Geum.ru

Кто они, донские казаки? / Николай Нестеров. Волгоград: Изд-во вгпу «Перемена», 2008. 327 с.: ил

Вид материалаДокументы
Бог не без милости
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18

Казачья вера

Бог не без милости,

казак не без счастья.

Казачья пословица


Становление христианства в низовьях Дона произошло гораздо ранее, чем в остальных славянских землях. Е. П. Савель­ев (1915 г.) приводит данные из греческих, римских и арабских источников, доказывающие, что христианство и письменность на церковнославянском языке появились на восточных берегах Черного моря и в низовье Дона не позднее IV—V вв. Папа Климент (93—102 гг.), а в V в. Златоуст обратили казаков в христианскую веру.

В «Истории Русской Церкви» митрополита Макария можно прочесть следующее: «...в некоторых южных областях России, едва ли не со времен апостола Андрея, поддерживалось христианство до полного водворения его в нашем отечестве».

Есть исторические свидетельства, что нынешние земли донского казачества стали христианскими гораздо ранее Киевской Руси. Об этом, в частности, свидетельствует патриарх Фотий. О чине митрополичьих церквей говорится в Уставе византийского императора Льва Философа (836—911 гг.), где на 61-м месте указана Церковь Русская, следом — Аланская (Савельев 2002).

Первой и главнейшей своей задачей казаки считали защиту православия и христиан от всех иноверцев, и в первую очередь — от мусульман. Турецкая экспансия против хри-
стиан­ской Европы, проводившаяся в самых жестоких и беспощадных формах, требовала от всех христианских народов чрезвычайного напряжения сил. И если на Западе форпо-
стами были народы Балкан, Мальтийский орден, респуб-
лики Венеции и Генуи, то на Востоке христианского мира защиту его взяло на себя донское казачество.

Казаки в полной мере считали себя воинами Христовыми, единственными защитниками и спасителями христиан от порабощения и уничтожения иноверцами. Святой обязанностью их было вызволение из плена своих товарищей. Ради этой высокой и святой цели они не жалели ни сил, ни жизней. Одной из основ их веры были слова Иоанна «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Этот святой принцип стал постоянной основой их повседневной жизни и нашел простое выражение: «Нет уз святее братства».

Здесь необходимо заметить, что для казаков «братские узы» распространялись не только на своих братьев-казаков, но и на всех единоверцев. Так, например, греки, исповедовавшие, как известно, тоже христианство, всегда находили у казаков поддержку и защиту.

В то же время к запорожским казакам отношение было довольно осторожное. Одна из причин, очевидно, — то обстоятельство, что последние нередко принимали «басурман­скую» магометанскую веру. Для донских казаков это было не только совершенно неприемлемо, но и воспринималось как оскорбление и измена. В Приазовье всегда жили значительные группы запорожцев, принявших мусульманство. Отношение к ним у донцов было однозначным. Если такой отступник (казаки называли их «охриянами») попадал к ним в плен, его «вешали на якоре».

Поэтому казачье православие, соединяя христианство и воинские традиции, было специфичным. Показательно, что казаки не расставались с оружием даже в храмах, ибо они справедливо полагали, что обязаны быть Христовыми воинами всегда, при любых обстоятельствах. В их хатах на одной стене рядом висели иконы и оружие. Они становились воинами Христовыми не по призыву, а от рождения, т. е. их призывал на службу сам Господь. И они продолжали служить ему даже после воинской службы. Увечные и престарелые казаки уходили в монастыри (Кременской, Усть-Медведицкий). Казачьи монастыри, в отличие от Центральной России, никогда не пользовались трудом крепостных (Шамбаров 2007).

Казаки не соблюдали постов, нерегулярно посещали храмы, венчались без священника, не всегда соблюдали ритуалы христианских праздников, т. к. до храма не всегда можно было добраться, священников было крайне мало. Но казаков это не смущало, ведь они пребывали в полной уверенности, что Господь сам расценит их жизни — кто достойно служил ему, а кто заслужил наказание.

Основой внутреннего мира казаков было православие. Быть казаком — означало быть православным. Для большинства из них вера служила основой самого их существования.

