Вимір Матеріали Міжнародної науково-практичної конференції «vii прибузькі юридичні читання» 25-26 листопада 2011 року Миколаїв Іліон 2011

Вид материала

Документы

Содержание Людський фактор і закон в публічно-правовому регулюванні: загальнотеоретичний, історико-юридичний і філософсько-правовий аспекти Принципы лесного права и их отражение в буржуазном законодательстве конца xix века Якість закону як соціальна цінність

Подобный материал:

• До сторіччя з часу написання роботи В.І. Леніна «Матеріалізм І емпіріокритицизм» Матеріали, 4497.2kb.
• Матеріали науково-практичної конференції м. Чернігів, 1 листопада 2011 року Чернігів, 2168.18kb.
• Всеукраїнська федерація «спас» запорізька облдержадміністрація запорізька обласна рада, 3474.89kb.
• Гендерна мапа центрально-східної європи матеріали Міжнародної науково-практичної конференції, 1924.01kb.
• Вах європейського вибору матеріали IIІ міжнародної науково-практичної конференції 25-27, 2505.29kb.
• З. Й. Красовицького 5 листопада 2008 року, м. Суми, 936.73kb.
• Оппозиция «романтизм-реализм» в повествовательной структуре рассказов Б. Майлина 20-30-х, 72.35kb.
• Міністерство освіти І науки, молоді та спорту україни кременчуцький національний університет, 890.11kb.
• Шоста міжнародна науково-практична конференція, 63.85kb.
• Управлінські аспекти підвищення національної конкурентоспроможності / Матеріали ІІІ, 4064.21kb.

Розділ І

ЛЮДСЬКИЙ ФАКТОР І ЗАКОН В ПУБЛІЧНО-ПРАВОВОМУ РЕГУЛЮВАННІ: ЗАГАЛЬНОТЕОРЕТИЧНИЙ, ІСТОРИКО-ЮРИДИЧНИЙ І ФІЛОСОФСЬКО-ПРАВОВИЙ АСПЕКТИ


Киндюк Борис

ПРИНЦИПЫ ЛЕСНОГО ПРАВА И ИХ ОТРАЖЕНИЕ В БУРЖУАЗНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ КОНЦА XIX ВЕКА

Актуальность темы исследования связана с тремя причинами. Во-первых, это основополагающее влияние принципов лесного права на законодательные акты, регламентирующие охрану этого природного ресурса. Во-вторых, как указывает М.Н. Марченко, принципы права зависят от правовой системы каждого исторического типа его развития [2, с. 24]. Становление украинской государственности сложилась таким образом, что период действия буржуазного права на украинских землях являлся очень кратковременным. Исходя из этого, многие вопросы связанные с буржуазной правовой системой не получили должного развития. В-третьих, нынешнее катастрофическое состояние украинских лесов, доказывает неэффективность действующего лесного законодательства. Исходя из этого, имеет смысл обратиться к историческому опыту, накопленному украинским народом. Период действия буржуазного права представляет интерес по причине того, что Украина идёт по пути создания свободной рыночной экономики и изучение этого опыта может помочь избежать многих ошибок в правотворческой деятельности.

Анализ публикаций отличается сложностью проведения по причине малого количества литературы, посвящённой данному вопросу. При этом вся научная литература советского периода, посвящённая буржуазному лесному праву, отличается резко отрицательной направленностью. В целом, фрагментарно проблема затрагивалась в работах С. Ведрова, В.Ф. Горбового, Л.И. Дембо, О.И. Логвиненко, В.И. Лозо, В.Л. Мунтяна, М. Романовского, Н.И. Фалеева и других авторов.

Целью работы является определение принципов буржуазного лесного права на основании анализа законодательных актов, изданных в этот исторический период.

Изложение материалов исследования необходимо начать с того, что к числу законодательных актов буржуазного периода развития права следует отнести следующие документы: это имперское российское «Положение об охране лесов» 1888 г., [4] «Временные правила об охране лесов и их рубке», утвержденные постановлением Временного правительства 10 октября 1917 г. и действовавший на западноукраинских землях – австрийский закон «О лесах» 1852 г.

Анализ этих документов позволяет выделить следующие принципы буржуазного лесного права.

