Geum.ru

Миколаївського навчального центру Одеської національної юридичної академії та 15-річчю юридичної освіти на Миколаївщині миколаїв 2008

Вид материалаДокументы

Содержание


3. О введении в научный оборот новых источников.
Ключові слова
Договоры и экономика россии
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   24
2. Лингвистическая содержательность источника. Под лингвистической содержательностью источника понимается совокупность всех представленных в нем лингвистических данных; лингвистическая содержательность зависит от содержания памятника и его принадлежности к определенному лингвистическому образованию (языку, наречию) [8, 10]. Учет лингвистической содержательности источников позволит в будущем провести их классификацию на основе лингвистической оценки (пока мы имеем их перечень (см., например, “Введение к “Гістарычнаму слоўніку беларускай мовы” [2, 45–49]), установить их типологию, что будет, несомненно, содействовать более плодотворному решению как общих, так и частных вопросов диахронического языкознания.

Лексическая содержательность – одна из составляющих лингвистической содержательности – находится в непосредственной зависимости от конкретного содержания источника. Именно набор определенных, отчетливо выделяемых лексических единиц (например, обозначающих юридические, общественно-политические и под. понятия) является одним из критериев, который позволяет говорить о названных выше памятниках как системе текстов одного, делового, стиля старобелорусского языка [16].

Мы сравнили влияние содержания “Трибунала“ и актов “Книги записей” (том 28 Метрики ВКЛ) на актуализацию в них характерных для деловой письменности групп лексики. Нам удалось установить наличие таких общих групп лексики, как названия лиц по социальному положению, названия лиц по занимаемой должности, названия административно-территориальных единиц, названия органов власти и понятий, связанных с их деятельностью, названия официальной документации, названия временных отрезков. Однако в “Трибунале” более полное представление получили юридические наименования: общие названия судопроизводства: апеляцыя (5) , вырокъ ‘приговор, решение’ (4), доводъ ‘доказательство’(3б), екзекуцыя ‘выполнение судебного приговора’ (8), жалоба (6), лимитацыя ‘отсрочка суда’ (4б), намова ‘совещание судей перед принятием решения’ (1б), отправа ‘выполнение решений суда’ (3), позовъ ‘судебная повестка’ (11), право ‘право; суд’ (13б; 6), пропозыцыя ‘претензия одного из истцов после следствия’ (5), речъ ‘судебное дело’ (12б), розсудокъ ‘судебное решение’ (11), рокъ завитый ‘окончательно определенное время явки в суд’ (8б), рокъ земский ‘время проведения земских судов’ (15б), рокъ статутовый ‘термин, в который необходимо внести платеж за выигрыш дела’ (12б), свядецтво ‘свидетельство’ (14), сказанье ‘решение, приговор’ (4), справа ‘cудебное дело’ (10б), головный судъ ‘высший апелляционный суд’ (6б), земский судъ ‘сословный поветовый суд’ (5), кгродский судъ ‘суд, который рассматривал криминальные дела’ (4), подкоморский судъ ‘суд, на котором решались земельные споры’ (4б), трибуналъ ‘высший апелляционный суд в ВКЛ’ (1), шкрутыния ‘следствие’ (5б); названия участников судебного процесса: возный ‘лицо, которым разносились вызовы в суд, велось предварительное следствие’ (5), жалобникъ ‘истец’ (15), истецъ (14б), писаръ ‘должностное лицо, возглавлявшее канцелярию при судебной инстанции’ (10б), подсудокъ ‘помощник судьи, в обязанности которого входила досудебная подготовка дел’ (12б), позваный ‘лицо, вызванное в суд’ (11), прокураторъ ‘профессиональный адвокат’ (11), противный ‘ответчик’ (13б), сторона поводовая ‘истец’ (6б), сторона жалобливая ‘истец’ (9), сторона жалобная ‘истец’ (12б), сторона укривжоная ‘истец’ (14), сторона противная ‘ответчик’ (5б), судья (2б), судья головный ‘судья в главном суде’ (10), судья земский ‘судья в земском суде’ (82б), укривжоный ‘истец’ (13б); названия преступлений и нарушителей закона: вина (13б), виноватый (11б), выволанецъ ‘изгнанник’ (13б), выволаный ‘изгнанник’ (14б), выступный ‘преступник’ (8б), выступокъ ‘преступление’ (8б), выступъ ‘провинность’ (9б), забитье ‘убийство’ (6б), збытокъ ‘проступок’ (9б), кгвалтъ ‘беззаконное нападение на человека, захват чужого имущества’ (9), непослушенство ‘неподчинение законам’ (14), непослушный ‘лицо, отказывающееся подчиняться законам’ (8б), противникъ ‘отступник от государственных законов’ (4), речь крывавая ‘наиболее тяжкое преступление, которое могло караться смертью’ (5б), рана ‘угроза жизни человека через нанесение телесных повреждений’ (6б), спротивникъ ‘нарушитель закона’ (13б), учынокъ горачый ‘преступление, совершенное в данный момент’ (5), шкода ‘преступление’ (13б). Доминирование юридической лексики обусловлено содержанием текста – устава главного апелляционного суда ВКЛ. Основные положения деятельности названной инстанции отражены в предисловии и 20 статьях, включающих положения о выборе судей, их обязанностях (судити справедливе … ни в чомъ не отстреляючися отъ права посполитого и статуту великого князства литовского также уфалъ соимовыхъ и поправы статутовое бога и его святую справедливость передъ очима маючи а декрета не с головы але съ писма чинити), составе Трибунала, месте и времени проведения его сессий, составе и порядке рассмотрения дел (в компетенцию Трибунала входили дела, обжалованные в апелляционном порядке на земских, подкоморских судах, жалобы частных лиц и т.д.).

