Ценностные смыслы repentance и forgiveness в английской языковой репрезентации

Вид материала

Автореферат

Содержание Научный руководитель Фгбоу впо « Предмет настоящей диссертационной работы – ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS в английской языковой репрезентации. Объек Методологическую базу Научная новизна Теоретическая значимость Практическая ценность Апробация работы Материалом исследования Объём и структура работы. Основное содержание работы She was repentant toward her father, but she felt that Otto was to blame She managed the recital [ahdel, 2006] I shall never forgive [ahdel, 2010; wnwcd, 2010]. Confession is the first step to repentance. Father Simon approached, took her hand, kissed her on the forehead and said in a gentle voice

Подобный материал:

• Автореферат диссертации на соискание ученой степени, 278.05kb.
• Транспозиция как способ языковой репрезентации перехода к альтернативной концептуализации, 324.71kb.
• Концепты татарской языковой картины мира: репрезентации в лексеме «ДӨНьЯ» 10. 02., 1109.01kb.
• Исследование на тему: «ценностные ориентации студентов», 65.8kb.
• Исследование ключевых смыслов, циркулирующих в рекламе строительных фирм, родилось, 108.93kb.
• «Знакомство с английской литературой. Лимерики», 50.95kb.
• Синонимические средства выражения концептосферы «деятельность» в русской и английской, 599.08kb.
• Риторика и дискурс Межкультурные исследования Фоносемантика Фонетика Проблемы перевода, 30.43kb.
• «Моё педагогическое кредо: смыслы, ценности, приоритеты», 72.89kb.
• Коммуникативные стратегии высокой тональности общения (на материале английской художественной, 437.16kb.

На правах рукописи


Гуторова Полина Владимировна


ЦЕННОСТНЫЕ СМЫСЛЫ

REPENTANCE И FORGIVENESS

В АНГЛИЙСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ


Специальность 10.02.04 – германские языки


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени

кандидата филологических наук


Иркутск – 2012

Работа выполнена в федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Иркутский государственный лингвистический университет»


Научный руководитель: кандидат филологических наук, профессор

Малинович Мария Васильевна


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор,

профессор кафедры английской филологии

ФГБОУ ВПО «Иркутский государственный

лингвистический университет»

Плотникова Светлана Николаевна


кандидат филологических наук, доцент,

заведующий кафедрой иностранных языков

ФГБОУ ВПО «Иркутский государственный

университет путей сообщения»

Скопинцева Татьяна Анатольевна


Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Алтайская государственная

педагогическая академия», г. Барнаул


Защита состоится «11» апреля 2012 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.071.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций в ФГБОУ ВПО «Иркутский государственный лингвистический университет» по адресу: 664025, г. Иркутск, ул. Ленина, 8, ауд. 31.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Иркутский государственный лингвистический университет».


Автореферат разослан « » февраля 2012 г.


Учёный секретарь

диссертационного совета д. филол. н. Литвиненко Т. Е.

Целью данной диссертационной работы является исследование процессов концептуализации ценностных смыслов REPENTANCE / FORGIVENESS и комплексный анализ их репрезентации в современном английском языке в рамках антропоцентрической парадигмы, которая определяется биопсихосоциальной природой человека, коррелирующей с природой естественного языка [Малинович, Ю. М., 2005].

Антропоцентризм современной лингвистики ставит основной задачей языковое моделирование субъекта во всех модусах его бытия, с проявлением его физических, психических, интеллектуальных и нравственных потребностей. В этой связи особо актуальны и значимы исследования разного рода смыслов. В их числе и морально-этические, ценностные смыслы и анализ их релевантности в мире. Эта содержательная проблема представляет лингвистический интерес с позиции анализа и системной репрезентации знаний.

Концептуализация, категоризация и интерпретация человеком окружающего мира осуществляется на основе имеющихся общественных ценностей. Через выражение своего объективного и субъективно-оценочного мнения о них, в речи происходит актуализация ценностных смыслов посредством языковых знаков. Осознание индивидуумом человеческих ценностей происходит тогда, когда он понимает их глубинную основу, истинный смысл и важность для социального бытия, для себя и Другого [Малинович, М. В., 2011].

Выбор аксиологических концептов REPENTANCE / FORGIVENESS в качестве предмета исследования определён следующими причинами:

• в настоящее время оценочность и аксиологические характеристики отождествляются с базовыми характеристиками универсума бытия индивида и социума, одновременно оставаясь среди ещё непознанных в своей глубине, единстве, целостности и в их вариативной языковой репрезентативности [Этносемиометрия ценностных смыслов, 2008; Лингвистика и аксиология: этносемиометрия ценностных смыслов, 2011];
  
• ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS являются сопряжёнными, что находит своё проявление в их причинно-следственном типе отношений, в котором покаяние является предпосылкой или причиной для прощения. Более того, в последнее время в лингвистике наметилась тенденция параллельного изучения взаимосвязанных концептов-смыслов [Малинович, Ю. М., 2002, 2004, 2005; Малинович, М. В., 2011; Мишуткина, 2004; Пашаева, 2004; Баженова, 2007; Саварцева, 2008; Полонская, 2010 и др.];
  
• понятия покаяния и прощения неразрывно связаны с феноменом человека и относятся к числу определяющих факторов его ценностной ориентации, что обусловливает их включённость в английскую языковую картину мира.
  

Актуальность предпринятого исследования определяется устойчивым вниманием современных учёных-когнитологов к проблеме языкового представления констант человеческой культуры, репрезентирующих знания о внутреннем мире индивидуума и его картины мира на материале германских языков [Антропологическая лингвистика, 2003; Воркачёв, 2004; Внутренний мир человека: семантические константы, 2007; Малинович, М. В., 2007; Малинович, Ю. М., 2002, 2004, 2005, 2007; Пименова, 2004; Плотникова, 2005; Семёнова, 2007; Hickerson, 2005; Ottenheimer, 2008 и др.]. В рамки научных интересов попадает языковая объективация ценностных смыслов социального бытия, являющихся регуляторами и смысложизненными ориентирами деятельности субъекта культуры, поскольку в своей семантике отражают его эмоционально-когнитивное состояние в ценностном измерении. Они есть мировоззренческие константы, имеющие образный характер и способствующие установлению и всеобщему принятию ценностей [Серебренникова, 2008]. Предметом лингвистических исследований становятся концепты: «совесть» [Арутюнова, 2000; Урысон, 2000], «долг» [Кошелев, 2000], «прекрасное» и «безобразное» [Баженова, 2004], «моральные качества» [Тимченко, 2004], «верность» и «предательство» [Саварцева, 2008], «гордость» и «унижение» [Полонская, 2010]; категории эгоцентрической направленности: «добро» и «зло» [Пашаева, 2004], «совесть» [Чижова, 2005; Малинович, Ю. М., 2007]; специальное лингвистическое рассмотрение получила языковая актуализация морального дискурса [Ошкина, 2006].

Анализ имеющихся работ показывает: понятия покаяния и прощения привлекали внимание лингвистов, в частности, проводился анализ речеповеденческих актов раскаяния, покаяния, прощения в польском и русском языках [Гжегорчикова, 2004]; в русском и французском языках объектом изучения была семантика глагола сожалеть [Зализняк, 2004]; коммуникативная ситуация извинения/ прощения рассматривалась в русском и английском языках [Туфанова, 2010]. Несмотря на тот факт, что один из исследуемых нами смыслов – REPENTANCE – является смежным с ранее изученными лингвистическими феноменами, такими, как «стыд» [Арутюнова, 2000; Дженкова, 2005; Калинина, 2009], «наказание» [Контримович, 2004], «вина» [Дженкова, 2005], «печаль» [Трушкова, 2011], вместе с тем, до настоящего времени не предпринимались попытки системного научного рассмотрения взаимосвязанных концептов REPENTANCE и FORGIVENESS на материале английского языка, что и определяет актуальность и своевременность темы данного исследования в германском языкознании.