Первый принцип – платного лесопользования. В Российской империи официальная плата за лес была установлена в конце XVIII века, но расчёт велся за каждый топор или пилу, с которой заготовители шли на работы. Как указывает Г.И. Редько, с 1854 г. лесничества получили право выставлять лес на торги, а с 1810 г. в империи начали действовать правила продажи леса, введены попенные деньги, а также таксы для лесозаготовителей [5, с. 215].

Детальной регламентацией оплаты пользования лесными ресурсами отличался австрийский закон «О лесах» 1852 г. В документе подробно рассматривался порядок внесения платежей за лесоматериалы, за заготовку лесовой подстилки, сбора плодов, сухих веток [3, с. 105].

Второй принцип – отсутствие плановой основы ведения хозяйства. В Российской империи управление лесной отраслью осуществляли Лесоохранные Комитеты, имевшиеся в каждой губернии. Планы использования лесов составлялись в очень ограниченном количестве, т. к. царским правительством выделялись мизерные средства на эти цели. Владельцы частных лесов обязывались лишь уведомить Лесоохранный Комитет об производстве рубок, в случае, если работы не касались защитных лесов, водоохранных зон, истоков рек, гор и склонов.

Третий принцип – ограниченного централизованного управления лесами. Царские правительство имело очень слабое влияние на процесс управления лесной отраслью. Как указывал известный дореволюционный юрист Н.И. Фалеев, царское правительство эксплуатировало леса, как свою частную собственность с целью получения максимального дохода, мало считаясь с государственными и с общественными интересами [6, с. 4].

Согласно имперского законодательства как российского, так и австрийского, большими правами наделялись региональные органы управления лесной отраслью. В России – это губерские Лесоохранные Комитеты, а на украинских землях в составе Австро-Венгерской империи – региональные дирекции лесов. Например, Львовская лесная дирекция имела право устанавливать объёмы рубок, сроки вывоза древесины, вводить ограничения на распределение мест рубок.

Новое ослабление влияния государства на лесную отрасль зафиксировано в «Временных правилах об охране лесов и их рубке» утверждённых Временным Правительством 10 октября 1917 г. [1, с. 462-463]. В нормативном акте разрешение на рубку выдавал уездный, а не губернский земельный комитет. Большой объем полномочий давались особому совещанию по топливу, центральному комитету по заготовкам дров, порайонным комитетам по регулированию перевозок по железным дорогам.

Четвёртый принцип – нахождение лесов в гражданском обороте и владение лесными угодьями только на основе права собственности. Доказательством отражения в законодательстве этого принципа является договор заключенный австрийским правительством в 1866 г. с несколькими банкирскими домами [3, с. 111]. В тот исторический момент Австрия проиграла войну Пруссии и вынуждена была выплатить большую контрибуцию. С целью получения денег правительство продало 90 тыс. га высокопородных лесов в долинах рек Быстрица Надворнянская и Прут, расположенных на территории нынешней Черновицкой и Ивано-Франковской областей.

В последующем, рассчитавшись с германским правительством, в 1890 г. австрийцы выкупили обратно эти лесные массивы. Модель лесных правоотношений использовавшаяся в имперском законодательстве России и Австро-Венгерии имела один существенный недостаток. Это слабый контроль за состоянием лесов, находящихся в частной собственности. Отсутствие такой нормы привело к негативным экологическим последствиям. Владельцы лесов делили их на части, перепродавали, вырубывали, пытаясь получить максимальную прибыль.

Пятый принцип – учет потребностей охраны природной среды. Говоря об этой категории, следует отметить, что в законодательстве того исторического периода нашёл отражение начальный этап её развития. Так, в австрийском законе 1852 г. имелась норма, устанавливающая пятилетний срок залесения мест рубок. Нормативный акт запрещал рубки, которые бы оказали негативное воздействие на соседние участки, способствовали бы развитию эрозии. Категорически запрещалось выпаска скота в тех частях леса, где происходило его природное возобновление. В горных районах разрешались выборочные рубки и постепенное вырубывание. В российском «Положении о сбережении лесов» 1888 г. имелся раздел II, пункты 5-16, в которых регламентировались меры охраны лесов от истребления и истощения. В правилах установленных Временным правительством 10 октября 1917 г. имелся п. 4 дающий право министру земледелия объявлять отдельные лесные массивы защитными или водоохранными и запрещать в них рубки.

