Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг

Вид материалаДокументы

Содержание


Сталин и его революция
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   84
СТАЛИН И ЕГО РЕВОЛЮЦИЯ

Понятием «сталинская революция сверху» многие историки определяют изменения в советском государственном и социально-экономическом строе, которые произошли за годы трех довоенных пятилеток. Хотя по ряду параметров это определение можно оспорить, его широкое использование, конечно, не случайно. С одной стороны, поворот 30-х годов действительно носил коренной, революционный характер. С другой — главной движущей силой этого поворота была политика советского руководства и, прежде всего, Сталина.

Исходный пункт сталинской революции сверху — события конца 20-х годов, когда на волне кризиса хлебозаготовок большинство в Политбюро под руководством Сталина приняло курс на ликвидацию нэпа — насильственное изъятие хлеба в деревне и репрессии против крестьян. Этот поворот, который Сталин назвал «великим переломом», сопровождался острой борьбой в руководстве партии. Сталин и его приверженцы одержали победу над группой так называемых «правых» (члены Политбюро А.И.Рыков, Н.И.Бухарин, М.П.Томский и их сторонники), которые выступали за более умеренный курс, считали опасной эскалацию насилия в деревне.

Сопротивление крестьян, которые поднимали восстания (по данным ОПТУ, уже в 1929 г. в стране было зарегистрировано более 1300 случаев «массовых антисоветских выступлений»7), сокращали посевы и резали скот, подтолкнуло сталинскую группу к еще более радикальным действиям. Под давлением из Москвы местные руководители в начале 1930 г. приступили к массовому насаждению колхозов. Уже на 1 марта в них числились 56% крестьянских хозяйств, а в местностях, объявленных «районами сплошной коллективизации», в колхозы согнали почти всех крестьян. Важнейшим рычагом создания колхозов была так называемая «ликвидация кулачества как класса». Массовые высылки, аресты л расстрелы обрушились не только на относительно зажиточную часть деревни, но и на тех крестьян, которые противились вступлению в колхозы.

На форсированную коллективизацию крестьяне ответили новыми восстаниями, убийствами местных руководителей. В январе 1930 г. ОПТУ зарегистрировало по СССР 402 массовых выступления, в феврале — 1048, в марте — 65288. Напор крестьянского сопротивления внес некоторые коррективы в первоначальные планы советского руководства. 2 марта газеты опубликовали известное письмо Сталина «Головокружение от успехов», в котором он обвинил местных руководителей в «перегибах» при проведении коллективизации. Однако волнения не прекратились. В начале апреля правительство отступило более основательно. На места была послана директива о смягчении курса, в которой признавалось, что над режимом нависла угроза «широкой волны повстанческих крестьянских выступлений» и уничтожения «половины низовых работников»9. Однако, несмотря на некоторые уступки, руководство

7 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. 2. Ноябрь 1929 — декабрь 1930 г. / Отв. редактор Н.Ивницкий. М., 2000. С. 702.

8 Viola L. Peasant Rebels under Stalin. Collectivization and the Culture of Peasant Resistance. New York, Oxford, 1996. P. 138–139.

9 Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации

1927–1932 гг. / Под ред. В.ПДанилова и Н.А.Ивнидкого. М., 1989. С. 36–37.

12

страны не отказалось от курса на сплошную коллективизацию, который и проводился в последующие годы.

После мартовского всплеска, который стал высшей точкой крестьянского движения против режима, волнения пошли на убыль, однако продолжались до конца 1930 г. Всего в 1930 г. ОПТУ зафиксировало 13754 массовых выступления. Данные о количестве участников — почти 2,5 млн человек — имелись по 10 тыс. восстаниям. Таким образом, в общей сложности в 1930 г. в массовых выступлениях в деревне принимали участие, видимо, более 3 млн человек10. Удержать ситуацию под контролем правительству удалось только при помощи террора. Сотни тысяч крестьян были отправлены в лагеря и трудовые поселения в Сибири и на Севере. По некоторым данным, в 1930 г. было приговорено к расстрелу только по делам, которые расследовало ОПТУ, 20201 человек11.

