Вимір Матеріали Міжнародної науково-практичної конференції «vii прибузькі юридичні читання» 25-26 листопада 2011 року Миколаїв Іліон 2011

Вид материала

Документы

Содержание Персоноцентризм у системі методологічних принципів юридичної антропології Глобальное право как новая правовая реальность Таксономия криминализации и уголовный закон

Подобный материал:

• До сторіччя з часу написання роботи В.І. Леніна «Матеріалізм І емпіріокритицизм» Матеріали, 4497.2kb.
• Матеріали науково-практичної конференції м. Чернігів, 1 листопада 2011 року Чернігів, 2168.18kb.
• Всеукраїнська федерація «спас» запорізька облдержадміністрація запорізька обласна рада, 3474.89kb.
• Гендерна мапа центрально-східної європи матеріали Міжнародної науково-практичної конференції, 1924.01kb.
• Вах європейського вибору матеріали IIІ міжнародної науково-практичної конференції 25-27, 2505.29kb.
• З. Й. Красовицького 5 листопада 2008 року, м. Суми, 936.73kb.
• Оппозиция «романтизм-реализм» в повествовательной структуре рассказов Б. Майлина 20-30-х, 72.35kb.
• Міністерство освіти І науки, молоді та спорту україни кременчуцький національний університет, 890.11kb.
• Шоста міжнародна науково-практична конференція, 63.85kb.
• Управлінські аспекти підвищення національної конкурентоспроможності / Матеріали ІІІ, 4064.21kb.

Література:

1. Авер’янов В. Нові риси предмета українського адміністративного права / В. Авер’янов // Персонал. – № 4. – 2005. – С. 76–81; Адміністративна юстиція : європейський досвід і пропозиції для України / авт. упоряд. І. Б. Коліушко, Р. О. Куйбіда. – К. : Факт, 2003. – 536 с.; Андрійко О. Ф. Організаційно-правові проблеми державного контролю у сфері виконавчої влади : дис. … доктора. юрид. наук : 12.00.07 / Андрійко Ольга Федорівна. – К., 1999. – 390 с.; Анпілогов О. В. Захист прав і свобод громадян прокурором в адміністративному судочинстві : моногр. / О. В. Анпілогов. – К. : Видавничий Дім «Ін Юре», 2008. – 168 с.; Мергелидзе М. Р. Становление института разрешения административно-правовых споров / М. Р. Мергелидзе. – М. : ИД «Юриспруденция», 2008. – 120 с.; Курінний Є. В. Предмет і об’єкт адміністративного права України : моногр. / Є. В. Курінний. – Д. : Юрид. акад. МВС; Ліра лтд, 2004. – 340 с.

2. Картунов О. О. І спокій тільки сниться! / Картунов О., Маруховська О. [Електронний ресурс] – Режим доступу : ik.org.ua

3. Щодо застосування окремих норм матеріального права під час розгляду адміністративних справ : Інформаційний лист Вищого адміністративного суду України вiд 01.06.2010 р. № 781/11/13-10 [Електронний ресурс]. – Режим доступу: da.gov.ua

4. Адміністративне право України : академічний курс : підруч. : у 2 т. : Т. 1 / ред. колегія: В.Б. Авер`янов та ін. – К. : Вид-во «Юридична думка», 2007. – 592 с.

5. Мергелидзе М. Р. Становление института разрешения административно-правовых споров / М. Р. Мергелидзе. – М. : ИД «Юриспруденция», 2008. – 120 с.

6. Кодекс адміністративного судочинства України від 06.07.2005 р. № 2747-IV // Відомості Верховної Ради України. – 2005. – № 35–36, № 37. – Ст. 446.