По содержанию работы можно сделать следующие выводы. В период действия на украинских землях буржуазного права в лесном законодательстве австрийской и российской империи нашли отражение пять принципов права. Некоторые из них, например, нахождение лесов в гражданском обороте, требовали внесение императивных норм, т. к. их отсутствие привело к негативным последствиям для экологического состояния этого природного ресурса.

Наличие этих принципов лесного права доказывает возможность эволюционного развития дореволюционного лесного законодательства и его трансформацию в современную европейскую природоохранную правовую систему.

Литература:

1. Временные правила об охране лесов и их рубке // Лесопромышленный вестник, 1917. – № 50. – С. 462-463.

2. Марченко М.Н. Общая теория государства и права / М.Н. Марченко. Том 2. Теория права. – М.: Издательство «Зерцало», 1998. – 656 с.

3. Непийвода В.П. Правове регулювання в галузі лісів: доба утвердження підтримного розвитку / В.П. Непийвода. – К.: НДІ приватного права і підприємництва, 2004. – 339 с.

4. Положение о сбережении лесов // Полное собрание законов Российской империи: Собрание третье. Том VIII. – СПб.: Гос. тип., 1888. № 5120 – С. 148-155.

5. Редько Г.И. История лесного хозяйства Росии / Г.И. Редько. – М.: ВНИИЛМ, 2004. – 456 с.

6. Фалеев Н.И. Лесные органы / Н.И. Фалеев. – М.: 1918. – Вып. 6 Серия «Лесная политика» – С. 3-24.


Артикуца Наталія

ЯКІСТЬ ЗАКОНУ ЯК СОЦІАЛЬНА ЦІННІСТЬ

Актуальним завданням законотворчості, що займається науково-теоретичними, методологічними і практичними проблемами створення законів як нормативно-правових актів вищої юридичної сили (а отже, і вимоги щодо цієї категорії актів, їх форми і змісту найвищі!), є постійне вдосконалення наявної системи засобів формалізованого викладу змісту правових норм шляхом пошуку й застосування ефективних інструментів законодавчого регулювання суспільних відносин.

У передмові до першого в Україні монографічного видання «Законопроектування» зазначено: «широкий спектр непростих і обов’язкових властивостей, якими має володіти закон, висуває, в свою чергу, відповідні вимоги до законотворців, організації їх роботи та взаємодії» [1, 4]. Адже традиційно законотворець (законопроектувальник) в усіх країнах – професіонал найвищого рівня, з високим рівнем спеціальної підготовки, культури загальної та правової, з багаторічним досвідом та цінними практичними професійними навичками, дослідницьким хистом, вмінням аналізувати, моделювати, експериментувати в процесі пошуку найоптимальніших засобів втілення думки та волевиявлення законодавця у формі правових приписів, прогнозувати читацьке розуміння і сприйняття норм права.

Професія законотворця є особливо соціально значущою та відповідальною. Результат його праці – закон, який обов`язковий для всіх, і якщо закон відповідає всім критеріям якості щодо нормативного матеріалу, то являє собою не лише власне правову, але й загальносоціальну цінність.

Від якості закону залежить його дієвість та ефективність виконання. Отже, якісний і досконалий закон є необхідною передумовою ефективного правозастосування, забезпечення правопорядку, розбудови правової держави. Негативні ж наслідки прийняття законодавчого акта неналежної якості можуть бути обтяжливими як для суспільства в цілому, так і окремих категорій осіб. Помилки законотворця можуть негативно вплинути на правосвідомість і праворозуміння громадян, викривити уявлення про справедливість, рівність громадян перед законом, демократичні та гуманістичні принципи, викликати зневіру і навіть неповагу до закону (законодавчої влади, держави, яка встановлює «несправедливі закони»). Ось чому, на думку Поля Дельнуа, «наука законотворчості та законотворці мають займатися не лише формою писаного права, але й питаннями змісту правових норм, втілюючи при цьому засадничі демократичні принципи» [2, 22]. Автор звертає увагу також на те, що «демократія лише виграє, якщо кожна Влада, уповноважена правом прийняття писаного права, наприклад, Законодавець у широкому розумінні цього слова, буде визначати зміст правової норми, використовуючи переваги звернення до порад і рекомендацій науки законотворчості, яка розглядається нами як методологія писаного права» [там само, 12].

