Касея Яхьявича Хачегогу. Взволнованный рассказ

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15

Душа моя ноет о театре

— С чего началась у тебя тяга к искусству? — начал я беседу с Касеем.

— С народных песен: «Сармафа» и «Песня о Касее». Есть у нас такой герой из народной песни. Очень популярный.

— И поэтому родители назвали тебя этим именем?

— Наверняка. Я с детства любил эту песню, потом сам напевал часто — одним словом, родители не случайно дали мне имя Касей.

— У абхазов тоже есть имя Касей, точнее, Кастей.

— А как же, мы народы из одного гнезда. У абхазов есть известный прозаик с фамилией Гогуа, и я Хаче — гогу.

— Верно, Касей. А еще, Аргуновы есть у адыгов и абхазов.

— Все так, Алексей. Плохо то, что видимся редко.

— На то немало причин, Кастей, извини, Касей.

— Называй меня, как тебе хочется —все равно звучит по-родному,— разулыбался Касей.

— Признайся, ты стал режиссером по зову души, так?

— Точно. Кровь моя становилась горячей, когда я думал о театре, я бредил им, окунаясь в радужный мир разных образов...

— И желание быть летчиком, в подражание отцу Яхье, отпало?

— Все эти песни, танцы, школьные постановки драмкружка отвлекли меня от неба. Тяга к нему — особая… Так сказать, стоишь крепко на земле, а мысленно облетаешь весь мир. Ну, ты меня понимаешь, драматург и искусствовед.

— Итак, искусство театра полностью овладело тобой…

— Да. Я любил читать о философах, их труды. Мудрые мысли Сократа, Аристотеля, Платона, Еврипида, Софокла, Аристофана и других мыслителей древности пересилили увлеченность небом, профессией летчика. Древней Элладой я увлекся еще в студенческие годы.

— Вот и расскажи об этом времени.

— Сначала поговорим о своих «философах», без них я не стал бы тем, кто я есть сегодня. Да ты и сам хорошо знаешь, что без фольклора нет и духовной жизни.

— К тому же и сама древняя философия вышла, скажем так, из фольклора.

— Я упомянул адыгейскую народную песню не случайно. Послушай, Алексей, о чем в ней поется. «Любил Касей девушку-красавицу, собирался в жены взять ее. А сосватали любимую за богатого старца. Девушка все глаза выплакала о Касее, а он не мог тягаться с толстосумом.

На свадьбу собрался весь аул. Люди поют, танцуют и поздравляют старого жениха с удачной женитьбой. Пришел на свадьбу и Касей. В пляске он приблизился к стоявшей с опущенной головой невесте. И та через фату увидела только танцующие ноги любимого…Она закричала от душевного волнения, танец прервался, и невеста упала без чувств. Позже девушка лишилась рассудка. Перед смертью запела она трагическую песню о любимом Касее — так с песней на устах и распрощалась несчастная с жизнью». Очень тронула меня эта песня, в детстве слышать ее не мог без слез, когда сам ее пел, тоже плакал. Как знать, может, эта песня и сделала меня чувствительным в жизни...

— Именно такого склада человек и посвящает свою жизнь служению искусству.

— Это и произошло со мной, Алексей. В нашей тахтамукайской школе художественная самодеятельность была в почете среди учеников. Светлана Амирзановна Хакуз — наша учительница по литературе и вдохно-вительница — увлекла многих из нас чтением книг, пением и, особенно, театром. Сама ставила детские спектакли, мы в них играли и мастерили своими руками декорации и костюмы. Пытались и сами сочинять пьесы для своего драмкружка. Словом, театр был для меня тогда всей жизнью.

— В школьные годы я тоже, Касей, болел им, и по сей день вылечить некому,— смеясь, сказал я Касею, и он тоже расхохотался.

