Geum.ru

Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Вид материалаДиссертация
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
частей; сии последние опять имеют свои подразделения и все под особыми наименованиями»11 [29, с. 291]. Эта особенность генеалогического разветвления племен и родов неоднократно отмечаемая этнографами у современных тюркоязычных народов была характерна и для древних и средневековых племен и народов.

Существенный вклад в сбор этнографических данных по кипчакским родам внесли офицеры Генерального Штаба России. Производя сбор сведений по топонимии, топографии, экономике, этнографии, истории, культуре изучаемых народов, они попутно собирали интересующие нас сведения. Среди когорты этих офицеров особо можно выделить Л. Мейера и Н.И. Красовского.

Подполковник Л. Мейер привел информацию по кочевкам, урану (родовому кличу), тамги (знаку рода) и занятию хлебопашеством с элементами оседлости казахских кипчаков [30, с. 92-93]. Сведения о кипчакских родах Н.И. Красовский обобщил в параграфе «Кипчакское поколение», в нем он дал подробный список родов и родоподразделений с территориями кочевания12 [31, с. 364-365].

Весь этот богатейший материал был востребован в работах советских и современных исследователей, но почти не использовался русскими историографами.

Сбор этнографических сведений о родоплеменном составе кипчаков продолжили Н.И. Гродеков и А.Н. Харузин. Н.И. Гродеков обследовал земли южного и частично юго-восточного Казахстана, при этом не только указывал на волости находящихся под кипчакскими родами, но также на численность семей родов, не забывая отмечать ураны и родовые тамги [32, с. 19, 20, приложение № 1 и 2].

Видный ученый-этнограф А.Н. Харузин много сделавший для развития, как теории, так и практики этнографической науки оставил заметный след в кипчаковедении. В работе «К вопросу о происхождении киргизского народа» этнограф перечисляет кипчакские роды: «Торы-Айгыр, Туючка, Кытабак, Бултун, Кара-Балык, Кундялян, Тана-Буга, Узун, Кук-борон» [33, с. 62, 76]. Особое внимание этнограф уделял проблемам этнической истории, антропологическому типу и языковой принадлежности кипчаков.

Данные этнографии исследователь повсеместно дополняет сведениями арабских и персидских письменных источников, историческими сочинениями и информацией археологических раскопок. Примечателен вывод ученого: «Несмотря на отсутствие общих родов, мы должны признать родство между кипчаками узбеков, киргизов (казахов – Н.К.), башкир и племенем современных кипчаков с одной стороны, и древними кипчаками с другой. Такое расселение последних могло произойти, во-первых, после покорения кипчакского царства монголами, когда кипчаки и уводились в плен, и бежали сами, а с другой стороны, расселение могло произойти во время распадения Золотой Орды» [33, с. 76].

Этот справедливый вывод исследователя необходимо дополнить. По-видимому, расселение и вхождение кипчакских родов в состав узбеков, башкир и казахов проходило в несколько этапов. Один из них был в XI – XII вв. еще до монгольского завоевания, когда куманы и кипчаки-половцы пришли в южнорусские степи. Ученый верно заметил ошибочность отождествления печенегов и кипчаков [33, с. 77]. Этнограф верно обратил внимание на ассимиляцию средневековых монголов с местным кипчакским населением [33, с. 78-79].

А.Н. Харузин сделал предположение, что кипчаки после покорения их монголами не вошли в этнический состав монголов, а оказывали на них определенное влияние и частично их ассимилировали. Далее кипчаки образовали собственное племя ставшее одним из этнических компонентов башкир, узбеков и казахов [33, с. 80-81].

Будучи всегда в курсе новинок исторической литературы, родной брат А.Н. Харузина Н.Н. Харузин не преминул написать рецензию на фундаментальный труд Н.А. Аристова [142].

В этом исследовании Н.Н. Харузин говорит об успехах достигнутых Н.А. Аристовым, соглашаясь с мнением последнего, о наличии кипчаков в составе казахов и далее развивает это положение в гипотезу о схожести родоплеменных этнонимов у казахов, киргизов, башкир, узбеков, туркмен, алтайских тюрков и др. тюркоязычных народов [142, с. 161].

Всемирно известный китаист Н.Я. Бичурин (о. Иакинф) первый в научном мире высказал соображение по поводу нахождения кипчаков в китайских источниках. В своем историко-источниковедческом исследовании «История первых четырех ханов из Дома Чингисова» опубликованном в 1829 году синолог под 1224 годом приводит выдержку из китайского источника «Тхун-цзянь-ган-му» в котором сказано, что «Монгольский Субут (полководец Субудэй-багатур – Н.К.) напал на Киньча и уничтожил то владение. Он произвел великие грабежи в западных пограничных народах и возвратился» [37, с. 95]. В комментарии Н.Я. Бичурин написал «Киньча есть Кипчак» [37, с. 95].

Из этого следует, что Н.Я. Бичурин первым в русской исторической науке обнаружил кипчаков под именованием «Киньча» в китайском историческом источнике.

Мнения Н.Я. Бичурина, что кюе-ше есть кипчак, придерживались также русский китаевед П.И. Кафаров, географ и историк Г.Е. Грумм-Гржимайло, советские ученые А.Н. Бернштам, Н.В. Кюнер, М.И. Артамонов и Д.Г. Савинов13 [163, с. 247; 164, с. 38; 69, с. 11; 59, с. 154; 126, с. 54].

Исследователь Г.Е. Грумм-Гржимайло отождествляет кюе-ше с кипчаками и выдвигает собственную теорию этногенеза народов Центральной Азии. Согласно которой «Белокурая раса, динлины китайцев, имела на заре китайской истории обширное распространение в Средней Азии» [164, с. 38]. Кипчаки, по мнению ученого, являются народом динлинского происхождения и в эпоху бронзы древние кипчаки были андроновцами [164, с. 57-59]. Впоследствии кипчаки были отмечены на Алтае, но когда они смешались с черноволосым народом «канглы» получились половцы русских летописей или куманы венгерских хроник. Название «половцы» сопоставляется с цветом их волос – половым, т.е. соломенно-желтым. Это подтверждается сведениями китайских и мусульманских авторов [164, с. 57].

Специальное рассмотрение теория получила в статье «Белокурая раса в Средней Азии», где ученый прямо говорит о том, что европеоидная раса вне пределов Китая была представлена четырьмя народами – усунями, хагясами (хакасами – Н.К.), динлинами и бома. Все они имели голубые (зеленые) глаза и белокурые (рыжие) волосы [165].

Эта смелая гипотеза Г.Е. Грумм-Гржимайло не встретила поддержки у современников, как и не находила оппонентов которые могли опровергнуть ее на основе исторических фактов. По-видимому, это в большей степени связано с уровнем развития исторической науки того времени и сложности поставленной проблемы.

Особое значение в связи с изучением кипчакских племен имеют западноевропейские источники.

Ученый И.П. Минаев обратил внимание на мемуары Марко Поло описывавшего население и географию Монгольской империи. Для кипчаковедов здесь представляет ценность штрихи к фону исторической географии и народонаселения, этнической и политической истории, экономических и культурных связей в Монгольской империи [166; 167]. Путешественнику были известны команы, и их земли он именует Команией [167, с. 319].

Исследователь А.М. Малеин (1869-1938 гг.), осуществил перевод с латыни путевых заметок Плано Карпини и Гильома Рубрука в разное время посещавших ставки монгольских ханов и, по пути следования к ним или в самой ставке в Каракоруме, описывавшие кипчаков. Укажем, что перевод произведения Гильома Рубрука был осуществлен впервые, тогда как перевод сочинения Плано Карпини является не первым переводом в русской историографии. Переводы А.М. Малеина признанного латиниста не потеряли своего научного значение по сегодняшний день и неоднократно переиздавались на русском языке. В своем комментарии к переводу «Путешествия» Гильома Рубрука, А.М. Малеин приводит сообщение о женитьбе французского рыцаря, находившегося на службе в г. Константинополе, на кипчакской «царевне» в 1240 году с целью заключения союза с кочевниками византийского императора Балдуина II. Правда, исследователь не указывает источник этих сведений [38, с. 338-339].

Плано Карпини отмечает поход Джучи на кипчаков, которых дипломат именует по сложившейся западноевропейской традиции команами [143, с. 37]. Из источника следует, что команы имели шаманов и не занимались обработкой земли, жили в шатрах и вели кочевой образ жизни [143, с. 28, 64]. Описывая покорение команов монголами Плано Карпини пишет: «Этих Команов перебили Татары. Некоторые даже убежали от их лица, а другие обращены ими в рабство; однако весьма многие из бежавших возвращаются к ним. … в Комании, мы нашли многочисленные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле подобно навозу…» [38, с. 307-308; 143, с. 63-64]. Это ценное свидетельство помогает понять, что же на самом деле произошло с многочисленным кипчакским населением в период монгольского нашествия. Выходит, что многие из кипчакских семей были вынуждены перейти на сторону завоевателей, частью погибли, а большая часть бежавших вернулась на родину.

Много ценных данных содержится в произведении Гильома Рубрука. Так он описывает ужасы, постигшие кипчаков во время нашествия монголов: «На этой равнине, до прихода Татар, обычно жили Команы и заставляли вышеупомянутые города и замки (города Крымского полуострова – Н.К.) платить им дань. А когда пришли Татары, Команы которые все бежали к берегу моря, вошли в эту землю в таком огромном количестве, что они начали пожирать друг друга взаимно, живые мертвых, как мне рассказывал видевший это некий купец…» [143, с. 79]. Уникальные сведения дипломат приводит о погребальных обычаях кипчаков сооружать группы курганов и ставить на них каменные статуи с чашей в руках лицом, направленным на восток [143, с. 89, 94]. Эти факты позволили В.В. Бартольду обосновать кипчакскую этническую принадлежность изваяний [19].

При описании территории половецких степей Гильомо Рубрук указывает: «В ней прежде всего пасли свои стада Команы, именуемые Капчат. Немцы же называют их Валанами, а область Валанией» [143, с. 94]. Это ценное сообщение показывает на знание европейцем нескольких названий команов – кипчаки и валаны. В другом месте путешественник вскользь упоминает о родственных связях между канглами и кипчаками [143, с. 107].

Эти сведения путешественников не только позволили решить ряд частных проблем исторической науки, но и дали основания для положений о родственности канглов и кипчаков, а также родственности и тождественности кипчакских племен куманов и кипчаков-половцев.

Успехи в области археологии кипчаковедения были связаны с раскопками могильников, преимущественно курганов, и изучением каменных статуй или скульптур в образе человека.

Одним из известных археологов в России во второй половине XIX века был граф А.С. Уваров. В историю науки он вошел как организатор археологических исследований в разных уголках Российской империи, по большей части в самой России, и ученый, раскопавший наибольшее количество памятников. Но недостаточная подготовка и отсутствие грамотной методики раскопок, а также небрежность в ведении документации и описи вещественного материала, свели на нет результаты его многолетних археологических изысканий.

Одной из актуальных проблем археологии в рассматриваемый нами период была проблема каменных изваяний (каменных баб) разбросанных на территории степей Евразии. Исследователь на основе обобщения многочисленных сведений в литературе и сообщений археологов, любителей и частных лиц, написал сводную статью «Сведения о каменных бабах» опубликованную в 1871 году. В работе археолог рассматривает историографию проблематики, дает собственную типологию памятников, указывает на их отличительные особенности и делает попытку их периодизации. Исследователь пришел к ошибочному мнению, что изваяния принадлежат одному и тому же народу и относятся к различным хронологическим периодам [40, с. 516-517]. Приводя мнения авторов приписывавших происхождение статуй команам, гуннам, ногайцам, казахам, скифам, А.С. Уваров видит решение проблемы в организации археологических раскопок на местах нахождения этих памятников [40, с. 518]. Далее ученый приводит сведения о таких раскопках и совершает ряд грубых ошибок. Так, одна скульптура была обнаружена на вершине знаменитого Чертомлыкского кургана скифского времени, из чего был сделан вывод, что обычай ставить каменные изваяния был характерен для ранних кочевников [40, с. 519]. В дополнении к материалам статьи археолог приводит карту нахождения каменных баб, при этом, не фиксируя места обнаружения и концентрации памятников.

Сообщения об обнаружении новых каменных баб продолжали поступать в виде заметок и зарисовок, публиковаться на страницах столичных и провинциальных изданий. Типичным случаем можно считать сообщение В.Н. Ястребова опубликовавшего рисунок изваяния с краткими сведениями о еще нескольких находках, о местонахождении которых ровным счетом ничего не известно [168].

В 1881 году Императорский Российский Исторический музей отправил исследователя А.И. Кельсиева на поиски и сбор коллекции каменных изваяний для пополнения фондов музея. Исследователь обнаружил, выкупил и отправил в г. Москву 33 экземпляра статуй из Екатеринославской и Кубанской областей, при этом было сделано более сотни рисунков статуй [41, с. 76]. Отмечая нерешенность проблемы этнической интерпретации каменных изваяний, ученый предлагает оригинальный подход в решении сложной задачи, а именно «…тщательно изучить внешность истуканов, типы их лиц, мельчайшие подробности их костюма и украшений. Такой путь будет все таки шагом вперед в науке; нельзя сомневаться, что со временем, наряду с успехами курганной археологии, он приведет к некоторым положительным выводам» [41, с. 76-77]. Далее археолог выделяет этнографические и антропологические особенности статуй.

Исследователь отмечает безответственное отношение к уникальным памятникам, которые по глупости или ради забавы уничтожаются сотнями, разрушаются, используются в качестве строительных материалов и перевозятся с места на место, что не дает возможности определения точного местонахождения памятников [41, с. 77; 42, с. 13].

Археолог пытается дать этимологию слова «баба», отмечая его нерусское, а монгольское происхождение в значении «отец, предок» [41, с. 77].

Н.Е. Бранденбург обращает внимание исследователей на факт нахождения отдельных статуй на скифских курганах, чем и пытается доказать древность происхождения изваяний, правда в своих замечаниях археолог не категоричен и оставляет окончательное решение вопроса на будущее [42, с. 18].

Археолог выделяет тенденцию в науке признание фактом половецкого обычая ставить каменные статуи, что следует из путевых заметок Гильома Рубрука приписывавшего этот обычай команам, однако сам Н.Е. Бранденбург не признает этого обычая за кипчаками [42, с. 15-16].

В 1915 году Н.И. Веселовский публикует свою известную работу «Современное состояние вопроса о «каменных бабах» или «балбалов» (ЗООИД14, вып. 32. Одесса), в статье отмечаются древнетюркское и кипчакское происхождение «балбалов» и «каменных баб» [См. 19, с. 378]. Но была допущена серьезная ошибка в отождествлении «балбалов» орхоно-енисейских памятников изображающих убитых врагов с древнетюркскими каменными фигурами погребенного человека, которая была замечена советским археологом Л.Р. Кызласовым [169, с. 35].

Весомый вклад в разработку проблемы внес востоковед В.В. Бартольд. Ученый верно указывал на тот факт, что после половцев никто не воздвигал каменных балбалов над могилами, чем окончательно указал на верхнюю границу хронологии памятников [19, с. 379]. Анализируя сведения приводимые миссионером Г. Рубруком ученый разбирается в происхождении слов «курган», «балбал», «курук» и т.д. из погребальной терминологии половцев и монголов [19].

Примечательно, что академик выделяет круг проблем требующих своего разрешения по вопросу о балбалах: «…по-прежнему остается невыясненным происхождение этого обычая, установление такого типа статуй, хронологическая последовательность встречающихся разновидностей этого типа, отношение статуй типа каменных баб к другим человеческим изображениям, встречающимся в тех же степях» [19, с. 378].

При рассмотрении половецких погребальных обрядов и могильных сооружений академик ссылается на наблюдения Гильома Рубрука посетившего половецкие степи и лингвистические данные рунических памятников, сведения живых и мертвых языков. По словам В.В. Бартольда западноевропейский путешественник считал основными чертами половецкого погребального обряда холм, насыпанный над погребенным, и статую, воздвигаемую в честь умершего, повернутую лицом на восток. Для богатых строились мавзолеи в виде остроконечных домиков или кирпичных башен, иногда в виде каменных домов [19, с. 379].

По мнению академика:
  1. Балбалы или каменные бабы в большинстве случаев являются изображением умерших людей, мужчин и женщин, и возможно, убитых врагов;
  2. Последними кочевниками практиковавшими ставить «балбалы» были половцы, и ареал распространения каменных баб был в пределах Половецкого поля;
  3. Погребальный обряд половцев по сведениям Рубрука состоял из двух составляющих: а) могильный холм; б) воздвижение статуи умершего человека ориентированной лицом на восток;
  4. Из сообщения Рубрука, также следует, что богатые и бедные могильные сооружения различались по благосостоянию, выражавшемуся в строительстве мавзолеев – «остроконечных домиков или кирпичных башен, иногда в виде каменных домов» [19].

Параллельно с выявлением памятников на юге России и в Казахстане, выявляются новые памятники на Алтае и в Монголии. Так, Г.Н. Потанин в Северо-Западной Монголии обнаружил и зарисовал несколько экземпляров скульптур, при этом путешественник не высказал собственного мнения по поводу находок [144]. Многочисленные памятники на Алтае были обнаружены и описаны Н.М. Ядринцевым, первооткрывателем рунических памятников плато Кошо-Цайдам в Монголии [145]. Ученый-исследователь пытается интерпретировать памятники, найти следы обычая ставить скульптуры на могилах у современных алтайцев, татар, соенов, но приходит к ошибочному выводу, что алтайцы не имеют родственного отношения к обнаруженным им памятникам [145, с. 200]. Вместе с тем, путешественник делает вывод, что «…здесь обитали племена, представляющие довольно высокую степень культуры и обладавшие весьма совершенным искусством» [145, с. 201].

Вместе с некоторыми успехами в археологическом изучении кипчакских памятников видевшихся, прежде всего в накоплении богатого эмпирического материала наблюдаются и негативные стороны этого процесса. Это несовершенство археологической методики раскопок и разведок того времени, бессистемные и беспорядочные экспедиции, отсутствие или отрывочность полевых дневников и отчетов, недостаток в высококлассных специалистах-археологах, все эти моменты мешали профессиональному изучению кипчакских древностей.

Параллельно с успехами этнографии и археологии широко развивалась история. Особенно крупные достижения приходятся на последнюю четверть XIX – начало XX вв.

Знаменательным в истории кипчаковедения был 1884 год, год публикации известных работ В.Г. Тизенгаузена «Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды», В.В. Радлова «О языке куманов» и П.В. Голубовского «Печенеги, торки и половцы до нашествия татар».

Источниковедческая работа В.Г. Тизенгаузена предоставила богатейший материал арабских сочинений по кипчакам, многие из этих произведений были впервые переведены на русский язык. Это великолепное исследование обращало внимание гуманитариев к истории кипчакских племен и родов, вошедших в состав Золотой Орды и того вклада, места и значения, который внесли кипчаки в историю и культуру Улуг Улуса [39].

Этот период в истории кипчаков был «белым» пятном в исторической науке и во многом благодаря источниковедческой работе В.Г. Тизенгаузена стали доступны мусульманские сочинения, особый интерес представляют сочинения мамлюкских историографов Египта проливающих свет на судьбы кипчаков в составе Мамлюкского султаната. В сочинении Ибн ал-Асира представлены сведения о покорении кипчаков татарами, завоевании Хорезма и Восточного Дешт и-Кипчака, разгроме русских и кипчаков на р. Калке [39, с. 47-48].

Пожалуй, В.Г. Тизенгаузену одному из первых арабистов в России на основе мусульманских источников удалось осветить международную дипломатию и борьбу мамлюкских и татаро-монгольских правителей, в которой кипчаки играли значительную роль, порой играя роль послов и военачальников-полководцев. Эти сведения мы находим в биографии Султана ал-Малика ал-Мансура Калавуна, летописей Рукн ад-дина Байбарса и Шафи сына Али, энциклопедии ан-Нувайри, сочинения ал- Муфаддала, летописей аз-Захаби и Ибн ал-Фурата, ал-Макризи [39, с. 78-81, 88-120, 146-157, 261-265, 300-313]. Тема дипломатических отношений Золотой Орды и Мамлюкского султаната была озвучена востоковедом еще на Пятом археологическом съезде в городе Тифлисе в 1881 году, где арабист сообщил реферат под названием «Эпизод из дипломатических сношений ханов Золотой Орды с султанами мамелюков» [170, с. XXXVI]. Из протокола съезда следует, что барон В.Г. Тизенгаузен четко прослеживает тенденцию объединения сил хана Узбека и султана Эль-Мелик Эннасыра с целью противодействия завоевательным планам персидским монголам или хулагуидам.

Интереснейшие сведения о хозяйственном укладе населения Дешт и-Кыпчака содержатся в сочинении Ибн Фадлаллаха ал-Умари: «Большая часть его (хана Узбека. – Н.К.) подданных – обитатели шатров, (живущие) в степях. Питание их составляют животные их: лошади, коровы и овцы. Посевов у них мало, и меньше всего пшеницы и ячменя, бобов же почти нельзя отыскать. Чаще всего встречаются у них посевы проса; им они питаются …» [39, с. 170]. В биографии Султана ал-Малик ан-Насира Узбек-хан прозван государем стран кипчакских, а его подданные кипчакскими татарами [39, с. 196-197]. Эти сведения наводят на мысль о знании автором геополитической ситуации в степях Евразии, завоевании монголо-татарами народов говорящих на кипчакских наречиях и ранее покоренных кипчакскими племенами, процесса ассимиляции завоевателей местным кипчакским населением.

Великолепным по своему содержанию и ценности представленных сведений является описание путешествия арабского путешественника Ибн Баттуты, ему удалось проехать через Дешт и-Кипчак с запада на восток, он указывает на развитие скотоводства у кипчаков, преимущественно разведение лошадей и овец, перечисляет названия мясомолочных продуктов, строгость нравов и принятие части из них ислама ханафитского толка [39, с. 207-238].

Уникальные сведения о кипчакских племенах приводит Ибн Арабшах живший в г. Самарканде и путешествовавший по территории Средней Азии. Интересно, что он положительно относится к тюркам и восхваляет их качества и достоинства, при этом излагает политическую историю взаимоотношений эмира Тимура, хана Токтамыша и бия Едыге [39, с. 333].

В.Г. Тизенгаузен проделал уникальную и необходимую работу по переводу и введению в научный оборот мусульманских источников, его фундаментальный труд позволяет глубоко и всесторонне взглянуть на проблему участия кипчаков в жизни Золотой Орды и Мамлюкского султаната.

В.В. Радлов, всемирно известный ученый-тюрколог оставил после себя богатейшее наследие в области филологии, истории, этнографии и фольклористики тюркоязычных народов. Внимательно следивший за общим развитием мировой тюркологии, ученый не мог обойти стороной издание в 1880 году словаря, известного в научной среде как «Кодекс Куманикус».

В своем филологическом исследовании академик пришел к важному заключению о близости языков кипчаков с языками мишарей, казахов и татар Поволжья, что, на наш взгляд, может указывать на этнические контакты и связи этих народов. Известно, что эти народы проживают на территории бывшей в период раннего средневековья под владычеством кипчакских племен [43, с. 52-53]. Разрабатывая историю кочевых уйгуров корифей востоковедения останавливается на ряде письменных источников содержащих сведения о кипчаках, например, труде хивинского историка Абулгазы Бахадур-хана «Родословное дерево тюрков» [171, с. 48-49]. В связи с историческими судьбами кочевых народов, В.В. Радлова занимала проблема политического устройства социума кочевников [171, с. 65-75; 172]. Создание кочевых империй академик связывал с личностью правителя, лидера, способного повести за собой народные массы [171, с. 74; 172, с. 9-11].

Работы В.В. Радлова способствовали не сколько прояснению вопросов этнополитической истории кипчаков, сколько пониманию и освещению общеисторического фона деятельности племен, впрочем, как вопросов социополитической организации, материальной и духовной культуры, языка и литературы кипчакских кочевников.

Особняком в историко-этнографической литературе можно считать работу ученого-этнографа «Из Сибири», в ней подробно описаны этнографические обычаи и традиции, способы хозяйствования, быт, обычное право, религиозные верования, кратко родоплеменной состав, антропологические особенности народов, вопросы этнической истории тюркоязычных народов, в состав которых входили кипчаки. Ценность этого труда состоит в том, что этнограф жил, путешествовал, изучал культуру описываемых народов, понимал специфику их образа жизни и пытался применять свои знания при изучении вопросов этнополитической истории и социополитической организации кочевых государств [172].

Большую работу по изучению и систематизации разрозненного материала по куманам и половцам проделал П.В. Голубовский. В его основополагающем исследовании были расследованы проблемы взаимоотношений кочевников и Киевской Руси, а также сопредельных государств, изложены сведения о куманах в Венгрии, которых автор называет половцами, и обрисован фон исторических событий накануне и во время монголо-татарского нашествия [13]. Примечательно, что исследователь использовал круг восточных и западноевропейских источников, при этом привлекал данные русских и византийских письменных памятников. К сожалению работа не нашла широкого признания в научной среде и в дальнейшем мало использовалась в исторических, этнографических и археологических исследованиях.

П.В. Голубовский первым отметил несостоятельность мнения об этнических связях половцев и кипчаков с огузами, связав кипчаков с канглами назвав их одним племенем. Однако Н.А. Аристов, полагаясь на легендарный мотив Огуз-хана, связанный с происхождением эпонима кыпчак равно как с канглы, карлык, калач, возобновил точку зрения о тождестве огузов с кипчаками. Мнение Н.А. Аристова подверглось справедливой критике В.В. Бартольда [13, с. 146; 173, с. 224; 147, с. 272]. По нашему мнению, между огузами и кипчаками существовали реальные отличия, которые были обусловлены, прежде всего, их происхождением, исходным ареалом формирования и основной территории расселения.

В связи с разбором мнений об этнических связях кипчаков и огузов будет уместно рассмотреть еще одну теорию об этнических связях кипчаков с канглами. В середине XIX века В.П. Васильев связывал кипчаков с канглами. Это положение повторил Н.А. Аристов, вместе с тем он привел дополнительные параллели между Канка в Авесте, Кангхой в китайских летописях и канглы по мусульманским источникам. Еще одним доказательством этнических связей между ними Н.А. Аристов считал родовую тамгу кипчаков являвшуюся удвоенной тамгой канглов [Васильев ???; 173, с. 219].

П.В. Голубовский отмечал, что «