Эра милосердия

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 20

Представь себе только, - возбужденно говорил он девушке, - что сейчас, как в каком-нибудь фильме Кустурицы, мимо нас, молчаливых влюбленных, проедут танки. И мы будем целоваться, когда танки поползут мимо. И танки остановятся, и весь мир, а мы будем – целоваться!
Для молчаливого влюбленного, - улыбнулась она, - ты слишком говорлив. Пойдем лучше обратно. Я тебя хочу.

Николай заупрямился, решив, что Екатерина, может быть недостаточно романтичный человек. Это ничего, решил он, не обоим же им парить в небесах…

… Танки выезжали с круга у Комсомольского озера. Колонна шла неторопливо, и металлические гусеницы жрали асфальт точно так же, как их живые собратья – листву. Лейтенант Василий Мырзу сидел в головной машине, и наблюдал за городом. Слава богу, пока все спали. Если изредка кто и выходил на балкон посмотреть, что там за шум внизу, то сразу же скрывался, испуганно задергивая занавески. Боятся, жестко усмехнулся Василий, то-то же и оно. Штатское дерьмо. Наконец-то он покажет всем им, и, главное, кретинам в лампасах, - только и знавшим, что устраивать спартакиады между солдатами, да распродавать оружие молдавской армии всяким Йеменам, Алжирам, да Конго, - что такое настоящая армия. Армия создана для войны. А он, лейтенант Мырзэ, - военная машина. Двенадцать лет унижений забудутся. Двенадцать лет: за это время он закончил военный колледж, постиг науку убивать и избежать смерти, и что? Молдавская армия, каждый год сокращавшая воинские части, три патрона, которые выдавались в год одному солдату для стрельб, пьяные майоры и жирные полковники… Василий Мырзэ уже всерьез подумывал над тем, чтобы бросить службы. Тем более, жена, Марчика, последнее время все чаще пилила его: в доме нет денег, говорила она, разве об этом мы мечтали, когда оставили дом родителей, и уехали в Кишинев учиться? Разве об этом мы мечтали, когда ты попросил меня спуститься в подвал, помочь набрать вина, и там признался мне в любви, и обещал жизнь, полную счастья, и могилу в розах, покрытую золотом?

Василий жестко усмехнулся. Конечно, все было немного не так. В подвал она спустилась сама, да и в любви первой призналась она же. Что ж. Он жену не обманет. Началась война, и них будут деньги. У штатского дерьма всегда полно в домах денег, ковров, и мебели. Глядишь, и на золотой саван им с Марчикой хватит, когда они, старые и счастливые, умрут через семьдесят лет в один день.

Лейтенант, приноравливаясь к тряске танка, вытащил из кармана монетку, и будто бы уронил на пол. Если «решка», стану генералом. «Орел» – остановлюсь на полковнике. Лишь бы они не сразу сдались. Лишь бы война была долгой. Монетка упала «орлом». Деньги. Это, конечно, не главное. Это для жены. Для него, Василия, главное, воевать. Тесть, - старый кретин, когда-то сказал ему, - «воюют пускай дураки, а ты служи». Лейтенант ненавидел службу. Его солдаты никогда не маршировали. Но в части никто, лучше него, не знал, как нужно устроить засаду на колонну, или ворваться в защищаемый город. Я создан для войны, - угрюмо думал Василий, - создан.

А все президент, дай ему Бог здоровья.

Василий похлопал водителя по спине, и заорал в рацию для всей колонны:

Первую же девку, которую встретим, отдаю вам, ребята. Первого же мужика раздавим на полном ходу, на хрен!

В рации захохотали. Водитель согнулся еще больше. Ничего, подумал Василий, после первой девки, после первого убитого мужчины, все поймет.

Лейтенант, - создавалось впечатление, что капитан из другой колонны говорит, потряхивая одновременно трещоткой, - умерьте ваш пыл. Мы еще из Кишинева не выехали. А это наша столица. Воевать будем за рекой.

Лейтенант отключил рацию, и презрительно сплюнул. Водитель страдал: танк изнутри отдраивал он.

Наша столица, - гнусавым голосом проговорил Мырзэ, - наша столица. Война началась. Война. Война все спишет. Через день здесь такая неразбериха начнется, что до штатских никому дела не будет. У тебя когда последний раз баба была, солдат?
Весной. На храм села капитан отпустил.
Видишь, километрах в двух от нас - парочка?
Так точно.

Водитель смотрел на лейтенанта несколько неуверенно. Василий поощрительно подвигал бровями. Водитель чуть прибавил ходу. Василий кивнул. Наконец, оба одновременно и понимающе улыбнулись.