Из дальнейшего рассказа Касея я узнал о том, что сестра педагога Светланы Хакуз, Сара, была профессиональной актрисой Майкопского театра. И все участники школьного драмкружка часто ездили в Майкоп смотреть уже настоящие спектакли. Понятно, что, закончив среднюю школу, Касей только и думал о театре. Там его встретил ныне известный режиссер, заслуженный деятель искусств РСФСР Нальбий Тхакумашев. Долгая беседа с режиссером убедила молодого человека в необходимости учиться искусству актера. Пылкий паренек немного расстроился от столь категоричного совета, потому что уже считал себя готовым актером. И все же слова профессионального режиссера: «Ты будешь артистом, только поучись обязательно!» — подействовали на Касея. Он поступает в театральную студию при известном в России Краснодарском драматическом театре.

В одном из своих интервью, данном журналистке Валерии Ломешиной, Касей Хачегогу вспоминает: «Окончил театральную студию с отличием и стал режиссером самодеятельных коллективов. Спустя время, сдал документы в Краснодарский институт культуры, на режиссерское отделение. Первым экзаменом была специальность, сдал на «Отлично», а вот историю завалил. Разозлился и вернулся в Майкоп. Тогдашний начальник управления культуры, уважаемый мною человек, Ш. П. Хейшхо, узнав об этом, отправился со мной в Краснодар. В приемной комиссии попросил о пересдаче экзамена, потом целую неделю сам занимался со мной историей. Что-то он во мне разглядел и добился своего — меня приняли в институт.

В 1971 году, после его окончания, я вернулся в Майкоп, и меня пригласили работать в ДК «Дружба». Вскоре меня вызывает к себе Ш. П. Хейшхо и со смехом вспоминает об экзаменах по истории. Потом серьезно спрашивает: — Надеюсь, теперь проблем с экзаменами не будет? Мы посылаем тебя учиться в Ленинградский институт театра, музыки и кино.

В Ленинграде я поступил сразу на два факультета: актерский и режиссуры.

— Чем запомнились годы учебы в Ленинграде ?

— Лучше спросить, кем? Мне повезло с людьми — с однокурсниками, с преподавателями. Мне не нужно было себя ломать, подстраиваться под кого-то. Учился режиссуре среди актеров. Знаете крылатую фразу Станиславского об актерах? «Это — дети, но «сукины дети». Пока учился в институте, нам не разрешалось играть в кино — это совершенно разные понятия. В кино можно добиться многого при отсутствии большой работы актера за счет всяких свето- и видеоэффектов. Не нужно так напрягаться и вживаться в роль. Режиссуре меня учил великий, не побоюсь этого слова, педагог В. С. Андрушкевич. Мы гуляли с ним по Невскому, кормили голубей в Летнем саду. Он учил меня впитывать жизнь, тренировать и глаз, и ум свой. Был человек с чудинкой — он, к примеру, никогда не ступал на сцену в той обуви, которую носил на улице, считал это святотатством. К своей профессии ведь можно относиться по-разному: и как к способу зарабатывания денег, или как к хобби. Это же разные вещи. Он научил меня относиться к театру, как к Богу, как к религии.

— В то время Вы не учились в одном институте с Михаилом Боярским?

— И учились вместе, и жили в одном общежитии. Среди нас он был вполне обыкновенный парень, ему крупно повезло, что он попал в среду киноактеров, которые были востребованы зрителем. В актерской профессии, как известно, большую роль играет Его величество Случай. А сколько замечательных, серьезных актеров не могут выплеснуть свой талант так открыто, потому что он глубоко внутри них и зреет при колоссальной работе души. Недавно Боярский приезжал в Майкоп, я показал ему свою студию «Квадрат». Он был потрясен, честное слово. (Газ. «Советская Адыгея»,
25.VII. 1997г.).

Вот так начинался профессиональный путь режиссера. Вот так об этом писала В. Ломешина в другой своей статье: «Первый раз я увидела Касея Яхьявича Хачегогу на семинаре, где собрались режиссеры народных театров со всей Адыгеи. Семинар проходил в его студии «Квадрат». И в квадрате сцены, на ярко-зеленом стуле сидел Человек — художественный руководитель Адыгейского театра, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, один из сильнейших режиссеров России Касей Яхьявич Хачегогу, сидел и — хвастался. Он так и сказал всем нам, собравшимся в его студии: «Давайте так: я много говорю и хвастаюсь, а вы мне, по ходу дела, задаете вопросы», чем моментально расположил к себе всю аудиторию.