Предмет настоящей диссертационной работы – ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS в английской языковой репрезентации.

Объект – когнитивные механизмы актуализации аксиологических смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS в английском языке.

Достижение сформулированной цели предполагает последовательное решение следующих конкретных задач:

1. обосновать теоретико-методологическую базу исследования ценностных смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS в английском языке;
   
2. определить лингвистический статус REPENTANCE и FORGIVENESS в современном английском языке, их место в иерархии аксиологических смыслов внутреннего мира человека, описать их структуру;
   
3. исследовать процесс актуализации ценностных смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS в лексико-семантической системе английского языка;
   
4. выявить концептуальные связи ценностных смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS;
   
5. раскрыть специфику актуализации концептов REPENTANCE и FORGIVENESS в английском языковом сознании на материале бытийного и религиозного типов дискурса.
   

При решении поставленных задач и реализации цели исследования в работе использовались следующие лингвистические методы и приёмы: концептуальный, дефиниционный, контекстуальный и интерпретативный анализ, гештальтный приём при исследовании метафорических моделей изучаемых концептов.

Данные методы позволили раскрыть понятийное и языковое содержание ценностных смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS, установить их концептуальные признаки, выявить их концептуальное пространство и разработать лингвистическую модель описания анализируемых концептов.

Методологическую базу исследования составляют:

• постулаты о взаимосвязи языка и мышления [Апресян, 1995; Арутюнова, 1988, 1999; Гийом, 2007; Колшанский, 2005; Павилёнис, 1983; Почепцов, 1990; Сепир, 1993; Уорф, 2003 и другие];
  
• принципы антропоцентризма, постулирующие взаимосвязь субъекта с естественным языком [Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории 2003; Апресян, 1995; Арутюнова, 1999; Вежбицкая, 1996; Малинович М. В., 2002; Малинович Ю. М., 2007; Пименова, 2004; Человеческий фактор в языке, 1992];
  
• семиотический подход к объекту исследования: разум человека неотделим от функционирования знаков [Бенвенист, 2002; Васильев, 1990; Дорошевский, 1973; Колшанский, 2007; Моррис, 1983; Никитин, 2004; Соломник, 2004; Соссюр, 1977; Степанов, 1971; Уфимцева, 1974, 2002; Шаумян, 2001; Эко, 1998; Bauman, 1971; Eco, 1984; Fawcett, 1984; Proskurin, 2007; Tobin, 1990];
  
• положения теории актуализации [Апресян, 1995; Балли, 1955; Бенвенист, 1998; Гийом, 1992; Уфимцева, 1974, 2002], постулирующие двуплановый модус существования языка как системы виртуальных знаков и речи – реального функционирования этой системы. Эти положения позволяют осуществить комплексный анализ актуализации языковых знаков-репрезентантов ценностных смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS;
  
• постулаты лингвистики оценки [Арутюнова 1988, 1999, 2000; Баранов 1989; Вольф 1985; Ивин, 1970; Мурясов, 2004; Серебренникова, 2008б, 2011; Solomon, 1984];
  
• языковые аспекты невербальной коммуникации [Колшанский, 1974; Крейдлин, 2004; Нэпп, 2006; Семёнова, 2007; Birdwhistell, 1970; Ekman, 2003; Ruesch, 1970].
  

Научная новизна диссертационного исследования: впервые на материале английского языка проведён специальный комплексный лингвистический анализ концептов внутреннего мира человека REPENTANCE и FORGIVENESS. Разработана теоретическая модель их описания. Установлен их лингвистический статус как ценностных концептов-смыслов внутреннего мира человека и определено положение в иерархии ценностных смыслов внутреннего универсума индивида. Выявлены языковые средства, объективирующие аксиологические смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS, определены их структуры и особенности актуализации словесных знаков, номинирующих данные концепты, аргументирована их сопряжённость, выделены и описаны метафорические модели изучаемых феноменов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В современном английском языке ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS, объективируемые абстрактными именами, – сложные ментальные образования, семантические константы семиосферы внутреннего мира человека, ценностно-этические концепты социального бытия и категории эгоцентрической природы. В сознании носителей английского языка они репрезентируют собой этические ценности, коррелирующие с моральными нормами, установленными правилами, определяющими и координирующими межличностные отношения людей.
   
2. Специфика ментальных объектов, стоящих за абстрактными именами-субстантивами repentance и forgiveness, состоит в том, что они исходно многомерны, ибо объединяют: имя психического (эмоционального и ментального) состояния человека, имя ситуации и имя этического понятия, соответственно, допускают множество интерпретаций.
   
3. Концепт REPENTANCE семантически сопряжён с рядом концептов, среди которых важными для его осмысления являются REGRET, SORROW, SADNESS, REMORSE, GUILT, SELF-DEGRADE, ADMISSION. Ценностный смысл FORGIVENESS взаимодействует и пересекается с группой концептов – MERCY, AMNESTY, INNOCENCE, RECONCILIATION, PATIENCE, CONDONATION, ABSOLUTION. Они выражают лишь часть содержания исследуемых смыслов и в своей совокупности конституируют цельную когнитивную структуру концептов REPENTANCE и FORGIVENESS, создающую их семантически непрерывное пространство.
   
4. Образная сторона концептов REPENTANCE и FORGIVENESS богата разного рода метафорическими моделями, номинирующими и репрезентирующими данные ценностные смыслы как сложные психические (ментальные, эмоциональные) процессы человека, рефлексируемые в его языковом сознании.
   
5. Языковой знак confession номинирует в английском языке вербальную или «высказанную» объективацию феномена покаяния, когда субъект признаётся в злодеянии в присутствии других лиц. Лексема repentance репрезентирует протекающее чувство покаяния «изнутри».
   
6. Сопряжённость и взаимосвязанность аксиологических смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS проявляется в причинно-следственном типе отношений как в бытийном, так и религиозном дискурсах, в котором покаяние есть причина прощения.
   

Теоретическая значимость настоящего исследования определяется его вкладом в развитие германского языкознания, когнитивной лингвистики, лингвистики дискурса, в разработку теории актуализации языковых знаков, проблем языковой концептуализации действительности и внутреннего мира человека с акцентированием особенностей национальной английской языковой и ценностной картин мира; в решение центрального теоретического вопроса современной лингвистики о взаимосвязи языка и мышления, сознания и познания; в последующее развитие актуального для современной германистики направления – изучение ценностных смыслов антропоцентрической сферы и в формирование лингвистической модели их описания.

Практическая ценность работы состоит в возможности применения итогов исследования в лекционных и семинарских курсах по проблемам германского языкознания; в спецкурсах по когнитивной лингвистике, межкультурной коммуникации, лингвистике дискурса, лексикологии и стилистике современного английского языка. Результаты и материалы диссертационного исследования могут быть использованы при составлении учебных пособий по теории и практике английского языка, при написании курсовых и дипломных работ студентов языковых вузов, в практике преподавания английского языка, а также в научно-исследовательской работе аспирантов, магистрантов и студентов лингвистических вузов по актуальным вопросам германистики.

