета развития производительных сил, не выдержала испытания временем, оказалась несостоятельной; кардинальные изменения в развитии общества имеют своим источником изменения в отношениях собственности (что и понимал Столыпин, в отличие от тех, кто проводил крестьянскую реформу), именно задержка с их изменением в корне и препятствовала развитию российского общества, к тому же никаких "новых технологий" в сельском хозяйстве в начале ХХ в. в России не появлялось. Во-вторых, в нашей научной и публицистической литературе общинная психология ошибочно отождествляется с коллективистической. Она никакого отношения к производственной деятельности не имеет. "Всякий, кто наблюдал жизнь не из кабинетов Старой площади, знает, что русские до такой степени не коллективисты, что это можно рассматривать как врожденное народное свойство (если хотите, известный недостаток). Провал усилий сделать коллективное сельское хозяйство рентабельным был наиболее явным именно в РСФСР"^⁵². Личность с ее индивидуализмом (природным!) задавлена государством, отнюдь не по желанию самих русских. Поэтому, в-третьих, нет сомнения в том, что "формулой для новой России" является "индивидуализм", ибо это есть возвращение к естеству человека. Но на базе каких отношений собственности? На базе государственной собственности он непродуктивен, расточителен. На базе частнособственнических отношений первого этапа капитализма он работает на экономический успех крупных только собственников, каковыми оказываются, в основном, крупные бюрократы в содружестве с жульем, но не на непосредственного производителя. Следовательно, "индивидуализм" может приносить блага всем лишь на базе таких частнособственнических отношений, когда народ составлен из граждан-собственников, а не обессобственниченных наемников, как у нас, людей, напрочь лишенных человеческого достоинства. Как некогда писал великий демократ В.Г. Белинский: мы жили испокон века и живем в стране, где "нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей!».

Часть II

Отношения собственности переходного времени

Blog

Собственность и труд

Этика собственника и этика несобственника