Завальнюк Володимир

ПЕРСОНОЦЕНТРИЗМ У СИСТЕМІ МЕТОДОЛОГІЧНИХ ПРИНЦИПІВ ЮРИДИЧНОЇ АНТРОПОЛОГІЇ

Оцінюючи стан юридичної науки в цілому та загальнотеоретичної юриспруденції зокрема, вчені відзначають, що «нехтування методологією призвело до того, що створюваний юристами-теоретиками логічний понятійний ряд (в цілому відповідний базовим філософським категоріям), розходиться з системою понять інших юридичних дисциплін (наприклад, з цивільним правом)» [1, с. 100]. Це стосується, передусім, розуміння людини виключно як фізичної особи, юридичні властивості якої мають тільки зовнішній прояв, тоді як внутрішній правовий світ залишається за межами права. Враховуючи цей ключовий момент, слід розпочати аналіз методологічних основ юридичної антропології з виявлення принципів цього дослідницького напряму.

Питання про принципи у правовій науці (а юридична антропологія є її складовою частиною) розглядається в багатьох ракурсах. Традиційно виокремлюють принципи права, законодавства, правової системи, державного устрою тощо. Науковці, прагнучи окреслити певні загальні підстави досліджуваного предмета, називають ті чи інші принципи, часом невиправдано змішуючи їх, як правильно зауважує А. Ф. Черданцев, з властивостями або ознаками того чи іншого соціального явища [2, с. 52]. Проте принцип, швидше за все, категорія не онтологічного, а епістемологічного характеру. Виходячи з цього слід висувати на перший план принципи пізнання, які за своєю суттю виступають певними правилами дослідження об’єктів науки [3, с. 42].

Тому питання про гносеологічні засади юридичної антропології – це питання про вихідні засади, головні ідеї, які лежать в основі пізнавальної діяльності і використовуються вченими з метою достовірної та повної рефлексії людського виміру права. На думку К. Н. Любутіна, філософська антропологія підпорядкована розробці таких принципів (політичних, моральних, релігійних), які могли б відкрити людині перспективу, дати позитивний орієнтир [4, с. 61]. Однак, розпливчатість цього завдання унеможливлює його послідовну реалізацію в межах юридичної науки, частиною якої є юридична антропологія.

Питання про вихідні методологічні засади юридичної антропології не можна назвати новим для загальнотеоретичної юриспруденції. Так, цієї проблематики торкався у своєму дисертаційному дослідженні російський дослідник О. О. Пучков [5, с. 130-148]. Утім, вбачаємо за необхідне більш детально зупинитися на такому фундаментальному принципі юридичної антропології як принцип персоноцентризму.

В гуманітарній науці за великим рахунком склалося дві світоглядні концепції пояснення історичного становлення, буття та розвитку людини і суспільства: об’єктоцентристська та суб’єктоцентристська. У першій становлення людини в історії сприймається як складова природного історичного процесу, тобто як деяка незначна функція еволюції самої Природи. У процесі автоеволюції людина поступово ускладнює свою тілесну організацію, мислення, почуття. На вищому етапі природної історії індивід розвиває свідомість, удосконалює логіку. Констатується, що у свідомості кожного окремого індивіда у знятому вигляді концентруються усі досягнення природи та усі досягнення сотень попередніх поколінь. Розум, виходячи з позицій об’єктоцентризму, є вищим досягненням природного історичного процесу і виник в результаті зовнішньої відносно людини причини (дух, суспільство, економічні відносини, насилля тощо). В ідеалістичній інтерпретації об’єктоцентризму, вершиною якої стала філософія Г. Гегеля, дух формується на завершальних етапах розгортання тілесних потенцій Природи і виконує функцію її раціональної самоорганізації та саморегуляції. Можна стверджувати, що апогеєм об’єктоцентризму в гуманітарному знанні стали теорії Ч. Дарвіна, а також матеріалістична діалектика в контексті обстоювання нею принципу історицизму.

В рамках суб’єктоцентристського світогляду історичне становлення людини пояснюється не об’єктивним характером розвитку світу, а постійним породженням, кремацією людського духу. Якщо об’єктоцентризм виникнення людини прив’язує до завершальної стадії розгортання об’єктивної реальності, то в суб’єктоцентризмі людина є началом. Суб’єктоцентристський світогляд пояснює початок людської історії активністю людського духу, порядком внутрішньої свободи (М. Бердяєв).