Апробация работы: результаты диссертационной работы обсуждались на конференциях молодых учёных, аспирантов и студентов «Современные проблемы гуманитарных и естественных наук» в Иркутском государственном лингвистическом университете (Иркутск, 2-5 марта 2009 года, 1-5 марта 2010 года, 1-4 марта 2011 года); II Всероссийской научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых учёных, посвящённой 55-летию г. Мирного (Якутск, 24-25 марта 2010 года); первой внутривузовской научно-практической конференции «Аспирантские чтения в ИГЛУ - 2011», (Иркутск, 16-17 мая 2011 года); I Международной научной конференции «Функционально-когнитивный анализ языковых единиц и его аппликативный потенциал» в Алтайской государственной педагогической академии (Барнаул, 5-7 октября 2011 года); заседании методологического семинара «Актуальные проблемы современной лингвистики: проблемы, решения и перспективы» в ИГЛУ (Иркутск, 28 октября 2011 года); заседаниях кафедры теоретической лингвистики ИГЛУ (ноябрь 2009 года, декабрь 2010, декабрь 2011 года). Основные положения и наиболее значимые аспекты настоящей работы нашли отражение в 9 публикациях общим объёмом 4,2 п. л., в том числе в трёх статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых научных изданиях.

Материалом исследования послужили фрагменты текстов, извлечённые методом сплошной выборки из художественных произведений разных жанров британских и американских авторов, публицистической литературы, текстов религиозной направленности и Священного Писания. Привлекались фактологические данные английских лексикографических источников, в частности, этимологических, толковых, синонимических словарей и тезаурусов, а также электронных ресурсов, энциклопедий, материалы Интернет-сайтов и Британского национального корпуса. Общий объём проанализированного фактического материала составляет 5000 единиц.

Объём и структура работы. Диссертация общим объёмом в 189 страниц (из них 160 основного текста) состоит из введения, 3^-х глав, заключения, списка литературы, включающего 188 наименований, из них 26 на иностранных языках, списка использованных словарей (40 наименований) и принятых сокращений, списка источников примеров (101 наименование) и их условных сокращений, приложения.

Во введении обосновываются выбор темы, цели и задачи работы, раскрывается её актуальность и новизна, определяются объект, предмет, научная новизна, теоретическая база, материал и методы исследования, излагается теоретическая и практическая значимость, перечисляются основные методы анализа, формулируются выносимые на защиту положения.

В первой главе «Теоретико-методологический базис исследования» конкретизируется место феноменов покаяния и прощения в ценностной картине мира и в иерархии ценностей, обосновывается лингвистический статус анализируемых феноменов, определяется теоретическая модель их исследования в английском языке.

Во второй главе «Ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS в лексико-семантической системе английского языка» рассматривается семантика языковых знаков-репрезентантов концептов, определяются концептуальные признаки изучаемых смыслов, составляющие их структуру, и устанавливаются их концептуальные связи; исследуются синтагматические связи концептов-смыслов.

В третьей главе «Ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS: актуализация в речи» дана дескрипция прагматических особенностей знаков-репрезентантов ценностных смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS в бытийном и религиозном типах дискурса, выявляются метафорические когнитивные модели концептов и невербальные средства их репрезентации.

В заключении обобщаются основные результаты проведённого исследования и намечаются перспективы дальнейшей разработки данной проблемы.

В приложении представлена схема этимологического анализа ключевой лексемы концепта REPENTANCE и его лексем-репрезентантов.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


В ценностную картину мира входят различные категории ценностей: этические, эстетические, духовные, нравственные и другие. Феномены покаяния и прощения представляют собой этические ценности как таковые, ориентированные на универсальные оценочные понятия добра, зла и долга и происходящие из осмысления межличностных взаимодействий. Актуальность этических концептов обусловлена стремлением общественного разума сократить расстояние между сущим и надлежащим – идеализированным миром, идеей должного, не соответствующей имеющемуся положению дел в мире. Их сложность определена отсутствием у них какой бы то ни было физической оболочки в материальном мире, где невидимое и необозримое представлены «наглядно» только как слова, но «реальным является не только мир видимый, но и ощущаемый, реальны эмоциональные состояния, чувства и отношения» [Чернейко, 1997, с. 121]. Соответственно, действия людей осмысляются как поступки со знаком плюс или минус, когда для этого существует мера – имена, вмещающие этические смыслы, выступающие отражением имеющихся в социуме форм внешней регуляции поведения (честь, репутация), а другие – внутренней, или саморегуляции (совесть, вина), к которым относятся и исследуемые нами ценностные смыслы внутреннего мира человека REPENTANCE и FORGIVENESS.

Имена этических и эстетических норм имеют коннотативные эмоционально-оценочные семы [Там же], невидимые элементы смысла. За каждым словом стоит структура оценки или знания [Кубрякова, 2004]. Изучение функционирования языкового знака, объективирующего концепт REPENTANCE, свидетельствует о его синкретичном характере, поскольку содержит признаки этического и эмоционального концептов, имеющих причинно-следственные отношения, ибо первый обусловливает возникновение второго: субъект оценивает свой поступок как плохой и отклоняющийся от моральных или социальных норм, вследствие чего он кается в его совершении. Являясь составляющей семиосферы, покаяние принадлежит миру внутренних переживаний, непостигаемому, глубокому, скрытому, но ощущаемому и чувствуемому «изнутри»: «My precious dear! I’ve made you unhappy». She felt so repentant [Mansfield, 2007, p. 475]. В лингвистической литературе выделяются два аспекта в реконструкции внутренней сферы человека – с точки зрения стороннего наблюдателя и с позиции чувствующего субъекта [Семёнова, 2007]. Соответственно, внутренние психологические состояния имеют амбивалентное представление в языке:

1) чувство или переживание, реализующиеся на языковом уровне посредством сочетания предиката feel с адъективом repentant или субстантивом repentance, а также словосочетанием feeling of repentance: And what marked the depth of his feeling of repentance, perhaps more than all, considering the passionate love he bore my mother [Gaskell, 2005, p. 213];

2) суждение о том, что человек испытывает конкретное чувство: She was repentant toward her father, but she felt that Otto was to blame [Phillips, 2009]. Становясь наблюдателем собственного внутреннего мира, говорящий оценивает испытываемые им эмоции. Таким образом, покаяние – эмоциональное состояние, переживаемое и оцениваемое индивидуумом. Вышеотмеченное манифестирует: в основе структуры исследуемого ценностного смысла REPENTANCE лежит оценка – этическая и эмоциональная.

В структуре концепта FORGIVENESS облигаторными составляющими являются прощающий и прощаемый, а также присутствует этическая оценка: совершив проступок, грех и причиняя тем самым зло кому-либо, человек, на основе морального сознания и благодаря присутствию Другого, признаёт сам себя виновным, раскаивается за содеянное, что заставляет его просить прощение.

She hesitated – first inclined, then afraid, to believe him. «I have grace enough left in me,» she went on, «to feel the bitterest repentance for the wrong that I have done to Mrs. Linley. When it ends, as it must end, in our parting, will you ask your wife – ?»

Even his patience began to fail him; he refused – firmly, not angrily – to hear more. «She is no longer my wife,» he said. Sydney's bitterness and Sydney's penitence were mingled, as opposite emotions only can be mingled in a woman's breast. «Will you ask your wife to forgive you?» she persisted [Collins, 1994, p. 231]. Вступив в любовную связь с женатым мужчиной, героиня, на основе существующих у неё моральных и нравственных принципов (I have grace enough left in me), восприняла себя и свои действия как предосудительные, аморальные, приравненные к сознательному злодеянию, ибо следствием их любовных отношений стал развод супругов («She is no longer my wife,» he said). Чувствуя раскаяние и вину за собой перед женой своего возлюбленного (feel the bitterest repentance for the wrong that I have done to Mrs. Linley), она, пытаясь каким-либо образом её загладить, настаивает, чтобы он попросил прощение у миссис Линли («will you ask your wife to forgive you?» she persisted). Мужчина испытывает идентичные чувства и также сожалеет о содеянном (Sydney's bitterness and Sydney's penitence were mingled), что находит своё выражение в проявлении различного рода эмоций (his patience began to fail him; he refused – firmly, not angrily – to hear more).

