Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 84

27

лидеров. Председатель СНК СССР Молотов, тесно связанный со своим заместителем, председателем Госплана Куйбышевым, находился в напряженных отношениях с председателем ВСНХ (затем наркомом тяжелой промышленности СССР) Орджоникидзе (см. например, документы № 4, 13). Их конфликты определялись во многом проблемами распределения капитальных вложений. Каганович, друживший с Орджоникидзе, также сталкивался с Молотовым по ведомственным вопросам (особенно после назначения на пост наркома путей сообщения). Не исключено также, что на определенном этапе они соперничали как ближайшие соратники Сталина. С другой стороны, отношения Кагановича с Куйбышевым и Ворошиловым, судя по всему, были достаточно дружескими.

В той или иной мере, но все сталинские соратники были причастии к политике насилия и репрессий, которая осуществлялась сталинским режимом для удержания власти и реализации целей форсированной индустриализации. Массовые репрессивные акции, показательные процессы, депортации и чистки, создание системы принудительного труда были существенным звеном всей системы управления страной. Каганович активно участвовал во всех этих кампаниях, инициатива проведения которых, как вновь свидетельствует публикуемая переписка, исходила преимущественно от Сталина. Наиболее полно механизм организации репрессивных акций прослеживается в переписке за 1936 г. в связи с подготовкой и проведением первого «большого» московского процесса над лидерами бывших оппозиций в августе 1936 г. (см. документы № 744, 745,'752, 755 и т.д.). Однако этим роль Кагановича не ограничивалась. В 1936–1938 гг. в результате массовых репрессий погибли многие работники железнодорожного транспорта и тяжелой промышленности, которыми руководил Каганович. Он напрямую был вовлечен в организацию террора, подписывал документы на арест своих подчиненных, издавал приказы с требованиями дальнейших репрессий. При исключении из партии в начале 60-х годов Каганович был обвинен в том, что лично подписал списки на расстрел 36 тыс. человек³⁹. В эти ужасные годы он также совершил ряд поездок на места (в Иваново, Западную область, в Донбасс), в результате чего в этих регионах были проведены массовые чистки и аресты руководящих работников.

После «большого террора» и выдвижения Сталиным нового поколения руководителей позиции Кагановича в высшем руководстве были существенно ослаблены. Многие связывают это с усилением антисемитизма после заключения советско-германского пакта в 1939 г., с самоубийством старшего брата Кагановича Михаила, над которым нависла угроза ареста. Вместе с тем нужно учитывать недовольство Сталина деятельностью Кагановича в качестве руководителя железнодорожного транспорта. Железные дороги плохо справлялись с нагрузками в ходе зимней войны с Финляндией. Каганович подвергался критике за проблемы в организации эвакуации в 1941 г. Во время войны он дважды отстранялся от руководства НКПС. Наиболее явным свидетельством немилости у Сталина был тот факт, что в 1941–1947 гг. Каганович лишь изредка посещал заседания в сталинском кремлевском кабинете⁴⁰.

Несмотря на то, что после 1948 г. положение Кагановича несколько улучшилось, он уже никогда не достиг тех высот, на которых находился в начале 30-х годов. Окончательно карьера Кагановича завершилась на июньском

³⁹ Вопросы истории КПСС. 1989. № 5. С. 100.

⁴⁰ Исторический архив. 1995. № 5–6; 1996. N° 1–3.

28

пленуме ЦК КПСС 1957 г., когда вместе с Молотовым и Маленковым он был зачислен в так называемую «антипартийную группу», исключен из Политбюро и ЦК. На пленуме Кагановича обвиняли в активном участии в терроре в 30-е годы. В 1961 г. за эти преступления он был подвергнут новой критике на XXII съезде КПСС и исключен из партии. До своей смерти в 1991 г. Каганович оставался непререкаемым и убежденным сталинистом.

1931 год

Уходя в 1931 г. в длительный отпуск (согласно журналу записей посетителей Сталин не принимал никого в своем кремлевском кабинете с 6 августа по 11 октября 1931 г.¹), Сталин впервые оставлял руководить повседневной работой Политбюро Кагановича. Однако при этом Сталин не собирался выпускать дела из-под контроля, регулярно получал информацию и направлял своих соратников, оставшихся в Москве.