С другой стороны, в актах “Книги записей” [12], как документах, отражающих социально-экономические отношения, активно функционируют названия налогов и оплат: вижовое ‘плата за освидетельствование нанесенного вреда’ (149) , вымелокъ ‘плата за помол зерна в мельнице’ (145), данина (17), дань (12), датокъ ‘налог’ (80), децкованье ‘плата посыльному, судебному исполнителю’ (149), дубащина ‘налог за перевоз товаров на судне, называемом дубасом’ (66), дякло ‘налог зерном’ (87), заплата ‘плата’ (83), капщизна ‘налог от реализации спиртных напитков’ (154), мыто скопное ‘таможенный налог от товара в количестве 60 единиц’ (2), пишчое ‘плата за письменное оформление в канцелярии различных документов’ (26), платъ (31), побережное ‘плата за право остановки около берега’ (149), податокъ (20), подачка (124), подводное ‘плата вместо повинности представлять лошадей для перевоза груза’ (133), полюдье ‘дань, которую собирал князь, объезжая села’ (66), помочное ‘налог’ (149) и др. С передачей имущественных отношений, часто сопровождаемых вопросами наследства, связано использование названий лиц по родству: братаничъ ‘сын брата’ (139), братъ (46), воеводиная ‘жена воеводы’ (30), воеводичъ ‘сын воеводы’ (67), дядьковичъ ‘сын брата отца’ (139), жона (жена) (81), матка (152), мужъ (18), невестка (17), отецъ (98), отчичъ ‘наследник владения отца’ (8), пасынокъ (75), потомокъ (138), сестра (54), старостиная ‘жена старосты’ (151), сынъ (119), теща (81).