Носителями английского языка концепт REPENTANCE оценивается амбивалентно в зависимости от своего содержательного наполнения: как эмоциональное состояние – отрицательно, ибо покаяние представляет собой внутреннее состояние человека, связанное с негативными чувствами и эмоциями (самоунижением, уничижением, страданием, муками совести и другими), как этическая ценность – положительно. Концепт FORGIVENESS имеет позитивную оценку. Проиллюстрируем это положение следующими отрезками речи:

She managed the recital <...> related simply and honestly the chief points on which Willoughby grounded his apology, did justice to his repentance, and softened only his protestations of present regard [Austen, 1963, p. 213];

But he praised the forgiveness of Mr. Peacock's wife, Sandra who had told him: «There is no hatred in my heart for those who killed my husband» [BNC].

Ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS имеют антропоцентричную природу, ибо не существуют вне человека, познающего объективную действительность. Они являются идеальными ментально-психическими образованиями сферы внутреннего универсума индивида, элементами когнитивного знания о том, что есть в его памяти, языковом сознании и одними из ценностных составляющих духовно-нравственного мира. Его семантика обусловливается совокупностью универсальных смыслов – концептов, констант, формирующих определенное семантическое пространство [Малинович, Ю. М., 2007]. Доминирующим признаком всех констант внутреннего мира человека является признак «эгоцентричность», имплицитный или эксплицитный параметр «я» и континуум смыслов, в которых он актуализируется [Малинович, Ю. М., 2003]. В переживании покаяния субъект обращён в себя, к своему индивидуальному, эмоциональному, духовному миру, морально-нравственным ценностям, совершённым проступкам, осознанию причинённого зла. Лексема forgiveness не является обозначением эмоции в собственном смысле, но включает в своё значение указание на различные эмоциональные состояния индивида на момент его (прощения) совершения. В акте прощения в сознании со стороны прощающего происходит «стирание» чужой вины и желания возмездия или мести. Со стороны прощаемого – признание своей вины перед кем-либо, сожаление и раскаяние за содеянное, что побуждает личность просить прощение. Это свидетельствует о ярко выраженном эгоцентрическом характере покаяния и прощения.

REPENTANCE и FORGIVENESS репрезентируют собой этические, абстрактные, следовательно, дискретные для прямого постижения сущности, принадлежащие морально-нравственному универсуму, занимающему значительное место в семантике внутреннего мира индивида. В языковом сознании REPENTANCE и FORGIVENESS представлены как концепты. Их вербальная объективация осуществляется системой языковых знаков, актуализирующихся в лексико-семантической системе языка и речи. В современном английском языке знаковые системы REPENTANCE и FORGIVENESS зафиксированы за абстрактными именами существительными repentance и forgiveness, выступающими номинантами одноимённых концептов-смыслов.

Обращение к словарным толкованиям 25 лексикографических источников [OED, 1933; CSDEL, 1934; CODCE, 1951; ACD, 1953; AED, 1955; RNDEL, 1966; OALDCE, 1974; WNWDAL, 1974; SD, 1983; OSDCE, 1989; WEUDEL, 1989; OALED, 1989; WNED, 1993; LDELC, 1998; LAAD, 2000; OWD, 2000; LDCE, 2001; LDCE, 2005; AHDEL, 2006; WN, 2006; CCALED; WUD; MWLD; MWOD; OOD], позволило выделить следующие концептуальные признаки знака repentance:

Признак «чувство или состояние печали, грусти и сожаления» эксплицируется в дефинициях: a turning with sorrow from sin [CSDEL, 1934, p. 414]; felling of sorrow, etc., esp. for wrongdoing [WNWDAL, 1974, p. 1205]; deep sorrow as for sin or wrongdoing [SD, 1983, p. 773]; feeling and showing that you are sorry about something you have done [OWD, 2000, p. 556]; when you are sorry for something you have done [LDCE, 2005, p. 1393]; They showed no repentance during their trial [CCALED].

Признак «сожаление о совершённом проступке, действии» толкуется как: regret for any past action [CSDEL, 1934, p. 414; ACD, 1953, p. 1028; RNDEL, 1966, p. 1216; AED, 1955, p. 404]: From confession flows repentance and from repentance forgiveness [CCALED]; Each person who turns to God in genuine repentance and faith will be saved [OOD], и словосочетаниях: show repentance for something [OALDCE, 1974, p. 729]; show signs of repentance [OALED, 1989, р. 746].

Концептуальный признак «угрызения совести» выделен на основе следующих толкований: compunction or contrition for wrongdoing or sin [ACD, 1953, p. 1028; AED, 1955, p. 404; RNDEL, 1966, p. 1216; WEUDEL, 1989, p. 1216]; remorse or contrition for past conduct or sin [AHDEL, 2006]: <…> to the people, whose great heart was thoroughly appalled yet overflowing with tearful sympathy, as knowing that some deep life-matter – which, if full of sin, was full of anguish and repentance likewise – was now to be laid open to them [Hawthorne, 1971, p. 35].

Признак «акт, действие или процесс покаяния» представлен в дефинициях: the act of repenting or the state of being penitent [OED, 1933b, p. 465; AED, 1955, p. 404; RNDEL, 1966, p. 1216; WEUDEL, 1989, p. 1216; WUD]: He repented having shot the bird [LDELC, 1998, p. 1128]; He repented his hasty decision [OWD, 2000, p. 556]; He repented of his sins before he died [LDCE, 2005, p. 1393].

Признак «ретроспективность» находит отражение в следующих словарных определениях: deep sorrow for a past sin, wrongdoing, or the like [RNDEL, 1966, p. 1216; WEUDEL, 1989, p. 1216]; when you are sorry for something you have done [LDCE, 2001, p. 1375]: He repented of what he had done [OALDCE, 1974, p. 729]; I began to repent my parting with you [LDCE, 2001, p. 1375]. Этот признак иллюстрирует ментальный процесс возврата к событиям прошлого времени, порождающего оценку поступков личности.

Концептуальными признаками лексемы forgiveness, выделенными нами на основе словарных толкований, являются следующие:

Признак «акт или процесс прощения человека за что-либо» дефинируется как: the action of forgiving [OED, 1933a, p. 453]; the act of forgiving [CSDEL, 1934, p. 216; ACD, 1953, p. 476; AED, 1955, p. 179; SD, 1983, p. 375; WNED, 1993, p. 556; LDELC, 1998, p. 511; MWOD]: But you forgive him, brutal as he is, and I say no more of him, except that I wish he deserved it [Dickens, 1957, p. 648].

Признак «желание простить» фиксируется в дефинициях как: disposition or willingness to forgive [OED, 1933a, p. 453; CSDEL, 1934, p. 216; ACD, 1953, p. 476; AED, 1955, p. 179; WNED, 1993, p. 556]: She is sympathetic and full of forgiveness [OALED, 1989, p. 352]; She treats us with kindness and forgiveness [MWOD].

Концептуальный признак «быть прощённым» толкуется в словарях как: state of being forgiving [ACD, 1953, p. 476; AED, 1955, p. 179; OALED, 1992, p. 352; WNED, 1993, p. 556; MWOD]: He asked forgiveness for what he had done wrong [OALED, 1989, p. 352]; He never admitted he was wrong or asked for forgiveness [LAAD, 2000, p. 568].