В 1931 г. обозначились серьезные признаки кризиса, пик которого пришелся на 1932–1933 гг. Ко времени, когда Сталин отправился в отпуск, советская экономика работала с огромными трудностями. В попытке достичь амбициозные цели первого пятилетнего плана пленум ЦК ВКП(б) в декабре 1930 г. одобрил на 1931 г. самый сверхоптимистический из всех советских годовых народнохозяйственных планов: лишь за год промышленная продукция должна была вырасти на 45%, а капитальные» вложения в социализированный сектор экономики — на 70%. План предполагал соединить эти цели со строгим финансовым контролем. Если в 1930 г. денежная масса в обращении увеличилась на 55%, то в 1931 г. надеялись обойтись без дополнительной эмиссии.

В первые шесть месяцев года установленные планы существенно не выполнялись. В июне 1931 г. власти в связи с бюджетными затруднениями и нараставшей задолженностью по зарплате молчаливо отказались от намерения не производить эмиссию. В это же время обозначился серьезный кризис внешнеторгового баланса. Если в 1930 г. импорт лишь незначительно превосходил экспорт, то в первые шесть месяцев 1931 г. импорт приближался к 517 млн золотых рублей, а экспорт составлял менее 366 млн.² Обеспокоенное этим, Политбюро 20 июля 1931 г. создало комиссию для поиска путей сокращения внешнего долга³.

Однако, несмотря на очевидные трудности, советские лидеры категорически отвергали любые попытки сокращения плановых показателей. Обращаясь к руководителям промышленных предприятий 23 июня 1931 г., Сталин обрушился на тех, кто призывал к более реалистическим планам: «гоните прочь всех тех мудрецов в кавычках, которые вам говорят о реальных планах и проч.»⁴ Сталин вместе с тем дополнил свои требования безусловно выполнить план 1931 г. программой «мини-реформ», известной как «шесть условий Сталина». «Шесть условий» провозглашали необходимость более широкого использования экономических рычагов управления производством. Речь шла о повышении заинтересованности рабочих в более производительном труде (ликвидация уравниловки в оплате, улучшение бытовых условий), о повыше—

1 Исторический архив. 1994. N° 6. С. 37.

² См.: R.W. Davies. Crisis and Progress in the Soviet Economy, 1931–1933. Basingstoke, 1996. P. 22–24, 536.

³ РГАСПИ. Ф. 17. On. 162. Д. 10. Л. 122.

⁴ Там же. Ф. 85. On. 28. Д. 7. Л. 207–208.

30

нии авторитета и стимулировании инженерно-технических работников, о контроле над экономическими результатами деятельности предприятий при помощи так называемого «хозрасчета». Однако эти нововведения лишь незначительно облегчали экономические проблемы.

В сельском хозяйстве первые шесть месяцев 1931 г. были отмечены началом новой кампании коллективизации, сопровождаемой второй волной раскулачивания. К 1 августа 1931 г. 58% крестьянских хозяйств были коллективизированы по сравнению с 24% на 1 января. В 1931 г. были высланы сотни тысяч «кулаков», большая часть в периоды весеннего сева и сбора урожая. Эти огромные потрясения, несомненно, оказали разрушительное воздействие на сельскохозяйственное производство. Урожай также пострадал в результате серьезной засухи в основных зерновых регионах. В результате сбор зерна в 1931 г. был существенно ниже, чем в предыдущем году. Однако власти слишком медленно осознавали это и добивались выполнения плана государственных хлебозаготовок, который был даже несколько выше, чем зарегистрированный сбор 1930/1931 г.

