Geum.ru

Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Вид материалаДиссертация
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
кунов-куманов, возглавлявшихся одной или несколькими кипчакскими ордами, и половцев, объединявшихся вокруг орд шары-кипчаков» [209, с. 40]. Под кунами ученый подразумевает одну из орд кимаков (кимеков)22 [209, с. 36]. Заметим, что никаких веских аргументов в пользу этой гипотезы исследователь не приводит. Оригинальным выглядит высказывание И.Г. Добродомов, что название «сорочины» относилось к Западному объединению, а «куманы» – к Восточному, а термин «половцы» был общим названием для обоих объединений [101, с. 105]. На каком основании филолог пришел к подобному мнению нам не известно, заметим лишь, что ни один из советских ученых не принял эту версию к рассмотрению.

Эта гипотеза была итогом развития не только исследований по половцам, но и работами по истории и археологии кимеко-кипчакских племен в местах их первоначального обитания и последующего расселения.

Большой вклад в разработку проблем этнополитической истории кимеко-кыпчакских племен внес своими исследованиями археолог и этнограф Д.Г. Савинов. В ранней своей публикации ученый обращается к проблеме изменения этнического состава населения Южной Сибири по данным археологии [120]. При разработке этой проблематики археолог подходит к теме кимеко-кыпчакских племен в Центральной Азии. В процессе работы он приходит к собственной периодизации этнокультурного и этнического развития кыпчакских племен на юге Западной Сибири.

Предложенная периодизация состоит из четырех последовательных этапов. Первый этап, период сложения кыпчакского этноса — до середины VIII в. н. э., в формировании культуры этого этапа принимали участие различные компоненты, в том числе предположительно племена верхнеобской и таштыкской культуры. Второй этап, это период вхождения кыпчаков в государственное объединение кимеков — IX—X вв. При этом определяющей культурой этого этапа была сросткинская, в северных районах ее распространения, вероятно, воспринятая кыпчаками. Третий этап, период оформления кыпчакской этнокультурной общности на широкой территории, в том числе и на юге Западной Сибири — XI—XII вв. Культура этого этапа носила синкретический характер, но в качестве определяющего компонента сохраняются традиции сросткинской культуры. Заключительный, четвертый этап, это период вхождения кыпчаков в состав монгольского государства — XIII—XIV века. В это время происходит определенная стандартизация все элементов культуры, которая постепенно складывается как новая «государственная» культура в пределах улуса Джучи [120, с. 72].

Как видно из настоящей периодизации кипчаки, по справедливому мнению ученого, могли проживать постоянно на территории юга Западной Сибири, в своем этнокультурном развитии они прошли ряд чередующихся этапов. Каждый, из которых характеризуется глубокими изменениями в этническом составе и культуре кипчаков. Но по-прежнему остается дискуссионным вопрос о прародине кипчаков.

Основным лейтмотивом работ исследователя является связь сросткинской культуры с культурой кимеко-кипчакских племен. Сросткинская культура постепенно теряет свое этническое содержание и становится культурой общей для ареала обитания кимеко-кипчакских племен23 [126, с. 61]. В монографии «Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху» Д.Г. Савинов резюмирует свои многолетние исследования в этом вопросе и приходит к выводу, что сросткинская культура в этническом отношении была культурой кимеко-кипчакских племен. Более того, эта культура является «государственной» для кимеков и кипчаков24 [127, с. 118]. Исследователь выводит общее поле, в котором должно вестись археологическое изучение этой археологической культуры. В первую очередь, это определение районов распространения памятников и региональное рассмотрение происхождения локальных вариантов сросткинской культуры как культуры кимеков25 [124, с. 104].

Д.Г. Савинов подробно исследовал проблему кимеко-кыргызских этнокультурных связей, на что ранее практически не обращалось серьезного внимания, хотя указывалось, что территории кимеков и енисейских кыргызов были соседними после разгрома Уйгурского каганата [123; 125].

Один из параграфов своей фундаментальной монографии ученый обозначил как «Кимако-кыпчакское объединение. Сросткинская культура», уже из названия следует, что речь идет не о государстве, а об объединении кочевого союза племен, вместе с этим археологическая сросткинская культура окончательно интерпретируется как культура, распространившаяся на территории этого объединения [127, с. 103-118]. Полемизируя с археологами противниками этой теории, Д.Г. Савинов объясняет различия культурных элементов в различных регионах локальными вариантами сросткинской культуры [127, с. 110-113].

