Geum.ru

Иркутский государственный лингвистический университет

Вид материалаМонография
Параллели между предложением и словом как единицами номинации
О понятии поля в синтаксисе
Семантическое поле в лексике (к истории вопроса)
Совпадение понятий «синтаксическое поле» и «синтаксическая парадигма» в русском синтаксисе
Сентенциональное поле
Концептуальная природа сентенционального поля
Структура сентенционального поля
Прототипическая ситуация и прототипическая конструкция в сентенциональном поле
Многозначно предложение или глагол в позиции сказуемого?
Он видел часы
John broke the door
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
ГЛАВА V. Сентенциональное поле как объект когнитивного исследования

Ковалева Л.М.


Будучи основными номинативными единицами языка, слово и предложение оказались неравноправными перед лицом лингвистической науки. В то время как в лексикологии выделяются аспекты: «проблема слова как основной единицы языка, типы лексических единиц; структура словарного состава языка; функционирование лексических единиц; пути пополнения и развития словарного состава; лексика и внеязыковая действительность» (ЛЭС 1990, 259), в синтаксисе на первое место ставится изучение сочетаемости и порядка слов внутри предложения, а потом уже – общие свойства предложения как автономной единицы языка (там же, 448). В течение 19-20 веков синтаксис не может преодолеть роль учения о сочетаниях слов (Й. Рис) и развивается как продолжение морфологии. Как в начале прошлого века в синтаксисе изучались функции (классов) слов в предложении и способности слов к распространению, а также структура словосочетания, одной из разновидностей которого считалось предложение (Ф.Ф. Фортунатов), так и сегодня синтаксис определяется как «наука о строении сочетания и предложения» (Тестелец 2001, 22)*. В целом синтаксические исследования опирались на имплицитное композициональное понимание предложения как единицы, состоящей из слов и словосочетаний, а последним отводилась роль строительного материала для предложения.


  1. Параллели между предложением и словом как единицами номинации

В лингвистической литературе слово и предложение противопоставляются как часть и целое и объединяются по номинативной функции. Я.Г. Тестелец выделяет следующие различия:
  1. Предложение имеет более сложную иерархическую структуру, чем слово. Автор обращает внимание на возможное изменение значения словосочетания (но не предложения! – Л.К.) из-за перестановки слов: врача вашего сына, сына вашего врача, вашего сына-врача.
  2. Предложение способно к неограниченному усложнению. Однако тут же автор добавляет: «Сказанное, конечно, не означает, что в действительности могут быть произнесены или восприняты предложения сколь угодно большой длины» (Тестелец 2001, 21)*. Но ведь и слово можно увеличивать и растягивать довольно долго, как в его же примере нем. Lattenzaungitterzwischenraum**. В обоих случаях усложнению мешает не языковая система, а возможности человеческого организма. Что касается семантического усложнения, то неоднократно исследователи высказывали мысль, что содержательно слово богаче предложения (Ю.С. Степанов).

Вероятно, вышеуказанные два отличия связаны более с формальными и количественными, нежели с содержательными и качественными признаками обеих сравниваемых единиц.
  1. Предложение связано с высказыванием, которое удовлетворяет требованиям конкретной коммуникативной ситуации (говорящий, адресат, предмет, время и место сообщения) (Тестелец 2001, 20-22).

Хотя с этим нельзя не согласиться, следует всё-таки заметить, что и номинацию предметов и явлений говорящий осуществляет тоже не в безвоздушном пространстве, и в разных обстоятельствах один и тот же участник одной и той же ситуации называется по-разному: Анна пришла! Хозяйка пришла! Эта мымра явилась и т.д.

Нам представляется, что слово и предложение сближаются в следующих случаях:
  1. Подобно слову, предложение является знаком, который имеет своё содержание (обозначаемая ситуация) и свою форму (синтаксическая структура предложения), и подобно тому, как значение слова не складывается просто из значений его частей, смысл предложения не сводится к сумме значений его составляющих*, и предложение, как и слово, понимается сегодня холистично: как знак, обладающий неделимым смыслом.
  2. Обнаружение синтаксической деривации слова позволяет синтаксису приписывать слову в определённой позиции значение, равное значению предложения (Высота горы меня поразила = То, что гора высокая, меня поразило) (Е. Курилович), причём в этот ряд попадают и конкретные имена, получившие в предложении так называемое пропозитивное значение (термин Н.Д. Арутюновой) (Я надеялся на чашку чая = Я надеялся выпить чашку чая = Я надеялся, что выпью чашку чая).
  3. Тот факт, что в синтаксисе в одном парадигматическом ряду находятся придаточные предложения, вербоидные обороты и члены предложения, выраженные словарной единицей, максимально сближает крайние члены ряда (ср.: Я слышу, что звонит колокол. Я слышу колокол).