Следует отметить, что ономастикон “Книги записей”, представленный в первую очередь антропонимами и топонимами, значительно шире, чем “Трибунала”. Так, в уставе апелляционного суда зафиксированы имена и фамилии двух высокопоставленных лиц: Стефанъ Баторий (1) и Остафей Воловичъ (15б). В “Книге записей” насчитывается свыше 500 антропонимов, что обусловлено адресным характером актов, направленностью принятого решения одной персоне: Привилей князю Ивану Васильевичу Соломерицкому на державу Аиньскую (1); Привилей Мартину Чижу Константыновичу з Нетечи на шляхетство (47); Одно маеть панъ Григорей тое воеводство по тому держати и заведати, яко панъ Станиславъ Ольбрахтовичъ Кгаштолтъ его держалъ (106); Маеть Мартинъ Володкевичъ и его жона, дети и потомки ихъ тые вышейописаные люди и земли на себе держати и того вживати вечными часы (135). Фиксация в актах 45 женских имен свидетельствует о включении женщины в социально-экономические, хозяйственные, юридические отношения; формула женского именования включает от одного до пяти компонентов: Катерына (16), Отрушковая Машка (128), Осташковича Есковна Кулина (75), Андрейковича Павловая Малкгорета Ушковна (75), Остиковича Григоревая Григоревича Альжбета Станиславовна (42). Известно 28 устойчивых формул называния женщин в актах XVI–XVIII, относящихся к территории Витебщины и Могилевщины, состоящих из различных комбинаций имени женщины, имени ее отца (компонент образован при помощи форманта -овна, -евна, -ична, -инна, -анка), имени мужа (-овая, -ова, -ина), имени отца мужа, фамилии мужа, девичьей фамилии женщины, названия местности (прилагательное на -ский в форме женского рода), апеллятивного имени-прозвища. Отмечено развитие и закрепление трехчленной формулы называния женщины, однако “только на тех территориях или в тех социальных группах, где фамилия функционировала в качестве обязательного члена антропонимической модели” [11, 17]. В “Книге переписей” № 560 [13] приведены имена и фамилии 420 лиц – участников демокрации со стороны ВКЛ и Лионии, жителей пограничья этих регионов, а также лиц, следивших за процессом сверки и упорядочения копии этой книги Метрики в XVII–XVIII вв. “Перепись войска Великого княжества Литовского” (1528) признается главным источником для изучения количества населения ВКЛ в первой половине XVI в., его этнического состава, поскольку включает 5 центральных реестров, содержащих перечисление наиболее крупных феодалов, панов, князей, шляхты, и несколько локальных, дающих информацию о представителях Виленского, Трокского, Подляшского воеводств, Волынской, Полоцкой, Витебской, Мстиславской, Жомойтской земель [15].

“Книга записей” содержит также богатый и информативный топонимический материал: панство нашо Великое князьство Литовское (33), в земли Жомойтской (22), места Виленского (24), до Мстиславля, до Кричова, до Могилева (59), Троцкое воеводство (27), поветъ Луцкий (154), волости Свислоцкой (127), староство Браславское и Веницъкое (65), отъ Красного села (75), селище в повете Мстиславскомъ на ймя Богдановое Кравцовское (122), о именье Рожанское (32), водле реки Лубени, до устья реки Тонви, до реки Хотовка (139), на озере Дикгирдишъскомъ (67), который логъ прозывають Лозками (139), у Бельнское гати (124), до межи Петришъковщины (139), пустовщину на ймя Юрковщину (70), на Слуцкомъ гостинцы (54), по Ходовскую дорогу (125), на Новгородской улицы (70) и др. Приведенные примеры иллюстрируют два основных структурно-грамматических типа топонимов: простые и составные; субъект, входящий в структуру составного топонима, является обозначением вида называемого географического объекта. В “Переписи войска Великого княжества Литовского” отображено 644 названия, в том числе 2 бискупств, 5 воеводств, 21 волости, 9 дворов, 16 имений, 12 поветов, 276 сел [15]. Словарь-топонимикон старобелорусских памятников деловой письменности XV–XVIII вв., включающий 5012 названий географических объектов восточных земель ВКЛ и 1218 их вариантов, представлен в работе И.Л.Копылова [5].

Таким образом, несовпадение в количественном составе и качественном наполнении групп лексики “Трибунала” и актов “Книги записей” свидетельствует о их разной жанровой принадлежности и о жанровой дифференциации делового стиля, о мотивированном выборе лексических (а также морфологических, синтаксических) средств, способных обеспечить реализацию очерченных в тексте (кодекса, акта) задач.