Значение трудов Д.Г. Савинова в области кипчаковедения состоит в том, что ему удалось создать цельную теорию истории и культуры кимеков на базе археологических источников.

Археолог В.А. Могильников считал, что необходимо отдельно рассматривать культуру кимеков и сросткинцев. При изложении материалов по археологии кимеков археолог заметил, что в XI – XII вв. количество памятников кимеков резко сокращается, что связано с отходом их на запад в связи с передвижением и перегруппировкой племен в первой половине XI в. [130, с. 45].

При изучении сросткинской культуры В.А. Могильников указывает на факт проникновения кимеков и других тюрок с Горного Алтая и его степных предгорий в Обь-Иртышское междуречье и Приобье, которое привело к сложению здесь сросткинской культуры, занимающей лесостепные районы Приобья, Притомья и Обь-Иртышского междуречья. Хотя далее заявляет, что точные границы этой культуры еще не выявлены [131, с. 45]. Отсюда следует, что исследователь предпочитал связывать происхождение культуры с кимеками и другими тюркскими племенами и народами. Не спешит ученый определить локальные варианты сросткинской культуры, ссылаясь на необходимость продолжения исследований в этом направлении [131, с. 46].

В итоге, в работах В.А. Могильникова, мы видим осторожный анализ многогранной проблемы, упор на прочные аргументы и свое видение темы. По-видимому, отчасти прав исследователь, когда говорит о нескольких этнических группах приведших к образованию сросткинской культуры, одной из которых были кимеки. Иначе чем можно объяснить столь разные черты археологической культуры в отдельных регионах, приводящих археологов к мысли о присутствии локальных ее вариантов.

Как видно из вышеуказанных археологических материалов в период 1960 – 1991 гг. археологи одними из первых, стали проявлять серьезный интерес к проблеме прародины кимеко-кыпчакских племен, подходить к постановке и решению круга проблем связанных с этнокультурной и исторической ситуацией в Центральной Азии в IX – XII вв.

Центральной темой востоковеда Т.И. Султанова была этническая и социальная история казахского народа и кочевых племен Приаралья в XV – XVII вв. Кыпчаки, по мнению исследователя, были одним из шести крупных родоплеменных объединений составлявших население Казахстана в XVII веке. В эти объединения входило около ста двадцати племен, родов и поколений [221, с. 12]. При анализе родоплеменного состава Узбекского Улуса Т.И. Султанов приводит сведения по кыпчакам, игравшим важную роль в государстве эмира Тимура и впоследствии у Шибанидов [222, с. 12-13, 24]. Огромное значение для анализа этнической истории Казахстана и Средней Азии имеет список 92 «племен илатийа» («узбекских»), он демонстрирует одновременно сложность родоплеменного состава и глубину этнических связей между узбеками и казахами [223; 222, с. 26-39]. По сведениям Т.И. Султанова кыпчаки входили в состав казахов, узбеков, киргизов, каракалпаков, алтайцев и башкир [221, с. 14].

Из этих материалов явствует, что кыпчакские роды не прекратили свое существование в кочевых государствах, не растворились в других родах и племенах, а продолжали играть важную роль в политической и культурной жизни государственных образований, в которые они входили. Тем самым был подготовлен фундамент для последующего образования современных тюркоязычных народов.

Крупных успехов достигли востоковеды, посвятившие себя изучению памятников мусульманского круга. Востоковед Б.Н. Заходер, знаток истории прикаспийских областей, подготовил к изданию монографию, в которой на основе арабо-персидских источников рассматривает историю, географию и культуру хазар, буртасов и печенегов [89]. Применительно к кипчакской проблематике нас интересует сведения, что кипчаки граничили с печенегами на востоке, нападали на них, обращали печенегов в рабство и продавали. Интересно, что по сведениям мусульманских источников печенеги вследствие разделения на мусульман и приверженцев религии предков пошли войной друг на друга. Мусульмане победили и изгнали язычников в область между Хазарским каганатом и Византийской империей [89, с. 30-31]. Источниковедческие данные указывают на факт ведения военных действий между кипчакскими племенами и печенегами и ослаблением последних из-за гражданской войны на религиозной почве, что должно было способствовать вторжению кипчаков.