Более того, из признания, вслед за Ш. Балли, конструкцией эксплицитной модальности сложноподчинённого предложения с модусным предикатом (Bally 1942; Алисова 1971; Ковалева 2008; Семенова 2007 и др.) следует, что крайними членами парадигмы являются сложноподчинённое предложение и односоставное, репрезентированное одним словом**: Я слышу, что звонит колокол. Я слышу звон колокола. Звонят. Колокол.

Всё это свидетельствует о близости слова и предложения в речемыслительной деятельности.

  1. О понятии поля в синтаксисе

Все вышесказанное наводит на мысль о глубоком семантическом подобии между словом и предложением, основанном на их первичной номинативной функции, и о том, что на предложение могут быть экстраполированы некоторые понятия, относящиеся к слову как единице номинации. Представляется, что к исследованию предложения можно применить понятие семантического поля, связанное, как известно, с изучением вопроса о том, каким образом определённый «кусок» смысла передаётся группой языковых единиц (Begriffsfeld – ономасиологический подход), или каким образом определённая группа единиц (в основном – слов) передаёт определённый смысл (Bedeutungsfeld – семасиологический подход).

Понятие «семантическое» или «понятийное» поле связывается сегодня с идеями лексического поля Й. Трира, Л. Вайсгербера и понятийных категорий О. Есперсена, но исторически восходит к учению В. фон Гумбольдта о «внутренней форме языка» *. Этот термин относится к объединению языковых единиц в одно целое (группу, категорию, словом, – поле) на основе общности смысла. Единицы могут быть однородными (слово в Wortfeld) или принадлежать разным языковым уровням: в грамматике единицы, объединяемые общностью содержания (семантических функций), назывались грамматико-лексическими полями (Е.В. Гулыга, Е.И. Шендельс), функциональными подсистемами (А.М. Ломов), функционально-семантическими полями (А.П. Адамец, А.В. Бондарко, Е.И. Беляева и др.).

Теория поля, по мнению С. Ульмана, «открыла новую эпоху (phase) в истории семантики» (Ullman 1962, 7), доказав свою ценность для исследования лексики, а её недостатки, по мнению Дж. Лайонза, не превышают количество недостатков у других теорий (Lyons 1977, 252). Различные теории полевого устройства языка сыграли выдающуюся роль в решении проблемы структурирования языковых единиц, потому что в языке каждая единица (слово, предложение и даже морфема) есть определённый центр, окружённый родственными по своей природе единицами, образующими некоторые сферы, поля, которые в целом образуют вокабуляр данного языка или корпус всех его предложений и словосочетаний.

    1. Семантическое поле в лексике (к истории вопроса)

Ономасиологическое направление, основоположниками которого считаются Й. Трир и Л. Вайсгербер, в результате развития в рамках структурной лингвистики и под влиянием гештальтпсихологии и концепции Э. Кассирера, опирается сегодня на следующие положения: 1. значение отдельного слова зависит от значения других слов этого же лексического (понятийного) поля; 2. отдельное лексическое поле мозаично и не имеет пробелов (зазоров), поэтому общая сумма всех словесных полей языка содержит в себе всю картину мира; 3. при сдвиге в значении одного слова меняется структура всего поля, из чего следует необходимость замены исследования отдельных слов изучением лексических полей (Bussman 1990, 855). В целом семантическое поле представляет чёткую структуру, в которой между всеми единицами установлены определённые смысловые отношения.

Семасиологическое направление, восходящее к трудам В. Порцига, привлекает внимание к синтагматическому аспекту в строении лексического поля, где слова имеют привычную сочетаемость, имплицируя друг друга (bellen – Hund; blond – Haar), только так они получают своё собственное употребление (eine eigentliche Verwendung) и конкретное значение (sachliche Bedeutung). Поскольку человек сталкивается постоянно с новыми ситуациями и вынужден пользоваться при категоризации каждой новой ситуации единицами, данными ему от рождения и предетерминированными предыдущим развитием языковой системы, в акте речи он приспосабливает известные ему единицы к потребностям выражения мысли. Языковая система предоставляет ему возможность «а) выбора языковых средств, б) различных их комбинаций в речи, в) различных сочетаний вербально выраженных значений и контекстуальной, ситуативной и энциклопедической информации» (ТФГ 1987, 28). При этом происходит ослабление первоначальных связей между словами, и закрепляются новые сочетания. Только учёт расширения сочетаемости единиц в синхронии позволит заметить изменения в значении лексических единиц в диахронии, потому что вариативность – это «один из основных источников и одновременно промежуточных этапов тех эволюционных процессов, которые имеют место в естественном языке» (Абрамов 2003, 216).

Всё вышесказанное даёт нам основание согласиться с мнением Дж. Лайонза о том, что парадигматические отношения у Трира и синтагматические связи у Порцига должны входить (be incorporated) в любую удовлетворительную лексическую структуру, они скорее комплементарны, нежели оппозитивны (Lyons 1977, 261).

