Geum.ru

Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Вид материалаДиссертация
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

Археолог Г.А. Федоров-Давыдов пришел к собственной типологии, датировке изваяний на основе выделения общих и специфических признаках изваяний, то элементы одежды, украшения, утварь, предметы вооружения, прически, ремни и т.д. Исследователь сделал интересное наблюдение, что южнорусские изваяния последнее звено в цепи развития тюркских каменных изваяний, которое началось в VI – VII вв. в Монголии и на Алтае и закончилось в XII – XIII вв. в южнорусских степях [211, с. 10-11; 108, с. 167]. В вопросе этнической интерпретации статуй археолог склоняется к кипчакскому происхождению изваяний. Каменные скульптуры, по его мнению, являются отражением культа умерших вождей и их жен и возможно, женского божества, а не надгробными памятниками [108, с. 188, 190-193].

Проблема духовной культуры кипчакских племен является одной из сложных и интересных одновременно. Ее изучение позволяет найти прочные связи в языке, литературе, погребальной обрядности, религиозных верованиях, обычаях и традициях народов. Это в свою очередь способствует видению полной картины культуры кипчаков.

Огромное значение филолог Н.А. Баскаков придавал изучению развития, классификации, истории формирования тюркских языков, вопросу степени участия кипчакского языкового компонента в становлении современных тюркских языков [91; 92; 94; 98].

В одной из публикаций филолог анализирует проблему унификации названий тюркских языков периодов древности и средневековья, при этом приводит собственную периодизацию общей этнолингвистической ситуации в разные исторические эпохи. Естественно, что кипчакской языковой основе уделено особое внимание. Филолог отмечает: «На кыпчакской диалектной основе: (сформировались – Н.К.) татарский, башкирский, крымскотатарский, кумыкский, карачаево-балкарский, караимский, казахский, каракалпакский, ногайский, киргизский, алтайский (языки – Н.К.)» [94, с. 26].

Этнограф Р.Г. Кузеев говорит о мощном кыпчакском наслоение на башкирский этнос в XIII – XIV вв. изменившее языковое развитие в направлении к формам, характерным для современного башкирского языка. Это развитие началось в домонгольскую эпоху, но резкие различия масштабах домонгольской и более поздней кыпчакской миграции говорят о решающей фазе кыпчакизации башкирского языка в послемонгольскую эпоху [137, с. 171]. Это важное замечание свидетельствует в пользу тезы об активных процессах кыпчакизации тюркоязычного населения России, Казахстана и Средней Азии в послемонгольский период, а не в домонгольский период как было принято считать ранее.

Филолог Н.Х. Ишбулатов рассматривал проблемы диалектологии башкирского языка и выявил некоторые взаимосвязи развития диалектов и говоров с процессами этногенеза народа. Система говоров и диалектов башкирского языка, по мнению исследователя, как историческая категория, тесно связана с историей родоплеменной системы башкир. Диалекты и говоры берут свое начало от языков племен и союзов племен, а потому в известной степени отражают контуры этнической карты башкирского народа. Однако при этом нельзя не учитывать того, что в диалектной системе происходили изменения по внутренним законам развития языка [238, с. 58].

Исходя из этих положений, можно сказать, что процесс кыпчакизации башкир проходит до настоящего времени, но уже в области диалектологии, хотя конечно нельзя говорить об окончании этнической стороны этого сложного процесса. Данные диалектологии позволяют объективней рассмотреть процессы, происходившие в Башкирии в кыпчакский период, указать на реальные языковые изменения, происходившие в отдельных племенах, а по возможности, родах башкир.

Филолог Т.М. Гарипов обращает внимание на лингвистику. В его работе проводится гипотеза о позднем оседании племен составивших основу башкирского этноса и языка. По мнению филолога, язык башкир сформировался преимущественно на кыпчакской основе при участии булгарских, огузских и, в меньшей степени, сибирских и среднеазиатских элементов не ранее XV в., т.е. уже после угасания золотоордынской государственности [239, с. 248].

Из этого видно, что многие современные тюркские языки сформировались под воздействием кыпчакской языковой основы, это же указывает на тесные этнические контакты тюркских народов с кипчакскими племенами в различные исторические эпохи.