Важнейшей составляющей сталинского курса было огромное наращивание планов промышленного строительства. Избранная модель индустриального развития предусматривала массовую закупку на Западе передового оборудования, оснащение им отечественной промышленности и создание таким образом базы для развития собственных современных производств, прежде всего в тяжелой промышленности. Такой путь, как рассчитывало руководство страны, позволял перепрыгнуть стадию постепенного накопления технических и технологических достижений, которую прошли западные страны, и быстро вывести советскую экономику на уровень ведущих экономик мира. Однако эти расчеты во многом оказались ошибочными. Сверхфорсированная индустриализация уже с первых шагов породила многочисленные проблемы и противоречия. В результате бездумной траты средств огромные суммы оказались вложенными в незавершенное строительство, не давали отдачи. Действующие же предприятия, особенно те, что обслуживали потребности населения, сокращали производство из-за нехватки оборудования и сырья. Росла себестоимость промышленной продукции, резко ухудшилось ее качество. Летом 1930 г. индустриальные отрасли экономики охватил кризис12.

Разрушение сельского хозяйства, направление огромных средств в тяжелую промышленность, массовый вывоз продовольствия на экспорт привели к резкому падению уровня жизни населения. Даже в крупных городах, население которых правительство рассматривало в качестве своей основной социальной базы и старалось обеспечивать продовольствием в первую очередь, выстраивались огромные очереди за продуктами, которые распределялись по карточкам. Цены на свободном рынке для большинства были недоступны. На почве продовольственных трудностей в городах происходили волнения.

Оборотной стороной массового недовольства правительством было повышение политического авторитета лидеров «правого уклона», предупреждавших о тяжелых последствиях репрессий против крестьян и индустриальных скачков. В этих условиях Сталин вновь активизировал кампанию против •»правых». В декабре 1930 г. был снят с поста председателя СНК СССР и вы—

10 Viola L. Peasant Rebels under Stalin. P. 136–140. Важные данные, свидетельствующие о широком размахе крестьянского движения, приводит также Н.А.Ивницкий: Ивницкий H.A. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1994. С. 143–144.

11 Попов В.П. Государственный террор в советской России, 1923–1953 гг. // Отечественные архивы. 1992. № 2. С. 20–31.

12 Davies R.W. The Soviet Economy in Turmoil, 1929–1930. London, 1989.

13

веден из Политбюро А. И. Рыков, последний из лидеров «правого уклона», сохранявший высшие партийно-государственные посты. Место Рыкова в Совнаркоме занял секретарь ЦК, заместитель Сталина по партии В.М.Молотов. Прежнюю должность Молотова в аппарате ЦК получил Л.М.Каганович.

К этому времени в стране происходили все более глубокие изменения, вызванные курсом на форсированную индустриализацию и насильственную коллективизацию. В 1930–1931 гг. в отдаленные районы страны, в так называемые спецпоселки, были высланы более 1,8 млн крестьян13, многие были арестованы и помещены в лагеря. Не менее миллиона крестьян, не дожидаясь репрессий, бежали в города и на стройки, еще около 2 млн были предназначены на выселение по так называемой третьей категории (в пределах своей области) и также, потеряв имущество, в большинстве ушли в города и на стройки14. Коллективизация существенно подорвала производительные силы деревни.

Нарастал промышленный и финансовый кризис15. В 1932 г., который называли «завершающим» годом первой пятилетки, борьба за завершение основных объектов особенно усилилась. Капитальные вложения, утвержденные в начале 1932 г., оказались перерасходованными. Это, вместе с другими причинами, привело к быстрому увеличению инфляционного пресса. К 1 мая цены на продукты на городских базарах были в» десять раз выше, чем в 1928 г. и на 57% выше, чем к 1 мая 1931 г. С апреля 1932 г. и далее продукция как тяжелой, так и легкой промышленности либо не росла, либо сокращалась. Критической точки достиг дефицит внешнеторгового оборота. Несмотря на отчаянные попытки найти валюту любой ценой (даже за счет продажи музейных произведений искусства и редких книг), правительство было вынуждено резко сократить импорт. Это привело к серьезным проблемам даже на таких приоритетных объектах, как Челябинский тракторный завод, для которого квота импорта оборудования была сокращена более чем наполовину.