Некоторые современные идеологизированные историки представляют донское казачество того времени только как военно-криминальную организацию, ставящую основной целью своих набегов на «туретчину» грабеж. Полностью отрицать эти мотивы нельзя. Но главные из них — боль и обида за притеснения и страдания христиан, чувство ответственности за судьбу Православия и христианства в целом. (Примечательно, что казаки освобождали всех отбитых у турок пленных христиан, в то время как мальтийские рыцари — только католиков.)

Донские казаки в ходе борьбы с крымскими татарами и турками не раз подтверждали свою славу и образ воинов Христовых, защитников веры православной, освобождая из плена сотни тысяч христиан. И пусть эта цифра не покажется читателю противоестественной и завышенной. (Исторические хроники называют цифры именно такого порядка.) И продолжалось такое вплоть до ХVII в.

Вот результат только одного набега на Русь. В 1521 г. крымский хан Мухаммед Гирей и его братец — казанский хан Сагиб Гирей вывели из Московского государства 800 тыс. пленников, что соизмеримо с нашествием Батыя. И такие набеги крымчаки проводили с завидной регулярностью — каждые 10—12 лет.

Непримиримая ненависть казаков к татарам и туркам имела под собой вполне объяснимую основу. Казаки во время набегов видели, в каких условиях содержатся пленники и как с ними обращаются. Татары фанатически ненавидели христиан, на которых они смотрели, как на собак, достойных всяче­ского презрения и беспощадного истребления.

Казаки, выполняя миссию защитников всего христиан­ского мира, в том числе и Руси, считали ее своим священным долгом. Именно осознание своего высокого духовного назначения позволяло казачеству совмещать традиции полуанархической демократии с высочайшей воинской дисциплиной и организованностью. Ни один поход, ни одно какое-либо новое дело не могло начаться без молитвы, без Божьего благословения.

С начала православия на казачьих знаменах появляются святые образы. Так, на знамени донского атамана Ермака изображен св. Дмитрий. Были знамена с образами Спасителя и Божьей Матери.

Самая древняя казачья реликвия — Гребневская икона Божьей матери (казачий городок Гребни находился в устье реки Чир), праздник в честь которой установлен в 1380 г., в год победы на Куликовом поле, и отмечается официально Русской Православной Церковью 10 августа (28 июля по старому стилю). Икона находилась в Москве, в храме Гребневской Богородицы XV в. (на углу Лубянки), который был снесен 5 июня 1935 г. по приказу Лазаря Кагановича.

Помимо Гребневской иконы, казаки принесли Дмитрию Донскому икону Пресвятой Богородицы, перед битвой утверж­денной на древке как хоругвь. Уцелевшие после битвы казаки подарили ее князю.

В 1261 г. стараниями Александра Невского и митрополита Киприана в столице Золотой Орды была учреждена Сарайско-Подонская епархия Русской православной церкви, остававшая­ся неприкосновенной. Православная церковь объявила татар «божьей карой»», посланной за грехи русских людей. А можно ли бороться с Божьей карой? Церковь молилась и заставляла молиться верующих за здравие «татарского царя» (Широкорад 2008). И только донские казаки не склонили головы, и были практически единственными защитниками христианской веры и ее приверженцев.

И глубоко символично, что в тяжкое для России Смутное время патриархом стал выходец из донских казаков и строгий ревнитель веры Казанский митрополит Гермоген, который даже в царствование Лжедмитрия был одним из самых ярых его разоблачителей (Шамбаров 2007).

Государство пыталось по мере сил и возможностей «регулировать» духовную составляющую донских казаков. С одной стороны, оно проводило мероприятия, укрепляющие веру казачества, с другой — стремилось подчинить его, прекрасно осознавая, чем грозит центральной власти существование самостоятельной Донской епархии.

Так, при Петре на Дону начали строить церкви и часовни. К 1709 г. их было уже 24. В то же время Указом от 10 марта 1718 г. казачьи приходы были включены в состав Воронеж­ской епархии. Казаки ходатайствовали перед Петром, чтобы ими ведал непосредственно Святейший Синод. Но царь отказал. Тем не менее прошли десятилетия, прежде чем в станицах стали исполнять волю воронежских архиереев.

Но, подчиняясь центральной власти, в то же время казаки искренне верили в богоизбранность ее, а потому приносили Богу и ей богатейшие дары и пожертвования. По окончании войны 1812 г. казаки сдали Кутузову огромное количество серебра — для церкви. В Казанском соборе Санкт-Петербурга из этого серебра сделана тяжелая решетка вдоль главного амвона. На ней есть только скромная надпись: «Усердное приношение Войска Донского». В решетке этой 40 пудов веса (Никитин 2007).