Покаяние концептуализируется носителями английского языка как акт, процесс, действие личности, чувство, эмоциональное состояние, являющееся физиологической и психической реакцией на окружающий мир и непосредственно связанные с когнитивной деятельностью индивида. Прощение, выступая одной из сущностей человека, отождествляется с желанием, готовностью, состоянием и актом. Оно есть когнитивный ментально-психический процесс внутреннего мира индивида. Данный набор концептуальных признаков концептов REPENTANCE и FORGIVENESS репрезентирует их инвариант – общий смысл, содержание которого известно всем представителям англоязычного этноса. В основе концепта находится его основной элемент или исходная прототипическая модель [Рябцева, 1991]. Чтобы классифицировать определённую ситуацию покаяния или прощения, говорящий/ слушающий субъект должен иметь некое идеальное представление о ней, включающую в себя набор типичных семантических компонентов – когнитивную модель. Благодаря ей, выступающей в качестве когнитивного основания, обеспечивается понимание между коммуникантами. Прототипическая модель или ситуация покаяния включает в себя следующие компоненты: субъект покаяния (тот, кто кается), процесс или акт покаяния, его объект (эмоция) и причина (почему раскаивается). Для ситуации прощения облигаторными составляющими являются субъект прощения (тот, кто прощает при наличии желания простить), сам процесс прощения, его причина (почему субъект прощает и за что) и объект (тот, кого прощают). Субъект и объект прощения могут совпадать.

Основной постулат когнитивной семантики: концепты формируются и интерпретируются «на фоне» других структур знания [Морозова, 2005]. Исследуемые нами концепты REPENTANCE и FORGIVENESS обладают богатым номинативным потенциалом, включающим в себя синонимические ряды и отношения гиперонимо-гипонимического характера среди объективирующих их лингвистических средств. Семантика языковых знаков, актуализирующих в речи данные ценностные смыслы, создаёт семантически непрерывное пространство, где каждый отдельный словесный знак связан со значением других, что обусловлено синергетической речемыслительной деятельностью индивида. Концепт REPENTANCE взаимодействует и пересекается с рядом других концептов: REGRET, SORROW, SADNESS, REMORSE, GUILT, SELF-REPROACH, ADMISSION. Ценностный смысл FORGIVENESS семантически сопряжён с MERCY, AMNESTY, INNOCENCE, RECONCILIATION, PATIENCE, CONDONATION, ABSOLUTION. Они выражают лишь часть содержания исследуемых смыслов и в своей совокупности конституируют цельную когнитивную структуру концептов REPENTANCE и FORGIVENESS. Так, корреляция ментальных явлений REPENTANCE и REMORSE определяется тем, что в последнем заложена сема глубокого мучительного и терзающего чувства вины за совершённый проступок, самопорицания, порой отождествляемое с физической болью, муками и страданиями. Однако, несмотря на смежность языковых знаков repentance и remorse в сознании носителей английского языка, существует их существенное концептуальное отличие. Проиллюстрируем это положение языковым материалом:

I had weight of guilt upon me enough to sink any creature who had the least power of reflection left, and had any sense upon them of the happiness of this life, of the misery of another; then I had at first remorse indeed, but no repentance [Defoe, 2008, p. 93]. Довлеющее чувство вины породило у героя раскаяние, муки и угрызения совести за совершённые поступки (I had weight of guilt upon me), но данное эмоциональное состояние субъект номинирует именно лексемой remorse, а не repentance (I had at first remorse indeed, but no repentance).

В следующем фрагменте речи говорящий напрямую постулирует сущностное наполнение и различие исследуемых знаков:

«Remorse! remorse! No, no, David! Remorse is for feeble souls; remorse is the virtue of hell; remorse would sin again if it could. I have repented, David, and repentance ends all» [Barr, 2010, p. 173].

В английском языковом сознании концепты REPENTANCE и REGRET, несмотря на их близость, не полностью отождествимы:

«I am really most awfully sorry» he said again.

«I find it difficult to believe in the sincerity of your repentance» said the Rector frowning.

«My regret you may believe in,» said Vernon stiffly. «There is no ground for even the mention of such a word as repentance» [Nesbit, 2010]. Учащийся университета выражает сожаление по поводу совершённого, что объективируется сочетанием адьектива awfully в превосходной степени с языковым знаком sorry (most awfully sorry). Оскорбленный поведением студента, ректор ждёт от него выражения должного раскаяния за содеянное, высказывая своё сомнение в искренности покаяния (I find it difficult to believe in the sincerity of your repentance), содержащее иллокутивную силу воздействия на собеседника с целью изменения его поведения. Однако, по мнению молодого человека, совершённый им проступок не является настолько серьёзным, что ему следует покаяться (There is no ground for even the mention of such a word as repentance). Он выражает лишь сожаление, объективируя его лексемой regret (My regret you may believe in). Употребление обозначенных словесных знаков свидетельствует об их существенных концептуальных различиях в сознании англоязычных носителей. Лексема repentance служит для проявления более глубокого чувства, приносящего тяжёлые, долгие, негативные, мучительные страдания субъекту. Языковой знак regret также используется для выражения схожих чувств, но не такой высокой степени отягощённости чувством вины и отрицательных эмоций.

Согласно изученным словарным толкованиям, концепт FORGIVENESS содержит семантический компонент «желание, расположение простить», объективирующийся в современном английском языке языковыми единицами willingness и disposition. Желание есть одно из условий существования нравственного и ответственного поведения. Его наличие служит средством основания к действию и присутствует в составе всех процессов, направленных на достижение результата [Воркачёв, 1997]. Имплицитный компонент «желание простить» обусловлен отказом от намерения отомстить обидчику за нанесённый ущерб. Со стороны того, кто просит прощения – это желание быть прощённым:

<…> my own voice seemed to me muffled, lost in un irresponsive deaf immensity. «We all want to be forgiven,» I added after a while [Conrad, 1959, p. 241].

Соположенность концептов FORGIVENESS, PATIENCE и CONDONATION обусловлена тем, что акт прощения требует не только проявления милосердия, но и терпения, снисхождения к обидчику, его поведению и поступкам. Этот признак объективируется лексемами patience и condonation. Проявляя терпение и прощая, человек отказывается от намерения судить других и навязывать своё собственное мнение и видение конкретной ситуации. Терпение в прощении выражается в том, что индивиду следует с пониманием относиться к недостаткам и порокам других как к своим собственным. В нижеприведённом отрезке речи мужчина решил простить свою жену за безнравственное поведение, проявив терпеливость к её изъянам, несмотря на тот факт, что его первым побуждением было подать на развод:

This was met with a reply of condonation, that's to say his behaviour in Reno had demonstrated that he had forgiven his wife whatever actions on her part had forced him to seek a divorce in the first place [BNC].

Концепты REPENTANCE и FORGIVENESS имеют ретроспективный характер. Прощающий прощает уже за нанесённый ущерб или обиду. Чувство и эмоциональное состояние покаяния также возникает при осознании о содеянном проступке, злодеянии. Поэтому использование глаголов repent и forgive для маркировки события, относящегося к плану прошедшего, является прототипичным. Употребляя данные предикаты в будущем времени и актуализируя гипотетическое действие, субъект осуществляет (но не всегда) речевые акты принятия обязательств, имеющих комиссивную иллокутивную цель в терминах теории речевых актов [Сёрль, 1986]. Рассмотрим их более детально:

1. Речевой акт угрозы:
   

(1) «Don't let me ever see you nowhere within forty mile of London, or you'll repent it» [Dickens, 1957, p. 653];

(2) «You did wrong to show yourself to him. And if you stay here you will repent it» [Thackeray, 1994, p. 334];

(3) «Valeria! I firmly believe you will repent it if you return to that house» [Collins, 1999, p. 288]. В вышеприведённых текстовых фрагментах акт угрозы объективируется с помощью придаточных предложений, в которых нарушение события-условия есть источник приведения к нежелательному следствию.

(4) «I – I,» gasped Keraunus slapping his hand on his fat chest. «I – a – a – but you shall repent of these words».

Hadrian laughed coldly and scornfully, but Keraunus sprang on Gabinius with a wonderful agility for his size, clutched him by the collar of his chit on and shook the feeble little man as if he were a sapling, shrieking meanwhile:

«I will choke you with your own lies – serpent, mean viper!»

«Madman!» cried Hadrian «leave hold of the Ligurian or by Sirius you shall repent it».