В Інституті законодавства Верховної Ради України створена й успішно діє «Українська школа законотворчості», яка прагне забезпечити потреби вітчизняних нормопроектувальників у спеціалізованих знаннях і вміннях, необхідних для підготовки, написання, публічного обговорення та прийняття законів. Діяльність цієї школи є важливим етапом у розвитку вітчизняного нормотворення, оскільки в ній, завдяки залученню провідних українських фахівців та послідовній реалізації комплексу науково-дослідних, науково-методичних та навчальних заходів формуються загальнометодологічні засади законотворчої діяльності, розробляються і впроваджуються в систему навчання законопроектувальників різноманітні сучасні методики підготовки, безпосередньо спрямовані на їхні фахові потреби, напрацьовуються ефективні робочі прийоми та алгоритми дій для розв`язання фахових проблем, підготовки, написання та публічної презентації законопроектів у парламенті, здійснення експертизи проекту закону, запобігання помилкам. «У суспільстві, яке орієнтується на створення досконалої, внутрішньо узгодженої, високоякісної системи законодавства для реалізації властивих правовій державі принципів верховенства права, демократизму, справедливості і підвищення ефективності регулювання суспільних відносин одним із найважливіших завдань є забезпечення суто професійного підходу саме до законопроектування» [1, 5].

Спектр вимог і спеціальних знань і навичок, необхідний для написання сучасних законів (кількість і тематичне розмаїття яких невпинно зростає), дедалі більше спонукає до інтеграції зусиль представників різних сфер професійної діяльності та спеціалізації . Маючи кінцевою метою підвищення якості національного законодавства, посилення дієвості законів та інших нормативно-правових актів, їх системної узгодженості та гармонійності, ясності й несуперечливості правових приписів, вітчизняна школа законотворчості на цьому шляху об`єднує та координує зусилля й досвід учених-правознавців та юристів-практиків, залучаючи до нормотворчої діяльності представників багатьох суміжних сфер: юрлінгвістів, термінологів, психологів, соціологів, економістів, програмістів, експертів та ін.

Як закон в цілому, так і всі його складові, включаючи окремі норми права, мають бути бездоганними з погляду змісту й форми. Усі засоби й інструменти, що матеріалізують законодавчу ідею, вибудовують стрижневий каркас і кожну деталь законодавчого акта (поняттєвий апарат, термінологія, мова і стиль, структура, логічна побудова, юридичні конструкції та кліше, дефініції тощо), мають бути глибоко продуманими, ретельно зважені та вправно застосовані.

Водночас на сучасному етапі розвитку законотворчості українські науковці та практики визнають, що серед наявних проблемних питань одним з ключових є «недостатня якість форми та змісту проектів законів, що готуються, і вони мають безпосередній вплив на стан вітчизняного законодавства» [1, 4].

З метою вдосконалення законодавства через гармонізацію змісту й форми правових приписів законотворці прагнуть передусім визначити найважливіші критерії якості закону. Це особливо актуально у контексті орієнтації українського нормотворення на систему європейських цінностей. І хоча кожна країна накопичила власний досвід (історичний і сучасний), традиції, процедуру і правила законотворчості, проте слід проаналізувати спільне й відмінне в ієрархії загальних вимог до закону та визначити, на основі узагальнення вітчизняного і зарубіжного досвіду, яким є головний вектор подальшого розвитку законодавчої техніки, на досягнення яких якостей законодавчого тексту мають бути сфокусовані зусилля нормотворців, які засоби й інструменти потрібні для цього.

Дослідники особливостей нормативно-правових текстів по-різному вибудовують ієрархію їхніх найважливіших специфічних ознак. Так, наприклад, Н. Присяжнюк такими ознаками вважає «точність», «стислість», «впливовість», «логічна послідовність», «лінійність викладу тексту», «точність і ясність», «абстрактність» та «об`єктивність викладу» [3, 9].

М. Власенко пропонує таку структуру властивостей законодавчої мови і стилю: а) спільні: відсутність експресивності; зв’язність і послідовність, точність і ясність; простота викладу, лаконічність і компактність; б) спеціально-юридичні: зобов`язально-розпорядчий; констатаційно-розпорядчий; в) самостійні: мовна стандартизованість; композиційність (графічність) [4, 6-10].