Заметим, что если в начале прошлого века только в Ростове действовали 21 православная церковь и две часовни, а в Обла­сти Войска Донского насчитывалось до 800 храмов, то к 1985 г. в столице Донского края осталось всего-навсего три церкви и 80 церквей по области.

Великий патриот Дона П. Н. Краснов писал: «...что всего больше поражало — это их простая вера в Бога, их поразительная покорность воле Божией и православное величание Бога... Все для них начиналось и кончалось им... Ибо все добро, все счастие — все было от Бога... и могло только быть в России... Казалось, от этого исповедания земля соединялась с небом в сердце человека».

Об этом же говорил и митрополит Евлогий в изданной в 1927 г. в Париже книге «Казачество»: «Что касается веры православной, то казак верит просто, не углубляясь в тайны веры, консервативно, по старинке, ... верит крепко, любит свою Церковь всей душой и ни за что ей не изменит. Все эти бесконечные войны казаков с турками, татарами... — все они велись под знаком защиты веры православной и своего родного народа».

О значении веры в деле воспитания военных кадров России, в том числе и казаков, говорит тот факт, что в Донском кадетском корпусе «учились семь лет и курсы были те же, что в гражданской гимназии, по единой программе по всей России... Основная программа — это пятилетние курсы русского языка и литературы, математики; ... семь лет (курсив
мой. — Н. Н.) Закона Божьего» («Во-вторых, нас было немного...» 1997).

Примечательно, что клятва казаков «За Веру, Царя и Отечество» в XVII в. звучала по-другому. Когда в 1611 г. атаковали Новгород, последними его защитниками были 40 казаков во главе с атаманом Тимофеем Шаровым. На предложение сдаться они ответили: «Не сдадимся! Умрем все за веру православную!» И пали все. Казаки в свой смертный час помнили и чтили прежде всего и исключительно Веру.

О государях стали вспоминать гораздо позже. Так, при штурме Измаила Платов повел казаков на стены с кличем: «С нами Бог и Екатерина!»

Поход на Азов в 1637 г., превратившийся в знаменитое четырехлетнее «Азовское сидение», был не «за зипунами», а ради освобождения томящихся в неволе братьев-казаков и для того, чтобы «...открыть Москве ворота к морю... пойдти посечь басурман... взять город Азов и утвердить в нем православную веру! (курсив мой. — Н. Н.)».

В 1643 г., после отказа Москвы принять от казаков Азов под государственную руку, они были вынуждены оставить его. Первое, что они сделали — вывезли из церкви Иоанна Предтечи медное пятиярусное паникадило, чудотворную икону Иоанна Предтечи, всю церковную утварь и сдали в Черкасский собор. «С молитвами выкопали казаки и кости своих товарищей: “Да не оставит их братство в басурманской земле” — и похоронили на Монастырском урочище» (Краснов 1992).

Примером того, как донские казаки «при всем буйстве благоговели к православной вере своих праотцов» может служить их отказ во главе с атаманом Степаном Епифановым штурмовать в составе 30-тысячного отряда Лжедмитрия Троицкий монастырь, прославленный именем чудотворца Сергия. «Поляки... в ожесточении своем хотели убить его с 500 казаками; но Епифанов... ночью со всеми своими товарищами бросил стан злодеев, дав пред богом клятву гнушаться подобными злодействами» (Сухоруков 1988).

Еще пример безусловного выполнения своего христиан­ского долга, служения Богу. Казаки твердо стояли за православие и могли отказать Москве, если ее приказы шли, по их мнению, вразрез с верой. «Когда, например, в 1630 году Моск­ва потребовала, чтобы казаки выступили вместе с турками против литовского короля, казаки не послушались и заявили, что хотя они и не изменники царю, но среди христиан кровопролития не желают и на литовскую землю не пойдут» (Прон­штейн 1961).