Параллельно с исследованиями Н.А. Баскакова выходят ряд интересных исследований И.Г. Добродомова посвященные главным образом проблемам половецкой филологии на материалах древнерусских письменных и фольклорных памятников. Анализ имени половецкого хана «Таз Боняк» привел исследователя к мысли, что имя «Боняк» связано с тюркским словом «банак» «пятно» или отмеченным Махмудом Кашгарским в племени аргу (аргын?) словом «банак» «ягода». Слово «Таз» исследователь предлагает рассматривать как половецкий эквивалент прозвища «Шелудивый». При этом ученый говорит о необходимости не только привлекать большой тюркский материал, но и изучать весьма обширный контекст, в котором эти слова употребляются [99, с. 256, 258].

Обращаясь к древнерусской этнонимике, ученый приходит к открытию, что древнерусское слово «Сорочининъ» производное от «сары» + «кун», «половецкие самоназвания «Сары кун» и «куман» полностью были вытеснены из древнерусского языка словом «половцы», которое является просто древнерусской калькой с самоназваний» [99, с. 128]. Филолог не ограничился анализом отдельных слов заимствованных или возникших под влиянием кыпчако-половецкого языка, им был проделан историографический анализ литературы по изучению тюркизмов в русском языке [102]. В историографическом обзоре ученый подводит итог многолетней деятельности тюркологов, арабистов, и делает замечания по проблеме перспективы работы в этой области. По мнению филолога, главной задачей в области изучения тюрко-славянских языковых связей остается учет всего сделанного и тщательная разработка истории тюркской лексики в составе русского языка, а также истории русской по происхождению лексики в составе тюркских языков. Для этого нужно расчленить все многочисленные тюркизмы русского словаря на разновременные слои, привязать эти слои к определенным тюркским народам [102, с. 107-108].

Работа в области изучения тюркизмов и тюркской топонимии в древнерусской литературе была последовательно продолжена при рассмотрении памятника «Повесть временных лет» [103].

Фактически работы И.Г. Добродомова существенно расширили круг проблем связанных с изучением тюркской и кыпчакско-половецкой этнонимии, топонимии, лингвистики в древнерусском языке и литературе, продемонстрировали всю сложность и одновременно глубину взаимосвязей тюркских этносов и русского народа.

Крупное научное значение имеет археологическая находка бронзового зеркала с рунической надписью казахстанского археолога Ф.Х. Арслановой близ с. Зевакино Шемонаихинского района Восточно-Казахстанской области. Тюрколог С.Г. Кляшторный осуществил перевод надписи и пришел к мнению, что кимеки не избежали влияния буддийской миссии [240, с. 315.

Поставив вопрос о влиянии буддизма на религиозную жизнь кимекского общества, С.Г. Кляшторный, не поставил вопроса о наличии письменности у кимеков, как свидетельства высокого уровня развития духовной культуры, а также степени распространенности грамотности в кимакской среде. Письменность является одним из основных критериев для признания общества государством и цивилизацией.

Ученый А.Н. Гаркавец обращает внимание на разработку малоизвестных памятников написанных на армяно-кыпчакском языке, имевшем долгое распространение в Армении вплоть до XVII в. [241; 242]. Перспективность этих исследований очевидна, фактически это единственные памятники письменности оставленные кипчаками. Исследователь выделяет пять групп письменных памятников армяно-кыпчаков: 1) исторические хроники; 2) правовые и актовые документы; 3) филологические труды; 4) светские художественные произведения; 5) культовую литературу. До настоящего времени сохранились три армяно-кыпчакские летописи: «Каменецкая хроника», «Венецианская хроника», «Хроника Польского улуса» [241, с. 81].

Отмечая важность исторических сведений представленных в армяно-кыпчакских памятниках для истории Юго-Восточной Европы XVI – XVII вв. ученый подчеркивает огромную лингвистическую ценность этих памятников, т.к. в них нашел отражение язык разговорный, принадлежащий одному из древних этнолингвистических ответвлений куманов-половцев и уже широко известный по памятнику конца XIII – начала XIV вв. «Codex Cumsnicus» [241, с. 90]. Необходимо развивать усилия в области изучения памятников письменности, при этом обращать серьезное внимание на элементы истории, этнографии и фольклора, оставшиеся у армяно-кыпчаков от предшествующих времен.