Д. Керимов у главі «Логіка, стиль і мова закону» посібника «Законодавча техніка» акцентує увагу на таких властивостях законодавчої мови, як «логічна послідовність викладу змісту закону», «суворе дотримання професійного стилю»; «простота, зрозумілість, доступність широким верствам населення»; «дотримання правил граматики і синтаксису»; «повнота, цілісність, логічна завершеність», «директивність та офіційність», «спокійний, витриманий стиль викладу», «економічність та раціональність», «умотивованість та формальна визначеність», «однозначність, точність та чіткість викладу змісту правових приписів», «ясність і доступність населенню», «використання спеціальних термінів і висловів, спеціальних зворотів», «точність», «лаконічність» [5, 55-70].

І хоча українські та російські вчені розробили доволі повний перелік істотних ознак і водночас вимог до законодавчого тексту, у вітчизняній науці законотворчості пріоритетне місце посідає вимога точності й однозначності правових норм (О. Ушаков, М. Власенко, С. Головатий, І. Усенко, Н. Артикуца, Н. Присяжнюк, Ю. Зайцев, Ю.В. Калюжна, А. Марахова, Г. Онуфрієнко, Л. Чулінда, О. Даценко, А. Токарська, А. Красницька, О. Шаблій, О. Шпильківська та ін.).

Представники європейської методології підготовки писаного права, зокрема, Р. Вайнрат, В. Дейл, Ж.-Л. Бержель [2], Р.C. Дік [6], К. Ламботте [7], Г. Корню [8], М. Спарер, В. Шваб [9], Л. Піджен [10], Дж.С. Торнтон [11], М. Кац [12], Б. Еренберг-Сундін [13] та інші збігаються в думці, що законодавець, формулюючи свою волю, має щонайперше подбати про те, як зробити правову норму зрозумілою і доступною читачу. Згідно із загальноєвропейським підходом головне завдання нормопроектувальників – викладення правової норми з максимальною ясністю, точністю, простотою, задля чого, за висловом Жан-Луі Бержеля, вони мусять докласти всю свою ретельність, міркування та технічну майстерність, на яку вони здатні [2, 22]. На тлі євроінтеграційних процесів та інтенсифікації міжнародної правової співпраці чітко простежується головний вектор законотворчих зусиль нормопроектувальників різних країн: застосування ясної мови, зрозумілої та доступної для пересічного користувача, адже законодавчі акти мають вплив на прийняття рішень і регулюють поведінку на всіх рівнях суспільства. «Природною є мета демократичного суспільства забезпечити відкритість і зрозумілість роботи державної влади, а також гарантувати написання законів у такий спосіб, щоб вони задовольняли потреби всіх, хто їх читатиме» [13, 39 ].

Отже, висока якість закону являє собою беззаперечну соціальну цінність, оскільки робить його дієвим та ефективним регулятором суспільних відносин, сприяє підвищенню правової культури і правосвідомості громадян, спонукає їх до правомірної поведінки, конструктивної взаємодії громадськості з органами влади, участі у публічному обговоренні законопроектів, утверджує традицію поваги до закону та держави в цілому.

Література:

1. Законопроектування / Копиленко О. Л., Богачова О. В., Зайчук О. В. та ін.; За ред. О. Л. Копиленка, О. В. Богачової. – К.: Реферат, 2010.
   
2. Очерки методологии законотворчества: Матер. І конгресса Европейской ассоциации содействия законодательству (Бельгия, Льеж, 9-11 сентября 1993 р.). – Баден-Баден, 1993. – Ч. 3.
   
3. Присяжнюк Н. Нормотворення і юридична техніка. – К., 1997.
   
4. Власенко Н. Основы законодательной техники. – Иркутск, 1995.
   
5. Керимов Д. А. Законодательная техника: Науч.-метод. и учеб. пособие. – М., 1998. – С. 55-70.
   
6. Pigeon L. P. Redaction et interpretation des lois / Editeur Officiel du Quebec, 1978.
   
7. Lambotte C. Technique legislative et codification / Ed. Story-Scientia, 1988.
   
8. Cornu G. Linquistique juridique / Ed. Montchrestien. – 1990. – №11.
   
9. Sparer M. et Schwab W. Redaction des lois / Editeur Officiel du Quebec, 1978.
   
10. Dick R.C. Legal Drafting in Plain Language /Ed. 3. – Scarborough: Carswell, 1995.
    
11. Tornton G. C. Legislative Draffting / Ed.3. – London: Butterworths, 1987.
    
12. Cutts M. Lucid Law. Ed. 1. – Oxford 1994; Ed. 2. – 2000; Cutts M. Clarifying Ewrolaw. – Printed by Spectrum Press, Stockport, 2001.
    