Но безоговорочная вера временами сочеталась у казаков с приступами полной анархии. Так, в апреле 1671 г., когда Степан Разин был уже схвачен и выдан Москве, в Астрахани остатки его войска во главе с атаманом Васькой Усом, выясняя происхождение грамот, обещавшим им от имени царя Алексея Михайловича прощение в случае их сдачи, хотели было казнить митрополита Иосифа, призывавшего их взять под стражу и выдать «возмутителей донских казаков». Но рассудили так: «Кого мы возьмем под стражу? Мы все изменники». И разошлись, поскольку все происходило на пасхальной неделе, в великую пятницу. «И в продолжение всей святой недели в Астрахани все было тихо и спокойно».

Однако, когда после поражения Федьки Шелудяка под Симбирском казаки в Астрахани опять затеяли розыск и решили убить митрополита Иосифа, за него заступился только один казак: «бог не простит за сей грех никому из нас». «За это сострадание казак заплатил жизнию: был изрублен саблями в присутствии митрополита» (Сухоруков 1989).

Беспощадность и жестокость проявляли казаки к иноверцам, жившим за пределами их земли, совершавшим постоянные грабительские набеги на казачьи городки, заканчивавшиеся помимо грабежа угоном в рабство захваченных казаков и казачек. С иноверцами, жившими на их земле и соблюдавшими их законы, казаки жили в полном мире и согласии.

В отличие от Московской Руси, где выход из православия приравнивался к уголовному преступлению, на Дону мирно соседствовали люди разных религиозных убеждений. С XVII в. известна группа «донских татар» (в основном из ногайцев), которые, будучи казаками, сохраняли мусульманскую веру.

Среди казаков даже в XVII в. имелось немало татар, исповедовавших свою веру. Недаром татарский язык чуть ли не до середины 18-го столетия был распространен как второй язык донцов. Казаки-татары были полноправными членами общин. В столице Войска Донского Черкасске с незапамятных времен проживали казаки-татары, мусульмане по вере. С основанием Новочеркасска в 1805 г. появилась станица Татарская.

В 1650-х гг. на берега Дона перекочевали из Приволж­ских степей калмыки. Казаки быстро поняли, что «учение ламаитов чуждо проповеди вражды и ненависти к последователям других религий...». Это позволило калмыкам достаточно быстро, хотя и не без конфликтов, вписаться в казачий социум. Таким образом, еще одна черта, отличавшая общест­венную организацию «вольных казаков», — это этниче­ская и религиозная терпимость (Маркедонов 2004).

С 18-го столетия калмыки привлекались на военную службу и были пожалованы правом носить казачью форму. Фактически они составляли часть Донского Войска. Ни государство, ни казаки не вмешивались в их традиционный быт и религию. В каждой из сотен имелись молитвенные кибитки (Римский 1994). Объяснялось это казаками очень просто: не дело воина обсуждать то, что решено Свыше. Казаки никогда не вели дискуссий на эти темы, поскольку даже речи не могло идти о сближении религий (Шамбаров 2007).

А буквально в последние дни правления Николая II было принято решение Верховного Совета «О магометанском духовенстве в казачьих войсках», регулирующее духовную жизнь мусульман казачьего сословия. В нем было названо количест­во таковых и определено их духовное обеспечение: 318 магометан — 2 мечети — 3 духовных лица. Такое отношение к братьям по службе, разделившим с казаками всю их судьбу, сохранялось у них многие годы как на Родине, так и за ее пределами.

В. Сидоров, собравший огромную летопись письменных свидетельств казаков, покинувших Россию в 1920-х годах, после разгрома в Новороссийске и Крыму, приводит их письма на Дон и воспоминания: «В 1930 г. в Белграде был освящен буддийский храм, для донских казаков-калмыков. Радуется сердце за наших братьев казаков-калмыков, что они имеют такую свою собственность на вечные времена»; «Общекалмыцкая станица в Париже теперь имеет свою икону — святой образ Будды, присланный из Индии в дар от академика Н. К. Ре­риха» (Крестная ноша... 1994).

Будучи навсегда оторванными от Родины, прекрасно сознавая, что обратного пути для них нет, они находили себе опору и утешение в исконной своей вере, принимая все возможные меры для ее сохранения в своих душах и сердцах потомков. Вот какое объявление было помещено в одном из казачьих изданий в 1927 г. в Париже: «Оповещаем всех братьев-казаков православных, живущих во Франции, что при братст­ве преподобного Сергия Радонежского в Париже с августа месяца начинает свое служение походная Церковь-автомобиль». Далее указывался адрес, куда направлять запрос, и особо отмечалось, что вызов не потребует никаких расходов.