Внутренний кризис усугублялся обострением внешнеполитической обстановки. В сентябре 1931 г. японская квантунская армия захватила Маньчжурию, и на дальневосточных границах СССР возник реальный очаг военной опасности. Оборонный бюджет 1932 г. был в два с половиной раза больше, чем реальные оборонные расходы 1931 г., а капитальные вложения в военные отрасли промышленности планировалось увеличить на 45%. Экспансия военной индустрии требовала наиболее квалифицированной рабочей силы и наиболее сложных материалов и оборудования, что увеличивало экономические трудности.

Самые трагические последствия имело сокращение продовольственных фондов и распространение голода. Урожай 1931 г. оказался слишком низким и не мог обеспечить внутренние нужды и экспорт в 4,8 млн тонн. Государственные хлебозаготовки были непосильной ношей для крестьян. Общее количество зерна, направленного на внутреннее потребление в 1931/1932 гг., увеличилось на 2,5 млн тонн лишь благодаря тому, что экспорт хлеба, хотя и

13 Население России в XX веке. Исторические очерки. Т. 1. 1900–1939. М., 2000. С. 277 (автор раздела В.Н.Земсков).

14 Документы свидетельствуют. С. 46–47.

15 Данные о развитии экономики в этой и последующих вводных статьях приводятся (за исключением тех случаев, когда сделаны ссылки на другие источники) по книге: Davies R.W. Crisis and Progress in the Soviet Economy, 1931–1933. Basingstoke, 1996.

14

высокий, был ниже, чем в предыдущий год, а также сократились хлебные запасы. Уже в 1931 г. ряд регионов охватил голод. Одновременно в 1931 — 1932 гг. наблюдалось огромное увеличение числа рабочих, служащих и других категорий населения, получавших хлеб от государства, т.к. предприятия беспрерывно увеличивали набор рабочей силы, пытаясь выполнить невыполнимые планы. Численность контингентов, находящихся на государственном (карточном) снабжении продовольствием, увеличилась с 30 до 38 млн человек с января-марта 1931 г. до января-марта 1932 г. Не справляясь с этим напором, Политбюро 23 марта 1932 г. приняло решение отменить гарантированное хлебное снабжение для 20 млн человек, входивших в так называемые второй и третий списки.

Продовольственный кризис усиливал социальную напряженность. Массовый характер принял выход крестьян из колхозов. Голодные крестьяне оказывали сопротивление вывозу хлеба в счет заготовок. Во многих местах толпы крестьян нападали на государственные хлебные склады и разбирали зерно. Весной 1932 г. в связи с сокращением карточной системы начались антиправительственные выступления в городах. Наиболее значительные волнения произошли в текстильных центрах Ивановской области. 5 апреля началась забастовка на фабрике им. Ногина в Вичуге. 9 апреля бастовали почти все фабрики города. На следующий день многотысячная толпа двинулась к горсовету, разгромила здание милиции, заняла здания ГПУ и райкома партии. Активные выступления в городе продолжались и на следующий день. В стычках с милицией (согласно официальным отчетам) один демонстрант был убит и один ранен, пятнадцать милиционеров получили тяжелые ранения, еще десятки милиционеров и несколько руководителей района — легкие. 12 апреля в Вичугу прибыл Л.М.Каганович. При помощи репрессий и обещаний волнения удалось прекратить. Помимо Вичуги, забастовки и массовые волнения произошли в ряде других районов ИвановоВознесенской промышленной области16.

Нараставший кризис заставил правительство пойти на некоторые уступки. 6 мая 1932 г. был объявлен-новый план хлебозаготовок на 1932/1933 гг., который был чуть ниже реального объема заготовок 1931/1932 гг. План также предусматривал сокращение поставок колхозов за счет совхозов. Далее постановление от 20 мая разрешало крестьянам и колхозам после выполнения государственных поставок продавать их продукцию по ценам, которые складывались на рынке (ранее государство пыталось фиксировать цены). Цель подобных решений была ясна. Продразверстка и централизованное снабжение довели страну до голода, и, вспомнив о годах нэпа, сталинское руководство пыталось обратиться к личной заинтересованности крестьян.