Не менее интересные сведения содержатся в арабском сочинении Абу Хамида ал-Гарнати о его путешествии в Восточную и Центральную Европу (1131-1153 гг.). Путешественник посетил Хорезм, Саксин на Волге, Волжскую Булгарию, башкирдов (предков башкир), Половецкую степь, Венгрию [224]. В путевых заметках пилигрим при описании Саксина на Волге отмечает там огузов: «И на ней (р. Волга – Н.К.) находится город Саджсин, в нем сорок племен гуззов, и у каждого племени – отдельный эмир. У них [гуззов] большие дворы, а в каждом дворе – покрытый войлоками шатер, огромный, как большой купол, один вмещающий сто и больше человек» [224, с. 27]. Далее перечисляются жители города хазары, булгары, купцы мусульмане. Все это означает, что город был многонациональным. Возможно, среди них были половцы, на это указывает небольшая группа погребений, раскопанная Г.А. Федоровым-Давыдовым [108, с. 149-150].

При чтении перевода арабского источника в тех местах, где должны быть локализованы половцы и куманы, не упоминается имен этих объединений, как будто их там не было вовсе. Однако повсеместно говорится о тюрках, которых путешественник не разделяет по этническому и родоплеменному признаку. Вместе с тем источник ценен своей достоверностью, арабский путешественник побывал в местах непосредственных кочевий кипчакских племен в период домонгольского нашествия, обрисовал картину этнографии и географии соседей племен.

Много ценных источниковедческих сведений по истории кимеков и кипчаков привели в фундаментальной хрестоматии «Материалы по истории киргиз и Киргизии» востоковеды Института востоковедения АН СССР. Еще во введении ответственный редактор В.А. Ромодин ставит перед учеными задачу по дальнейшему выявлению и исследованию письменных источников и этнографических данных о кипчаках, прежде всего в связи с историей Тянь-Шаня, Ферганы и Восточного Туркестана [90, с. 10].

Переводы трудов мусульманских писателей ал-Истахри, Ибн ал-Асира, извлечения из «Худуд ал-Алем», Мухаммада ан-Насави, Низам ад-Дина Шами, Шараф ад-Дина Али Йезди и ряда других восточных авторов содержат сведения об этнополитической истории, географии расселения, этнографии кимеко-кипчакских племен. Так как особое внимание в сборнике было посвящено киргизам, то сведения по кимеко-кипчакским племенам приводятся попутно и в той лишь части, где они прямо или косвенно касаются самих киргизов. Именно этим обстоятельством можно объяснить отсутствие великолепных по своему содержанию данных о городах и государстве кимеков, полных данных по родоплеменному составу кипчакских племен. Исключение составляет извлечение из «Худуд ал-Алем» под наименованием «Слово об области кимаков и ее городах», где прямо говорится о наличии у кимеков хакана (кагана) и его самостоятельных одиннадцати ставленниках передающих свою власть по наследству от отца к сыну [90, с. 44].

Эти источниковедческие работы оказали существенное влияние на развитие исторических и археологических исследований по кипчакской проблематике. Историки и археологи, пользуясь данными источниковедения, не всегда в полной мере обращались к ним в процессе работы. Хотя известно, что мусульманские источники одни из монументальных и ценных источников по истории раннего средневековья.

Последней в списке, но одной из первых по своей значимости представляется проблема этимологии этнонимов кипчакских племен советскими тюркологами. Ряд интересных гипотез и выводов мы находим в специальном исследовании И.Г. Добродомова посвященном анализу половецких этнонимов в древнерусской литературе [101]. Исследователь обоснованно критикует несостоятельные версии этимологии этнонима «половцы», как производного от «полон» («плен»), «полог» («палатка»), «поле» и т.д. Далее он разбирает гипотезы этимологии этнонима «кыпчак», в связи с этим вопросом филолог указывает на слабую аргументацию реконструкции А.Н. Бернштама о тождестве китайского «цюйше» («кюйше» у Н.Я. Бичурина) и этнонима «кыпчак», которая стала очень популярна в исторической литературе [101, с. 110-111].

При рассмотрении этимологии этнонима «куман» исследователь критически подходит к версиям выдвинутыми предшественниками, которые страдают либо отсутствием лингвистического анализа, либо игнорированием исторических фактов связанных с куманами [101, с. 113-115.

Этимология этнонимов кыпчакских племен стала основной темой публикации академика А.Н. Кононов «К этимологии этнонимов кыпчак, куман, кумык», после подробного рассмотрения этимологий отечественных и зарубежных авторов, тюрколог приходит к заключению: «Таким образом можно с значительной долей вероятности утверждать, что этноним «куман», «кыпчак», «кумык» – генетически родственных племенных образований – восходит к одному корню (куб) и представляет собою различные формы фонетико-морфологического развития этого корня уменьшительно-ласкательные формы + показатель собирательности» [87, с. 166].