    1. Совпадение понятий «синтаксическое поле» и «синтаксическая парадигма» в русском синтаксисе

Понятие «синтаксическое поле» в отечественном языкознании связано с трудами Г.А. Золотовой, которая приравняла его к понятию «синтаксическая парадигма предложения». «Синтаксическое поле предложения – это система, объединяющая вокруг исходной структуры предложения её регулярные грамматические и структурно-семантические модификации и синтаксические преобразования» (Золотова 1973, 201). Г.А. Золотовой удалось упорядочить и систематизировать вокруг исходной модели множество её вариантов и модификаций и построить единую грамматико-семантическую типологию предложения, выявив структурно-смысловые признаки, по которым противопоставляются предложения. Основная модель предложения окружена следующими концентрическими слоями, постепенно отступающими от центра в ближнюю и дальнюю периферию: грамматические модификации; фазисные, модальные, семантико-грамматические модификации; экспрессивные, коммуникативные модификации, монопредикативные синонимические вариации; полипредикативные осложнения модели (Золотова 1982, 182).

Отождествление поля и парадигмы представляется неправомерным, хотя, как отмечает ЛЭС, недифференцированное употребление этих терминов встречается довольно часто (ЛЭС 1990, 381). Понятие синтаксической парадигмы тесно связано с генеративистикой (хотя сам термин в ней малоупотребителен) и относится к ряду синтаксических конструкций, различающихся структурно, но семантически соотносительных, связанных в силу их семантической близости отношениями перифразы (там же), то есть деривационными отношениями. Такое понимание вполне соответствует тому, что у Г.А. Золотовой называется парадигмой и полем.

«Поле» определяется прежде всего как «совокупность языковых (главным образом, лексических) единиц, объединённых общностью содержания (иногда также общностью формальных показателей) и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» (ЛЭС 1990, 380). Таким образом, термины «поле» и «парадигма» находятся в разных классификационных рядах, и мы не видим ни возможности, ни необходимости их синонимического употребления. Именно в отождествлении этих понятий причина того, что даже те специалисты, которые согласились с определением синтаксического поля у Г.А. Золотовой, включили его в класс формальных (!) полей (Всеволодова 2000, 215), хотя основные модели простого предложения в концепции Г.А. Золотовой определены содержательно*.

    1. Сентенциональное поле

Поскольку аналогия между словом и предложением основана на их общей номинативной функции, общее между ними следует прежде всего искать в номинативно-пропозитивном конституенте предложения, в котором поименованы участники ситуации и отношения между ними. Однородность поля предложений в таком случае может быть обеспечена в первую очередь семантическим единством предикатов, которые открывают места для однородных актантов. Модальные, фазисные, экспрессивные и другие признаки предложения относятся к собственно синтаксической парадигматике и параллельны словообразовательным и словоизменительным парадигмам слова.

Всё вышесказанное позволяет нам считать, что сентенциональное поле (СП) образуется предложениями, объединёнными предикатами одной семантической группы и взаимодействующими на основе общности смысла этих предложений, которая определяется общностью их номинативно-пропозитивного конституента. Именно в этом аспекте возможно проведение параллелей между словом и предложением. Противопоставления предложений по модальным признакам (Он спал, Он спит, Он поспал, Он поспал бы) не учитывается. Предложение как член СП может именоваться сентенционалом (С).

Особо следует подчеркнуть, что предложения объединяются в одну группу не на основе общности глагола, как это полагают отечественные лексикологи*, а на основе семантической общности предикатов. В противном случае в один ряд не попадают предложения типа Он боялся и Он испытывал страх; He was afraid to sleep и He feared to sleep; He knew about it и He was aware of it.

Термин «сентенциональное поле» параллелен терминам Wortfeld (word field), т.е. «лексическое (чаще: семантическое) поле» (термины «словесное поле», «поле слов» не употребительны), но не входит в один ряд с термином «синтаксическое поле», который занял уже довольно прочное положение в отечественном языкознании в смысле «парадигма предложения». Между сентенциональным и синтаксическим полем в последнем значении существуют такие же отношения, как между семантикой слова и его морфологическими и словообразовательными парадигмами.

    1. Концептуальная природа сентенционального поля

Приведённая выше аналогия между словесным и предложенческим знаком обязывает нас вернуться к первоначальному пониманию поля, восходящему к понятию «внутренней формы языка» фон Гумбольдта.