«Repent it?» gasped the steward. «It will be your turn to repent when Caesar comes. Then will come a day of reckoning with false witnesses, shameless calumniators who disturb peaceful households, while credulous idiots – » [Ebers, 2009b];

(5) «Don't you worry, he'll repent of his wicked ways all right, you leave that to me» [BNC].

2. Речевой акт обещания.
   

Реализуя данный вид речевого акта, индивид чаще всего употребляет глагольный предикат repent в отрицательной форме. В этом значении он имеет семантическое сближение с русским глаголом «не пожалеешь»:

(1) «Mademoiselle, I will no matter, I will do my utmost possible in all things. If you accept my service, you will not repent it. Mademoiselle, you will not repent it, and I will serve you well. You don't know how well!» [Dickens, 1957, p. 332];

(2) «Jane, you would not repent marrying me – be certain of that; we must be married. I repeat it: there is no other way; and undoubtedly enough of love would follow upon marriage to render the union right even in your eyes» [Bronte, 1982, p. 254].

3. Речевой акт заверения.
   

Употребление глагола forgive в будущем времени в придаточных предложениях актуализирует речевой акт заверения, а иногда и угрозы реализовать сказанное:

(1) «Should anything happen to him, I think you would never forgive yourself if you hadn't parted in charity» [Thackeray, 1994, p. 245];

(2) «Nobody could, I'm sure. He must forgive you, my dearest, kindest husband. O, I shall never forgive myself if he does not» [Thackeray, 1994, p. 265];

(3) The old clerk shook his head. «If that's your news, Captain, it's bad. The governor will never forgive him» [Thackeray, 1994, p. 548].

Языковая ситуация в тексте/ дискурсе представляет собой информационную логическую структуру, отражающую диалектические свойства материальной субстанции, конструирования бытия, схему наличествующих в нём связей, обеспечивающих функционирование языка, представляющего собой организованную семиотическую систему в качестве средства общения [Малинович, М. В., 2011].

Лингвистическое исследование языковых знаков, объективирующих концепты REPENTANCE и FORGIVENESS, проводится нами на материале бытийного и религиозного дискурса. Для изучения концептов REPENTANCE и FORGIVENESS избран бытийный вид дискурса на основании того, что он: 1) характеризуется фокусированием на чувственно-эмоциональной сфере субъекта; 2) предназначен для нахождения и переживания существенных смыслов в процессе художественного и философского познания мира [Карасик, 2002]; 3) отличается личностным и межличностным характером отношений, возникающих в процессе покаяния/ прощения и в говорении о них.

Религиозный дискурс представляет собой сложный коммуникативно-культурный феномен, выражением которого служат определенные языковые и речевые способы. Особенность и специфика этого типа дискурса состоит в том, что: 1) адресант и адресат разведены не только в пространстве, но и во времени; 2) присутствует категории сакральности; 3) его важнейшим компонентом является заключенная система ценностей, открыто утверждающаяся [Карасик, 2002; Бобырева, 2007]. Основание выбора данного вида дискурса обусловлено не только вышеназванными характеристиками, но и тем фактором, что ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS являются одними из центральных в религиозной философии. В английском языке существуют теологические имена, их вербализующие: прощение – absolution и remission of sins; покаяние – contrition и attrition. Absolution предполагает формальное прощение грехов христианской церковью или священником [LDCE, 2001, p. 5]. Remission of sins актуализирует Божественное прощение [Там же, p. 1389]. Contrition объективирует искреннее раскаяние за содеянный грех, проступок, нанесённую обиду. Говорящему необходимо получить прощение Бога. Attrition подразумевает раскаяние, основанное на чувстве страха быть наказанным Богом [SAP, 1947, p. 363]. Несмотря на существование данных языковых знаков, в религиозных текстах употребляются и базовые лексемы-репрезентанты repentance и forgiveness. Принимая во внимание тот факт, что англоязычное общество имеет различные вероисповедания, для исследования нами избранны тексты Священного Писания, материалы о Христианстве Интернет-сайтов и публицистические тексты, имеющие христианскую религиозную направленность содержания.

Образная сторона изучаемых смыслов представлена разнообразными общими и дифференциальными метафорическими моделями: REPENTANCE / FORGIVENESS IS A HUMAN BEING: Some have been known to shed tears of repentance as part of an experience of religious conversion [Carmichael, 1991, p. 211]; The knot of the father is the glad sense of forgiveness [BNC]. Антропоморфизм покаяния/ прощения реализуется также в том, что концептам REPENTANCE и FORGIVENESS присущи признаки качеств характера человека «гордый», «душевный», «кроткий», «непосредственный» (1), «искренний» (2), «тщеславный» (3):

(1) Let me be able to fancy that a better knowledge of my heart, and of my present feelings, will draw from her a more spontaneous, more natural, more gentle, less dignified, forgiveness [Austen, 1963, p. 174];

(2) «His anger, I am persuaded, lasted no longer than he remained in any doubt of your sister’s sentiments. He has heartily forgiven me now» [Austen, 1963, p. 162];

(3) She was, in her profound unfitness for this earth on which she was placed, in the vanity of sorrow which had become a master mania, like the vanity of penitence, the vanity of remorse, the vanity of unworthiness, and other monstrous vanities that have been curses in this world? [Dickens, 1994b, p. 338].

Метафора REPENTANCE IS A HUMAN BEING может иметь разного рода вариации. Так, например, покаяние концептуализируется как представление о ком-то, причиняющим страдания, муки и беспокойства, неприятности, внезапную острую боль. В этой ситуации актуализируется метафорическая модель REPENTANCE IS A TORMENTOR: <…> but it brought only the torture of penitence, without the hope of amendment [Austen, 1963, p. 175]; «You mentioned having heard from Lord Loring of a great sorrow or remorse from which he was suffering» [Collins, 2011].

Феномены покаяния и прощения не только подвергаются персонификации, но и могут быть представлены в виде предметов и явлений неживой природы, поскольку язык овеществляет ментальное, которое обращается к физическому, обеспечивающему ему чувственное восприятие посредством сенсорных ощущений. Их роль заключается в вещественном воспроизведении ментального и дискретного [Гийом, 2007]. Соответственно, в английском языке имеет место метафорическая модель: REPENTANCE / FORGIVENESS IS AN OBJECT. Прощение, как некий предмет, берут (1) или с презрением отталкивают (2):

(1) Now, Mr. Jarndyce, I am employed by Sir Leicester Dedlock, Baronet, to follow her and find her, to save her and take her his forgiveness [Dickens, 1957, p. 788];

(2) Even so, we would have taken her back, like the lost lamb that went astray, but she spurned our forgiveness [BNC].

Как и любой предмет, покаяние имеет вес, способный своей тяжестью подавлять или притеснять что-либо (1), издавать гул, шум (2). Его можно утопить (3):

(1) <…> of the laden hopelessness of morning ever dawning; and the oppression of a weight of remorse [Dickens, 1994, р. 194];

(2) They would make noises of repentance and claim that they felt badly for what had transpired [Peter, 2001, p. 47];

(3) I was made half drunk with it: and in that one night's wickedness I drowned all my repentance, all my reflections upon my past conduct, all my resolutions for the future [Defoe, 2008, р. 73].

В следующем отрезке речи актуализируется метафорическая модель REPENTANCE IS A HOUSE, в которой эмоциональное состояние покаяние воспринимается в виде вместилища, имеющего внутреннее пространство, где можно открывать и закрывать дверь, чтобы войти или выйти:

«All men are liable to do wrong, Mr. Wallingford; and religion teaches that the door of repentance is open to everyone» [BNC].