Лейтенант хохотнул:

Считай, что это наши первая девка, и первый штатский!

ХХХХХХХХХХХХ

ХХХХХХХХХХХХ

Первая капля крови упала ему на лоб. Вторая – на щеку. Потом кровь заструилась по всему лицу президента. Он со стоном открыл глаза, и увидел, что ему на грудь уселась игуана. Видимо, ящерица не нашла ничего более теплого в холодной песчаной пустыне, чем он. И уселась на него, чтобы съесть чудом пойманную птицу.

Президент поморщился, и постарался согнать огромную игуану, усевшуюся ему на грудь. Ящерица, присевшая на теплое тело пообедать, куда-либо уходить не хотела, поэтому пришлось постараться. Отодвигая ящера на песок, президент неприятно поразился: морщинистая, в складках, кожа игуаны очень напоминала его кожу. Я старею, подумал президент, спихнул, наконец, игуану на песок, и приподнялся. В лицо ему ярко светило солнце Мексики. Вдалеке показалась тень: это летел орел. Президент постарался встать, потому что орел, привлеченный кровью на лице человека, вполне мог спуститься сюда, и разорвать ему лицо клювом и когтями. А защитить себя президент бы не смог: ноги у него отнялись, а руки еле шевелились. Так оно и вышло. Орел начал спускаться: не спеша, по спирали. Президент пополз к чахлому кустарнику, хватая песок, как поручни. Орел спускался все ниже, и человек понял, что ему не успеть. Да и не было смысла в бегстве, если хищник его заметил. Поэтому президент закричал, а потом проснулся.

Ты всю ночь ворочался, - сказала ему жена.
Женщина, - терпеливо ответил Снегур, почесывая мощную вширь, но одрябшую грудь, - я слышу этот упрек все тридцать лет, что мы живем вместе.
За тридцать лет, - ворчливо возразила жена, натягивая на подбородок одеяло, - ты мог бы и отучиться ворочаться.
Есть вещи, - все так же терпеливо пояснил президент, - которые мы изменить не в силах. Нельзя отучиться храпеть, ворочаться во сне, нельзя отучиться пить вино осенью, и смеяться хорошей шутке. Наконец, нельзя отучить ворчать женщину, которую слишком любишь, потому что тебе никогда не хватит жестокости, чтобы отучить ее от ворчания.

Жена не ответила: она уже спала. Покряхтывая, Снегур боязливо поставил ноги на холодный пол. По его распоряжению в президентском домике специально топили не очень сильно: если в доме слегка холодно, утверждал президент, то у человека всегда ясный разум. А погреться можно и под одеялом. Чмокнув жену в лоб, Снегур встал, и пошел в ванную.

Доброе утро, президент, - приветствовал его голос из вентиляционной трубы.
Кто еще там? – неприятно удивился президент, на ощупь проверяя длину щетины.
Ваш новый охранник, - глухой голос стал ближе, и, привстав на цыпочки, Снегур увидал лицо говорившего, на вид, лет двадцати пяти, который повторил, - доброе утро…
Доброе, - недовольно ответил, наконец, Снегур, и пустил воду. – А какого черта ты там делаешь, мой мальчик?
Стерегу вашу безопасность, - четко ответил охранник.
Что ж, - поморщился Снегур, - если ты сейчас встал во фронт, то выбрал как нельзя более подходящее для этого место, вентиляционную шахту.
Так точно!
А какого черта ты стережешь мою безопасность, сидя в трубе для воздуха?
Приказ начальника охраны, - отрапортовал охранник, и, поскольку президент все еще молчал, торопливо объяснил, - я очень хотел попасть на эту работу. Готов был на все. Так и сказал. Тогда начальник охраны сказал, что если я готов на все, то должен быть готов нести вахту в этой шахте.
Замерз за ночь? – сжалился над охранником президент.
Еще как, - боязливо ответил тот.
На вот, согрейся. Пей. Это приказ. Пей все.

Президент сунул в шахту бутылку коньяка, которую прятал от жены под ванной. Спустя несколько минут из отверстия высунулась пустая бутылка. Снегур вздохнул, повертел ее в руках, и сунул в мусорное ведро. Начал набирать воду. Перед тем, как лечь в ванную, велел:

Вылезешь оттуда на крышу, проедешь в дом. Старайся не шуметь, жена спит. На кухне найдешь брынзу, яйца и помидоры. Сделаешь себе яичницу. Да, и возьми мясо в горшке, сам готовил. Не вздумай стесняться, это приказ. Понял?
Так точно.
Как поешь, пойдешь в маленькую комнату, и ляжешь на диван: он раскладывается. Это приказ.

