Geum.ru

Средства выражения модальности и эвиденциальности в хантыйском языке (на материале казымского диалекта)

Вид материалаАвтореферат
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Мы уже писали о том, что сближает сибирские уральские языки (хантыйский, мансийский, ненецкий, селькупский, энецкий, нганасанский): широко развитые подсистемы притяжательности, объектного спряжения, глагольного пассива, эвиденциальные формы, аудитив, адмиратив, всевозможные “однако”, “оказывается”, “гляди”, “слушай”, “слышно”, ”видно” и т.п.


Формы именно с таким значением (ср. упомянутый выше аудитив) названы в работе по обдорскому диалекту хантыйского языка формами латентива (Николаева 1995: 126-127). В казымском диалекте эти формы характеризуются теми же свойствами и признаками, но, в отличие от форм обдорского диалекта, они чаще выражают также и значение миративности.

Форма на -m передает чаще всего умозаключение по явным признакам (инферентив); всегда присутствует компонент “несоответствие ожиданиям” от простого “оказывается” до более сильного “к удивлению” (адмиратив):

In woj leŋkεm wars paj iłpija χăńεmu-m-ał, at jiŋkłał ił răńŋałmał ‘Этот зверек под кустом спрятался, оказывается, и росу стряхнул’;

Wăj, năŋ χuti ar łew-m-en! ‘О, как ты много съел, оказывается!’

Форма на -t чаще всего имеет значение непосредственно воспринимаемого “неожиданного” действия:

Aŋkarmasum – ńŭr ma jŭpεmn pŭpije εt-t-ał! ‘Оглядываюсь - позади меня выходит медведь!’

Компонент умозаключения (+инферентив) в форме на -t реализуется реже – и обычно анализируется как “неуверенность восприятия”, чему способствует регулярное сопровождение ее в этом случае частицей ăłmŏnti (ki) ‘как будто, словно’:

Liw ăłmŏnti wεra śi păł-t-eł ‘Они словно бы сильно боятся’.

Форма на –t, по сравнению с формой на –m, употребляется гораздо реже, но определенное количество примеров (в записях разговорной речи) имеется, например:

Tum joχłan śi juχtijł-t-eł, aśεm lupł ‘Те люди и приезжают, оказывется, (как) отец говорит’;

Śi χănnεχŏjen mŭŋ χotewn, nεš, wŏł-t-ał ‘Этот человек в нашем доме, оказывается, живет’;

Łŭw χŭłaŋ ńań wεr-t-ał ‘Она рыбный пирог делает, оказывается’.

В конструкции с указанной формой могут быть преобразованы практически любые предложения, употребленные с иными глагольными формами. Возьмем, к примеру, ряд фраз разговорной речи:

Aśεm eweł ł’awta-t-ał ‘Отец (мой) дочь (его) ругает, оказывается’; N’awrεmat χŭł łε-t-eł ‘Дети рыбу едят, оказывается’; Ma puškan ewałt εsał-t-εm ‘Я из ружья стреляю, оказывается’; Năŋ χołła-t-en! ‘Ты плачешь, оказывается!’; Ma uł-t-εm tăłaŋ at măr! ‘Я сплю всю ночь не просыпаясь, оказывается!’; Năŋ juwraja jŏš χuli wŭš-t-en ‘Ты неправильно улицу переходишь, оказывается’; Towijn tăm juχanen wŭtŋa εptijł-t-ał ‘Весной эта река широко разливается, оказывается’; Min jajumn kisarn junt-t-εmn ‘Мы с братом (двое) в карты играем, оказывается’; Śiśkŭrekat wŭramat pŏrant-t-eł ‘Куры грядки истаптывают, оказывается’; Ma, nεš, jułta χăś-t-εm ‘Я, оказывается, сзади остаюсь’; Năŋ, nεš, mis pŏsti ănt χoš-t-en ‘Ты, оказывается, корову доить не умеешь’; Puχεm kamn junt-t-ał ‘Сын мой на улице играет, оказывается’; Min năŋ piłana, nεš, wŏjtantijł-t-εmn ‘Мы с тобой (двое), оказывается, повстречаемся’; Łin mintti, nεš, łεpał-t-an ‘Они (двое) нас (двоих), оказывается, обманывают’.