Эти сами по себе полезные меры были, однако, непоследовательными и запоздалыми. Новый урожай не принес облегчения. Началась новая волна жестокого голода. В 1932–1933 гг. от голода, по наиболее достоверным подсчетам, умерло от 4 до 5 млн человек. Бесчисленные секретные сводки были переполнены сообщениями о широком распространении людоедства. Из голодающих деревень в города устремились массы крестьян и беспризорных детей. В стране свирепство—

16 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 213. Л. 3–7, 64–65, 77–78, 93; Werth N.. Moullec G. Rapports secrets soviйtiques. 1921–1991. Paris, 1994. P. 209–216; Rossman J. The Teikovo Cotton Worker's Strike of April 1932: Class, Gender and Identity Politics in Stalin's Russia // The Russian Review, 56 (January 1997). P. 44–69.

15

вала эпидемия тифа, причем не только в сельских местностях, но и в относительно более благополучных промышленных центрах.

Как обычно в кризисные моменты, усилилась оппозиция «генеральной линии» в самой партии. Судя по известным материалам, в ВКП(б) распространялось мнение о порочности политики Сталина, осуждение его за разжигание неоправданной конфронтации с крестьянством. Некоторые члены партии в это время попытались объединиться и вести целенаправленную антисталинскую пропаганду в ВКП(б). Наиболее широкую известность приобрели материалы так называемого «Союза марксистов-ленинцев», вдохновителем которого был один из старых членов партии М.Н. Рютин. Именно он подготовил в 1932 г. документ под названием «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» и обращение «Ко всем членам ВКП(б)». Обращение начиналось словами: «Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис»17.

Особенно тревожным симптомом для режима был фактический саботаж чрезвычайных хлебозаготовок со стороны многих партийных работников на местах. Хорошо зная истинное положение дел в деревне, наблюдая каждый день голодные смерти, низовые руководители во многих случаях отказывались выполнять приказы центра о повальном вывозе зерна в счет государственных заготовок. j

Удержаться у власти в период кризиса сталинское руководство сумело лишь при помощи жестоких репрессий. Основными методами хлебозаготовок стали повальные обыски, массовые аресты, расстрелы и даже отправка в ссылку целых деревень. Орудием усмирения деревни были созданные в начале 1933 г. чрезвычайные органы управления — политотделы МТС, получившие огромные права. ОГПУ арестовывало в городах «дезорганизаторов производства», «кулаков», «вредителей». В ноябре 1932 г. было принято решение о введении паспортной системы. Паспорта получали только горожане, что должно было препятствовать массовому наплыву в города голодающих крестьян. Одновременно при выдаче паспортов проводилась проверка населения, в ходе которой из крупных городов, прежде всего столиц, выселялись «социально-опасные элементы». В апреле 1933 г. Политбюро приняло решение об организации в дополнение к многочисленным лагерям, колониям и спецпоселкам так называемых трудовых поселений, куда, помимо крестьян, обвиненных в саботаже хлебозаготовок, предполагалось направлять «городской элемент, отказавшийся в связи с паспортизацией выезжать из Москвы и Ленинграда», а также «бежавших из деревень кулаков, снимаемых с промышленного производства»18. За 1933 г. в ссылку было отправлено около 270 тыс. новых спецпоселенцев19. Примерно на 200 тыс. за 1933 г. увеличилось количество заключенных в лагерях.

Для подавления недовольства в партии с ноября 1932 г. была объявлена очередная чистка ВКП(б). Небывало массовый характер приобрело привлечение коммунистов к уголовной ответственности за невыполнение директив центра о вывозе хлеба из голодающих деревень. Всего за 1932–1933 гг. из партии были исключены около 450 тыс. человек (на 1 января 1933 г. в ней состояло

17 Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. С. 106.

18 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 921. Л. 67.

19 Население России в XX веке. С. 279.

16

3,5 млн человек). В числе прочих инакомыслящих были арестованы и приговорены к различным срокам заключения М.Н. Рютин и его сторонники.