Для юридичної антропології суб’єктоцентризм фактично є єдино можливим варіантом пояснення правового буття. Суб’єктоцентристський світогляд пояснює світ з самого суб’єкту, що не є апріорно вписаним в межі законів необхідності, запропонованих об’єктивною логікою. Світоглядна концептуалізація суб’єктивного, навіть суб’єктного можлива не на раціональній, а на трансраціональній надчуттєвій основі [6, с. 181]. Людина не лише укорінена у світі, але й світ настільки ж укорінений в людині.

Один із класиків суб’єктоцентристського світогляду М. Бердяєв свого часу писав: «Антропологічний шлях – єдиний шлях пізнання Всесвіту, і шлях цей визначає виключно людська самосвідомість. Лише в самосвідомості розкриваються таємниці світобудови» [7, с. 294]. Антропологія прагне виявити, яким чином влаштовано світ через розуміння природи людини, виявляючи її у відчуженому від нього світі, в продуктах його діяльності, в розумі. Основу суб’єктоцентристської концепції становить віра у високий духовний статус людини. Усе різноманіття її буття не можна зрозуміти з інших позицій, тим більше з позиції виключно раціонального знання.

Для юриспруденції характерна широка інтерпретація поняття «суб’єкт». Так, до числа суб’єктів входять як індивіди, так і ті їх об’єднання, яким юридична наука з часів римського права інколи невиправдано надає антропних рис. Щоб уникнути антропоморфізму в розумінні суб’єкта, слід принцип суб’єктоцентризму уточнити шляхом модифікації термінології.

Пропонується визначальний для юридичної антропології епістемологічний принцип іменувати персоно центризмом. Сутність цього принципу полягає в таких методологічних положеннях.

1) Центром світу правових явищ та, відповідно, правового розвитку, є людина, а не норма як фактично досі вважається представниками догматичної юриспруденції і ще більшою мірою галузевою юридичною наукою. Термін «людина» практично в жодній з них не фігурує.

2) Вираження та задоволення розумних потреб людини мають виступати основним критерієм оцінки ефективності дії права та діяльності держави. В цьому плані особливу значущість для юридичної антропології має розроблений П. М. Рабіновичем та його науковою школою потребовий підхід [8].

3) Співвідношення прямого та опосередкованого буття людини в праві полягає в тому, що окрім традиційних суб’єктивних прав, юридичних обов’язків та законних інтересів, якими наділені суб’єкти права і які конкретизуються в індивідуальних правових актах, людина з її почуттями, волею, свідомістю індивідуалізує себе в праві шляхом оцінки та легітимації правових норм, держаної влади, правового порядку. У зв’язку з цим, буття людини у праві є більш яскравим, різноманітним, багатим, ніж суто правові відносини та акти правової поведінки, які людині «пропонує» нормоцентристський підхід до права.

У підсумку зазначимо, що використання принципу персоноцентризму в антрополого-правових дослідженнях не лише сприяє методологічно вивіреному, послідовному науковому пізнанню, але й закладає основу для якісно нової парадигми, вільної від застарілого та невиправданого нормоцентризму. Виведення в центр буття права людину відкриває нові шляхи для розгортання правової реальності, правової культури та правового порядку.

Література:

1. Жуков В. Н. Место теории государства и права, философии права и истории политических учений в системе высшего юридического образования (Научно-практическая конференція) / В. Н. Жуков // Государство и право. – 2000. – № 12. – С. 99-101.

2. Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике / А. Ф. Черданцев. – Екатеринбург : Наука, 1993. – 192 с.

3. Цофнас А. Ю. 50 терминов по методологии познания. Краткий словарь-справочник с методическими рекомендациями / А. Ю. Цофнас. – О. : Астропринт, 2007. – 242 с.

4. Любутин К. Н. Человек в философском измерении / К. Н. Любутин. – Свердловск : Изд-во Ур. гос. ун-та, 1991. – 132 с.