Лично мне очень симпатичны такие люди, умеющие на фоне всеобщего недовольства собой взять и сказать прямо: «Я это смог». Помните у Александра Сергеевича: «Ай, да Пушкин!» Мы волею обстоятельств уже привыкли выглядеть бедными и несчастными, вроде бы счастливым сегодня и быть-то неприлично, а уж хвастаться — и подавно, даже если есть чем».

С мнением журналистки, сказавшей о Касее Хачегогу как об одном из сильнейших режиссеров России, я вполне согласен. Сила режиссера — в поставленных им спектаклях. И в этой книге я расскажу о спектаклях, поставленных им в разные годы и в разных городах, не нарушая хронологии их появления на сцене.

В 1970 году молодой начинающий режиссер делает в Краснодарском институте культуры свои первые шаги в серьезной режиссуре и ставит пьесу известного советского драматурга Александра Крона «Глубокая разведка». Он интересно разработал главную мысль всей постановки. Разведка — не только земных недр, но и всего людского взаимодействия. Режиссер показывает зрителю всю важность «разведки» именно жизни человека, в которой будет добром и чистосердечием согрета каждая душа. Иначе невозможно ни строить города, ни добывать нефть, ни растить детей.

Режиссер, сталкивая честного человека и специалиста-геолога Мориса со слабохарактерным, вялым начальником нефтеразведки Гетмановым, с болтуном и бабником, главным инженером Рустамбейли, показал со сцены непростую и противоречивую жизнь рабочих и интеллигенции в одном из районов Азербайджана. Спектакль рассказывал о труднейшей работе бурильщиков нефти и геологов, об успехах и неудачах, о радостях и отчаянии тружеников.

Наряду со многими разноликими героями спектакля, в нем действовал главный — это Александр Майо-ров — большой специалист-разведчик природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока. Применив свой богатый опыт в азербайджанских условиях, он обустроился жить на этой земле, как бы являя собой пример добросердечия и порядочности. И люди, работающие с ним, в полной мере ощутили на себе эти прекрасные человеческие качества.

Спектакль «Глубокая разведка» у режиссера Касея Хачегогу завершался такой мыслью: «С людьми, как Майоров, можно созидать и противостоять таким, как Рустамбейли, Гетманов, и прочим начальствующим элементам». Важная мысль спектакля — быть полезным обществу, как говорит один из героев: «Будьте человеком, и в два часа ночи можно перестать быть геологом»...

Режиссер раскрывает жизненную философию главного героя. Майоров говорит: «При чем тут нефть? Разведчиком можно быть везде. По существу, вся наша жизнь — разведка. Разведка в суть человеческую»... Словом, спектакль Касея Хачегогу «дышал жизнью», а там, где жизнь кипит, люди у дела, работают, влюбляются — там и возникают конфликты. Выявляются друзья и враги, добрые и злые, умные и бездарные прохиндеи. А завершу я разговор о первом спектакле режиссера словами великого реформатора русской сцены Константина Станиславского: «Подобно тому, как из зерна вырастает растение, точно так из отдельной мысли и чувства писателя вырастает его произведение». И сценическое «растение» режиссера Касея Хачегогу под названием «Глубокая разведка» сполна оправдало комедийный жанр. Как известно, душа человеческая отдыхает и самоочищается и в смехе, и в плаче тоже. Об этом еще писали древние греческие философы. И спектакль молодого адыгского режиссера был и смешным, и умным.

В том же 1970 году на сцене Краснодарского ДК «Октябрьский» Касей Хачегогу ставит пьесу «Сомбреро» классика детской советской драматургии Сергея Михалкова. И снова режиссер находит настоящий материал для спектакля. Пьесы С. Михалкова были полны огромной жизненной энергией. Автор ее хорошо понимал воспитательную роль театра для детей. Именно театральное искусство способно привлечь внимание даже малыша к истине, произнесенной со сцен в проникновенном слове.

Автор пьесы, за ним и режиссер как бы подтвердили слова известного воспитателя беспризорных детишек А.Макаренко, сказавшего в свое время о роли театра так: «Мы вдруг увидели, что театр — это не наше развлечение и забава, но наша обязанность, неизбежный общественный налог, отказаться от уплаты которого — невозможно».