Под семантическим или понятийным полем Й. Трир подразумевает «понятийную сферу» (Sinnbezirk, Begriffsfeld), «круг понятийного содержания языка» (Trier 1931, 1-4). Идея «внутренней формы языка» близка современному представлению когнитивной лингвистики о том, что членение структуры языка соответствует языковой картине мира. Определение Л. Вайсгербера: язык – это «интеллектуальная форма мира» (intellektuelle Gestaltung der Welt) (Weisgerber 1928) и вытекающее отсюда определение науки о языке как «учения о понятиях» (Begriffslehre) (там же) сближаются с современным учением о концептуальном содержании языка. Поскольку понимание человеком действительности предопределено по объёму и способу членения самим человеческим сознанием, основная задача исследования понятийного (концептуального) содержания языка сводится к установлению форм и способов членения языковой структуры («Sprachinhaltsforschung ist Gliederungsforschung» (Trier 1934, 175)), а предметом анализа выступают та или другая наиболее структурно расчленённая сфера понятий (концептов) (Sinnbezirk, Begriffsbezirk, Begriffskomplex). Таким образом, предметом изучения становится концептуальная система языка, а основной единицей, подлежащей исследованию, – понятийное поле, то есть, в современных терминах, концептуальная сфера предложения.

Каждое СП покрывает определённую концептуальную область и к нему можно подойти с ономасиологических позиций. С точки зрения формы, СП являются парадигматическими группировками на синтаксическом уровне, так как их единицы однородны и принадлежат одному уровню – уровню предложения. Концептуальная область домена, которому принадлежат СП, имеет название «движение», «каузальность», «восприятие», «(воз)действие», а СП соответственно называются «СП предложений (с предикатами) движения», «СП предложений (с предикатами) восприятия», «СП предложений (с предикатами) (воз)действия» и под.

  1. Структура сентенционального поля
    1. Проблема минимального предложения

Даже если мы попытаемся учесть только предложения, сказанные об одной и той же ситуации, мы столкнёмся с их огромным разнообразием, потому что, как справедливо заметил В. Скаличка, «предложение не способно предсказать бесконечную сложность единичной ситуации – оно может только указать (при помощи слов) (и при помощи грамматических средств – добавим мы – Л.К.) её опорные точки» (Skalička 1948, 35; ср. также: Кацнельсон 1972, 142)*. При этом говорящий может, в зависимости от своего понимания и оценки события и от других экстралингвистических причин, по-разному структурировать в сознании и в языке одну и ту же ситуацию. Главное же, что в мире ситуация не повторяется, она всегда имеет какие-то, хотя бы незначительные отличия, которые могут отражаться в языке различным способом – грамматически, лексически, интонационно, стилистически и т.д. (нас касаются только первые две возможности). Вопрос об определении границ развёртывания предложения, о минимальном и максимальном объёме предложения, о возможностях такого расширения, при котором основная рамка синтаксической модели не подвергается качественному преобразованию, до сих пор остаётся открытым.

Идея минимального предложения заключается в том, чтобы выделить в реальном предложении некоторый центр, ядро, которое удерживает единство предложения, его устойчивую «сердцевину», на которую «наращиваются дополнительные компоненты» (Admoni 1972, 35) и по которой можно восстановить целое предложение.

Исследователи 70-х – 80-х годов прошлого века определяли границы «минимума» предложения при помощи обязательных семантических валентностей предиката. Здесь выделяются два подхода: со стороны лексики и со стороны предложения. Первый абсолютно преобладает и упирается в вопрос о количестве валентностных связей глагольного предиката: одни исследователи настаивают на том, что у глагола не бывает больше трёх валентностей, другие выделяют и семь, и десять, и даже двадцать пять валентностей. Соответственно минимальное предложение становится безразмерным. Второй подход опирается на валентности, обязательно реализуемые в предложении. Сегодня большинство исследователей включает в «ядерную смысловую структуру предложения» субъект, предикат и объект (Фурс 2009), вероятно на том основании, что здесь поименовано главное: участники ситуации и отношения между ними. Однако этого явно недостаточно и по формальным и по семантическим причинам.

Возьмём ситуацию эмоционально-оценочного отношения, категоризуемую обычно предложениями с предикатами любить, нравиться, ценить и т.д. С первым из них существует огромное количество конструкций, например:
  1. Иван любил людей (Возлюби ближнего своего, как самого себя);
  2. Иван любил брата;
  3. Иван любил Машу;
  4. Иван любил шоколад;
  5. Иван любил учиться;
  6. Иван любил играть в шахматы по вечерам;
  7. Иван полюбил играть в шахматы с детьми;
  8. Иван любил Машу за её чудный голос;
  9. Иван любил Машу, потому что она всегда говорила правду;
  10. Иван любил учиться всему новому и мн. др.

Существующие в современной лингвистике методы описания формальной и содержательной структуры предложения позволяют описать эти предложения следующим образом:

Предложения 1-3 легче всех выделяются в одну группу и объединяются по общей семантической структуре «Субъект, Отношение, Объект». К ним применимы термины «элементарное», «минимальное», «ядерное» предложение. Однако даже эти предложения отличаются по значению из-за разницы в Объектах. При этом возможны два объяснения: а) значения предложений различны, потому что в них глагол имеет разное значение (так же объясняется и значение предложения 4); б) разница в значении предложений обусловлена сочетанием различных актантов и одним и тем же предикатом. Так противопоставляется композициональное понимание предложения холистическому.