Метафорическая модель REPENTANCE / FORGIVENESS IS A SUBSTANCE иллюстрирует признаки вещества, передающие их физические свойства. Так покаяние ассоциируется одновременно с ядом и лекарством (1), субстанцией, заполняющей какую-либо ёмкость (2), (3), прощение – с маслом, смазочным материалом отношений (4):

(1) «Miss Eyre, remorse is the poison of life». «Repentance is said to be its cure, sir» [Bronte, 1982, p. 304];

(2) But it was because Cecily cried all night that Dan was filled with saving remorse and repentance. He vowed next day to Cecily that he would never swear again, and he kept his word [Montgomery, 2010];

(3) That I suffered much in these contentions, that they filled me with unhappiness and remorse [Dickens, 1994, p. 241];

(4) Forgiveness is the oil of relationships [www.Quotationpage.ru].

В религиозном дискурсе концепты REPENTANCE и FORGIVENESS ассоциируются в большинстве случаев с некой абстрактной сущностью или персонифицируется: покаяние предстаёт в образе живого существа, растения, Божьей радости и других. Прощение ассоциируется с человеком, необходимостью, целью. Таким образом, метафорические модели номинируют и репрезентируют ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS как сложные психические (ментальные, эмоциональные) процессы человека, рефлексируемые в его языковом сознании.

Среди лексем-репрезентантов анализируемого ценностного смысла REPENTANCE особого внимания заслуживает лексема confession, ибо в её толковании находим семантический компонент: «признание (вербальное) своих грехов и проступков»: confession – the act or process of confessing – акт или процесс признания; исповедание своих прегрешений перед кем-либо, в особенности, перед священником с целью получения прощения – something confessed, especially disclosure of one's sins to a priest for absolution; устное или письменное подтверждение грехов субъектом, обвиняемым кем-либо – a written or oral statement acknowledging guilt, made by one who has been accused or charged with an offense [AHDEL, 2010; WNWCD, 2010].

Однако следует отметить: признаваться можно не только в совершённых проступках, но и в своих предпочтениях, привычках, недостатках и тому подобное. В качестве иллюстрации приведём следующие отрезки текстов: (1) «I do not know what I could imagine, but I confess that I have seldom seen a face or figure more pleasing to me than hers. But I am a partial old friend» [Austen, 1975, p. 253]; (2) News did not come, but V. E. Day did, and I have to confess that it was one of the saddest days of my life [BNC]; (3) Doing the dishes with Mom was a cleansing process, not just for dishes, but also for me. I talked; she listened. No interference. No judgment. It was good therapy. Mom taught me the value of confession. I would disclose my feelings, frustrations, hurts, and joys with her [Bottke, 2002, p. 65].

Этот семантический компонент нерелевантен для проводимого нами исследования. Соответственно анализируем только те текстовые фрагменты, где данная лексема объективирует значение «признание (вербальное) своих грехов и проступков». Ситуация признания обычно требует присутствие адресанта для дешифровки значения сообщаемого говорящим.

В английском языке существуют пословицы, манифестирующие: признание является неотъемлемой частью покаяния: Confession is the first step to repentance. Признание – первый шаг к покаянию (ср. с русской посл. «повинную голову меч не сечет») [СУАП, 1990, с. 34]; More have repented speech than silence [ODEP 1957, p. 539]; From hearing comes wisdom, from speaking repentance [ODEP 1957, p. 287]. В следующей поговорке репрезентируется соположенность исследуемых феноменов: A fault confessed is half forgive – признание есть часть прощения.

Базовая мировоззренческая парадигма основывается на представлении о дуалистической картине мира как борьбы антагонистических начал. Лексемы repentance и confession, пересекаясь в определённой части своих концептуальных областей, репрезентируют двоичность восприятия мира и актуализируют дихотомию (разделение надвое) «высказанное – невысказанное».

Признаваясь в чём-либо, адресант не передаёт конкретное коммуникативное сообщение «Я каюсь перед вами за что-либо» адресату, а высказывает сам факт совершения проступка или прегрешения по отношению к нему.

В качестве иллюстративного материала для подтверждения вышесказанного приведём следующий языковой фрагмент:

«I was so young, Lester», she pleaded. «I was only eighteen. I didn't know. I used to go to the hotel where he was stopping and get his laundry, and at the end of the week I'd take it to him again». She paused, and as he took a chair, looking as if he expected to hear the whole story, she continued: «We were so poor. He used to give me money to give to my mother. I didn't know».

She paused again, totally unable to go on, and he, seeing that it would be impossible for her to explain without prompting, took up his questioning again – eliciting by degrees the whole pitiful story. Brander had intended to marry her. He had written to her, but before he could come to her he died. The confession was complete [Dreiser, 1972, p. 247]. Девушка признаётся своему возлюбленному в укрывательстве от него своей дочери, которую она родила в результате прошлой любовной связи с мужчиной. Испытывая мучительные внутренние переживания и чувство вины перед ним, она эксплицирует ему причины и основания, толкнувшие её на эти отношения. Подтверждение высокой степени переживаемого субъектом чувства покаяния находит своё выражение в повторяемости фразы (I didn't know), необязательной и бессмысленной в данной ситуации, в невербальном сопровождении речевого акта признания: частые паузы (she paused; she paused again), трудность физически выговорить слова (totally unable to go on), что позволяет партнёру по общению концептуализировать психологическое состояние коммуниканта как покаянное признание (the confession was complete). Душевное состояние человека недоступно прямому созерцанию и всегда скрыто, поэтому трудно поддаётся непосредственному наблюдению и познанию, однако в большинстве случаев сторонний наблюдатель способен интерпретировать и семиологизировать испытываемые людьми чувства благодаря внешним симптомам [Семёнова, 2007].

Наличие семантического компонента «исповедание своих грехов перед священником» в языковом знаке confession – disclosing of sins to a priest to obtain forgiveness [AED, 1955, p. 93]; when you tell a priest or God about the bad things that you have done [LDCE, 2005, p. 263] обусловило краткое рассмотрение его особенностей функционирования в религиозных текстах. Обратимся к эмпирическому материалу с целью проследить языковое воплощение данного значения в англоязычных отрезках речи:

(1) «It is many years since my last confession and I confess in the face of God and in the hope of his divine mercy at the imminent approach of death» [JWJ]. Исповедуясь в своих грехах, субъект мысленно предстаёт перед самим Господом (I confess in the face of God), и, признаваясь, надеется на его милосердное прощение (in the hope of his divine mercy);

(2) A child of the light will confess sin instantly and stand completely open before God. But a child of the darkness will say, «Oh, I can explain that». When the light shines and the Spirit brings conviction of sin, be a child of the light. Confess your wrongdoing, and God will deal with it [Chambers, 1992, 3/23];

(3) Do you have anything to hide from God? If you do, then let God search you with His light. If there is sin in your life, don’t just admit it – confess it [Chambers, 1992, 9/24]. Обязательным условием искреннего признания своих проступков и злодеяний является отказ от попытки оправдать их, дать какое-либо объяснение мотиву их совершения. Осознание и признание верующих собственной вины и бесконечной греховности – первый шаг к Богу и духовному возрождению.

Когда внешние признаки внутреннего душевного состояния покаяния, служащие источником демонстрации микромира субъекта, не находят своего проявления, это может декодироваться партнёром по общению как отсутствие искреннего раскаяния за содеянное:

Father Simon approached, took her hand, kissed her on the forehead and said in a gentle voice:

«May God pardon your sins, my daughter. Be of good courage. Now is the moment to confess them – speak!»

«Marilla, I'm ready to confess»

«Ah!» Marilla laid down her tray. Once again her method had succeeded; but her success was very bitter to her. «Let me hear what you have to say then, Anne»

«I took the amethyst brooch,» said Anne, as if repeating a lesson she had learned. «I took it just as you said. I didn't mean to take it when I went in. But it did look so beautiful, Marilla, when I pinned it on my breast that I was overcome by an irresistible temptation.