И сам Касей, еще играя в детских спектаклях школьного театра, начал понимать значение театра для детской аудитории. Режиссер выбрал «Сомбреро» из множества других михалковских произведений для детей потому, что она являлась пьесой, решающей важную психологическую проблему — неуважительного отношения общества к человеку, будь он взрослый или подросток. Банальный, на первый взгляд, конфликт перерастает здесь в почти трагедию в жизни подростка Тычинкина.

Своим спектаклем режиссер ненавязчиво, в комедийном русле, призывал не нарушать нравственные нормы человеческих отношений. Судьба подростка Шурика в его спектакле взволновала одинаково детей и их родителей, пришедших в театр, и это было прекрасно. И спустя годы, став уже маститым режиссером, Касей Хачегогу так же отчетливо помнит тот спектакль и его зрителей, как и себя самого — молодого режиссера, который горел творческим рвением и неустанно бегал, прыгал, орал и добивался своего от молодых актеров. И вместе они творили на сцене достоверную жизнь. Ведь настоящий спектакль (будь он для детей или взрослых), поставленный мыслящим режиссером, и в самом деле открывает что-то большое. Такой режиссер тем и привлекает зрителя, что дает ему возможность ощутить истинное сердцебиение времени.

Касей Хачегогу понял и принял философию писателя С. Михалкова — увидеть большое в малом.

Но вернемся к его студенчеству уже в Ленинградском институте театра, музыки и кино. Как мы уже знаем, он учился сразу на двух факультетах. Прослеживая творческий путь Касея, разбирая поставленные им спектакли, приходится только удивляться его неутомимости. И сам он откровенно говорит об этом в одном из интервью: «Я вообще удачлив по жизни, мне всегда везло, особенно на людей. Моя мать, ей сейчас 75 лет, до сих пор говорит стихами. И это несмотря на 4 класса образования. Отец долгое время считался лучшим танцором в ауле Тахтамукай, откуда я родом. Он был летчиком и во время войны совершал поистине героические поступки. Все это — неугомонность, лиричность, вообще восприятие мира оголенными нервами — мне передалось от родителей. Еще в школе я с удовольствием занимался в драмкружке, танцевал и пел неплохо. Уже имел успех у зрителей в аулах, подбадривавших меня восхищенными возгласами: «Ого, Касей, быть тебе артистом!» Я после школы сразу поехал в Майкоп с весьма серьезным намерением: «Буду работать артистом!»

И стал он не только артистом, но и одним из ведущих российских режиссеров.

Итак, Касей живет, учится и ставит студенческие спектакли в Ленинграде. Среди них пьесы: «За сердце дарят сердце» П. Кошубаева и «Провинциальные анекдоты» А. Вампилова. Последний уже отличался определенной зрелостью постановщика, где мой герой уже успел проявить силу своего ума, темперамент и чувство ответственности.

Известно, что А. Вампилов долгое время был одним из самых популярных советских драматургов, прекрасным аналитиком событий, происходящих в стране. Этот вампиловский дар — уметь из обыденного жизненного случая сделать художественно-эстетическое обобщение — четко выразился в его трагикомическом произведении в 2-х частях под названием «Провинциальные анекдоты».

Драматург А. Вампилов прожил мало, в возрасте 35 лет он трагически погиб в 1972 году. А вот судьба его художественных произведений сложилась удачно. Пьесы А. Вампилова ставились и сейчас ставятся по всему миру.

В основе этого произведения лежат два услышанных автором анекдота, но они «взрываются» целым залпом человеческой глупости. Мне кажется, Касей Хачегогу посвятил свой студенческий спектакль исследованию людского духовного убожества.

В первой части спектакля режиссер заостряет внимание на главном герое Калошине, работающем администратором гостиницы «Тайга».