Таким образом, из материалов советской историографии 1960-х – 1991 гг. следует, что кипчакские племена достигли высокого уровня социально-политического развития выражавшегося в далеко зашедших процессах имущественного расслоения и правового разделения в обществе. Но большинство исследователей по-прежнему считают, что у кипчаков не было единого государства, лишь отдельные государственные образования. Не рассматривают кипчакскую государственность XI – начало XIII вв. как единую историко-культурную область в пределах от Иртыша вплоть до Причерноморских степей. В области русско-половецких взаимоотношений кочевники предстают равноправным партнером. Эти отношения характеризуются наличием родственных, даннических, союзнических, вассальных и враждебно настроенных связей.

Монголы прервали процесс формирования кипчакской народности, кипчаки стали принимать участие в образовании целого ряда тюркоязычных народов и государств. Кипчакский язык оказал огромное влияние на формирование и развитие тюркских языков и литературы многих тюркских народов.

Разработка источниковой базы в истории, археологии и этнографии, позволила приступить к изучению «внутренней» истории кипчакских племен. Тогда как ранее изучение истории кочевников в основном велось в курсе изложения истории России.


3.2 Расселение кимеков и кипчаков


Вопросы исторической географии кипчакского мира неоднократно поднимались в советской литературе при рассмотрении раннесредневековой истории СССР. Большой значение имели в этой связи сведения письменных источников позволявшие пролить свет на белые пятна исторической географии. Существенное значение имели исследования в области топонимии.

Одними из основных источников по раннесредневековой истории кипчаков выступают мусульманские источники преимущественно арабские. Судя по карте путешествий Абу Хамида ал-Гарнати, путешественник побывал во многих землях населяемых кипчакскими племенами, это Хорезм, Южная Россия, Поволжье, Кавказ, Венгрия. К сожалению, араб в своих путевых заметках не оставил точных сведений относительно расселения кипчакских племен. Говорит он только о тюрках, стране тюрков (Дешт-и Кипчак?). Однажды упоминает о сорока племенах гузов (огузов) на Саксине что на Волге, описывает город Куйав в землях русских с населением из беджнаков (печенегов), находит их также в Венгрии [224, с. 27, 37, 44].

Не больше сведений содержит «Каспийский Свод» Б.Н. Заходера, в источнике прямо указано: «С печенегами соседят: с востока – область кипчаков, с юго-запада – хазары, с запада – славяне (или: с севера – область кипчаков, с юга – хазары, с запада – славяне) …» [89, с. 30]. Отмечаются реки текущие на территории и на границах кимеков по информации из «Худуд ал Алем» [89, с. 99-100; 90, с. 38].

Эти сведения преимущественно касаются Поволжья и Южной России. Тогда как арабской географии были лучше известны кипчаки и кимеки Казахстана и Средней Азии. При чтении перевода арабского источника в тех местах, где должны быть локализованы половцы и куманы, не упоминается имен этих объединений, как будто их там не было вовсе. Однако повсеместно говорится о тюрках, которых путешественник Абу Хамида ал-Гарнати не разделяет по этническому и родоплеменному признаку. Вместе с тем источник ценен своей достоверностью, арабский путешественник побывал в местах непосредственных кочевий кипчакских племен в период до монгольского нашествия, обрисовал картину этнографии и географии соседей племен.

Арабские и персидские письменные источники стали основой для «Материалов по истории киргиз и Киргизии» под редакцией В.А. Ромодина. В сборник источников были включены переводы мусульманских географических, исторических, агиографических сочинений. В работе представлены ценные сведения по исторической географии кимеков и кипчаков. Так, арабское сочинение неизвестного автора «Худуд ал-Алем» представляет оригинальные фрагменты по географии расселения кимеков и кипчаков. В первую очередь это города кимеков и область обитания их на Иртыше, во вторую очередь это области обитания кипчаков. В сочинении отмечено, что кипчаки проживали западнее реки Иртыш и на зиму переходят на юг в земли огузов, область кимеков названа «Андар аз хифчак», область подчиненная кимекам – «Каркар(а)хан» [90, с. 44]. Хифчак и Кимак упоминаются отдельно «И каждая из этих стран делится на области, и в каждой области много городов» [90, с. 39]. Что могло означать разделение кипчакских племен на два родственных объединения кимеков и кипчаков, которые в свою очередь делились на области с городами.