Академик Д.С. Лихачев обращает внимание не только на тесные литературные связи между произведениями древнерусской письменности, но также на знание половецких сюжетов авторов летописей и «Слова о полку Игореве». Так, например, академик подчеркивает: «Это знакомство русских с историческими воспоминаниями половцев подтверждается летописной статьей 1200 г. Ипатьевской летописи, где говорится на основании этих половецких песен и о хане Отроке – сыне этого самого Шарукана, и о сыне отрока – хане Кончаке – противнике Игоря» [243, с. 112]. В действительности, гуманитарии мало внимания уделяют половецким сюжетам в русской литературе, а вместе с тем здесь на лицо героический эпос половцев, дошедший до настоящего времени в древнерусских источниках и тем более ценно, что других подобных этому мотиву в источниках других народов практически не осталось.

Богатство фольклора как источника исторической информации признано уже многими крупными специалистами, но сложности в интерпретации этого специфического источника не всегда позволяют выявить в нем объективные сведения пригодные для исторического исследования. Фольклорист А.Н. Киреев предлагает собственную классификацию легенд и преданий:
  1. предания и легенды, восходящие к глубокой древности и отражающие мотивы этнологического порядка.
  2. предания и легенды, связанные с древними тотемистическими воззрениями.
  3. легенды и предания, связанные с топонимией края, в которых этнонимия выступает как часть топонимии (оронимии, гидронимики и т. д.).
  4. сюжеты, в которых этнонимы связываются с именами вождей древних племен и родоплеменных подразделений [244, с. 61].

Из этой классификации видно, какую информацию содержат этногенетические предания и легенды и в какой области гуманитарного знания они могут быть полезны. Для нашей темы интерес представляет выявление кыпчакской этнонимии, топонимии и ономастики в башкирском фольклоре.

Необходимо добавить, что кипчакский пласт в фольклоре тюркоязычных народов, как научная проблема еще не до конца изучена. Ее изучение должно привести к пониманию не только языковых, но и шире культурных процессов происходивших в определенные исторические периоды.

В вопросе о религиях кипчаков-половцев С.А. Плетнева отмечает у них принятие христианства, часто под влиянием опасности уничтожения. Кипчаки же принимали в массовом порядке ислам, в частности те, которые были близки к территориям распространения этой религии [150, с. 143-144; 104, с. 205; 108, с. 201]. Но, несмотря на это у кипчаков-половцев оставались пережитки верований предков, которые четко проявлялись в погребальном обряде. Как засвидетельствовал Гильомо Рубрук в своем путешествии [150, с. 143]. Вместе с тем исследователь отмечает у половцев преобладание шаманизма, проявлявшегося в поклонении вещам, волховании, вере в злых духов и главного бога, вере в загробную жизнь [104, с. 205].

Исследования по половецким каменным изваяниям показывают наличие в религиозных представлениях половцев культа предков и культа умерших вождей. Если каменные статуи могли сооружать только богатые половцы, то бедные, по всей видимости, ограничивались изготовлением войлочных изображений предков [106, с. 76; 108, с. 190-193]. Г.А. Федоров-Давыдов склонен видеть в религиозных верованиях половцев шаманизм с сильной примесью тотемизма [108, с. 192-193].

Кимеки, по сведениям С.Г. Кляшторного, принимали ислам, один из кимекских принцев носил мусульманское имя и писал по-арабски, часть кимеков исповедало манихейство и некоторые из них буддизм [240, с. 314-315]. Все это указывает на то, что кимеки были свободны в выборе вероисповедания и терпимо относились к различным религиям. Шаманизм продолжал играть важную роль в жизни основной части кимеков.

Половецкие святилища дают представление о степени религиозных верований кочевников в культ предков и культ умерших вождей, но сложно выявить в какие еще культы веровали половцы. Здесь необходимо подключать сведения письменных источников и данные этнографии [107, с. 220-221; 245]. Святилища были квадратными по форме, оградки были выложены из камня, внутри оградки могли быть расположены каменные или деревянные статуи. Здесь приносили в жертву животных, известен случай жертвоприношения ребенка [104, с. 220-221]. М.Л. Швецов изучая половецкие святилища, обнаружил скульптуру медведя в погребении и пришел к выводу, что находка отражает культ медведя у половцев, который имел хождение наряду с культами волка, собаки, лошади, овцы и быка. Появление изображения этого животного у степняков говорит, видимо, о каких-то древних обычаях, связанных со временем пребывания половцев-кипчаков в Сибири [246, с. 208].