Калошин — угодливый службист, человек без собственного мнения. Во все глаза следит этот администратор за вверенными ему номерами гостиницы. Проверяет, кто с кем и о чем у них разговоры. В одном из номеров за мирной беседой он «застукал» командированного Потапова с соседкой по номеру Викторией. Бесцеремонно выпроваживает посетителя, громко рассуждая о том, что, хотя они только беседовали, но вполне могли потом перейти и к аморальным действиям, что уже является нарушением действующего порядка в гостинице. А он не допустит морального и физического падения гостей в стенах лично ему доверенного учреждения. С этой убийственной демагогией он оскорбил футбольного болельщика Потапова, зашедшего к соседке послушать по радио трансляцию матча. Но, поступив по инструкции, горе-администратор начинает мучаться вопросом: «А кто он, Потапов, а может, высокая птица?» И начинает лихорадочный поиск его биографических данных. Наконец, Калошин узнает, что гость прибыл из Москвы и работает метранпажистом. А что это такое, никто толком не может объяснить ни в гостинице, ни его городские знакомые…

Ситуация, скажем прямо, напоминает гоголевского «Ревизора». Калошин не выпускает из рук трубку телефона, пытается узнать значение такого пугающего слова «метранпаж». Ему уже мерещится, что Потапов прислан «сверху». Узнав, наконец, что слово «метранпаж» связано с типографией, он тут же представляет Потапова руководителем газеты. А уж пресса для трусливого и посредственного Калошина и вовсе означала потерю должности… Ему становится плохо, и он ложится в номере Виктории, ожидая инфаркта... И какой он есть на самом деле, этот человечек с заячьей душой — он сбивчиво объясняет знакомому врачу Борису: «Нет, брат, видно, от судьбы не уйдешь. Давно, когда я еще баней заведовал, сказал мне как-то один грамотный человек: с Вашим характером вы, говорит, далеко пойти можете, но, говорит, учтите, погубит вас ваше невежество. Так оно и вышло... Хотел я от судьбы уйти: следы заметал, вертелся, петлял, как мог, с места на место перескакивал. Сколько я профессий поменял? Кем я только не управлял, чем не заведовал?.. И складом, и баней, и загсом, и рестораном. И по профсоюзу, бывало, и по сапожному делу, и по снабжению, и по спортивному сектору — в каких только сферах я не вращался? С кем только дела не имел? И с туристами, и с инвалидами, и со шпаной, бывало. Большим начальником, правда, никогда не был, но все же... Одно время был я даже директором кинотеатра... И везде что-нибудь да случалось… Всякое со мной случалось, но ничего, везло мне все же. Хлебнешь, бывало, а потом, глядишь, снова выплыл… Но, сколько не прыгал, а досталась все-таки мне эта самая гостиница. И метранпаж в результате... А начальства я, Боря, всегда боялся... Так боялся, что, когда сам сделался начальником, я самого себя стал бояться. Сижу, бывало, в своем кабинете и думаю — я это или не я. Думаю — как бы мне самого себя, чего доброго, под суд не отдать. После привык, конечно, но все равно, всю жизнь так и прожил в нервном напряжении. Дома, бывало, еще ничего, а придешь на работу — и начинается. С одними одно из себя изображаешь, с прочими — другое и все думаешь, как бы себя не принизить. И не превысить. Принизить нельзя, а превысить и того хуже... День и ночь, бывало, об этом думаешь. Откровенно скажу, сейчас вот только и дышу спокойно... Спета моя песенка, Боря... Кончено».

Вот она, жизненная кардиограмма несчастного Калошина, который (как ему кажется) умирает от одной мысли — потерять должность. А перед «смертью» произносит прощальные слова жене своей Марине, разрешая той продолжать изменять ему с Камаевым. Зная о неверности жены, все молчал, чтобы бракоразводный процесс не помешал его работе, не подпортил авторитет его перед начальством. Как говорится, «жил — дрожал и умирал — дрожал»…

Но в конце концов все выясняется: Потапов — это рабочий типографии — наборщик или метранпаж. «Смерть» миновала Калошина, и в его никчемной жизни ничего не изменилось...

В такой анекдотичной ситуации режиссер Касей Хачегогу сумел разглядеть трагедию человека, над судьбой которого властвует страх перед должностью. Режиссер с явной насмешкой разоблачает сущность людей, которые портят жизнь окружающим и себе тоже. Первую часть спектакля режиссер превратил в трагикомедию, порожденную человеческим убожеством. Оно, к сожалению, весьма живучее. Еще Гоголь писал так об анекдотических происшествиях: «Что ни говори, а подобные происшествия не редки на этом свете». И в нынешней жизни хватает всевозможных начальников, намертво сросшихся со своими «местечками». А тронешь этих чиновников, они выпадают из них, как гнилой зуб.