Остальные предложения в эту схему не попадают. Как отмечал Дж. Лайонз, первоначальные надежды исследователей семантики «объяснить значение всех предложений языка на основе значения относительно небольшого количества ядерных предложений» (Lyons 1977, 468), явно не оправдались.

Здесь необходимо остановиться на вопросе о формальной простоте минимального предложения. Исходя из постулата традиционной, а позднее генеративной лингвистики о первичности, центральности, ядерности простого предложения, синтаксисты долго не замечали тот факт, что существуют предложения, которые вообще не могут быть сведены к простому предложению. Так, в русском языке после глаголов мыслительной деятельности употребляются обязательно придаточные предложения: Я полагаю, что Петя прав; Я считаю, что Петя прав и т.д., которые в принципе нельзя заменить простыми (Иванчикова 1965). В таком случае мысль о том, что придаточные предложения и вербоидные конструкции являются особыми вариантами «именного члена предложения», так как их позиции совпадают с позицией дополнения (Алисова 1971, 31), верна только в том случае, когда простое предложение возглавляет деривационный ряд: Он принёс хлеба; Он принёс поесть; Он принёс, что дали. Предложения с ментальными актантами не являются производными от простых и не могут быть сведены к ним.

Из вышесказанного вытекает весьма важное положение о том, что минимальное предложение не обязательно является формально простым. Необходимо допустить существование минимальных сложноподчинённых предложений (Я считаю, что Р) и осложнённых предложений с вербоидами (Он намеревался уехать).

В отечественном семантическом синтаксисе минимальное предложение совпало с базисной структурой, в которой на основании исследований Т.Б. Алисовой, В.С. Храковского, В.Г. Гака, Л.М. Ковалевой выделяются следующие признаки:
  1. в ней реализованы все обязательные содержательные валентности;
  2. она изоморфна ситуации;
  3. в ней иерархия грамматических единиц соответствует иерархии семантических актантов;
  4. в ней информация выражена эксплицитно и самым экономным способом (Ковалева 1981; 1987; 2006; 2008; САЯ 1997).

Введение понятия базисной структуры можно считать вторым этапом минимума предложения, определяющего его содержательную полноту. В терминах базисной структуры можно рассматривать предложения 5-7, они имеют семантику «Субъект, Отношение, Действие», которая не равна семантике 1-3 предложений. Четвёртое предложение может быть вариантом предложений 5-7: Он любил шоколад.

Предложения 8-10 имеют сходство с предыдущими предложениями, но как описать их семантику, до сих пор остаётся неясным. С одной стороны, для понимания предложения вне контекста все актанты и даже сирконстанты обязательны (В.В. Бурлакова), но поскольку в условиях конкретной речевой деятельности в предложении реализуются функции, принадлежащие частично языковой системе, частично – социальной, а частично – структуре объекта, в речи, с одной стороны, реализуются варианты предложений с опущенными актантами и сирконстантами. Ср. Где молоко? а) Там; б) Выпил; в) Выпили. С другой стороны, предложение может распространяться, как отмечалось выше, теоретически до бесконечности: И где молоко? Да вчера вечером перед сном голодные ребята выпили это молоко с удовольствием…Какова же роль сирконстантов в семантике предложения? Действительно ли они не влияют на его семантику, как в своё время полагал Л. Теньер?

Прежде чем ответить на этот вопрос, вернёмся к примерам 8-9 из приведённого выше ряда предложений. Они явно отличаются от всех предыдущих наличием в их содержании сирконстанта Причины, выраженного словосочетанием (8) и придаточным предложением причины (9). Совершенно очевидно, что сирконстанты принимают участие в формировании семантики предложения, так как привносят в него значение «оценочное отношение». Признание этого факта открывает третий этап в решении вопроса о минимуме предложения, который необходим, чтобы понять его содержание.

    1. Прототипическая ситуация и прототипическая конструкция в сентенциональном поле

В центре сентенционального поля находится то, что Л. Вайсгербер и Й. Трир называли «куском, вырезанным из понятийного содержания языка» (Ausschnitt aus dem Gebiete des Sprachinhalts (Weisgerber 1953, 91), то есть обобщённая ситуация, которая имеет место в действительности и называется прототипической ситуацией. В языке она категоризуется прототипической конструкцией, которая полнее всех других отражает её содержание, является самой частотной и понятной говорящим, когда они имеют в виду именно прототипическую ситуацию. Вокруг прототипической конструкции образуются ряды непрототипических конструкций, которыми говорящий категоризует и прототипическую ситуацию, и отклонения от неё. При описании структуры поля каждый его член имеет своё место в семантическом пространстве. Каждый параметр (dimension) делит это пространство. Получившиеся в результате этого деления ряды предложений отличаются друг от друга. Перифраза любого предложения ведёт к его отдалению / выделению. Непрототипические структуры отличаются от прототипических регулярно: 1) лексически – синонимичными предикатами (любить, нравиться; like, love); 2) видо-временными формами предиката (ему нравилось играть в шахматы; ему понравилось играть в шахматы); 3) различными вербоидами (He liked to play chess; he liked playing chess); 4) чередованием номинализаций (Ему нравилось пение Маши; Ему нравилось, когда Маша поёт), и наконец, 5) употреблением сирконстантов и необлигаторных актантов (Он любит её за доброту; Он любит её первой юношеской любовью).