Несмотря на разногласия по ряду проблем, касающихся кризиса и голода 1932–1933 гг., историки едины во мнении, что причиной этих трагических событий была, прежде всего, преступная политика сталинского руководства: насильственная коллективизация, «раскулачивание», хлебозаготовки, разрушившие производительные силы деревни. Очевиден и тот факт, что выход из кризиса и относительная стабилизация продовольственного положения осуществлялись не только при помощи террора и принуждения, но и за счет некоторой «либерализации» экономического курса. С 1933 г. были снижены планы индустриального роста и капиталовложения в тяжелую промышленность. Менее жестоким становился нажим на деревню. Крестьяне получили более широкие права на ведение личных подсобных хозяйств. Период примерно с августа 1933 г. до лета-осени 1936 г. был отмечен наращиванием производства промышленной и сельскохозяйственной продукции и повышением уровня жизни (особенно заметным по сравнению с голодными годами) значительной части населения.

Нет никаких причин полагать, что более сбалансированная и менее экстремистская политика не могла проводиться на несколько лет раньше. Если бы (даже в рамках форсированной индустриализации) государство отказалось от сверхвысоких нереалистичных инвестиционных планов и не столь безжалостно расправлялось с крестьянством, многие трагические последствия голода и кризиса можно было бы частично избежать или смягчить. Как и во многих других случаях, курс высшего советского руководства, представления и действия советских лидеров были существенным фактором развития страны и сказались на судьбах миллионов людей. В этом пункте мы вновь сталкиваемся со сложной и малоизученной проблемой механизма принятия решений, проблемой соотношения объективных ограничителей сталинской политики и действий, вызванных ошибочными (основанными на искаженной информации) или заведомо преступными расчетами Сталина и его окружения.

18 июня 1932 г. двадцатилетний украинский студент Г.И.Ткаченко написал письмо секретарю ЦК компартии Украины С.В.Косиору. Комсомолец, убежденный сторонник социализма, потрясенный ужасом обрушившегося на Украину голода, писал: «Вы представляете, что сейчас делается на Белоцерковщине, Уманщине, Киевщине и т.д. Огромные площади незасеянной земли... В колхозах, в которых было лошадей 100–150, сейчас только 40–50, да и те падают. Население срашно голодает... Десятки и сотни случаев, когда колхозники выходят в поле и исчезают, а через несколько дней находят труп и так его без жалости, будто это вполне нормально, зарывают в яму и все, а на следующий день находят труп того, кто зарывал предыдущего, — мрут от голода... В Киеве сколько угодно по углам сидят целыми семьями крестьяне и просят — плачут кусок хлеба, уже поопухали от голода. И кто это? Колхозники, которые имеют сотни трудодней... В этом году может быть надежда не на лучшее, а еще на худшее, потому что большой неурожай, как видно, будет, а планы хлебозаготовок еще большие навалены на колхозы»20. Письмо Ткаченко взято нами наугад из огромной массы аналогичных, и еще более страшных документов, только потому, что в тот же день, 18 июня 1932 г., в письме Кагановичу,

Голод 1932–1933 роюв на Укргшй. Киев, 1990. С. 183–185.

17

Молотову и другим членам Политбюро Сталин изложил свое представление о голоде и его причинах (документ № 133).

Хотя в этом письме (что представляет редкое исключение) Сталин признает само существование «разорения и голода» в «ряде районов», его анализ ситуации и предложения трудно назвать объективными и реальными. В письме Сталина голод превращается в обычную бюрократическую проблему распределения плана хлебозаготовок и «усиления внимания» к сельскому хозяйству со стороны местных руководителей. Особое раздражение Сталина при этом вызывают украинские крестьяне — «несколько десятков тысяч украинских колхозников все еще разъезжают по всей европейской части СССР и разлагают нам колхозы своими жалобами и нытьем». В этом «программном» письме, как и в переписке Сталина и Кагановича в целом, отсутствует сколько-нибудь серьезное обсуждение вопросов продовольственного положения страны, распределения зерна, соотношения внутреннего потребления и экспорта, положения крестьянства, действенности принятых решений о колхозной торговле, призванной повысить заинтересованность крестьян в более производительном труде и т.п.