13. Ehrenberg-Sundin B. Promoting clear drafting: The Swedish way // Інноваційні технології у вищій юридичній освіті. – К., 2005. – С. 26-39.
    

Бойко Наталия

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ГОРОДСКИХ ДУМ И ГУБЕРНСКОЙ АДМИНИСТРАЦИИ ГОРОДОВ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ В ПОРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД ИСТОРИИ РОССИИ (1870-1890 гг.)

После введения Городового Положения 1870 г. в России правительство пристально наблюдало за ситуацией в городах, так например, в августе 1870 года Симбирскому губернатору поступило распоряжение Министерства внутренних дел об образовании губернского присутствия по городским делам для «организации общественного управления» [1].

Как и в соседних губерниях, городская реформа проходила здесь под контролем губернского присутствия по городским делам. Прежде всего, присутствие проанализировало финансовое положение городов Симбирской губернии и пришло к выводу, что только Симбирск, Алатырь, Буинск и Сенгилей могут выдержать введение Городового положения без сбора дополнительных налогов. По замыслу властей, новые правила городской жизни не должны были явиться дополнительной обузой для горожан. 31 августа 1870 года Министерство внутренних дел прислало образец списка лиц, имеющих право участия в выборах.

Центральная власть более чем пристально контролировала процесс образования новых городских дум. Циркуляром от 29 августа 1870 года министерство просило российских губернаторов присылать копии всех определений присутствий по городским делам и выслало инструкции по разделению избирателей на разряды [10, с.3-4].

Списки избирателей были подготовлены Симбирской городской управой старого созыва и представлены в присутствие в сентябре 1870 года. Присутствие первоначально вернуло списки на доработку, но в конце сентября они были утверждены и отосланы в министерство. 29 декабря 1870 года в Доме городского общества завершились выборы гласных думы, тогда же была избрана городская управа и городской голова [1]. Первое заседание Симбирской городской думы состоялось 16 марта 1871 года. Перечисленные события происходили под пристальным наблюдением губернского присутствия по городским делам во главе с губернатором, которое следило за точным исполнением законов и инструкций Министерства внутренних дел [8, с.4]. В феврале министерство утвердило городского голову – купца I гильдии П.А. Егорова и его заместителя А.М. Балакирева.

Только после данной процедуры присутствие по городским делам направило в городскую управу специальное постановление о том, что вновь образованная Симбирская городская дума может приступить к заседаниям [11]. Особым предписанием Министерства внутренних дел от 19 мая 1871 года Симбирскому присутствию по городским делам было поручено представить отчеты о введении Городового положения во всех городах губернии. Министерство интересовало, насколько город удовлетворяет введенному Городовому положению, прежде всего в финансовом плане, а также то, как дело обстоит с распределением сословий в думах.

В декабре 1871 года губернатор отправил в министерство отчеты о первом полугодии действия Городового положения по городам Буинск и Сенгилей. В целом, финансовое положение этих городов было благоприятным: доходы города немногим превышали расходы, причем доходы городов по сравнению с дореформенным устройством значительно возросли [2].

Городовое положение вводилось незамедлительно только в 41 губернском городе, что касается уездных городов, то в них Городовое положение, согласно предписанию Министерства внутренних дел, должно было вводиться «в ближайший срок, сообразно местным обстоятельствам» [7, с.19].

В ноябре 1871 года, когда городские думы губернских городов наладили нормальную работу, Министерство внутренних дел сделало запрос Пензенскому губернатору о том, в каких уездных городах пришла пора ввести Городовое положение.

При этом министерство не собиралась «в приказном» порядке реформировать городское хозяйство, а ожидало в этом вопросе местной инициативы. На запрос министерства губернатор ответил, что городская реформа в уездных городах преждевременна, по его данным уездные городские общества опасаются, что новые городские думы станут финансовой обузой для городского населения. На это министр внутренних дел А.Е. Тимашев заявил, что опасениям уездных городов не стоит придавать значения, более того, необходимо «убедить» городские общества в желательности этой реформы [14].