Президенту доставляло особое удовольствие после каждой фразы говорить «это приказ». Повелевать он научился с молодости: еще с тех пор, как он, 23-летний выпускник аграрного университета, был назначен председателем колхоза под Кишиневом. Потом он руководил районом, затем – городом. Наконец, стал главой республики. А когда Союз распался, и русские ушли, Снегур стал президентом, и правил вот уже десяток лет. И, сколько он себя помнил, президент только приказывал.

Это приказ, - повторил он, - а как выспишься, явишься в канцелярию, и доложишь о себе. Там тебе выдадут новое удостоверение.

Труба молчала.

Что? – раздраженно спросил Снегур. – Это приказ!
Мой президент, - нерешительно сказала труба, - но у меня еще не просроченное удостоверение.
Да, - кивнул Снегур, перебираясь в ванную, - но это удостоверение охранника. А в канцелярии ты получишь удостоверение начальника охраны. Жена есть?
Что? – охранник опьянел, и резкая смена разговора его сбила с толку.
Женат, говорю? – повторил, нисколько не раздражаясь, переспросил президент.
Никак нет.
Это плохо, - президент потрогал ногой воду, и решил, что можно, - мужчина без дома это не мужчина, а бирюк. А какой дом без женщины? Эх, парень, жениться тебе надо…

Сел, охнул, зажмурился, и звучно фыркнул в воду, после чего поднял голову, и, не открывая глаз, сказал:

Это приказ.

ХХХХХХХХХХ

Президент подозрительно оглядел ботинок, и положил его на стол. Потом клонился, втянул воздух, и выругался:

Черт, воняет!
Резина, мой президент, - виновато пояснил советник, - а стелька не из натуральной кожи. Поэтому очень хорошо впитывает.
Так кожа или резина? – не понял Снегур.
Ботинок из резины, а стелька – из искусственной кожи, - объяснил, съежившись, советник.
Значит, - задумчиво сказал президент, - стелька не из настоящей кожи, поэтому хорошо впитывает запах.
Ну, - захихикал советник, - запах не запах, а когда ноги потеют, то пот впитывается. И уж от него-то и идет запах.
Ты, я вижу, - сурово глянул президент на советника, - большой специалист в обуви. Твоя идея?
Нет, что вы. Это Ридман придумал, советник по экономике.
И как, действует?
Как вам сказать. Пятьдесят тысяч человек пенсии этими ботинками за февраль получили. В районах, конечно, в городе бы на такое никто не согласился. Пока, вроде бы, массовых волнений нет. Но люди, конечно, недовольны. Знаете, если бы хоть кожаные ботинки были, их бы можно было порезать и сварить…
Это еще зачем? – очень удивился президент.
Ну, - неуверенно ответил советник, - чтобы съесть. Кожа, это ведь, своего рода внешнее покрытие свиньи.
Ты что несешь? – разозлился президент. – Зачем им ботинки варить? Что, в стране есть нечего?
Ну, как вам сказать. В селах не то, чтобы очень много продуктов было.
Чушь несешь, - категорично рубанул рукой воздух президент, - как в селе нечего есть, если люди на земле живут? Ты городской, тебе не понять. А я сам из села. Где земля, там растения, там овощи, там злаки. Там и скотина, там и мясо. Да селяне в десять раз лучше, чем городские жители, должны жить.
Понимаете, - грустно объяснил советник, - теперь у каждого крестьянина по клочку земли, а обрабатывать ее нечем. Один человек трактор не купит. Вот урожаи и падают. Вчера на рынке помидоры покупал, оказалось – турецкие. Виноград из Чили, говорят, завозят. Цена, соответственно, очень высокая…
А из-за чего мы их так поделили? – недовольно спросил Снегур. – Какой умник в правительстве так сделал? Почему я проморгал?
Так ведь это было требование американцев, - виновато пояснил помощник, - иначе бы они нам кредит не дали.
И что, дали?
Пока еще нет. Но, говорят, скоро дадут. Просят только, чтобы мы электростанцию еще продали.
Единственную электростанцию? Не продам!
Тогда совсем плохо будет. Кредит не дадут, и денег на закупку пшеницы не хватит. Оголодаем.
Ты тоже, что ли, не доедаешь? - насмешливо глянул на советника Снегур. – Если так, бери ботинок, дарю. Сваришь, и съешь. Дурак! Это же надо, он мне про села рассказывает…

Советник покорно глядел в пол, грустно думая о том, что в последний раз президент был в селе лет пятьдесят назад. Снегур с двадцати лет попал на комсомольскую работу, и что такое труд на земле, уже не помнил. Но свое крестьянское происхождение помнил, и очень им гордился.

Я сын земли, - пафосно говорил он иностранным дипломатам и своим помощникам, - настоящий, как Адам, из глины…

Президент вздохнул, и еще раз посмотрел на ботинок. Выдавать пенсии и зарплаты калошами, что ж, идея неплоха, раз денег нет. Людей, конечно, чуть жаль.

Они ведь, - с надеждой сказал он советнику, - пенсионеры эти, ведь им ничего же не стоит продать эти самые ботинки, да? То есть, мы им все равно, как будто пенсии даем?
Гм, ну, почти так.
Что значит, почти?
Понимаете, - советник решил быть предельно откровенным, и потому широко распахнул глаза, - чтобы эти ботинки продать, нужен покупать. Так?
А что, - президент опять повертел в руках обувь, - не найдется покупателей?
Да покупатели-то, может, и найдутся, хотя немножко непонятно, кому вдруг понадобятся пятьдесят тысяч пар резиновой обуви с искусственными стельками. Так ведь и покупателю деньги нужны. А в селе сейчас человека с деньгами трудно найти.
Пусть тогда это, - президент с трудом вспомнил прочитанный им на днях учебник по маркетингу, - продают ботинки в кредит.

Помощник глянул так печально и так мягко, что Снегур понял: его предложение явно абсурдно. Вздохнув, президент спросил:

Почему нам не везет, а? Вроде бы и не ворую я, живу скромно, а страна все равно в бедности.
Так мы ведь развивающееся государство, - напомнил советник, - совершаем переход от тоталитарного советского общества к рынку и демократии. Наследие прошлого давит.
В прошлом жили, - недоуменно вспомнил Снегур, - хорошо. Я бы сказал, даже очень. Что случилось, не пойму. А в правительстве у меня все равно воры.
Вот, - закивал советник, - совершенно точно изволите говорить. Премьер-министр на прошлой неделе знаете, что учудил?
Рассказывай уж.
Взял у кондитерской фабрики кредит на два миллиона долларов под собственное поручительство, а деньги отдавать отказался. Ну, они ему судом пригрозили, так он им только половину вернул. И не деньгами…
А чем?
Кефиром. Пятнадцать автоколонн с кефиром сейчас во дворе кондитерской фабрики простаивают. Один из кондитеров, говорят, который заместителем директора фабрики, выпил пятнадцать литров кефира, и чуть не лопнул. А кефир, он ведь слабоалкогольный напиток, в нем полградуса спирта есть. Так кондитер напился, получается, и с горя, в расстройстве чувств, пошел к правительству с большим ножом. Сам был в чем мать родила. Кричал, что зарежет Турлева, как свинью.
Зарезал? – рассмеялся Снегур.
Нет, полиция не дала. Упрятали кондитера сейчас в сумасшедший дом. Фабрика, говорят, на грани банкротства. А на Турлева теперь в суд подает молочный комбинат.
Это еще зачем?
Ну, кефир ведь Турлев не купил. В кредит взял. Под собственное поручительство.
Да чтоб вас всех!

Президент встал, и походил по кабинету. Это его успокаивало. Потом присел, и задумался. Советника Ридмана он принял на работу для того, чтобы никто не называл его, Снегура, антисемитом. Это была единственная причина, по которой Снегур взял Ридмана в советники. И это абсолютно не помогло: Снегура по-прежнему называли антисемитом. Причина этого была просто: Снегур, как и подавляющее большинство бессарабцев, был антисемитом. Это еще полбеды. Дело в том, что Ридман очень плохо разбирался в экономике. Президент, поморщившись, вспомнил, как Ридман ввалился в его кабинет с огромной книгой, в которой была тысяча страниц.

Это еще что? – спросил президент советника, и съязвил, - докладная записка?
Это, - недовольно пожевал губами Ридман, - основы маркетинга. Написал всемирно известный экономист Кетлер. Вам просто необходимо ознакомиться с этим трудом, чтобы уяснить, каким путем должна пойти Молдавия в своем экономическом развитии.
Яша, - жалобно сказал президент советник, - я ведь из простых людей. Не семи пядей во лбу, как ты. Вы, евреи, народ умный. Энштейн, Моисей, Ариэль Шарон, все такое. Избавь меня от этого вашего маркетинга. Сам прочитай, и действуй, как нужно.

И вот, Ридман стал действовать. Пенсии выдали резиновыми ботинками. Снегур был более чем уверен, что ботинки подкинул Ридману кто-то из знакомых, по сдельной цене. Надо бы проследить, где и какой дом начнет теперь строить Ридман.

Молдаване, - с ненавистью сказал молдаванин Снегур, - стоит им украсть где-нибудь хоть один лей, они сразу же начинают строит дом. Даже если у них уже сто домов. Что за народ?!
Простите? – виновато спросил советник, разбиравший бумаги.
Ничего, - махнул рукой президент, - продолжай работать.

А ведь Ридман, - и Снегур это знал, - был плохим экономистом. Указ о назначении его советником буквально спас Ридмана от кредиторов, заимодавцев и банкротства. Магазин «Тысяча и одна ночь», - огромный супермаркет, выстроенный на собранные в залог деньги, - прибыли не приносил. Работники получали мизерные зарплаты, клиентов обслуживали ужасно. Но стоило какой-нибудь газете написать об этом, Ридман немедленно выступал в прессе с гневной речью: его преследуют за то, что он еврей. Впрочем, это было не его личное изобретение. Когда Снегур хотел выгнать мэра Кишинева с поста, - дороги в городе были в ужасном состоянии, - тот немедленно выступил с речью. Это политический заказ, - со слезами в голосе вещал мэр по городскому телевидению, - цензура, нарушение демократических прав и преследования режимом неугодных ему людей. Скоро дойдет до того, с грустью подумал Снегур, что учителя в школах перестанут ставить плохие оценки, опасаясь обвинений в тоталитаризме. Интересно, что еще придумает Ридман? Перестанет выдавать зарплаты, объявив, что государство берет у бюджетников деньги в долг? А ведь, когда ему, президенту, обещали подыскать хорошего советника по экономике, то Ридмана очень нахваливали. Жесткий, волевой бизнесмен, настоящий кудесник… Тьфу! Правда, все остальные не лучше.

Снегур, глядя на советника, усердно шевелившего губами над листом, стал думать, где бы ему найти хорошего премьер-министра. Вспомнил предыдущих. Первым был Мирча Друк. Тот сам замышлял стать президентом, да еще и войну собрался развязать: еле удалось его свалить, и отправить в Румынию. Сидит сейчас там, в Сенате, штаны на заднице протирает. Второй, Зубук, продал американцам все Военно-воздушные силы Молдавии. Прямо-таки все сорок самолетов и продал. Даже «кукурузники» загнал, сволочь! Снегур тогда чудом отбил маленький военный истребитель, на котором его катал министр обороны.

Истребитель-то оставь, - сурово сказал он Зубуку, суетливо глядевшему куда угодно, только не в глаза своему президенту. – Продаешь, когда помру.

И вот с таким материалом приходится работать. Проклятые людишки. Что самое обидное, других не найти. Снегур с раздражением подумал об общественном мнении. Все жалуются на коррупцию, но стоит появиться возможности, и тот, кто возмущается блатом в университетах, моментально пристроит сына на нужный факультет. Все клянут воры, но выдерни с земли крестьянина Иона, назначь министром, и он сразу же начнет воровать. Все клянут мэра за грязный город, при этом бросая окурки и обертки на тротуар. Что за люди? Дерьмо, а не люди. Тут даже диктатором не станешь: в стране с такими-то людьми.

А ведь ему деньги нужны. Деньги. Не для себя. Для страны. Чтоб еще год здесь никто от голода не подох. Чтоб зимой в домах тепло было. Еще год. А потом…

Что-нибудь еще придумаем. И ведь удавалось же ему выкручиваться двенадцать лет! Схема простая. Делаешь для американцев что-нибудь приятное, то, чего они просят, лишаешь хлеба тысячи ртов хлеба, потом получаешь от американцев кредит, поку3паешь на него хлеба, кормишь голодных. Потом, года через три, деньги кончаются. Наступает кризис. Снова уступаешь требованиям американцев, - крупные хозяйства разгоняешь, завод какой-нибудь продаешь, предприятия ворам на растерзание выбрасываешь, - и лишаешь работы тысячи рук. Получаешь от американцев деньги, покупаешь дешевой жратвы, и кормишь безработных. И так – двенадцать лет. А что делать? Не послушаешься американцев, рано или поздно будет здесь еще одна Югославия. К тому же, американцы здорово помогают с коммунистами местными бороться.

Blog

Эра милосердия