Сталин получал необходимые данные о реальном положении деревни и распространявшемся голоде. Однако признать эти реальные факты и исходя из них анализировать ситуацию — означало для Сталина признать собственные ошибки и преступления, порочность проводимого ранее курса. Чтобы избежать этого, Сталин не только в публичных выступлениях, но и в секретной переписке конструировал для себя и своих соратников такую картину происходящих событий, которая была далека от реальности, но позволяла сохранить «политическое лицо» высшей власти. Эта тенденция, ставшая правилом, порождала постоянное запаздывание с принятием необходимых мер, непоследовательные решения, что доводило кризисы до крайних пределов.

Очевидно, что осуществление Сталиным тех или иных акций во многом зависело от информации, которая поступала к нему на рабочий стол. Информация эта, несомненно, была огромной — проекты различных решений и иных официальных документов, доклады ОГПУ — НКВД, информационные сводки по партийной линии, письма и обращения многочисленных партийно-государственных чиновников, доклады разного рода контролирующих органов, информация ТАСС, сообщения советских послов, материалы зарубежной прессы, некоторые письма рядовых граждан и многое другое. Состояние архивов, в том числе личного архива Сталина, таково, что мы не можем реконструировать в достаточной мере круг источников информации, которые действительно становились для Сталина актуальными в тот или иной период. Очевидно лишь, что Сталин не мог одинаково внимательно относиться ко всем этим материалам; многое, несомненно, оставалось непрочитанным.

Интересен и показателен круг вопросов, к которым обращались Сталин и Каганович в своей переписке. В ней отсутствует даже упоминание многих событий, которые, как можно было бы ожидать, особенно интересовали советских вождей — например, знаменитая экспедиция в Арктику под руководством О.Ю.Шмидта и открытие первого завода синтетического каучука в Ярославле, происходившие в период отпуска Сталина в 1932 г., рекордные полеты в стратосферу и производство первого советского никеля в 1933 г., стахановское движение в 1935 г. и т.д. Сталин и Каганович сосредоточены, прежде всего, на вопросах, составлявших предмет рассмотрения Политбюро,

18

хотя находят время для обсуждения мелочей, типа целесообразности сооружения в Москве доски почета колхозов Московской области. Многие проблемы (например, хозяйственного характера) Сталин оставлял на разрешение своих соратников, в частности Орджоникидзе.

Переписка с Кагановичем дает основания говорить о том, что Сталин воспринимал окружающий мир, главным образом, через доклады и обращения своих соратников. Чтение их многочисленных записок, проектов постановлений и т.п. занимало значительную часть времени Сталина, а их обсуждение — значительную часть писем Сталина. Такая сосредоточенность на рутинной деятельности партийно-государственного аппарата вполне соответствовала вере самого Сталина в силу аппарата и административных мер. Стремление при помощи реорганизаций аппарата решать насущные проблемы характерно для многих администраторов во многих странах на разных уровнях управления. Однако Сталин был особенно горячим приверженцем этой аппаратной веры. В письмах лета 1932 г., когда сельское хозяйство охватил острый кризис, он уделяет особое внимание реорганизации Наркомата земледелия. В исключительно длинном письме, датированном 17 июля (документ № 204), он критикует политику Наркомзема и предлагает выделить управление совхозами в отдельный комиссариат, оставив Наркомзему управление МТС и колхозами. 5 августа 1932 г. (документ № 238) Сталин даже утверждает, что «главный недостаток в работе руководящих органов по сельскому хозяйству (высших и низших) состоит (в настоящий момент) в прорехах организационного характера». В связи с этим он предложил «уничтожить систему колхозцентров сверху до низу, как систему уже ненужную, и передать ее работников органам Наркомзема и нового совхозного наркомата». Осуществление этого предложения уничтожило последние даже квазикооперативные организации в сельском хозяйстве. Помимо этого, Сталин в том же письме выдвинул схему специализации МТС по основным культурам (зерно, хлопок, свекла, лен и т.д.). Учитывая, что большинство колхозов производили более, чем один вид продукции, проведение в жизнь этого предложения вело к еще большим организационным проблемам, чем те, что существовали ранее. Вера во всемогущество административных реорганизаций была важнейшей чертой советской политики до прихода Сталина к власти и сохранялась вплоть до разрушения СССР, что всегда препятствовало проведению действительно серьезных реформ.