Приведем еще несколько выдержек из писем на Дон казаков-эмигрантов:

«В Бризбане, при благосклонном участии Бризбанского архиепископа английской церкви, открыта русская православная церковь. Поет хороший хор, бывает немало молящихся» (Австралия, 1926).

«Особенно трогательно здесь проходят Пасха и Рождест­во... — это единственная, можно сказать, высшая душевная радость на чужой стороне» (Болгария, 1925).

Даже при сравнительно недалеком перемещении казаки сохраняли свои святыни и реликвии. Донцы, переселившиеся в верховья Кубани в ст-цу Беломечетинскую, перевезли туда и свою деревянную церковь.

Первые православные церкви были поставлены в Азове еще греками. Первая на Дону часовня появилась в Черкасском городке в 1614 г., а первая деревянная церковь была построена там же в 1653 г., во имя Воскресения Христова, «для отправления в ней службы божией присланы из Москвы три священника и один диакон».

Она дважды сгорала, в 1670-м и 1687 г., после чего было сооружено две каменные церкви. Одна во имя святых апо­столов Петра и Павла в 1692 г., вторая — во имя Воскресения Христова в 1719 г. В 1652 г. был основан Усть-Медведицкий монастырь.

Когда казак старился, чувствовал близость смерти, он часто отправлялся в монастырь. Долгое время таким прибежищем был Борщевский монастырь, построенный в 1613 г. на правом берегу Дона. Ныне это территория Воронежской области.

Конфессиональная разнородность донских казаков еще более увеличилась в конце 17-го столетия, когда в результате церковных реформ патриарха Никона (1655—1656 гг.) произошел раскол Русской Православной Церкви. Он имеет самое прямое отношение к Дону, поскольку приверженцы старообрядчества хлынули на Дон, создавая новую прослойку казаков бесхозяйственных, озлобленных на Москву за церковные новшества и прежние обиды. Выразителем анти­москов­ских настроений стал Степан Разин.

Впрочем, у самих казаков не сложилось единого отношения к реформе. Так и среди них появились старообрядцы. Даже авторитет царского и патриаршего слова далеко не всех привел в лоно официальной церкви. Грозные указы Москвы, требовавшие лишить приверженцев старой веры доли при разделе царского жалованья, войско чаще всего игнорировало.

Хорошо известно, чем кончилось усмирение Дона в конце 1680-х годов — Москва огнем и мечом расправилась со старообрядцами, вытеснив оставшихся в живых на Кавказ. Эти события обусловили появление казаков на Северном Кавказе. Уже в 1689—1690 гг. первая группа донских казаков появилась на Кубани (Сухоруков 1990).

Православная Россия лишила в начале XVIII в. донских казаков-староверов условий для свободной, полноценной жизни, руководствуясь при этом государственными интересами превращения казачества в служилое, подконтрольное режиму сословие. И так же, как и в России, процесс урегулирования был кровавым, изобиловал жестокостью с обеих сторон и растянулся на десятилетия.

К 1685 г. раскольники распространили свое «ложное учение» по всему Дону, а особенно по Хопру и Медведице — по­следнее объясняется их близостью к окраинным городкам России.

В 1674 г. в первый раз упоминается построенный раскольниками городок на реке Медведице, где находились в то время 300 «старцев». Еще одна обитель была основана раскольниками около 1674 г. на реке Чир, выше Нижне-Чирской станицы. К 1677 г. она стала центром и оплотом движения раскольников. Сюда стали стекаться как монахи, преследуемые в России, так и казаки из разных городков (последствия раскола ощутимы и в наше время. Немало казаков с Кумылги, Медведицы числят своими предками именно раскольников).

С 1686 г. по инициативе Москвы начинается серьезное преследование раскольников, до того, в общем-то, терпимых казаками. Были созданы группы казаков и отправлены по городкам с целью захвата главарей раскольников и отправки их в Москву, впрочем, первое время особого успеха не имевшие.

Распространение движения раскольников не только по верховым городкам, но и по всему Дону побудило войско принять против них строгие меры. Войсковой суд приговорил самых фанатичных из них к лишению жизни, а их вожака Кузьму Косого отправили в Москву под конвоем из 60 казаков.