5. Пучков О. А. Юридическая антропология и развитие науки о государстве и праве : Теоретические основы : Дис. ... д-ра юрид. наук ; Спец. 12.00.01 – Теория и история права и государства ; История учений о праве и государстве» / Пучков Олег Александрович. – Екатеринбург, 2001. – 502 с.

6. Букреев В. И. Этика права. От истоков этики права к мировоззрению : учеб. пособие / В. И. Букреев, И. Н. Римская. – М. : Юрайт, 1999. – 336 с.

7. Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества / Николай Бердяев. – М. : ЭКСМО-ПРЕСС, 1998. – 607 с.

8. Рабінович П. М. Потребовий підхід – безальтернативний варіант визначення соціальної сутності права та держави / П. М. Рабінович // Наукові праці Одеської національної юридичної академії. – Том 8. – О. : Юрид. л-ра, 2009. – С. 45-53.


Оборотов Юрий

ГЛОБАЛЬНОЕ ПРАВО КАК НОВАЯ ПРАВОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Современный глобализм рассматривается как новейшее проявление тенденций социального универсализма, и в этой связи глобализм может идти двумя путями: демократическим путем с опорой на принципы гуманизма, плюрализма, автономии и партнерства; недемократическим путем полной открытости и беспощадной конкуренции, монополизма транснациональных лидеров экономики. Второй путь во многом враждебен культуре и универсальной сущности человека, он ведет к хаосу в отношениях цивилизаций. Лишь первый путь глобализации рассматривается в качестве такого, который способен привести существующий мир к более высокому порядку, а эта глобализация тождественна универсализации человеческого общества и не противоречит универсальности человека [1, с. 17-25].

Представляется, что сегодня глобализация соединяет эти два пути своего движения. Не случайны столь противоречивые оценки как самой глобализации, так и формирования глобального общества, глобального порядка, глобального права.

В сфере юриспруденции В. С. Нерсесянц в рамках современной глобализации рассматривал юридическую глобализацию как ее важную составляющую. По его мнению, успех в сфере юридической глобализации (во внутригосударственном и международном праве) будет зависеть от готовности и способности участников к предстоящим преобразованиям мирового правопорядка, сохранности правовых достижений прошлого и обеспечения их более развитыми правовыми нормами, формами, институтами и процедурами.

В этой связи В. С. Нерсесянц отмечал значение таких присущих праву свойств и характеристик как абстрактная всеобщность (универсальность), формализованность (формальная определенность), системность, общезначимая и общеобязательная конкретизированность источников. Его вывод: чем более социально-исторически развито право, тем более оно универсально (глобально). Важнейшая идея выдающегося теоретика юриспруденции состоит в том, что формирование и развитие права от древнейших времен до современности представляет собой историю все большей универсализации и унификации права, историю движения к все более глобальному праву [2, с. 38-40].

И действительно, сегодня под влиянием процессов глобализации складываются универсальные представления о развитии миропорядка, формирования межцивилизационных нормативов и происходит выход за рамки традиционной (государственно-центричной) организации и международных институций. При этом определяющими факторами современных отношений рассматриваются локальные цивилизации, взаимодействие которых составляет суть смыслового поля мировой политики. Взаимодействие локальных цивилизаций предстает в двух получивших распространение конструктах, таких как «столкновение цивилизаций (С. Хантингтон) и как «диалог цивилизаций» (А. Тойнби).