Немного сведений содержит сочинение «Масалик ал-Мамалик» Истахри. В нем говорится в частности, что кимеки находятся между гузами (огузами) и хыргызами (енисейскими кыргызами) [90, с. 25, 16]. Это общая характеристика географии расселения кимеков не является уникальной в арабской географической литературе.

Известия, сообщаемые арабскими географами и историками ценны тем, что в некоторых случаях они написаны непосредственно путешественниками или людьми, обладавшими познаниями в области географии, имевших доступ к информации по географии и истории сопредельных стран и земель с мусульманскими областями Средней Азии. В качестве примера можно привести арабского географа Ибн Хордадбеха имевшего прямое отношение к почтовой службе и составившего ценнейший дорожник основанный на сообщениях путешественников, воинов, купцов и других лиц. Арабист Н.М. Велиханова проделала большую работу по переводу, комментированию, составлению географических карт и указателей труда арабского географа Ибн Хордадбеха «Книга путей и стран». В источнике содержатся уникальные сведения о географии кипчакских племен. В частности сообщается, что от поселения Кавикат, расположенного недалеко от города Тараз, до ставки кимекского кагана восемьдесят дней пути, кимеки и кыпчаки были названы крупными тюркскими племенами наряду с тогуз-огузами, гузами, чигилями, тюргешами, азкишами, киргизами, карлуками и халаджами [225, с. 64-66].

Мусульманская географическая литература представляет собой кладезь ценной информации по расселению кипчакских племен. В основном это сведения характеризующие места обитания кипчаков и кимеков в Центральной и Средней Азии в период раннего средневековья.

С расширением области археологического изучения в различных регионах СССР постепенно возрастает роль археологии в гуманитарных исследованиях и вместе с этим становятся очевидными ее возможности в деле разработки проблем географии кипчаков.

Археолог С.А. Плетнева осуществляла археологические исследования на территории Южной России и Поволжья. Это позволило ученому вывить многочисленные археологические памятники кочевников кипчаков-половцев, внести необходимые уточнения в места расселения кипчаков.

В связи с изучением кочевнических древностей исследователь уделяет внимание археологии древнерусских городищ и селищ, их местонахождению и этнической принадлежности. При этом выявляются очертания русско-половецкой границы. Сведения С.А. Плетневой позволяют опровергнуть ранние гипотезы К.В. Кудряшова о локализации половецких городов в среднем течении Северского Донца. На это указывают археологические материалы памятников, по которым эти города принадлежат салтово-маяцкой культуре, т.е. археологической культуре VIII-IX вв. [226, с. 24-25]. Спорный вопрос о назначении и населении половецких городов Шарукань, Сугров и Балин был решен в пользу того, что эти города зимники ханов, а большинство населения были аланы [227; 210].

Многолетние археологические разведки в степях бассейна Донца и левых притоках Днепра, по словам ученого, позволяют внести ряд уточнений в маршрут похода князя Игоря. Археолог справедливо указывает на несостоятельность многих версий маршрута князя Игоря вследствие того, что гуманитариям не известна местность, по которой пролегал путь князя. Они не учитывали разлив рек весной, лесную местность, наличие старых дорожных трактов, надежных стоянок и т.д. Без учета этих факторов реконструкция маршрута похода на половцев невозможна. Местность, в которой русским войскам пришлось принимать бой, была крайне неблагоприятной. Это междуречье Быка и Самары, где кругом солончаки и болота [228].

Изучение половецких статуй в восточноевропейских степях позволило археологам точно локализовать кочевья кипчаков-половцев. Г.А. Федоров-Давыдов пришел к заключению, что изваяния главным образом распространены в районах нижнего Днепра, Северного Донца и Дона, Северного Приазовья и Западного Предкавказья [108, с. 188]. По сведениям С.А. Плетневой в указанных районах очень мало каменных изваяний. Напротив они сконцентрированы в Среднем Приднепровье – левобережном Надпорожье с притоками, на среднее течение Северского Донца и на Северо-Восточное Приазовье. Встречаются статуи в верхнем течении Северного Донца, в нижнем течении Донца особенно на правых его протоках, в Центральном Предкавказье – в степях верховий Кубани и Терека. Значительно реже попадаются статуи в Крыму, в низовьях Днепра и в междуречье Дона и Волги. Здесь вырисовываются общие внешние границы на юге Крым, Приазовье, Предкавказье, на востоке Волга, на западе Приднепровье [106, с. 13].