Материал хантыйского языка подверждает правомерность применения двух терминов, которые ранее были упомянуты в данной статье, со следующим содержанием (дефиницией): эвиденциалис (формы на -t, -m, -ti pit-t-, -um) – эпистемологическое наклонение, в формах которого содержится указание на то, что у говорящего имеется источник информации о называемом действии; миратив (формы на -man) – модальное наклонение, формами которого сообщается о новой информации, еще не включенной в картину мира говорящего. Относительно хантыйских форм на -man следует добавить, что значение миративности (и даже адмиративности, т.е. изумления) – это значение, которое может вноситься дополнительными средствами (лексикой, интонацией); без этих дополнительных средств данные формы выражают значения перфекта (перфектности) – результатив, статальный пассив и статальный антипассив. Значение миративности (и даже адмиративности) может возникать как вторичное также у форм эвиденциалиса. Формы на -t, -m, -ti pit-t-, -um – это причастные формы в финитном употреблении, которые в других работах по хантыйскому языку фигурируют под названиями типа “нарратив”, “абсентив”, “латентив”, “неочевидное наклонение”, но от этих терминов теперь необходимо отказаться.

Теперь сделаем определенные выводы о системе наклонений хантыйского глагола с учетом того факта, что в плане выражения модальности и эвиденциальности (особенно, конечно, эвиденциальности) система хантыйского языка ближе всего к самодийской, и тем самым отличается от той системы, что представлена в других финно-угорских языках.

В современных самодийских языках число наклонений уже превышает три. Причем оно различается не только по языкам группы, но и нередко по диалектам одного языка (см., например, Вербов 1973: 98-100; Sammallahti 1974: 81-83; Терещенко 1965: 895-902; Хайду 1985: 239; Терещенко 1966б; Терещенко 1979: 210-220; Сорокина 1975; Очерки селькупского 1980: 235-249; Moreva 1985: 59; Кузнецова 1987б: 99-114 и т.д.). Большое разнообразие наклонений в пределах языковой группы свидетельствует об относительно позднем формировании некоторых из них в ходе обособленного развития каждого из входящих в группу языков (Серебренников 1974: 203). Признается, что маркерами наклонений в современных самодийских языках стали простые и усложненные показатели глагольных имен (Künnap 1978: 76, 77-78, 140 и т.д.). Соответственно каждый из языков расширил границы категории наклонения за счет включения в нее новых граммем. Но и это приобретенное языками состояние не остается неизменным. В них появляются новые формы, старые получают новое осмысление или новые функции. Например, в южном ареале селькупского языка успешно развивается дезидератив (Кузнецова 1995: 99-104). Можно возразить, что выделяемое число наклонений часто зависит от теоретических взглядов исследователя. Но известно, что в отношении селькупского языка исследователи были всегда строги и последовательны, избегая рассмотрения аналитических конструкций; тем не менее число наклонений, выделяемых в известных работах по грамматике селькупского языка, колеблется от шести до восьми, т.е. незначительно. Парадигма категории наклонения с наибольшим числом членов выделяется в тазовском диалекте селькупского языка (индикатив, императив, конъюнктив, оптатив, кондиционалис, дебитив, аудитив, латентив). В других диалектах селькупского соответствующая парадигма отличается от 8-членной прежде всего количественно (нет аудитива, дебитива, латентива) и очень незначительно качественно (тым., нар. - дезидератив, или Modus der Absicht - Moreva 1985: 59 ~ буд. вр. индикатива; кет. – адхортатив < оптатив – Кузнецова 1987б: 100-101; Кузнецова 1991: 257).

В южном диалектном ареале селькупского языка в парадигму наклонения включаются: индикатив, императив, конъюнктив, которые представлены во всех диалектных подразделениях, а также оптатив, адхортатив, дезидератив, распространение которых более ограничено (Кузнецова 1995: 75-76). Таким образом, сводная таблица по селькупскому наклонению выглядит следующим образом (сокращения диалектов селькупского языка: тым. - тымский, нар. - нарымский, кет. - кетский, об. - обский, таз. - тазовский):




тым.
нар.
кет.
об.
таз.