В переписке Сталина и Кагановича отражено понимание некоторых из этих проблем, однако многие другие либо искажаются, либо вообще игнорируются. Несмотря на то, что Сталин постоянно подчеркивал необходимость безусловного выполнения планов 1931 г., он уделяет удивительно мало внимания реализации широко известных «шести условий», провозглашенных им как раз накануне отъезда в отпуск. Например, Сталин практически игнорирует деятельность специальной комиссии под руководством секретаря ЦК ВКП(б) П.П.Постышева, которая занималась подготовкой реформы заработной платы. В письме от 4 сентября (документ № 42) он лишь сообщил: «Резолюции о зарплате по металлу и углю не читал. Передайте Постышеву, что голосую за них по доверию». Поражает также отсутствие интереса Сталина к вопросам денежной эмиссии, которая существенно возросла в эти месяцы.

В центре внимания Сталина — дефицит внешнеторгового баланса. Он обсуждает этот вопрос во многих письмах и шифровках. В шифровке от 6 сентября (документ № 47) он откровенно отмечает, что «валютное положение у нас отчаянное» и предупреждает, что оно будет ухудшаться, потому что экспорт в большинство стран падает. При этом Сталин — неожиданное обстоятельство для историков — не требует увеличения зернового экспорта. 4 сентября (документ № 42) он жестко критиковал усилия Кагановича увеличить экспорт зерна, за который «платят гроши» и настаивал, что экспорт масла и яиц был бы более выгодным.

Основной подход Сталина к решению проблем внешней торговли — сокращение импорта. Это была довольно реалистическая политика, учитывая трудности обеспечения надежности экспорта в условиях мирового экономического кризиса и неблагоприятную мировую конъюнктуру сельскохозяйственного экспорта. В письме от 25 августа (документ N° 26) Сталин даже предлагал прекратить импорт из США в силу «драконовских условий кредитования, которые практикует Америка». 14 сентября (документ № 63) он писал, что импортный план IV квартала (на октябрь-декабрь 1931 г.) «надо бы сократить елико возможно». Однако усилия Сталина в этой области первоначально не давали результата. Импорт в целом даже увеличился в июледекабре 1931 г. Баланс внешней торговли демонстрировал значительный дефицит в каждом квартале вплоть до июля-октября 1932 г. Существовало не—

31

сколько причин столь сложного сокращения огромного импорта. С одной стороны, сталинские намерения терпели поражение перед напором реальных потребностей технологического перевооружения промышленности. С другой — значительную роль играли ведомственные интересы, воздействие которых во многом определяло реальности экономической политики. Только со временем строгие меры экономии принесли свои плоды. К концу 1932 г. кризис во внешней торговле был преодолен, хотя резкое сокращение закупок оборудования создало проблемы для советской индустрии.

Определенную гибкость, казалось, временами Сталин проявлял и в отношении сельского хозяйства. В середине августа он заявлял, например, что волнения в западной Грузии необходимо успокоить не только репрессиями, но и подвозом хлеба, ссылаясь на то, что «безрассудная «политика хлебозаготовок» грузинского руководства довела эти районы до голода (документ № 13). Однако это заявление вовсе не означало общего изменения политики насильственных хлебозаготовок. Сталин подтвердил, что прежняя линия должна проводиться на Украине и в других хлебопроизводящих регионах, а его самодовольство по поводу состояния сельского хозяйства (вопреки тревожным предупреждениям экспертов) проявилось в замечании: «зерновая проблема уже разрешена у нас» (документ № 13). В целом, в письмах за 1931 г. Сталин уделил слишком мало места сельскому хозяйству, очевидно полагая, что хлебозаготовки пройдут без особых трудностей.

Действительно внимательным Сталин был в этот период к ситуации на Дальнем Востоке. В начале 1931 г. советское руководство имело информацию, что влиятельные круги в Японии выступают за нападение на советский Дальний Восток. 18 сентября 1931 г. Япония вторглась в Маньчжурию, что стало первым значительным актом агрессии одной из фашистских держав, игравшим, как видно теперь, роль прелюдии ко второй мировой войне. Советский Союз в это время был еще слишком слабым, чтобы дать отпор Японии, и Сталин предпочитал осторожную политику. 14 сентября, за несколько дней до японского вторжения, Сталин требовал от Кагановича придерживаться твердой, но гибкой и более осмотрительной тактики в решении вопросов, касающихся советско-японских отношений (документ № 63). В целом на этих позициях Сталин оставался и после того, как японская агрессия стала свершившимся фактом (документ № 75). Такая осторожность разделялась не всеми. В стихотворении «Что дальше?», опубликованном в «Известиях» 23 сентября, поэт Демьян Бедный (вряд ли по собственной инициативе) позволил себе выразить недоумение по поводу «молчания Москвы» в ответ на японское вторжение: «Всегда готовая к отпору / Молчит загадочно Москва/И даже я в такую пору / Щедрюсь не очень на слова». Сталин приказал привлечь к ответу и Демьяна Бедного, и редактора «Известий» И.М.Гронского, и наркома иностранных дел М.М.Литвинова (документ № 82).