Многочисленные документы, открывшиеся в последние годы, в том числе и публикуемая переписка, свидетельствуют, что именно Сталин был основным вдохновителем и организатором политики террора и насилия. К массовым арестам и расстрелам сталинское руководство прибегало как к обычному методу руководства страной и преодоления многочисленных проблем и кризисов. Переписка с Кагановичем окончательно проясняет, в частности, вопрос об авторстве широко известного закона от 7 августа 1932 г., который стал одним из символов сталинской эпохи. Этот закон предусматривал введение, как назвал их сам Сталин, «драконовских» мер (см. документ № 207) против «расхитителей социалистической собственности». В условиях голода эти меры, в значительной степени, были направлены против голодающих крестьян, которые, спасая свою жизнь, срезали колоски хлеба на колхозных полях (именно поэтому в народе закон получил название «закона о пяти колосках»). На 15 января 1933 г., т.е. за полгода действия закона, на основании его были осуждены 103 тыс. человек. Из них (по разработанным данным о

19

79 тыс. осужденных) осуждены к расстрелу — 4880 человек или 6,2%, а к десяти годам лишения свободы — более 26 тыс. человек (или 33%). Большинство осужденных составляли крестьяне21. Сталин, как свидетельствуют публикуемые письма, не только был автором закона и сформулировал его «теоретическое обоснование», но некоторое время спустя инициировал его негласную модификацию, призванную несколько упорядочить его применение (документы № 248).

Убежденность в необходимости и эффективности максимальной централизации, тотального контроля и принуждения наряду с жаждой единовластия и авторитарностью служила источником стремления Сталина к установлению личной диктатуры. Одним из препятствий на этом пути были соратники Сталина по Политбюро. Выйдя победительницей из острой внутрипартийной борьбы 20-х годов, сталинская фракция отличалась большой сплоченностью и безусловным подчинением своему лидеру. Однако это подчинение первоначально не носило форму абсолютной зависимости чиновников от лидерадиктатора. Признавая первенство Сталина, члены Политбюро чувствовали себя политическими фигурами, хозяевами тех ведомств, которыми они руководили. Как политические деятели члены Политбюро фактически были продуктом сращивания высшего партийного и государственно-хозяйственного руководства, что значительно увеличивало их реальное влияние. Первое время после окончательной победы сталинской группы в партии сохранялись остатки традиций «коллективного руководства» — достаточно регулярно проводились заседания Политбюро, Оргбюро, Секретариата. После разгрома оппозиций в партии члены высшего советского руководства объективно оставались единственной силой в существующей политической системе, ограничивающей единовластие Сталина (хотя периодически он должен был также учитывать настроения населения).

Ограничение влияния членов Политбюро было одной из важных задач, которую Сталин решал постепенно на протяжении нескольких лет. Ее решение облегчалось отсутствием единства в Политбюро, нарастанием конфликтов внутри сталинской фракции. Противоречия между членами Политбюро, помимо личных мотивов, подогревались противоречиями между ведомствами, которые они возглавляли. Каждый из членов Политбюро (в соответствии с занимаемой должностью) активно защищал преимущества «своего» учреждения и «своих» людей. Многочисленные столкновения в правительстве и Политбюро происходили по поводу распределения материальных ресурсов, капитальных вложений, по поводу тех или иных решений, которые были выгодны одним ведомствам, но ущемляли интересы других.

Постоянный конфликт, изначально предопределяемый системой государственного управления, существовал между отдельными наркоматами и руководством СНК СССР и Госплана. Если наркоматы стремились обеспечить себе более льготные условия работы, требовали дополнительных капиталовложений и облегчения планов, то правительство и Госплан противостояли подобным тенденциям. Этими обстоятельствами были вызваны, например, многочисленные конфликты между Орджоникидзе и Молотовым, о которых говорилось в переписке Сталина и Кагановича (документы № 4, 13). Став в начале 1935 г. наркомом путей сообщения, Каганович также оказался участ—

Зеленин И.Е. «Закон о пяти колосках»: разработка и осуществление // Вопросы истории. 1998. № 1. С. 121.