Археологи В.А. Иванов и В.А. Кригер при типологии вещественного комплекса использовали материалы 94 погребений с вещами, это наиболее богатая коллекция кыпчакских погребений с инвентарем [115, с. 7]. Типологии подверглись предметы вооружения и быта. Особое внимание было обращено на хронологию рассматриваемых комплексов вещей, при этом вырисовывалась уникальная периодизация. Погребения XIII — XIV вв. были разделены на три хронологические группы: домонгольская (XII — начало XIII в.), представленная 12 погребениями, золотоордынская языческая (конец XIII — первая треть XIV в. или, по монетам, — 90-е годы XIII — 30-е годы XIV в.) — 74 погребения и золотоордынская мусульманская (середина XIV — начало XV в.) — 170 погребений. Каждая из выделенных групп характеризуется распространением и устойчивой взаимовстречаемостью определенных типов вещей и монет [115, с. 30-39].

Эта периодизация позволяет выявить изменения в погребальной обрядности кипчаков под воздействием традиционных религиозных верований и ислама. Отсюда видно, что кипчаки принимают ислам не ранее середины XIV — начала XV в., а до этого периода они сохраняли традиционные религиозные верования. Но дает ли это основание считать кипчаков мусульманами? По всей видимости, кочевники могли принимать мусульманство и при этом сохранять свои верования, что четко прослеживается по этнографическим материалам Нового времени.

Здесь мы вплотную подошли к проблеме погребального обряда кипчаков-половцев.

Половецкий погребальный обряд характеризовался следующими чертами:
  1. Курганные насыпи с применением камня.
  2. Погребение человека совершалось в неглубокой яме головой на восток.
  3. Рядом с человеком погребался полный остов коня, ориентированного мордой на восток, или реже, на запад, т.е. к ногам покойника [107, с. 218; 104, с. 172-186; 105, с. 136; 115, с. 54].

При этом погребальный обряд кочевников мог подвергаться изменениям. Это явление отразилось на появлении смешанного печенего-торко-половецкого погребального обряда. Он возник под влиянием постоянных перемещений и смешения населения [107, с. 218].

Археологические раскопки половецких погребений в урочище Каменная Балка на Нижнем Дону дают представление о погребальном обряде половцев в конце XIII – начале XIV вв. Все погребенные европеоиды-браникраны принадлежали к тюркоязычному кочевому племени, поскольку почти все обследованные черепа из погребений кочевников X – XIII вв. – европеоиды [105, с. 137]. Интересно, что в одном из погребений на грудь воина была положена рыба, в то время как в более ранний период половцы клали в могилу вместе с покойником куски барана, лошади, коровы. Изменения в погребальном обряде отражало тяжелую экономическую ситуацию, когда половцы были вынуждены употреблять в основном продукты примитивного земледелия и рыбной ловли [105, с. 137].

Погребальная обрядность кипчаков показывает изменения в материальной и духовной культуре, т.е. на процесс культурогенеза во времени и пространстве. Были поставлены вопросы связи погребального обряда с религиозными верованиями, надгробного сооружения и инвентаря с имущественным расслоением и социальным разделением, выявлены черты обряда кипчаков. Однако, проблемы эволюции погребальной обрядности, степень и ареал распространения языческих, мусульманских и христианских погребений, еще не нашли своего разрешения.

Таким образом, имеющиеся материалы по истории, археологии и этнографии позволяют придти к одному важному выводу, что кипчаки занимались кочевым скотоводством. Основой их хозяйства было скотоводство. Земледелие, торговля, домашние ремесла и промыслы, охота, рыболовство были дополнительными источниками материальных благ. Ремесла были подчинены потребностям скотоводческого хозяйства. Под воздействием причин внешнего характера, под которыми мы подразумеваем завоевания, болезненной миграции с нажитых мест, теснота пастбищ, наличие торговых путей, близость к оседлым народам происходит процесс оседания кочевников.

Кипчакские племена вписываются в номадный хозяйственно-культурный тип со свойственными ему особыми общественными институтами и экономикой.

По данным археологов, военное дело кимеков и кипчаков было на высоком профессиональном уровне. На это указывают полный набор оборонительного и нападающего вооружения, четкая военная организация, наличие кавалерии, пехоты и осадных орудий, укрепленные города.

Погребальный обряд подвергался изменениям в соответствии с политической и экономической ситуацией в регионе. Основой религиозных верований кипчаков был шаманизм, часть их принимает ислам и христианство, при этом сохраняя традиционные верования и культы.

Исследования по языку и литературе утвердили в науке положение о культурных связях кипчаков с русскими. Но необходимо развивать усилия по выявлению тюркизмов кипчакского происхождения, этнонимики и ономастики кипчаков.


3.4 Общий вывод


Период 1960 – 1991 гг. в советской историографии отмечен качественными изменениями в изучении кипчакской проблематики. Созидательная многолетняя работа целых поколений ученых дала свои положительные результаты. Это позволило выйти на качественно новый уровень в гуманитарных исследованиях.

Кипчаки по-прежнему рассматривались как в положительном, так и в отрицательном ключе. Все же в области русско-половецких взаимоотношений кочевники предстают равноправным партнером. Обнаруживается, что отношения между земледельцами и кочевниками имеют сложный характер от родственных и даннических до союзнических и вассальных. При чем эти отношения могут носить ярко выраженный враждебный характер. Это позволило увидеть динамику отношений не только в области политики, но также в культуре и экономике. Изучение круга письменных источников подвигло ученых на мысль о высоком уровне социально-политического развития. Хотя по-прежнему считалось, что кипчаки не имели единого государства, лишь отдельные государственные образования. Это было связано с узкой специализацией ученых, одни специализировались на истории взаимоотношений Киевской Руси и западноевропейских стран с кипчаками-половцами и куманами, другие изучали кипчаков в курсе истории оседлых народов Средней Азии или истории отдельных республик в составе СССР. Не было уделено внимания специфике политогенеза в кипчакском обществе. Исследователи на основе обширной источниковой базы с привлечением данных новых письменных, археологических и фольклорных источников, приблизились к изучению «внутренней» истории кипчакских племен. По-прежнему не уделяется серьезного внимания куманам известных в византийских, венгерских, арабских и русских источниках.

Из материалов историографии следует, что монгольское нашествие прервало завершающий процесс формирования кипчакской народности и направило процесс по пути участия кипчакского этнического компонента в образовании современных тюркоязычных народов.

В области археологии наблюдаются положительные сдвиги, которые стали возможны благодаря совершенствованию научной методики археологических раскопок, хранения и изучения артефактов. Проводятся полномасштабные археологические изыскания, изучаются материалы предшественников, музейные коллекции. Впервые в археологической науке каменные скульптуры рассматриваются как исторический источник, который проливает свет на неизвестные стороны жизни кипчакских племен. На основе изучения каменных изваяний кипчаков был сделан ряд важных открытий от локализации территориальных центров половецких кочевий до разрешения вопросов материальной и духовной культуры кипчаков. Обращено серьезное внимание на надгробные сооружения, инвентарь и погребальный обряд кипчаков, вопросы его эволюции и региональных особенностей.

Археологические исследования наряду, с работами основанными на исторических и этнографических источниках, выступают прочной основой для выявления расселения кипчакских племен. Благодаря исследованиям советских археологов были выяснены географические ареалы обитания куманов, кипчаков и кимеков. Отмечены места их основных кочевий и некоторых городов.

Филологические исследования тюркологов и славистов указывают на прочные связи кипчаков с народами, с которыми им приходилось исторически взаимодействовать. Это, прежде всего влияние на формирование тюркских языков современных народов, заимствования тюркизмов в русском языке, вопросы этнонимии, воздействие на фольклор, в котором обнаруживаются кипчакские сюжеты. Было обращено внимание исследователей на армяно-кыпчакские памятники письменности, в них отразился разговорный язык кипчаков. Это позволило объективнее подойти к проблеме культурного наследия кипчаков.

Было общепризнано, что основным хозяйственным занятием кипчаков было кочевое скотоводство. Это оказало доминирующее влияние на развитие ремесел, земледелия, домашних промыслов, материальной и духовной культуры. Открытие номадного хозяйственно-культурного типа позволяет рассматривать кочевое общество, как общество уникальное имеющее свою систему ценностей, особое мировосприятие и мировоззрение, базирующееся на кочевом или полукочевом скотоводстве.