Вышеприведённые противопоставления маркированы по разным параметрам (dimensions): степень эмоционального отношения (1), постоянное vs временное отношение к чему-либо (2, 3); отношение к процессу в целом vs отношение к его проявлению (4); степень участия расчёта в отношении к человеку (5) и т.п.

Всевозможные предложно-именные сочетания расширяют возможности непрототипических ситуаций категоризовать всё большее количество близких, но отличающихся ситуаций (Семкова 2008). Существование этих конструкций обеспечивает непрерывность СП и его полную номинацию в данное время. Анализируя номинации ситуаций отрицательного эмоционально-оценочного отношения в английском языке, А.В. Семкова замечает в ряде предложений присутствие признака «желание избежать ситуации», например: I hated to give up the hope of University education and worked in a laundry and with my pen to help me keep on (London).

Теория концептуальной интеграции Ж. Фоконье позволяет автору усмотреть здесь наличие двух ментальных пространств, которые образуют бленд «негативное отношение к ситуации – желание избежать данной ситуации». При этом негативное отношение репрезентировано лексически (значение главного глагола), а желание – грамматически (формой инфинитива), так как конструкция с инфинитивом определяется как базисная структура предложений с предикатами желания. Подобные дополнительные признаки создают смысловую вариативность предложения, поддерживаемую формально. Употребление в конструкциях с глаголами этой группы инфинитивных и герундиальных оборотов объясняется в ряде случаев их противопоставлением по признаку «желание избежать ситуации» (подробнее см. Семкова 2008). Такое объяснение, кстати, не требует опоры на многозначность глагола hate.

В какой степени утверждение Й. Трира о непрерывности семантического поля может быть приложено к СП? Представления современной лингвистики о том, что в языке категоризуется недискретный мир, наводят на мысль о соответствующей недискретности языковых единиц, в том числе предложения. Это значит, что в каждую точку исторического времени любая ситуация и все её варианты и оттенки могут быть в принципе каким-то образом номинированы. Разница лишь в том, что в одну точку времени на, скажем, двадцать разных вариантов ситуации существует три специальные формы, а все остальные выражаются описательно, и через сто лет уже четыре специальных формы укрепляется в употреблении. Полнота же категоризации ситуации остаётся всегда на том уровне, который гарантирует взаимопонимание коммуникантов.

  1. Многозначно предложение или глагол в позиции сказуемого?

Спорным остаётся вопрос о предложениях с одним и тем же глагольным предикатом, но категоризующих разные ситуации, типа Он видел часы и Он видел, что опоздал. Относить это различие к различию в значении глагола или предложения в целом?

Скажем, предложение Джон сломал дверь, Джон сломал ногу, нем. John hat die Tür gebrochen, John hat sein Bein gebrochen, англ. John broke the door и John broke his leg категоризуют разные ситуации, но эта разница не отмечена говорящими синтаксически ни в русском, ни в немецком, ни в английском языках, ибо везде это каузативные предложения, действия Джона одинаково обозначены по результату (дверь сломана, нога сломана; die Tür ist gebrochen, das Bein ist gebrochen; the door is broken, the leg is broken). То, что в действительности они обозначают разные ситуации, языком не учитывается, это понятно из синтаксического (не лексического) осмысления актанта John – логические пресуппозиции о двух разных ситуациях позволяют нам категоризовать первым предложением ситуацию, в которой признак «целенаправленная каузация состояния Объекта» не сигнализируется, но и не отрицается (±А), а вторым предложением – ситуацию, в которой этот признак отрицается (-А), причём результат в обоих случаях положительный. Предложения Джон разбил её сердце, нем. John hat ihr Herz gebrochen, англ. John broke her heart трактуется так же, слушающий легко понимает переносный метафорический смысл: результат тот же – сердце разбито.

Употребляет ли здесь говорящий три разных значения глагола ломать, brechen, break? Истинное положение дел и проще, и сложнее. Проще потому, что единство синтаксической структуры позволяет предположить наличие разных значений у глаголов, этим (значениями) и различаются предложения. Сложнее потому, что присутствие одного и того же глагола позволяет отнести разницу в значениях предложений за счёт других компонентов предложения (зд. Объекта) и за счёт пресуппозиций. Это еще один пример противопоставления композиционального подхода холистическому.