Нараставшее недовольство Сталин демонстрировал и по отношению к деятельности других советских руководителей, включая некоторых из его ближайших соратников. Летом 1931 г., как свидетельствуют письма, особую критику вызывали руководители Наркомата путей сообщения, в частности, нарком М.Л.Рухимович. Старый большевик Рухимович, долгие годы находившийся на хозяйственной работе, был назначен наркомом железных дорог летом 1930 г. и с того времени не уставал публично повторять, что они требуют дополнительных капиталовложений. В узком кругу советских лидеров его претензии, видимо, шли еще дальше. Во всяком случае, в письме Кага—

32

новичу от 4 октября (документ № 89) Сталин утверждал, что Рухимович «вел (ведет и теперь!) гнуснейшую агитацию против практической линии ЦК (вопрос о темпах и т.п.)». В этом же письме Сталин сравнил Рухимовича с М.И.Фрумкиным, старым членом партии, заместителем наркома финансов в 20-е годы, который еще до Бухарина, в 1928 г. критиковал политику партии в деревне и форсированную индустриализацию⁵. Сталин резко осуждал Рухимовича в нескольких письмах Кагановичу начиная с конца августа. Но только 30 сентября 1931 г. Политбюро по докладу Кагановича приняло решение освободить Рухимовича от обязанностей наркома путей сообщения и назначило наркомом А.А.Андреева. Заместителем наркома был назначен начальник транспортного отдела ОГПУ Г.И.Благонравов*. Одной из причин относительно долгого решения вопроса и неоднократных напоминаний Сталина о необходимости сместить наркома путей сообщения была, возможно, поддержка, которую оказывали Рухимовичу некоторые члены Политбюро. Как следует из письма Сталина Кагановичу (документ № 89), даже после смещения Рухимовича Молотов предложил назначить его председателем Госплана СССР (что автоматически означало назначение заместителем председателя СНК СССР)⁷, а Орджоникидзе пытался предложить опальному Рухимовичу пост своего заместителя по ВСНХ. Сталин с негодованием отверг эти предложения и категорически потребовал послать Рухимовича «на внемосковскую работу по линии ВСНХ». Соратники Сталина вынуждены были подчиниться. 12 октября 1931 г. Политбюро утвердило Рухимовича управляющим объединения «Кузбассуголь»⁸. Только в июне 1934 г. прощенный Рухимович был назначен заместителем наркома тяжелой промышленности (Наркомат тяжелой промышленности сменил ВСНХ) по топливу. Судя по известным документам, этому назначению вновь способствовали как Орджоникидзе, так и Молотов. Причем Молотов предлагал пойти еще дальше — выделить из Наркомата тяжелой промышленности специальный наркомат для руководства топливной промышленностью и электростанциями и назначить Рухимовича на пост наркома⁹.

Смещение Рухимовича, несмотря на трения и разногласия, было одной из самых легких задач, которые 'пришлось решать летом 1931 г. Сталину. Гораздо сложнее было ему укрощать своих ближайших соратников по Политбюро, о чем в переписке Сталина и Кагановича за 1931 г. сохранилась важная информация.

Сразу же после ухода в отпуск Сталину пришлось разбираться с демаршем члена Политбюро и председателя Госплана СССР В.В.Куйбышева. 10 августа 1931 г. Куйбышев прислал на имя Кагановича записку, в которой сообщал о порядке подготовки директив по второму пятилетнему плану (1933–1937 гг.) и по контрольным цифрам развития народного хозяйства на 1932 г., а также просил предоставить ему отпуск с 20 августа по 5 октября «ввиду болезни». К записке было приложено заявление об отставке (см. приложение № 1). Кага—

⁵ См.: Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание / Отв. редактор В.ПДанилов. Т. 1. М, 1999. С. 290–295, 443–459.