Москва щедро наградила Войско и казачью верхушку за верность, послав им, кроме обыкновенного годового жалованья, 1000 четвертей муки и 1000 руб., а атаману Фролу Минаеву — 100 руб. и 40 соболей ценою в 30 руб., казакам конвоя — по 10 руб. каждому.

Однако жестокие меры верховной власти не только не сломили раскольников, но и возымели обратный эффект: многие ушли на реку Куму. Причем часть из них оставила на Дону своих жен и детей, «умертвив всех тех казаков, кои казались им в то время опасными». Борьба за веру приобрела новый размах. Казаки уничтожили раскольничью крепость, построенную на реке Медведице, а раскольники, ушедшие на Куму, заручившись поддержкой терских казаков, калмыков, кабардинцев и других горских народов, стали посылать на Дон и Медведицу лазутчиков (убивать попадавшихся им донцов) и собирались захватить Черкасск, разорить казачьи городки по Дону и, поселясь в них, признать над собою власть турецкого султана. Такая мысль не казалась очень уж фантастической, т. к. в это время большая часть казаков участвовала в походе армии под руководством князя Голицына против Крыма, а другая находилась в морском походе.

Часть раскольников погибла впоследствии в столкновениях с горцами, часть перешла на Кубань, где, соединившись в 1708 г. с бежавшими сюда некрасовцами (участниками восстания под предводительством К. Булавина), составила Войско кубанское (по В. Г. Дружинину). Позже некрасовцы переселились на Дунай и в Малую Азию. Однако на Дону продолжало проживать немало раскольников.

В условиях Кавказской войны имперская власть была готова к серьезным компромиссам, желая обеспечить себе крепкий тыл. В 1850 г. последовало распоряжение из Санкт-Петербурга именовать «раскольниками» только сектантов (духоборов, иудействующих), а остальных называть староверами и не преследовать. На 1 января 1901 г. их количество составляло на Дону более 10% от общего числа жителей. И хотя переселенцы постепенно раскалывались на отдельные общины, большинство из них вернулись в СССР уже в 60-х гг.
ХХ в., сохранив язык, веру, обычаи и родовые иконы.

Заканчивая рассказ о значении веры для донского казачест­ва, добавим несколько слов о деятельности тех, кто во все времена, на всех трагических поворотах казачьих судеб нес в их души и сердца Христово учение, свет истинной веры — об их пастырях, служителях православной церкви.

История сохранила немного их имен. Тому есть ряд причин различного свойства: их служение казачьему братству воспринималось и расценивалось как само собой разумеющееся, а потому и не заслуживающее упоминания в немногих письменных документах, дошедших до нас; наиболее выдающиеся проповеди и службы звучали в дни смут, потрясений и трагедий, напрямую затронувших казачество, и тогда было не до летописей; то немногое, что фиксировали современники, исчезло в вихрях бурного времени.

Самые тяжелые и страшные эпизоды и испытания связаны с революциями и войнами, через которые пришлось пройти казакам.

1 июля 1945 г. около 30 тыс. казаков из лагеря под Лиенцем (Австрия), находившегося в зоне оккупации английских войск, было решено выдать советским властям. Судьба их была решена на Ялтинской конференции 1946 г. Вот как описывает этот эпизод Н. Толстой: «Перед импровизированным алтарем, на лагерной площади, казацкие священники, в полном облачении, с иконами в руках, начали литургию. Многотысячная толпа подхватила пение. Это ведь православная вера спасла их предков от мрака татаро-монгольского ига, и кто знает — может, Бог и на сей раз не бросит в беде своих верных детей?.. Английских солдат охватило какое-то безумие. Размахивая палками и прикладами, они обрушивали удары куда попало — на мужчин, женщин, малых и старых. Священника и его сослужителей повалили, а потом унесли, их облачения и иконы втоптали в пыль. Немолодого казака, который во время службы держал икону, избили так, что кровь текла по его лицу, рукам, рубашке и по самой иконе». Все они разделили печальную участь своей паствы — прошли впоследствии через российские лагеря. Огромной духовной поддержкой, надеждой на спасение была деятельность священников Казачьего Стана и 15-го Казачьего корпуса о. Ардальона Тухольникова, о. Шумакова, о. Василия Григорьева, о. Николая Масыча и протодьякона Шишкина.

Тот факт, что казаки страдали за веру, терпели от государст­венных властей притеснения и гонения, сравнимые во многие периоды российской истории только со страданиями своих братьев по вере — христиан в Древнем Риме, объясняется достаточно просто.