Marilla felt hot anger surge up into her heart again. This child had taken and lost her treasured amethyst brooch and now sat there calmly reciting the details thereof without the least apparent compunction or repentance [Mansfield, 2007, p. 326]. Девочка признаётся в воровстве дорогой аметистовой броши (I took the amethyst brooch). Оправдывая себя и свои действия, она повествует, что не собиралась этого делать, но была охвачена красотой драгоценности (I didn't mean to take it when I went in. But it did look so beautiful, Marilla, when I pinned it on my breast that I was overcome by an irresistible temptation). Не увидев выражения раскаяния в телесном поведении девочки (as if repeating a lesson she had learned; sat there calmly reciting the details), адресат данного сообщения интерпретирует признание данного субъекта как пересказ, лишенный видимого и ожидаемого искреннего покаяния (without the least apparent compunction or repentance).

Таким образом, средством доступа к внутреннему миру индивида, его психологическому и эмоциональному состоянию являются невербальные знаки. Соответственно, полное моделирование изучаемых концептов, как онтологически дискретных для наблюдения, но проявляющиеся во внешних признаках, возможно путём описания и исследования данного аспекта.

Проанализированный фактологический материал свидетельствует: основными невербальными средствами выражения ценностных смыслов покаяния и прощения являются: жесты (опустить голову, падать на колени и др.); взгляд и выражение глаз; фонация (плач, рыдания, молчание); физические характеристики (слёзы, внешний облик); определённые телодвижения:

(1) «Someday, my friend», said Philippe, pressing his hand, and thanking him for his mute repentance by a heart-rending look, «I will relate to you my life» [BNC];

(2) She recovered consciousness almost immediately, and, as she opened her eyes, George read in them the most perfect forgiveness for the man who had ruined her [Gaboriau, 2010];

(3) When she fell down on her knees and cried to me, «Oh, my child, my child, I am your wicked and unhappy mother! Oh, try to forgive me!» - When I saw her at my feet on the bare earth in her great agony of mind <…> [Dickens, 1957, p. 525];

(4) Suppose she should summon courage to steal back to him and on her knees repentantly, beseech him to forgive her [Ebers, 2009];

Наличие прототипического компонента причины (почему субъект прощает) в структуре концепта FORGIVENESS определило наше обращение к его анализу. Причинно-следственные отношения являются одними из базовых инструментов, при помощи которых индивид описывает окружающий универсум и самого себя [Богуславская, 2004]. Сопряжённость ценностных смыслов REPENTANCE и FORGIVENESS проявляется в причинно-следственном типе отношений, в котором покаяние является предпосылкой или причиной для прощения, образуя общую зону их взаимодействия. Через неё раскрывается объективно имеющаяся аналогия между физическим и ментальным миром [Малинович, М. В., Малинович, Ю. М., 2009].

When luncheon time arrived he met his father, and Mr. Joslyn took occasion to reprove his son in strong language for running away from home and leaving them filled with anxiety as to his fate. However, when he saw how happy and improved in health his dear wife was at her boy's return, and when he had listened to Rob's manly confession of error and expressions of repentance, he speedily forgave the culprit and treated him as genially as ever [Baum, 2008]. Сын, вернувшись домой после побега, вербально признаёт, озвучивает свои проступки (confession of error), выражает своё покаяние посредством внешних симптомов (expressions of repentance) и получает родительское прощение (he speedily forgave).

Актуализация причинно-следственных отношений концептов REPENTANCE и FORGIVENESS наблюдается и в религиозном дискурсе. В следующих пропозициях искреннее покаяние человека выступает как причина, а Божественное прощение – его следствие:

(1) However if he was guilty, it is not to be doubted but that under his afflictions he heartily repented and returned to God, and so obtained forgiveness of his sins [Bible, Judges 16:4];

(2) «Oh, very, Lord. And you – my son – you return and pray – alone. Repent and He will hear you» [Dreiser, 1950, p. 379];

(3) Pray always – for in prayer alone, prayer and contrition, is salvation. In His abounding strength and mercy, is peace and forgiveness [Dreiser, 1950, p. 381];

Таким образом, чтобы получить полное Божественное прощение, необходимо покаяться. Покаяние – составная часть прощения. Благодаря ему восстанавливаются отношения между Богом и человеком, которые были до совершения греха.

Полученные результаты позволяют наметить дальнейшую перспективу изучения феноменов покаяния и прощения в сознании носителей английского языка. На наш взгляд, возможно специальное исследование концептов REPENTANCE и FORGIVENESS в рамках юридического и политического дискурса. Остаётся открытым вопрос принципа вариативности, проявляющийся в дифференциации возрастных и гендерных признаков. Очевидна актуальность сопоставительного изучения специфики концептуализации покаяния и прощения на материале разносистемных языков и в контексте межкультурной коммуникации.


Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Гуторова, П. В. Актуализация ценностного смысла «покаяние» в дихотомии «высказанное – невысказанное» [Текст] / П. В. Гуторова // Вестник Иркутского государственного технического университета. – Иркутск, 2011. − №. 11(58) − С. 336-341 (0,7 п.л.).
   
2. Гуторова, П. В. Ценностные смыслы REPENTANCE и FORGIVENESS и их актуализация в религиозном дискурсе [Текст] / П. В. Гуторова // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. Сер. Филология. − Иркутск, 2011. − №.2(14) − С. 91-95 (0,6 п.л.).
   
3. Гуторова, П. В. Оценка как составляющая структуры ценностного смысла REPENTANCE [Текст] / П. В. Гуторова // Вестник Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина. Сер. Филология. – СПб., 2011. – Т. 7. – № 3. – С. 37-46 (0,5 п.л.).
   
4. Гуторова, П. В. «ПОКАЯНИЕ» и «ПРОЩЕНИЕ»: особенности концептуализации [Текст] / П. В. Гуторова // Антропологическая лингвистика-4: сб. науч. тр. / отв. ред. проф. Ю. М. Малинович. – Иркутск, 2010. – С. 46-56 (0,6 п. л.).
   
5. Гуторова, П. В. Ценностные смыслы «ПОКАЯНИЕ» и «ПРОЩЕНИЕ»: их актуализация в причинном модусе (на материале английского языка) [Текст] / П. В. Гуторова // Современные проблемы гуманитарных и естественных наук: материалы конференции молодых ученых. – Иркутск: ИГЛУ, 2010. – С. 43-44 (0,1 п. л.).
   
6. Гуторова, П. В. Ассоциативное поле концепта «ПОКАЯНИЕ» (на материале английского языка) [Текст] / П. В. Гуторова // Молодёжь и научно-технический прогресс в современном мире: материалы II Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. – Якутск: Издательско-полиграфический комплекс СВФУ, 2010. – С. 196-198 (0,1 п. л.).
   
7. Гуторова, П. В. Концепты «ПОКАЯНИЕ» и «ПРОЩЕНИЕ» в английской языковой картине мира [Текст] / П. В. Гуторова // Современные лингвистические теории: проблемы слова, предложения, текста / отв. науч. ред. проф. Ю. М. Малинович. – Иркутск: ИГЛУ, 2010. – С. 35-43 (0,5 п. л.).
   
8. Гуторова, П. В. Концепты REPENTANCE и FОRGIVENESS: их аксиологический потенциал [Текст] / П. В. Гуторова // Семиометрия значимых смыслов культуры и общества: сб. науч. тр. – Иркутск: ИГЛУ, 2011. – С. 130-137 (0,4 п. л.).
   
9. Гуторова, П. В. Паралингвистические средства выражения ценностных смыслов «покаяние» и «прощение» в современном английском языке [Электронный ресурс] / П. В. Гуторова // Аспирантские чтения в ИГЛУ: сб. науч. статей. – Иркутск: ИГЛУ, 2011. – С. 641-653 (0,7 п. л.). – 1 электрон. опт. диск (CD-ROM).