⁶ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 851. Л. 3. Подробнее о ситуации в НКПС в 1931 г. см.: EARees. Stalinism and Soviet Rail Tranort, 1928–1941. London, New York, 1995. P. 38–56.

⁷ В постановлении Политбюро от 30 сентября 1931 г. о смене руководства НКПС предусматривалось «поручить Секретариату ЦК, совместно с т. Молотовым, договориться с т. Рухимовичем об его дальнейшей работе» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 851. Л. 3).

⁸ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 854. Л. 7.

⁹ Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 140–141.

2–10

33

нович переслал эти бумаги Сталину и 12 августа встретился с Куйбышевым, чтобы обсудить вопрос об отставке. О результатах своей беседы Каганович сразу же сообщил Сталину (документ № 4). Куйбышев, как выяснилось, был обижен нападками парторганизации Госплана на его сотрудников, а также агрессивной позицией ведомственных руководителей, особенно несдержанного и вспыльчивого председателя ВСНХ СССР Г.К.Орджоникидзе.

Сталин, как видно из его письма (документ № 13), был недоволен как Куйбышевым, так и Орджоникидзе. Однако, как обычно в этот период, Сталин постарался потушить конфликт при помощи уговоров и уступок. Несомненно по поручению Сталина, 14 августа 1931 г. Молотов, находившийся вместе со Сталиным в отпуске на юге, писал Куйбышеву: «Т. Каганович прислал Кобе твое письмо в ЦК и я читал его [...] Насчет твоего ухода из Госплана не может быть и речи. Уверен, что все будут решительно против [...] Что тебе нужно, так это передышку. Это, по-моему, можно скоро осуществить, с первых чисел сентября. Итак, очень советую снять вопрос об уходе из Госплана и больше его вообще не подымать. Не такое сейчас время — надо вплотную взяться за улучшение Госплана. Мы должны тут тебе помочь, и я думаю, что дело с осени пойдет лучше, успешно»¹⁰. 16 августа Оргбюро, по предложению Кагановича, полностью поддержало Куйбышева в его конфликте с руководством газеты «Правда», который тянулся с начала июля 1931 г.¹¹ 30 августа 1931 г. Политбюро предоставило Куйбышеву полуторамесячный отпуск с 5 сентября. Однако, несмотря на все эти попытки сохранить Куйбышева во главе Госплана, вопрос не был решен окончательно. Во всяком случае, как уже говорилось, Молотов даже в конце сентября предлагал заменить Куйбышева на посту председателя Госплана М.Л.Рухимовичем (документ № 89).

Осуждение Сталиным Орджоникидзе в связи с заявлением Куйбышева было одним из первых шагов широкой атаки против Орджоникидзе, которую провел Сталин в 1931 г. Сталин явно тяготился слишком независимым (и не всегда разумным) поведением Орджоникидзе и использовал любой повод для того, чтобы ставить его на место. Хотя делал это пока еще достаточно аккуратно. Находясь в отпуске, Сталин указал Орджоникидзе на неправильность позиции ВСНХ в вопросе о заказах оборудования в США (документ № 26), руками Кагановича сместил с руководящих постов в Закавказье ставленников Орджоникидзе (документ № 28), резко выступил против предложений ВСНХ об импорте чугунных труб (документы № 34, 35), требовал наказать работников ВСНХ, виновных в бесхозяйственности (документ № 59). Самым же напряженным в этот период было столкновение Орджоникидзе и Сталина по поводу дополнительного импорта вагонных осей, колес и качественной стали.

На заседаниях Политбюро, проходивших незадолго до отъезда Сталина в отпуск, 28 и 30 июля 1931 г., по предложению Сталина была установлена окончательная цифра импортных контингентов черного металла: завоз в 1931 г. для ВСНХ 1.300 тыс. тонн проката плюс 100 тыс. тонн уже завезенного. чугуна¹². Однако 30 августа Политбюро утвердило постановления валютной комиссии о размещении в Германии заказов на вагонные оси и колеса и

¹⁰ Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 121.