С 2001 года Генеральная ассамблея ООН утвердила «Глобальную повестку дня для диалога между цивилизациями» и признала диалог между цивилизациями в качестве развернутой концепции «поощрения культуры мира и диалога между цивилизациями». В принятом документе дано определение диалога между цивилизациями как процесса, который развертывается внутри цивилизаций и на их стыке, и который основан на всеобщности участия и коллективности желания учиться, открывать для себя и изучать цивилизации, выявлять сферы общего понимания основных ценностей и сводить разные подходы в единое целое с помощью диалога [3, с. 142]. Объединяя в себе элементы прагматизма и утопизма (И. В. Следзевский), концепция диалога цивилизаций связана с формированием нового миросознания, направленного на изменение мировой политики как смысловой реальности. Реальным основанием межцивилизационного диалога рассматривается глобальная этика (Г. Кюнг) как согласованное и постепенное соединение в их базовых ценностях великих религиозных и культурных традиций мира. Отсюда становление особой сферы в идеологии глобализма – концепции этической глобализации и нормативно-ценностного измерения глобального управления. Глобальное управление связывается не с международным правом (как правом договоров суверенных государств между собой), а с приобретающей эффективность (успешное решение глобальных проблем человечества) глобальной этикой. Здесь глобальное управление выражает квазимеждународный смысл, не связанный с суверенитетом государств, а опирается на авторитет этических учений и духовных традиций [3, с. 155]. И если на этом этапе диалога цивилизаций такое состояние «бесправия» еще допустимо, то, по-видимому, в ближайшее время можно прогнозировать развитие процессов формирования норм и ценностей глобального права, которое и должно выступить основанием становления будущего глобального правопорядка.

В юридической литературе уже делаются первые попытки осмысления понятия, отображающего процессы глобализации в категориях юриспруденции и применяющегося к праву, проводятся разграничения правовой глобализации и глобализации в правовой сфере [4, с. 368, 371]. Допуская возможность создания и функционирования глобального права, Л. Удовика отмечает, что оно не может быть сведено к системе норм и правил поведения, а предстает как специфический образ права, основанный на европейской модели и отображающий современное буржуазное мировоззрение, социальные устои, традиции. Глобализация в праве – это продукт развития Западной цивилизации, и в своей основе это дальнейшая европеизация мира [4, с. 360-361]. Однако здесь могут быть высказаны некоторые возражения автору.

Во-первых, многие исследователи глобализации отмечают, что глобализация – это американизация мира; и, во-вторых, сомнительно, что становление глобального права – это целенаправленная деятельность. Этот процесс протекает стихийно и пока можно отметить только робкие попытки включиться в формирование глобального права со стороны некоторых международных организаций и транснациональных корпораций.

Различие между национальным, интегративным и международным правом, основанным на идеях верховенства права, иначе именуемым жестким правом, и глобального права как новой правовой реальности, в его характеристике как мягкого права, которое не может быть подходящим инструментом для реализации идеи верховенства права, связано не только с негосударственными участниками, от которых исходит это право, но также с «мягкой» нормативной реальностью, составляющей его содержание. В условиях глобализации, поверх установленных государственных границ идет процесс социального взаимодействия, который предполагает становление специфической (мягкой) правовой нормативности, выражающей, в частности, особенности правовой глобализации.

Среди проблемных областей междисциплинарных исследований, которые имеют прямой выход на становление глобального права, процессы дальнейшего развития национального права, является проблематика адаптации государств к нарушениям их суверенитета, участие государственных и негосударственных факторов в формировании новой политической модели мира [5, с. 552].

Происходящее сегодня соревнование между национальными правопорядками с целью привлечения транснациональных корпораций, туристов или других участников глобализации, с одной стороны, создает условия для того, чтобы представить свой правопорядок как «юридический рай» [6, с. 39] для участников глобальных отношений а, с другой стороны, сближает правовые системы, создавая условия для формирования единообразия нормативного содержания правовых систем.

Формирующееся глобальное право содержит нормы, которые во многом связаны с координацией и кооперацией, нежели с конфликтом интересов, этой традиционной сферой для становления права как такового и национального права в частности.

Проблематика взаимосвязи глобализации и права уже сегодня представлена в различных ракурсах. Так, влияние глобализации на право охарактеризовано М. Н. Марченко посредством выделения тенденций развития права в условиях глобализации, среди которых: универсализация и унификация права; широкое использование принципов права как регуляторов общественных отношений; усиление роли судейского права и таких его источников как прецедента и судейской практики; расширение прав человека и гражданина; постепенное стирание границ между публичным и частным правом; политизация права [7, с. 6-10].