Вера для казаков — фундамент совести. Она формировала свободную волю, способность делать выбор, ставший для вы­бравших служением Богу, основой нравственности. Понимая жизнь как вечную, казак находит смысл в следовании морали, выведенной не из личного блага, а из заповедей Бога. Казак был наивен как ребенок и совершал хорошие поступки не ради корысти, а потому что к этому его звала душа. Казаки считали себя равными друг другу, поскольку были равны перед Богом.

А теперь простой вопрос: отступит ли казак от своей Веры и нравственных принципов в угоду требованиям и приказам власти, какого бы уровня она ни была? Потому-то казак и был опасен для властей предержащих, что он полагал Бога выше них.

Как и для любого сообщества, для казачества всегда был верен и незыблем принцип: его безопасность зависит от воинов, воины — от чести, а честь — от религии, от Веры! Потому-то разрушение казачьих храмов и уничтожение казацких священников стало одной из главных и первоочередных задач большевиков. Они, как никто, понимали, что уничтожение духовной составляющей превращает человека в умное животное.

Советская власть с самого своего становления всеми силами уничтожала в ставшей ей подвластной огромной стране православие. Большинство монастырей было превращено в тюрьмы. Самая зловещая Сухановская тюрьма НКВД (объект № 110) была организована в Свято-Екатерининской пустыни. Не стал исключением и Дон. Боле того, именно здесь борьба с казачьей верой приняла самые разнузданные формы, вплоть до прямого глумления и насилия.

Свидетельством тому письма донских казаков. Ни один другой источник не даст такой живой и реальной картины происходившего в те годы.

1929 г. Из ст-цы Усть-Медведицкой: «Наш чудный монастырь ликвидировали, там устроили детскую колонию. Из собора хотели сделать театр, но казаки ближайших к монастырю хуторов не дали осквернить святыню. Игуменья монастыря и 40 монашек арестованы, сидят в тюрьме. Церковь Остроженскую и духовного училища закрыли, в Воскресенской церкви трех священников арестовали».

От себя добавим, что монастырь (действительно чудный, с колоннами из итальянского мрамора) до сих пор находится в затянувшейся стадии восстановления.

1929 г.: «Во время встречи Святой Пасхи, когда отблаговестили к утрене и началось богослужение и пошли вокруг храма с плащаницей и иконами, в это время с улицы через ограду комсомольцы стали бросать камнями в духовную процессию и народ. Но народ нисколько не колебался, а напротив, стал больше прибывать в церковь. Было вышиблено окно в алтаре. Но комсомольцы не унялись этим и зажгли станицу. Первой загорелась квартира диакона. В поле, в четырех верстах от речки, был организован поджог хлеба в скирдах в девяти местах для того только, чтобы нарушить богослужение. Но народ из церкви не вышел на пожар, храм был переполнен людьми. В станице сгорело семь домов, а хлеба в поле на несколько тысяч, все у зажиточных казаков... Так мы встретили Светлое Христово Воскресение».

1930 г. 16 января:

«Церковь отобрали, и на первый день Рождества служения не было. 25 декабря сняли колокола, на второй день повыкинули иконы, разбивали, надругались, как хотели. Празд­ник мы проводили в слезах да мученье. На третий день в церкви был спектакль. Кресты сняли, поставили красные флаги. Народ плакал, не давал, но ничего не поделали. Кто отстаивал церковь, того звали в Совет; сказали, что будут передавать дело в суд».

1930 г. 25 апреля:

«У нас закрывали церкви четыре месяца. Колокола со всех церквей поспихали, какие поувезли, а какие не брали».

1931 г.:

В станице Есауловской с церкви Архистратига Михаила сняты все 12 колоколов и там же на площади кощунственно разбиты вдребезги. До боли тяжело было смотреть на этот позор, когда коммунисты молотками разбивали стародавнюю медь, которую наши предки, казаки-есауловцы, с такими стараниями многие годы добывали на свои трудовые гроши (примечательно, что за все революционное и постреволюционное время, начиная с 1917 г., не была разрушена ни одна синагога.

В свою очередь и казаки веками осознавали и чувствовали (возможно, где-то на генетическом уровне), что именно Вера, особенно в дни жестоких испытаний и смут, является гарантом сохранения их целостности и даже выживания.