Обращаясь же к высказанному в начале параграфа тезису о классификации памятников по лингвистическому признаку, отметим, что беглый анализ лексической содержательности “Трибунала” и актов “Книги записей”, свидетельствует, что материал первого памятника наиболее приемлем для исследования путей формирования, эволюции и функционирования в белорусском языке юридической лексики, материал второго – для изучения системы собственных имен, для уточнения существующих сведений о формировании современной антропонимической формулы идентификации личности, для выявления степени популярности тех или иных антропонимов на территории ВКЛ и в его отдельных регионах.

3. О введении в научный оборот новых источников.

Расширение документальной базы для проведения научных опытов историко-лингвистического направления связано главным образом с публикацией книг Метрики ВКЛ. В 1978 г. был разработан международный проект, согласно которому историками России, Беларуси, Литвы, Украины, Польши активно стало осуществляться издание книг Метрики ВКЛ. Как отмечено в альманахе “Metriciana”, в 1987–2004 гг. было опубликовано свыше 30 томов Метрики, из них в Беларуси – 5 (“Кніга запісаў” 1522–1552 гг. (2000 г.), “Кніга запісаў” 1559–1566 гг. (2001 г.), “Кніга запісаў” 1523–1567 гг. (2003 г.), “Перапіс войска Вялікага княства Літоўскага” (2003 г.), “Кніга перапісаў” 1542 г. (2007 г.) [7]. Известно, что в рамках подготовки празднования тысячелетия литовской государственности, которое будет отмечаться в 2009 г., литовские историки получили карт-бланш на издание Метрики и сегодня в этом направлении работают три больших коллектива ученых *.

В Республике Беларусь подготовлена программа “Архивная Беларусика”, реализация которой представляет собой поэтапное осуществление документальных публикаций, а также создание компьютерных баз данных и факсимильных электронных копий документов. Без сомнения, второй способ введения в научный оборот письменного наследия в условиях распространения глобальной информационной сети, компьютерных технологий, повышения роли и увеличения масштаба информационных коммуникаций является весьма перспективным. Работа над электронным архивом Метрики предусматривает создание комплекса взаимосвязанных тематических сайтов в сети Интернет и выпуск книг Метрики на компакт-дисках (см., например, сайт “История Беларуси IX–XVIII вв. Первоисточники”, ссылка скрыта. К числу первоочередных задач относится подготовка электронного каталога материалов Метрики [10, 47]. Оцифровка важнейших историко-культурных памятников гарантирует их надежную сохранность, а размещение на веб-сайтах обеспечивает большую возможность доступа к ним, содействующую 1) скоординированной, целенаправленной работе по их изучению; 2) их популяризации среди широкой общественности, что имеет социальную значимость.

Следует заметить, что в Беларуси основная работа по подготовке печатных и электронных версий памятников пока проводится исследователями Института истории Национальной академии наук Беларуси и Национального исторического архива. Учеными Института языка и литературы имени Якуба Коласа и Янки Купалы Национальной академии наук Беларуси совместно с сотрудниками Национальной библиотеки Беларуси в 2007 г. было подготовлено электронное издание “Слуцкае Евангелле: беларускі рукапіс XVI ст.”, включающее оцифрованный факсимильный и возобновленный тексты рукописи, его лингвистический анализ и подробное кодико-палеографическое описание, словарь [18]. Данный ресурс демонстрирует комплексный подход к источнику, поэтому его следует считать образцом для издания других памятников, в том числе и книг Метрики ВКЛ.


В диахроническом языкознании неоспоримым является тезис о том, что именно письменные памятники выступают самым надежным источником для объективного, основанного на богатом фактическом материале, исследования развития и функционирования языка народа. Изучение названных выше текстов свидетельствует о значимости деловой письменности в эволюции языка белорусского народа. Привлечение к лингвистическому анализу новых источников (как делового, так и религиозного и светско-художественного содержания) позволит не только установить новые языковые факты и явления, но и конкретизировать уже известные.