Наблюдаемое сегодня в лингвистике стремление уйти от композициональности при исследовании значения различных языковых единиц свидетельствует о том, что языкознание в очередной раз ищет объяснение явлению многозначности на всех уровнях языка.

Исследуя многозначность слова, лексикологи ставили вопросы: объединяет ли глагол несколько значений (традиционно здесь опираются на лексикографические данные), или «отдельные значения, чётко отграничиваемые друг от друга в определённых позициях, в других позициях оказываются совместимыми, выступающими нераздельно» (Шмелев 1973, 77), или они сразу имеют сложную структуру типа to choose – 2. prefer and decide (Thorndike), их называют «склеенными» (Панкрац 1992, 244) или «сложноструктурированными» (Гуревич 2002) предикатами. В последнем случае можно прийти к выводу, что некоторые глаголы логичнее рассматривать с точки зрения «совмещения» нескольких выделенных значений в пределах одной единицы номинации (Панкрац 1992, 80; Яскевич 1998, 10). Таким образом, современные представления о значении слова постепенно уходят от компонентного анализа, упрочившего понимание слова как системы лексико-семантических вариантов. Языкознание на новом витке своего развития стремится по-новому подойти к представлениям о смысловом единстве слова, бытовавшим в лингвистике в первой половине прошлого века. В истории науки это понятие общего значения слова (инварианта) в концепции Р. Якобсона и главного значения в концепции Е. Куриловича. Признавая принципиальную множественность механизмов, обеспечивающих единство значения языковой единицы (Зализняк 2002, 14), А.А. Зализняк предлагает понятие концептуальной схемы (КС), которая представляет собой «способ презентации этой общей идеи, знание которой обеспечивает говорящему возможность употреблять и понимать данное слово в различных контекстах» (Зализняк 2002, 15). В её трактовке «КС сближается с общим значением, а также с инвариантом в том отношении, что речь идёт о сущности более высокого уровня абстракции, чем любое из значений, реализуемых в тексте. От инварианта КС отличается, однако, как по своей внутренней форме, так и по содержанию: это скорее отношение «сущность – явление», чем отношение «неизменное – меняющееся»» (там же, с. 15). КС «заключает в себе представление о конструктивных элементах выбранной концептуальной конфигурации» и реализуется «в форме частных значений той или иной языковой единицы в определённых контекстных условиях в реальном высказывании» (там же, с. 59).

Мысль о существовании у слова некой общей идеи, которая помогает говорящему использовать номинативную единицу в разных условиях, как бы интуитивно растягивая её, натягивая на крайние точки, согласуется и с теорией фрейма, когда под фреймом понимают структуру значения, «пакет информации, хранимый в памяти или создаваемый по мере надобности из содержащихся в памяти компонентов и обеспечивающий адекватную когнитивную обработку стандартных ситуаций» (Герасимов, Петров 1988, 5-11)*. Фрейм максимально сближается с прототипической ситуацией Дж. Лакоффа и М. Джонсона.

Если можно рассматривать значение таких языковых единиц, как слово и его части, как реализацию их концептуальной схемы, поскольку эти единицы являются одинаково знаками, то вполне законно предположить существование КС у предложения, а его разные значения считать вариантами КС предложения. КС обеспечивает единство значения предложения, потому что в ней заключена некая общая идея, интуитивное знание, которое помогает говорящему категоризовать данным предложением определённые ситуации. В таком случае логично понимать предложение холистически.