¹¹ См. подробнее: Хлевнюк О. В. Политбюро. С. 80–81.

¹² РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 131. Реальный экспорт проката в 1931 г. составил 1289 тыс. тонн (Внешняя торговля СССР за 1918–1940 гг.: статистический обзор. М., .1960. С. 316).

34

об импорте качественных сталей на 5 млн руб. Оба решения принимались по предложению руководства ВСНХ, Орджоникидзе¹³. Получив это известие, Сталин и Молотов послали в Москву телеграмму, осуждавшую эти меры (документы № 41, 42). 5 сентября в ответ на протест Сталина и Молотова Политбюро поручило Рудзутаку, Кагановичу и Орджоникидзе составить телеграмму Сталину и Молотову, а до получения ответа от них задержать выдачу заказа. Руководителям ВСНХ и Наркомата внешней торговли поручалось также «дать сегодня же точный подсчет остатков от контингентов ВСНХ»¹⁴. Сообщая об этом решении, Рудзутак, Каганович и Орджоникидзе ссылались на образование у ВСНХ экономии по импорту, за счет которой и предлагалось произвести закупки стали, вагонных колес и осей (документы № 44, 46). Причем, как сообщал Каганович, на заседании Политбюро Орджоникидзе фактически требовал проигнорировать претензии Сталина (документ № 45). Реакция Сталина была резкой. Почувствовав некоторое сопротивление, он вместе с Молотовым 6 сентября послал в Москву ультиматум: «В случае вашего несогласия предлагаем специальное заседание Политбюро с вызовом нас обоих» (документ № 47). Под таким нажимом, хотя и не сразу, а только 8 сентября, Политбюро отменило свое решение от 30 августа об импорте качественной стали, вагонных колес и осей, предложив Наркомвнешторгу приостановить всякие переговоры о даче этих заказов (документы № 50, 52). На следующий день, 9 сентября, проявляя характерную для этого периода осторожность, Сталин послал дружески-внушающие письма Орджоникидзе и Кагановичу (документ № 54, приложение № 2).

Через несколько дней Сталину пришлось разбираться с очередным заявлением об отставке еще одного члена Политбюро — наркома снабжения А. И. Микояна. «Дорогой Сталин! — писал Микоян 12 сентября. — Твои две телеграммы о складах так больно меня ударили, что несколько дней не мог приступить к работе (это было после болезни). Это потому, что я могу принять любую критику и любые упреки, кроме упрека в нелояльности к ЦК и к тебе». Пожаловавшись, что на такой сложной должности, как в Наркомснабе, он не может работать без доверия ЦК и личной поддержки Сталина, что слишком долго занимает этот пост, Микоян просил об отставке: «Я готов на любую работу, которую поручит ЦК и с особым удовольствием на местную работу»¹⁵. Пока неизвестно, каким образом Сталин отклонил это заявление (Микоян остался на прежнем месте), однако публикуемые письма проливают свет на обстоятельства конфликта, породившего заявление Микояна.

Прибыв в отпуск, Сталин получил сообщения о тяжелом продовольственном положении в Грузии и потребовал принять меры. Вину за возникшие проблемы Сталин фактически возложил на Микояна. 14 августа 1931 г. Сталин послал в ЦК на имя Микояна (копия в Политбюро Кагановичу) телеграмму по поводу строительства складов зерна в Грузии, в которой обвинял Микояна в обмане (документ № 6). В ответной телеграмме от 18 августа 1931 г. на имя Сталина и Кагановича Микоян отверг обвинения. Он утверждал, что склады строились в 1930 г. и строятся в 1931 г. Отгрузка же хлеба затрудняется из-за выполнения экспортных заданий. «Я лишен возможности

¹³ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 179

¹⁴ Там же. Л. 182.

¹⁵ Там же. Ф. 558. Оп. 11. Д. 765. Л. 72–73.

Blog

Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг