Эра милосердия

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 20

Вы, - сказал Снегур послу США на какой-то встрече, - своими реформами нас не очень-то дожимайте. Не то совсем одичают людишки, и тогда к власти коммунисты придут. Сядете тогда в лужу со своими антикоммунизмом.
Господин президент, - парировал холеный посол в костюме тончайшего полотна, - местных коммунистов мы укротим так же, как укрощаем коммунистов во всем мире. Не надо пугать Соединенные Штаты Америки.

Вспомнив это унижение, суровый, скорый на расправу Снегур едва не взвыл. Посол ему в сыновья годился. Господи. Хоть бы кто-нибудь взял, да и жахнул по ним, по американцам этим: ракетой какой-нибудь, бомбой, прямо по ним, по их статуе Свободы долбанной, по закусочным, по небоскребам. То-то он, президент Снегур, порадуется. Конечно, тайком, но уж лучше так, чем никак.

Третий премьер-министр, Стурдза, как раз правительство его возглавил по рекомендации американцев. Снегур тогда долго сопротивлялся: уж очень молод был Стурдза, да заносчив. На английском, французском, немецком, болтал свободно, как попугай дрессированный. Ногти чистые, ухоженные, прямо как у гомосексуалиста. А горделив был этот премьер-министр, ну просто чрезвычайно. Еще бы: не простой плебей, как он, крестьянин Снегур, а наследник древнего боярского рода. Его предки здесь четыреста лет назад для турок балы давали, пока Снегура пращуры в земле подыхали. Чем еще Стурдза запомнился? Ах, да, моду завел в теннис играть. Снегур со стыдом вспомнил, как несколько раз, ночью, тайком ото всех, выбирался с охраной на корт, и пробовал попасть по мячику ракеткой. Увы, рука у него была слишком тяжелая. Плебей, что уж тут.

Воровал, правда, благородный Стурдза вполне по-нашенски, без комплексов, что называется. За полтора года кредитов на сорок миллионов набрал. Тогда даже из Азербайджана четыре чартерных рейса прибыли: четыре самолета со здоровыми озлобленными мужиками, и у каждого в руках автомат. Это наш светлейший премьер-министр взаймы у азербайджанцев взял, под гарантии правительства, а вернуть, как всегда, забыл. Пришлось с Алиевым срочно по телефону связываться: еле договорились. Ну, еще и в ГУУАМ этот вступить пришлось, чтоб неприятностей не было.

Стурдзу он, конечно, после этого прогнал, и взял в следующие премьеры Диму Брагиша. Тот, вроде бы, из наших, из крестьян. Отец у него до сих пор в селе живет. Правда, Дима Снегура постоянно раздражал тем, что не снимал темных очков. А ведь хороший человек глаза прятать не станет. Предчувствия Снегура не подвели: Дима за полгода украл столько, что стране грозил полный дефолт. Слава Богу, русские помогли: у них кризис случился, августовский. Рухнуло все в России. Ну, а мы, ясное дело, от экономики российской слишком зависимы, - говорил Снегур в обращении к нации, - поэтому, уважаемые соотечественники, дефолт случился и у нас. Аминь.

Диму тоже пришлось в почетную отставку отправить. Открыл он для сына магазин мягких игрушек, а на Снегура обиделся. Они все обижались. И зря, думал президент. Не понимаю, дурни, что он их просто-напросто спасал. Всех. Вечно воровать хотят. Ох, грехи мои тяжкие… А, да. Еще один был. Сгаронелли. Тот, впрочем, от других премьер-министров тем отличался, что был мужик в возрасте и толковый. Поэтому за отставку не обиделся. Живет сейчас, как мышь на хлебозаводе. Все аптеки в городе его.

Только он один, президент, ничего за двенадцать лет независимости не украл. Поэтому его уважали, и боялись. Даже те, кто не любили, и не понимали. А те, кто любили, не понимали и боялись еще больше. Но Снегуру было плевать. Уж он-то знал, почему не ворует.

Честность, - говорил он жене, отложив на подушку книгу О Генри, - этой мой бизнес.
Гаси свет, и не ворчи в ухо, - недовольно говорила жена, пристально наблюдая за очередным телесериалом, - у меня тут на экране такая трагедия разворачивается…

Конечно, Снегур лукавил и перед женой. Честность, Бизнес. Ерунда.

Президенту не нужны были деньги, не потому, что он был честным. Президенту не нужны были деньги не потому, что ему не нужен был дом. Президенту не нужны были деньги не потому, что он не собирал их в погребе.

Президенту деньги не нужны были потому, что он собирался быть президентом всегда.

ХХХХХХХХХХХ

Советники рассаживались вокруг стола. Стол был овальной формы. Снегур заказал себе такой, когда разразился скандал, связанный с минетом в Овальном кабинете.

Разумеется, - объяснил президент советнику по внешней политике Скачуку, - перестроить кабинет я себе позволить не могу, это было бы слишком. Боюсь, американский посол обидится. А вот стол овальный вполне сойдет. Мне приятно, американцу обидно. Чего же еще хотеть от жизни?

Советник смотрел на президента грустными умными глазами, и соглашался. Они всегда соглашались. А кто не соглашался, тот переставал быть советником. Снегур знал, что это плохо, но он знал также, что в Молдавии по-другому нельзя.

Мой народ, - удрученно признавался он иностранным дипломатам, - к демократии не готов. Не сейчас. Не торопите нас. Вот еще лет сто, и все будет в порядке.
Через сто лет, президент, - вежливо намекали послы, - вас может и не быть.
Я буду всегда, - отмахивался Снегур, - Молдавия это и есть я. Я душа этой страны. Пейте лучше свои вино, и проваливайте из моего кабинета, консул. Я устал, и хочу спать.

После того, как послы уходили, Снегур с наслаждением разувался, стягивал с шеи галстук, снимал пиджак, и ложился на стол. Спал несколько часов днем, а вечером, освеженный, начинал работать. Вот и это совещание для своих советников он устроил ближе к вечеру. Было четыре часа дня. Снегур внимательно и неодобрительно глядел на мужчин в черных костюмах: они напоминали ему ворон, окаймивших поле в преддверии зимы.

Вы бы, - сказал он, что ли, другие костюмы себе подыскали. Повеселее. А то я сейчас себя чувствую, как на совещании гробовых дел мастеров. Вы же молдаване. Веселый народ. Имидж у нас такой. Чтобы в черном костюме я в президентском дворце больше никого не видел! Ясно, поросята?!
Ясно! – дружно ответили советники.
А когда лопнете? – стукнул рукой по столку Снегур, прочитавший об этой забаве у Гашека.
Когда прикажете, ваше высокопревосходительство, - проревел хор советников.

Снегур рассмеялся. Все рассмеялись. Глаза советников будто говорили президенту: какой же вы все-таки веселый человек, как же вы умеете шутить, как нам приятно слышать эти шутки.

Пошутили, и хватит, - сказал Снегур, - Все свои. Будем откровенны. Сейчас мы заслушаем доклад министра финансов и экономики о том, как глубоко мы окунулись в дерьмо за прошедший год.
Господин президент, - робко встал советник по экономике, Ридман. – Перед тем, как начнется наше совещание, позвольте мне, то есть, позвольте нам, от имени всех сотрудников вашего аппарата принести вам свои самые искренние поздравления с вашим днем рождения. Позвольте пожелать вам здоровья, благополучия, успехов в государственных делах и, главное, здоровья.
Вот тебе раз, - удивился Снегур, - у меня что, сегодня день рождения?
Конечно, - умильно сказал Ридман, - вы забыли об этом празднике, потому что все время думаете не о себе, а о государстве. И как хорошо, что у вас есть мы, люди, которые не дадут вам забыть о вашем дне рождения. С праздником!
С праздником, - хором грянули советники.
Мы желаем вам, - звонко выкрикнул советник по внешней политике, Скачук, - чтобы вы вошли в историю нашей страны, как ее величайший лидер. У нас есть два великих человека: вы, и Штефан Великий.
Спасибо, - поклонился Снегур, - праздновать будем потом. Сейчас дела, дела, дела. Итак, господин министр финансов, прошу вас, начинайте.

Министр финансов, глубоко вздохнув, и перекрестив под столом ляжку, встал. Поправил узел галстука, открыл папку, и торжественно сказал:

Ваше высокопревосходительство! Перед тем, как начнется наше совещание, позвольте мне, то есть, позвольте нам, от имени всех сотрудников нашего министерства, принести вам свои самые искренние поздравления с вашим днем рождения!

ХХХХХХХХХХХХХХ

Директор молдавского филиала «Русского радио», сделал звук потише.

Мой мармеладный, я не права - успела шепнуть на прощание певица, и затихла.

Директор взял было из стола пачку облегченных сигарет, но затем бросил ее обратно. Он вспомнил, что бросил курить. Это все от нервов. Нервы, нервы, нервы. Было откуда: буквально вчера националисты в Координационном совете по радио и телевидению потребовали, чтобы вещание «Русского радио» в Молдавии прекратилось.