Индикатив
+
+
+
+
+

Императив
+
+
+
+
+

Конъюнктив
+
+
+
+
+

Оптатив
+
+
-
+
+

Адхортатив
-
-

+

-
-

Дезидератив
+
+
-
-
-

Кондиционалис
-
-
-
-
+

Дебитив
-
-
-
-
+

Аудитив
-
-
-
-
+

Латентив
-
-
-
-
+


Схожее положение с количеством наклонений наблюдается в финно-угорских языках “восточного крыла” этой семьи, т.е. в коми, коми-пермяцком, удмуртском, хантыйском и мансийском, с тем лишь различием, что в данных языках развитыми оказались и императивные (побудительные) формы. О них немного подробнее. Как известно, виды побуждения различаются сначала по степени категоричности, в зависимости от того, высказывает ли говорящий просьбу, совет, предложение, требование или разрешение выполнить действие и т.п. (Плунгян 2000: 318). Во многих языках эти значения могут передаваться разными морфологическими показателями императива (часто совмещенными с выражением различных степеней вежливости, а также иногда - с указанием на временную дистанцию). Во-вторых, побуждение существенно различается по своей семантике в зависимости от того, к какому участнику речевой ситуации оно обращено. Прототипический императив предполагает, что будущим исполнителем действия является непосредственный адресат говорящего, т.е. второе лицо. Однако возможны и различного рода “смещенные” (или несобственные) побуждения, которые обращены либо к первому, либо к третьему лицу. Если исполнителем является первое лицо (как правило, не единственного числа), то побуждение обычно трансформируется в приглашение к совместному действию (ср. русск. давай-те); напротив, в случае исполнителя, совпадающего с третьим лицом, прямое побуждение трансформируется в косвенное: на непосредственного адресата говорящего возлагается задача воздействовать на реального исполнителя (ср. русск. пусть он…).

Весьма своеобразный аналитический способ выражения запрета характерен для многих финно-угорских языков, использующих конструкции с императивом так называемого “запретительного глагола” (финское äl-, хантыйское ał и др.), который, как правило, не употребляется за пределами прохибитивных конструкций (Плунгян 2000: 319). В словаре финского языка находим соответствующие примеры:

älä imperat. ты не…; älä mene sinne не ходи туда;

älkää imperat. вы не…; älkää tehkö niin не делайте так;

и пояснение к этим формам финского языка заключается в том, что единица äl- является неотъемлемой частью аналитической глагольной словоформы.

Наконец, особой семантической разновидностью прохибитива является адмонитив, выражающий предостережение адресату относительно возможных негативных последствий совершения действия (‘лучше бы тебе не…’; ‘смотри не…’); специализированные показатели адмонитива характерны, в частности, для австралийских языков. Семантически адмонитив соотносится с прохибитивом примерно так же, как некатегорический императив (или побуждение-совет) – с нейтральным (Плунгян 2000: 320). В этом смысле прохибитив в хантыйском языке тоже выражает адмонитивное значение, но более употребительны формы для 3-го лица, редко – для 1-го лица, а предостережение собеседнику выражается прежде всего с помощью “запретительной” отрицательной частицы ał:





ед.ч.
дв.ч. мин ‘мы-дв.’
мн. мўнг ‘мы-мн.’

ma ‘я’
ăntał keri-ł-um ‘как бы я не упал’
ăntał keri-ł-umn ‘как бы мы-дв. не упали’
ăntał keri-ł-ŭw ‘как бы мы-мн. не упали’

năŋ ‘ты’ / nin ‘вы-дв.’, ‘вы-мн.’
ał keri-ja ‘не упади’
ał keri-jatn ‘не упадите’

ał keri-jati ‘не упадите’

łŭw ‘он, она’ łin ‘они двое’ łiw ‘они многие’
ăntał kerij-ł ‘как бы он(а) не упал(а)’
ăntał keri-ł-aŋn ‘как бы они-дв. не упали’

ăntał keri-ł-at ‘как бы они-мн. не упали’


В хантыйском языке чисто морфологически выражаются только индикатив и императив в узком смысле: показатели лица-числа, отличные от показателей индикатива, имеются только для 2-го лица императива (Каксин 2000: 10-14). На основе форм индикатива образуются формы 1-го и 3-го лица императива, а также формы адхортатива, оптатива, кондиционалиса и конъюнктива.

В четвертой главе рассматриваются лексические средства выражения модальности и эвиденциальности в хантыйском языке, в первую очередь – собственно модальные слова и словосочетания. Эти слова бывают двоякого рода: первую группу составляют модальные глаголы, имена, слова других частей речи, изменяющиеся по тем категориям, которые имеются у той или иной части речи, а во вторую входят неизменяемые слова вводного типа.
Эти слова грамматически не связаны с другими словами в предложении и выделяются в нем особой интонацией. Это – специфическая категория слов, которая используется в языке для выражения субъективно-модальных значений – точки зрения говорящего на отношение высказывания к действительности. Наконец, обе эти группы слов входят составной частью в разряд лексических средств выражения модальности, который составляют также междометия, повторы, связанные словосочетания, фразеологизмы.