Литература:
  1. Галенчанка Г., Спірыдонаў М. Метрыка Вялікага княства Літоўскага // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: У 6 т. – Мінск: БелЭН, 1999. – Т. 5: М – Пуд. – С. 121–128.
  2. Гістарычны слоўнік беларускай мовы. Вып. 1. – Мінск: Навука і тэхніка, 1982. – 296 с.
  3. Дзербіна Г. В. Кнігадрукаванне і прававая культура ВКЛ у XVI ст. // Кніжная культура Рэчы Паспалітай: Матэрыялы Другіх кнігазнаўчых чытанняў, Мінск, 15–16 верасня 2000 г. – Мінск, 2002. – С. 251–260.
  4. Жураўскі А.І. Метрыка Вялікага княства Літоўскага // Беларуская мова. Энцыклапедыя. – Мінск: БелСЭ, 1994. – С. 346–348.
  5. Капылоў І.Л. Тапанімія беларускіх дзелавых помнікаў XV–XVIII стст.: дысертацыя на атрыманне вучонай ступені кандыдата філалагічных навук: 10.02.01. – Мінск, 2001. – 279 с.
  6. Каштанов С.М. Очерки русской дипломатики. – М.: Наука, 1970. – 463 с.
  7. Кнігі Метрыкі ВКЛ, апублікаваныя ў 1987–2004 гг. // Metriciana: Даследаванні і матэрыялы Метрыкі Вялікага княства Літоўскага. Том ІІІ. – Мінск: ATHNAEUM, 2004. – С. 281–291.
  8. Котков С.И. Лингвистическое источниковедение и история русского языка. – М.: Наука, 1980. – 292 с.
  9. Кулаковский П. Эволюция принципов и перспективы издания документов Метрики в Украине // Актуальныя пытанні вывучэння і выдання Метрыкі Вялікага княства Літоўскага // Матэрыялы Міжнар. навук.-практ. канф., Мінск, 11–12 лістапада 2003 г. – Мінск, 2005. – С. 6–18.
  10. Лицкевич О. К проблеме создания электронного архива Метрики Великого княжества Литовского // Актуальныя пытанні вывучэння і выдання Метрыкі Вялікага княства Літоўскага // Матэрыялы Міжнар. навук.-практ. канф., Мінск, 11–12 лістапада 2003 г. – Мінск, 2005. – С. 42–50.
  11. Ляшкевіч В.М. Антрапанімічная сістэма Віцебшчыны і Магілёўшчыны XVI–XVIII стст. (на матэрыяле мясцовай дзелавой пісьменнасці): аўтарэферат дысертацыі на атрыманне вучонай ступені кандыдата філалагічных навук: 10.02.01. – Мінск, 2004. – 21 с.
  12. Метрыка Вялікага княства Літоўскага. Кніга 28 (1522–1552). Кніга запісаў 28. / Падрыхтоўка тэкстаў да друку і навуковы аппарат: В.Мянжынскі, У. Свяжынскі. – Мінск: ATHNAEUM, 2000. – 312 с.
  13. Метрыка Вялікага княства Літоўскага. Кніга 560 (1542 г.): Кніга перапісаў № 3 (копія канца XVI ст.) / Нацыянальная акадэмія навук Беларусі, Інстытут гісторыі, падрыхтаваў А.І.Дзярновіч. – Мінск: Беларуская навука, 2007. – 157 с.
  14. Паляшчук Н.В. Мова “Трыбунала” (1586): дысертацыя на атрыманне вучонай ступені кандыдата філалагічных навук: 10.02.01. – Мінск, 1999. – 198 с.
  15. Перапіс войска Вялікага княства Літоўскага 1528: Метрыка Вялікага княства Літоўскага. Кніга 523. Кніга публічных спраў / Падрыхтавалі А.І.Груша, М.Ф.Спірыдонаў, М.А.Вайтовіч; Нацыянальная акадэмія навук Беларусі, Інстытут гісторыі. – Мінск: Беларуская навука, 2003. – 444 с.
  16. Полещук, Н.В. О деловом стиле старобелорусского языка // Meninis tekstas: Suvokimas. Analis. Interpretacija. – Nr. 5. – Vilnus, 2006. – S. 324–330.
  17. Пташицкий С.Л. Описание книг и актов Литовской Метрики. – СПб., 1887. – 268 с.
  18. Слуцкае Евангелле: беларускі рукапіс XVI ст. [электронны рэсурс] / Нацыянальная бібліятэка Беларусі, Інстытут мовазнаўства Нацыянальнай акадэміі навук Беларусі, Беларускі рэспубліканскі фонд фундаментальных даследаванняў, аўтары: Н.В.Паляшчук і інш.; складальнік Т.І.Рошчына. – Электронныя даныя і праграма (700 Мб, 17 ул.-выд. арк. + алічбаваны тэкст 533 старонкі). – Мінск: Нацыянальная біліятэка Беларусі, 2007. – 1 электронны аптычны дыск (СD-ROM). – Сістэмныя патрабаванні: Intel Pentium II 400, 64 Mb RAM, SVGA, Windows 98.
  19. Статут Вялікага княства Літоўскага. Тэксты. Даведнік, Каментары. – Мінск: БелСЭ, 1989. – 573 с.
  20. Хорошкевич А.Л. Литовская метрика, состав и пути формирования // Исследования по истории Литовской Метрики: В 2 ч. – Москва, 1989. – Ч.1. – с. 11–31.