Таким образом, центральные власти старались не допустить отклонений от намеченного плана реформы.

Из переписки губернатора с городскими собраниями старого образца, видно, что сопротивление реформе оказывали лица, ранее управлявшие городскими делами, из опасения утратить власть. Аргументы их сводились в основном к тому, что к управлению городами окажутся допущенными «неблагонадежные лица». Тем не менее, долго противиться настойчивым убеждениям губернатора они не могли.

Одно за другим городские собрания уездных городов Пензенской губернии в течение 1872 – начала 1873 года «приговором всех сословий» ходатайствовали о введении Городового положения.

Таким образом, отношение местного населения к городской реформе было неоднозначным, ожидания правительства оправдались, но только после настойчивых «убеждений» губернатора в необходимости этой реформы [14].

В уездных городах Симбирской губернии Буинск и Сенгилей «общественные приговоры» о проведении реформы состоялись соответственно 11 и 25 июля 1871 года. В Сызрани – чуть раньше, 23 апреля 1871 года. Данные ходатайства были одобрены губернатором и министром внутренних дел. Через шесть месяцев функционирования новых городских дум в уездных городах Министерство внутренних дел запросило сведения об экономическом состоянии этих городов.

Полученные сведения продемонстрировали в целом благоприятную картину, в перечисленных выше городах доходы преобладали над расходами, ассигнования на городское благоустройство значительно увеличились [3].

В самых мелких «заштатных» городах Городовое положение было введено еще позже, например, в Верхнем Ломове Пензенской губернии – в ноябре-декабре 1873 года.

Проведение выборов в уездных городах губерний Поволжья мало отличалось от выборов в губернских городах. В октябре 1873 года Пензенский губернатор рассмотрел списки избирателей по трем разрядам города Верхний Ломов Пензенской губернии. 3 ноября списки были возвращены городскому голове Нижнего Ломова (именно голова центра уезда контролировал введение Городового положения во всех городах уезда). Выборы в Верхнем Ломове проходили в начале декабря.

Их особенностью явилось то, что первоначально выборы по первому и второму разрядам не состоялись из-за неявки положенного числа избирателей. После доклада об этом губернатору выборы были проведены повторно и признанны состоявшимися.

При всестороннем изучении взаимодействий городских дум и губернской администрации Среднего Поволжья необходимо учитывать социально-экономическое развитие городов данного региона. В первую очередь стоит отметить, что в пореформенной истории России происходило интенсивное экономическое развитие городских центров. По темпам урбанизации Среднее Поволжье занимало одно из ведущих мест в России [6, с.189]. В 1880-е – 90-е годы темпы развития городской промышленности данного региона опережали средние показатели по Европейской России. В губернских городах – Пензе, Самаре, Симбирске во второй половине XIX века наиболее активно развивались торговля, мелкое и среднее промышленное производство. Именно в этот период Среднее Поволжье становится обособленным экономическим регионом, где важнейшую роль играли производство, обработка и торговля сельскохозяйственными товарами. С этим напрямую было связано строительство густой сети железных дорог. Важным следствием экономического развития региона явился рост населения губернских и уездных городов.

Губернии Среднего Поволжья, «внутренние окраины» Российской империи, несомненно, имели особенности развития. Так, города Симбирской губернии, за исключением Сызрани, значительно отставали от признанных аграрно-торговых центров региона – Самарской и Пензенской губерний. Крупным городским центрам Среднего Поволжья было характерно многообразие хозяйственных, административных и культурных функций.

Городовое положение 1870 года даровало городским думам полную самостоятельность в хозяйственных вопросах, но при строгом наблюдении губернской администрации за законностью их действий. Закон предоставлял губернатору возможности контролировать действия городского самоуправления и приостанавливать незаконные решения. За губернатором оставалось окончательное утверждение «обязательных» постановлений, бюджетов, выборов городских голов.

Проведение городской реформы 1870 года в городах Среднего Поволжья проходило под пристальным наблюдением губернской и центральной администрации. При этом власть в первую очередь следила за законностью процесса самоорганизации городских структур. В целом, городская реформа в Среднем Поволжье прошла без серьезных осложнений.