Зачем нам эта иностранная культура? – недоуменно вопрошал журналистов директор Совета, старый и жирный молдавский академик Брынза. – У нас что, своей культуры нет?

Директор местного филиала вспомнил Брынзу, и с ненавистью сжал пачку в руке. Казалось, дальше на уступки идти нельзя: эфир радио и так был на сорок процентов разбавлен песнями молдавских эстрадных исполнителей. Песни были настолько плохими, что рейтинг радио падал. Но на это пришлось пойти: пусть в эфире будут песни на государственном языке, лишь бы не закрыли. В кабинете тихо зазвучала мелодия песни «Румыны, переходите Днестр!». Директор тихонечко выругался, и задумался. Надо что-то делать. Потом, осененный, поднял трубку, и набрал советника Скачука.

Господин Скачук?
Слушая.
Это с «Русского радио» беспокоят, - сладко сказал директор, - ничего, что тревожу?
Говорите, только быстро. У нас совещание с президентом.
Это очень кстати, - обрадовался директор, - я слышал, что у президента сегодня день рождения. Не могли бы вы сделать одолжение: узнать, какая у него любимая песня?
Что?!
Я вас очень прошу!
Ну, ладно. Ждите.

Через пять минут Скачук перезвонил:

Говорит, что ему нравится песня «Белый лебедь на пруду».
Я ваш должник, - прочувствованно сказал директор. – Я ваш навеки.
А на кой хер ты мне сдался? – очень удивился Скачук. – Деньги пусть вечером занесут.
Занесут, - скрепя сердце пообещал прижимистый директор, - пятиста долларов хватит?
Мужик, - разозлился Скачук, - по-твоему, подойти к президенту во время важного совещания, и задать ему идиотский вопрос про любимую песню стоит пятьсот долларов?! Ты чего, мужик? Вас, кстати, еще не закрыли? Так я похлопочу.
Не надо, - грустно попросил директор, - вечером две тысячи занесут.
Молодец, - похвалил Скачук. – Именно столько моя услуга и стоит. Только пусть не две, а три занесут. Считай, что лишняя тысяча это штраф.
За что?! – возопил директор «Русского радио».
За неверное позиционирование, - разъяснил Скачук, - и непонимание важности текущего момента. Усек, мужик?
Усе, - грустно сказал директор, - мужик.

После этого он отсчитал из месячной прибыли радио три тысячи долларов в конверт, вздохнул, запечатал, и набрал секретаршу:

Лера. Слушай внимательно. Три распоряжения. Первое, пусть курьер вечером зайдет в президентский дворец, передаст от меня Скачуку конверт. Второе, чтобы немедленно в эфир поставили песню «Белый лебедь на пруду» и крутили весь день только ее. Третье…

Директор вздохнул, с грустью посмотрел на конверт. Эти деньги он рассчитывал потратить на зимний отпуск. Они как раз были получены за рекламу, которая не прошла ни по одной ведомости. Директор что-то прикинул, и продолжил:

В общем, третье распоряжение. Пусть издадут письменный приказ о снижении заработной платы сотрудникам в этом месяце на десять процентов. Нет, мера временная. Только на месяц. Потом все будут получать зарплату в прежнем объеме. Трудности преодолимы. Я ведь хороший менеджер!

ХХХХХХХХХХ

Министр финансов закончил поздравления, и приготовился делать доклад. В это время старенькое радио, висевшее в углу кабинета, затрещало, и из него полилась песня.

Что это за дерьмо?! – удивленно спросил президент.
А белый лебедь на пруду, - ответило ему радио, - какает палую листву…
Что за дерьмо?! – повторил президент.
Коллевтик «Русского радио» в Молдавии, - прервалась песня, - от всей души поздравляет президента, мирчу Ионовича Снегура, с днем рождения, и специально для него ставит в эфир его любимую песню, «А белый лебедь на пруду»!
С чего это они взяли, - удивился президент, и разозлился, - терпеть не могу эту дурацкую песню.
Вы же сами, - кашлянул Скачук, - мне только что сказали, что очень любите эту песню.
Ну, да, - неуверенно сказал президент, - только я ошибся. Тоже про птицу что-то… А! Вспомнил! Моя любимая песня – «Розовый фламинго»! Вот! А не это дерьмо!
Качает палую листву! – как на грех, буквально заорало радио. – А белый лист, а белый лист…
Закройте, на хер, эту проклятую радиостанцию, - приказал Снегур министру связи, - прямо сейчас. Идите и выполняйте. А вы, министр финансов, начинайте доклад.
Господин президент, - робко вмешался Скачук, переживая за свои три тысячи, - а может, не будет вот так сразу закрывать? Может, пусть хоть до утра поработают?
Нет, - заупрямился президент, - я сказал закрыть, значит, пусть закрывают сегодня, сейчас же!