Режиссер показал настоящее лицо «нуль-человека», от которого — «нуль-пользы».

Тема второй части спектакля «Провинциальные анекдоты» у постановщика еще более обостренная. И здесь царствуют глупость, ханжество, порожденные скудоумием. Спектакль показывает людей, живущих примитивными потребностями. Любовь, уважение, честь, взаимопомощь — для них оскорбительные понятия.

Двум пьянчужкам, шоферу Анчугину и экспедитору Угарову, проснувшимся после запоя, нужно было опохмеляться. Денег же у них не было. И никто из обитателей гостиницы «Тайга» взаймы им не дал. Ситуация для них сложилась безвыходная. Тогда один из выпивох — Анчугин — орет в открытое окно на всю улицу: «Граждане! Кто даст взаймы сто рублей?» И потом выговаривает охрипшим с похмелья голосом проходящей публике свое недовольство: «Гляди-ка на них, еще смеются... Ну, чего лыбишься, верзила? Потешаетесь на сытый-то желудок... А другие будто и не слышат ничего! Смотри- ка, толстяк какой, а как ходу прибавил! Эй, не растянись! И разве они — добрые люди?» — Так, с хамоватой обреченностью дает пьяница свою оценку людям.

Неожиданно в гостиницу заходит некий Хомутов и предлагает безвозмездно сто рублей. И этот щедрый жест незнакомца вызывает подозрение у всех героев спектакля. Ни музыкант, ни молодожены, ни горничные, а тем более сами выпивохи не верят, что вот так просто можно помочь при случае. Доходит до того, что доброго Хомутова допытывают с пристрастием, откуда у него эти «лишние» деньги.

Эту фарсовую ситуацию режиссер высвечивает и обогащает до той степени, что зритель начинает вместе с героями этого действа погружаться в дремучесть их души: как это – человек просто так хочет помочь людям? И что им двигает делать добро?

Анчугин с недоумением произносит: «Помочь, говорит, хотел от души, говорит, от всего сердца. Ну, вот и допытываемся мы тут у него, а он на своем — просто, говорит, даю бескорыстно. Что же это такое, а? Объясните нам, люди!»

Вот как понимают доброту и порядочность некоторые люди, сами лишенные этих качеств.

И другой герой спектакля — инженер Ступак, вроде бы выше интеллектом, но тоже озадаченный, вопрошает так: «Неизвестны его мотивы, недаром он их скрывает. Такая шутка только аферисту, пройдохе под стать. Словом, жулик!».

А музыкант Базильский, казалось бы, тонко чувствующий красоту, ее доброе начало, нагловато улыбаясь, спрашивает Хомутова: «А вам врача не надо? Вы уверены, что вполне здоровы?» И вконец оболваненный Хомутов не выдерживает нападки окружающих людей и с возмущением обращается к ним со словами: «А с вами, вот, что, граждане?! Неужели не понять — у одного человека ни копейки, а у другого они есть. Кому-то деньги нужны позарез и тот, кто их подкопил, делится с нуждающимися, помогает, что же здесь особенного? Смысл этих слов и постарался философски развить Касей Хачегогу в своем спектакле. Недоверие, одичалость и непонимание друг друга. Люди вместе работают и пьют тоже вместе. И одновременно не доверяют никому. Смотришь на героев спектакля и думаешь: сколько же пустоты в их головах и душах… Люди превращены в бездушные существа, уничтожающие ближнего за его великодушие! Спектакль открыто разоблачал моральных слепцов, живущих во тьме невежества. И она, эта тьма, по всей видимости, долго еще будет довлеть над добром, совестью, умами разумных и порядочных людей. Опасно и тревожно жить в обществе, когда вот такие люди оказываются у власти. Когда правит царь-глупец, вся страна находится словно под серой тенью. Театр должен уметь видеть эту опасность и снимать ее.

Blog

Касея Яхьявича Хачегогу. Взволнованный рассказ