В этом перечне стоило бы в качестве самостоятельной тенденции выделить тенденцию формирования глобального права как новой правовой реальности. По сути же речь идет о складывающемся новом уровне бытия права. Иными словами, наряду с национальным уровнем (национальное право), международным уровнем (международное право), интегративным уровнем (интегративное право), на глобальном (межцивилизационном) уровне формируется глобальное право.

Литература:

1. Гарпушкин В. Е. Социальный универсализм: новый взгляд / В. Е. Гарпушкин // Социс. – 2010. – № 9. – С. 17-25.

2. Нерсесянц В. С. Процессы универсализации права и государства в глобализирующемся мире / В. С. Нерсесянц // Государство и право. – 2005. – № 5. – С. 38-47.

3. Следзевский И. В. Диалог цивилизаций как смысловое поле мировой политики / И. В. Следзевский // Общественные науки и современность. – 2001. – № 2. – С. 141-156.

4. Удовика Л. Глобалізація і право: антропологічний вимір / Л. Удовика // Антропологія права : філософський та юридичний виміри (стан, проблеми, перспективи) : Матеріали Міжнародного «круглого столу» (м. Львів, 4-5 грудня 2009 року). – Л. : Край, 2009. – С. 357-373.

5. Политология : учебник / А. Ю. Мельвиль [и др.]. – М. : МГИМО (университет) МИД России; Проспект, 2011. – 624 с.

6. Лапорта Ф. Глобализация и верховенство права. Некоторые сомнения вестфальца / Ф. Лапорта // Проблеми філософії права. – 2006-2007. – Том IV-V. – С. 34-49.

7. Марченко М. Н. Основные тенденции развития права в условиях глобализации / М. Н. Марченко // Государство и право. – 2009. – № 6. – С. 6-10.


Туляков Вячеслав

ТАКСОНОМИЯ КРИМИНАЛИЗАЦИИ И УГОЛОВНЫЙ ЗАКОН

Энциклопедическое определение таксономии относится к общей теории классификации и систематизации сложных систем, при которой объединяющая единая классификация пронизывает всю структуру, обеспечивая ее целостность и последующее развитие.

Профессор Асаф Хардуф (2009), рассматривая проблемы таксономии криминализации, исходит именно из этой позиции, утверждая, что ключевое основание криминализации деяния «вред» носит системный характер и состоит из собственно ущерба, характеристик активности и поведенческой причинности. По сути дела, основной критерий криминализации деяний определен в ч.2 ст.11 УК Украины (причинение существенного вреда физическому или юридическому лицу, обществу, государству). Однако в ряде случаев мы не криминализируем или наоборот декриминализируем деяние, исходя из того, что его характеристики не удовлетворяют (соответствуют) требованиям общественной морали, не способствуют общественной стабильности, и принципам естественного права.

В этой связи любой Уголовный кодекс строится с обоснованием запретов посягательств против личности, собственности, общества и государства и против ряда моральных ценностей, декларируемых в качестве базовых в обществе и поддерживаемых им.

Но может ли уголовное право достичь соответствующих целей, идя навстречу законодателю и постоянно запрещая определенные деяния? Может ли запрет предупредить наступление вреда, не существует ли каких либо альтернатив криминализации в области предупреждения девиантного поведения?

Наконец, какова идеальная таксономическая схема при которой единая классификация обосновывает оптимальность криминализационных процессов?

Нам уже приходилось писать о том, что сегодня в государстве прослеживается тенденция к сверхкриминализации, когда методы уголовно-правового воздействия рассматриваются в качестве одних из базовых и основных для применения в государстве в контроле над девиациями. Селективность отбора деяний, вызываемая процессуальной и управленческой недоказуемостью конкретных посягательств (не говоря уже о моделях откровенной коррупции), ведет к социальной несправедливости, к селективной юстиции, когда бедных отправляют за решетку, а власть имущие откупаются. Речь не идет о классе людей со сверхвысокими или высокими доходами. Отношение человека к системе юстиции и системы юстиции к нему в современном обществе определяется именно отношением человека к власти (М.Вебер).