Министр связи встал, рявкнул, - «слушаюсь», - и стремительно вышел из кабинета. Позвонил помощникам, и в офис «Русского радио» пришел факс с решением Министерства об отзыве лицензии. Потом пришли приставы, и радиостанция была опечатана. Директору так и не удалось добраться до своего конверта. И даже до пачки сигарет: так что снова закурить он не успел. Директор вообще пропал.

Нашли его только полгода спустя. Влюбленная парочка, катавшаяся на лодке в маленьком пруду на Ботанике, случайно увидела всплывшее по весне тело. К сожалению, предсмертная записка в воде совсем расползлась. Девушка завизжала, парень вызвал полицию и водолазов, и те вытащили тело самоубийцы на берег.

А на пруду в это время плавали лебеди…

ХХХХХХХХХХХ

Долг Молдавии, - грустно начал министр финансов, - на сегодняшний день составляет пять миллиардов долларов. Только России мы должны 500 миллионов долларов.
Что с работой? – недовольно спросил президент. – Про внешний долг не надо. Это и так все знаю.
Уровень безработицы в Молдавии во втором квартале 2004 года, - вздохнув, признался министр, - составил 7 процентов, увеличившись в сравнении с тем же периодом 2003 года на 2 процента. По данным Департамента статистики и социологии, уровень безработицы среди мужчин составляет 8,5 процентов, а среди женщин - 5,9 процентов. Уровень безработицы в городах составляет 10,7 процентов, в сельской местности - 4,4 процентов. По данным Международного бюро труда, число безработных в Молдавии - около 105 тысяч человек.

Президент, довольно покачивая головой, задремал. Он специально требовал от министров и советников при составлении докладов использовать канцелярский стиль. Это его убаюкивало.

Бессонница, - жаловался он жене, - замучила! Только на совещаниях и высыпаюсь.

Министр читал, не сбавляя темпа:

Из-за плохих экономических условий, повлекших за собой снижение уровня социальной обеспеченности, наблюдается демографический кризис. Растет смертность, понижается рождаемость. По сравнению с аналогичным периодом прошлого года…

Советники тихонечко загалдели. Скачук и Ридман, усевшиеся в самом конце стола, играли в морской бой. Ридман нервничал, потому что Скачук жульничал. Министр рассказывал о бедственном положении Молдавии. Президент дремал. Все было, как обычно.

Довольно! – рявкнул президент, и ударил по столу, широко раскрыв глаза. - Всем смотреть на меня! Вот так. Даже тупица сделает из доклада неутешительный вывод: мы сейчас что-то вроде Арафата. Он уже мертвый, но от аппарата его не отключили. Так вот. Внимательно слушайте. Я замыслил великую аферу. Если мы ее провернем, то получим денег еще на четыре года. И от аппарата еще четыре года нас никто не отключит.

Советники слушали внимательно. В последнее время президент сдавал, и таких взрывов активности с ним давно не бывало.

Значит, так, - надел Снегур очки, и вынул из папки бумаги. – Вот эту речь я зачитаю американскому послу. Завтра же. После этого, не сразу, конечно, а месяца через два-три, нам дадут кредит.
Да, ну, - неуверенно присвистнул Ридман. – Вряд ли нам еще раз поверят в долг.
Поверят, - успокоил Ридмана президент. – Я, кажется, нашел слабое место американцев. Любовь к убогим.
Политкорректность, - машинально поправил шефа советник Скачук. – Не любовь к убогим, а любовь к людям с ограниченными моральными и физическими возможностями. Политкорректность называется.

Президент вперился взглядом в лоб Скачука, отчего советник сразу неприятно вспотел. И сразу же пожалел о том, что поправил Снегура. Скачук неуверенно поправил манжету, и, хрипло откашлявшись, сказал:

Хотя, конечно, иначе, чем любовью к убогим это и не назовешь.

Снегур широко улыбнулся:

Ну, а я тебе о чем толкую, сынок?

ХХХХХХХХХХ

Быстрее, черт бы тебя побрал!

Водитель виновато склонился над рулем, и выжал из машины все, что смог. Автомобиль серебристого цвета, в котором ехал советник президента по национальной безопасности, Николай Горбыля, несся по встречной полосе центрального проспекта Кишинева. Хорошо, стекла были тонированные, и никто не видел, как выглядит советник.

Горбыля был одет в роскошный серебристый пиджак, в который были вшиты оранжевые нити. Пуговицы на пиджаке были синие.

Галстук, на котором была нарисована радуга, заканчивался широким углом ядовито-зеленого цвета. Голову советника украшала великолепная огромная шляпа, бежевая, с фазаньими перьями. Из под пиджака выглядывала розоватая рубаха.

Чресла советника опоясывал алый ремень с черной пряжкой. Брюки Горбыли были коричневые, с белыми вставками, и осыпаны карнавальной фольгой. Они опускались на ботинки советника: правый из которых был желтым, а левый – голубым. Шнурки на ботинках были золотистые.

Горбыля злорадно улыбался. Наконец-то настал час его реванша. Это он здорово придумал. А никто из коллег, олухов царя небесного, и не сообразил ничего. Это он, только он, сам Горбыля, глядя на прошлом совещании в лицо президенту, понял, что тот недоволен черными костюмами своих советников.

Небось, - прошептал Горбыля, закуривая, - старый хрыч, черный цвет напоминает тебе о смерти? Так ведь пора о ней подумать-то, в твоем возрасте, ты, ходячая консерва для могильных червей!

После чего наклонился к зеркальцу, вмонтированному в спинку сидения шофера, и ласково сказал:

Мой президент. Вы замечательно выглядите сегодня. Я мечтаю выглядеть вполовину так хорошо, как вы, когда мне исполнится столько же лет, сколько и вам. Разрешите поздравить вас…

Оставшись доволен выражением своего лица, Горбыля откинулся на сидение, и уронил пепел на брюки. Плевать. Лишнее пятно этому костюму не помешает! Горбыля представил, как президент, расчувствовавшись, похвалит его за то, что он уловил желание шефа. Просто по выражению лица. Может, еще и наградит как-нибудь. То-то эти завистливые подонки, этот проклятый еврей Ридман, и недочеловек армянин Скачук, будут завидовать. Поделом. Понаехали. Честному молдаванину, вроде него, Горбыли, на родине уже и не развернуться. Всюду жиды, армяне, греки, русские, и педерасты. Всех их Горбыля ненавидел от глубины души.

- Но больше всего, - прошептал Горбыля, - педерастов, русских, и советников Ридмана и Скачука.

Ну, ничего. Сегодня он будет на коне. Это хорошо. Это нужно. Ведь в последнее время президент стал прохладно относиться к нему, Горбыле. И все, наверное, из-за завистников. Ведь он, Горбыля, служит государству не за страх, а за совесть. Недавно лично руководил операцией по спасению икон, которые контрабандисты из Молдавии хотели украсть. Старинные

иконы. Хорошие. Одна как раз удачно смотрелась на даче Горбыли.

- Так ведь не для себя, - прошептал советник, - а для потомков стараюсь. В музеях нынче не охрана, а пшик. У меня на дачке-то сохраннее будет.

Автомобиль резко затормозил, и Горбыля ударился головой о зеркало. Если бы не шляпа, подумал советник, ощупывая лоб, обязательно бы кровь пошла.

Что такое? – закричал Горбыля на водителя. – Мы опаздываем!
Господин советник, - объяснил шофер, - дорога тут закрыта. Какое-то шествие.
Да плевать мне на шествие, - с ненавистью закричал Горбыля. – Я к президенту опаздываю, понимаешь?! К самому президенту! Езжай давай! Давай по людям прямо езжай!
Господин советник, - взмолился шофер, - это же наши, добрые люди. Это же молдаване, как мы с вами. Как вы, как я.
Заткнись, - щелкнул пальцами Горбыля, - тоже мне, молдаванин нашелся. Мне ли не знать, что твой дедушка на самом деле украинец был, а молдаванином при румынах записался? А?! Что, боишься? То-то. Не забудь, у кого работаешь. Я ведь советник по национальной безопасности. Езжай давай. Плевать, кто там под колесами лопнет: молдаване, турки, помидоры, окурки, плевать! Вперед!

Двигатель взревел, и автомобиль, снеся невысокое ограждение, рванул вперед.

ХХХХХХХХ

Сержант Постолика закусил губу, скрывая слезы. Утром Марчика сказала ему, что уходит.

Blog

Эра милосердия