Литература
  1. Абрамов Б.А. Избранные работы по немецкой грамматике и общим проблемам языкознания. – М.: Круг, 2003.
  2. Алисова Т.Б. Очерки синтаксиса современного итальянского языка (синтаксическая и грамматическая структура простого предложения). – М.: Изд-во МГУ, 1971.
  3. Беляевская Е.Б. Семантическая структура слова в номинативном и коммуникативном аспектах: дисс. … докт. филол. наук. – М., 1992.
  4. Всеволодова М.В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса: Фрагмент прикладной (педагогической) модели языка: Учебник. – М.: Изд-во МГУ, 2000.
  5. Герасимов В.В., Петров В.И. На пути к когнитивной модели языка // Новое в зарубежной лингвистике. – М.: Прогресс, 1988. – Вып. 23. – С. 5-11.
  6. Гуревич Л.С. Методика семантического исследования сложноструктурированных глаголов (на материале глаголов управления в современном английском языке). – Чита: Изд-во ЧитГТУ, 2002.
  7. Зализняк А.А. Многозначность в языке и способы ее представления: автореф. дисс. … докт. филол. наук: 10.02.19. – М., 2002.
  8. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. – М.: Наука, 1973.
  9. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. – М., 1982.
  10. Иванчикова Е.А. О структурной факультативности и структурной обязательности в синтаксисе // Вопр. языкознания. – М., 1965. – Вып. 5. – С. 84-94.
  11. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. – Л.: Наука, 1972. – 215 с.
  12. Ковалева Л.М. О первичных и вторичных структурах в синтаксисе // Лингвистика и методика в высшей школе (Х): сб. науч. тр. – М.: МГПИИЯ им. М. Тореза, 1981. – Вып. 170. – С. 41-51.
  13. Ковалева Л.М. Проблемы структурно-семантического анализа простой глагольной конструкции в современном английском языке. – Иркутск: Изд-во ИГУ, 1987.
  14. Ковалева Л.М. Английская грамматика: от предложения к слову. – Иркутск, 2006.
  15. Ковалева Л.М. Английская грамматика: предложение и слово: Монография. – Иркутск, 2008.
  16. Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. – М.: Едиториал УРСС, 2000.
  17. ЛСГ русских глаголов 1989 – Лексико-семантические группы русских глаголов / Под ред. Э.В. Кузнецовой. – Иркутск: Изд-во ИГУ, 1989.
  18. ЛЭС – Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. – М.: Советская энциклопедия, 1990.
  19. Панкрац Ю.Г. Пропозициональные структуры и их роль в формировании языковых единиц разных уровней: дисс. … докт. филол. наук: 10.02.04. – М., 1992.
  20. САЯ – Современный английский язык (слово и предложение): учеб.-метод. пособие для студентов пед. вузов и фак. иностр. яз. / ред. Л.М. Ковалева. – Иркутск, 1997.
  21. Семенова Т.И. Лингвистический феномен кажимости. – Иркутск: ИГЛУ, 2007.
  22. Семкова А.В. Особенности семантики конструкций с глаголом hate и вербоидами // Современные лингвистичекие теории: проблемы слова, предложения, текста: сб. науч. тр. – Иркутск.: ИГЛУ, 2008. – С. 161-170.
  23. Степанова М.Д. Словообразование современного немецкого языка. – М., 1953.
  24. Тестелец Я.Г. Введение в общий синтаксис. – М.: Изд-во РГТУ, 2001.
  25. ТФГ 1987 – Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис / Отв. редактор А.В. Бондарко. – Л.: Наука, 1987.
  26. Уфимцева А.А. Теории «семантического поля» и возможности их применения при изучении словарного состава языка // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. – М., 1961.
  27. Фурс Л.А. Концептуальные аспекты синтаксиса // Когнитивные исследования языка. Вып. IV. Концептуализация мира в языке. – М.: ИЯ РАН; Тамбов: Изд. дом ТГУ, 2009. – С. 278-301.
  28. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. – М.: Наука, 1973.
  29. Щур Г.С. Теория поля в лингвистике. – М.: Наука, 1974.
  30. Ярцева В.Н. Пределы развертывания синтаксических структур в связи с объемом информации // Инвариантные синтаксические значения и структура предложения. – М.: Наука, 1969. – С. 163-178.
  31. Яскевич Т.В. Репрезентация фрейма “Выбор” в современном английском языке (на материале глагольной лексики): дисс. … канд. филол. наук: 10.02.04 / Т.В. Яскевич. – Иркутск, 1998.
  32. Admoni, W. G. Des deutsche Sprachbau. – Leningrad, 1972.
  33. Bally, Ch. Syntaxe de la modalité explicite // Cahiers Ferdinand de Saussure, 1942.
  34. Bussman, H. Lexikon der Sprachwissenshaft. – Alfred Kroener Verlag, 1990.
  35. Crystal D. A Dictionary of Linguistics and Phonetics. – Oxford: Basil Blackwell, 1989.
  36. Lakoff G., Johnson M. Philosophy in the Flesh. – New York: Basic Books, 1999.
  37. Lyons J. Semantics. – London & New York: Cambridge UP, 1977. – V. 2. – P. 372-897.
  38. Olmsted, D.L. On some axioms about sentence length // Language. – 1967. – V. 43. – № 1.
  39. Scalička V. The Need for a Linguistics of la Parole // Recueil Linguistique de Bratislava, 1948, 1. – P. 21-38.
  40. Trier J. Des deutsche Wortchatz im Sinnbezirk des Verstandes. – Heidelberg, 1931.
  41. Trier J. Das sprachliche Feld: Eine Auseinandersetzung // Neue Jahresberichte für Wissenschaft und Jugendbildung. – 1934, Bd.10. – S. 428-449.
  42. Ullman S. Semantics. – Oxford: Blackwell, 1962.
  43. Weisgerber L. Die Beteutungslehre – ein Irrweg der Sprachwissenschaft? Vorschläge zur Methode und Terminologie der Wortforschung // Indogermanische Forschungen, № 46, 1928.
  44. Weisgerber L. Vom Weltbild dr deutschen Sprache. Die inhaltberzogene Grammatik. I Halbband. – Düsseldorf, 1953.