Это наглядно приводит к системным нарушениям прав человека, к формированию стигматизированных как потенциальные преступники общественных групп, искажению стереотипов и идеалов права и справедливости, к «выхолащиванию» профилактической и карательной функции уголовно-правового запрета.

Следовательно, определение таксономической структуры (вред – деяние – связь), четкое указание на значимость суверенитета государства, вреда личным и общественным интересам для криминализации в национальном праве обуславливают структуру будущего учения о криминализации и систему модельного Уголовного кодекса.

Несколько проблемных вопросов, которые также хотелось бы поставить на рассмотрение в связи с этим:

1. Структурное совершенствование учения об Уголовном законе в части более четкого описания форм и видов уголовно-правового воздействия, принципов, источников, юрисдикционных полномочий, оснований ответственности, особенностей непривлечения и освобождения от уголовной ответственности, правил аппроксимации, уголовно-правового тезауруса. Данный цикл работ включает в себя решение комплекса проблем доктринального характера, начиная от многоколейности уголовно-правового воздействия, заканчивая предельной формализацией оснований непривлечения к ответственности (иммунитетов и привилегий в уголовном праве)
   
2. Формализация учения о преступлении и уголовном проступке с новой классификацией и таксономией, основанной на четырехзвенном делении «личность, собственность, государство, общество, мораль».
   
3. Совершенствования системы наказаний (штраф, лишение свободы, пробация) и иных уголовно-правовых мер: безопасности (конфискация, лишение прав), мер социальной защиты (принудительные меры медицинского и воспитательного характера), мер компенсации, мер реституции, мер поощрения.
   
4. Предельная формализация правил назначения наказания. С нашей точки зрения речь здесь должна идти как о формализации назначения наказания при наличии смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств, так и декриминализации квалифицированных составов деяний, в которых то или иное обстоятельство было первоначально указано в качестве системообразующего. С нашей точки зрения, например, такие признаки как совершение преступления повторно, организованной группой, преступной организацией, лицом с использованием своего должностного положения, служебным лицом и др. должны быть исключены из диспозиций конкретных составов Особенной части УК. С размещением в Общей части соответствующих норм, увеличивающих наказание. Аналогичным образом можно решить вопрос с обстоятельствами, смягчающими наказание, которые выступают системообразующим признаком диспозиции статьи Особенной части УК (например, совершение преступления в состоянии сильного душевного волнения).
   
5. Оптимизация количества специальных норм в Особенной части УК. С нашей точки зрения, например, было бы правильным изменить диспозицию ст.115, УК, именуя ее «умышленное посягательство на жизнь» и убрав тем самым из уголовного законодательства нормы, нарушающие принцип равенства и подвергающие дополнительной охране представителей органов государственной власти, сотрудников правоохранительных органов, носителей правосудия и т.п. И таких примеров системного нарушения базовых принципов справедливости и равенства достаточно много.
   
6. Ликвидация составов с «двойной» формой вины с переносом ответственности в общие нормы.
   
7. Ликвидация значительной части составов с бланкетными диспозициями с переводом поля ответственности в русло гражданско-правовых или хозяйственно-правовых отношений.
   
8. Оптимизация регулирования в рамках единой нормы, где критерием отличием преступления от проступка служит типовая санкция.
   
9. Формирование уголовных законов «sui generis», существование которых позволит более предметно описать особенности уголовной ответственности и наказаний несовершеннолетних, проблематику военно-уголовного и супранационального уголовного права.
   

Многие из поставленных вопросов являются достаточно дискуссионными и каждый практически является предметом самостоятельного исследования, однако практика последних научных форумов по уголовному праву и криминологии свидетельствует о необходимости их научного рассмотрения.