 В белорусском языкознании используются также названия канцелярско-юридическая письменность, актовая письменность.

 В скобках указан номер страницы «Трибунала», на которой зафиксирована рассматриваемая языковая единица.

 В скобках указан номер акта “Книги записей”, в котором зафиксирована рассматриваемая языковая единица.

 Работе над Метрикой ВКЛ на Украине посвящена статья П.Кулаковского [9].


АНОТАЦІЯ

В роботі досліджується зміст джерел старобілоруської ділової мови, яка широко застосовувалась в процесі творення нормативних актів, які діяли у Великому князівстві Литовському. Значна увага приділяється аналізу лексико-фразеологічних одиниць та синтаксичних конструкцій мови нормативних актів та рішень у юридичних справах, які визначили унікальність мови сучасних нормативних актів. Досліджується лінгвістична змістовність як загальновідомих джерел права, що діяли на теренах Білорусі, так і тих, які ще не відомі широкому колу науковців.

Ключові слова: ділова мова; джерела ділової мови; синтаксична конструкція; канцелярсько-юридична мова; лінгвістична змістовність джерела.

УДК 346.5(470)

Примак Татьяна Клавдиевна

ДОГОВОРЫ И ЭКОНОМИКА РОССИИ

Очевидно, что договор это тот институт без которого не обходится ни одна национальная экономика, как и возросли его роль, значение в этой сфере, поскольку если раньше интегрирующим фактором для человечества выступала христианская религия, то сегодня эта функция перешла к экономике, которая вышла за пределы национальных образований, охватив все стороны жизнедеятельности общества. Нельзя сказать, что эти вопросы в нашей юридической литературе не затрагиваются, однако российские исследования демонстрируют явную оторванность от экономических реалий, культурных, исторических, политических контекстов, что приводит к обоснованию идеалистических или провозглашенных в результате реформ либеральных идей и как следствие к конструированию не вполне жизнеспособных правовых положений. В частности, как показывают исторические реалии - в нашей стране определяющее значение имеют ни право или экономика, а политический выбор той или иной экономической модели развития - в советское время монопольное положение занимала политическая экономия как «единственно верная» концепция, в 90-х годах ХХ в. - заимствованная неоклассическая (монетаристская) теория. Выбор последний, по мнению многих аналитиков, носил чисто конъюнктурный характер [1, 119]. Однако ее теоретические положения о свободе рынка или «неведомой руке» получили законодательное закрепление (Конституция, ГК РФ), где принцип свободы договора и осуществления предпринимательской деятельности имеет приоритетное, фундаментальное значение. К сожалению, необдуманное заимствование представлений о свободе, привело к массовым нарушениям, преступлениям, социальной нестабильности, к негативному опыту применения договоров. Соответственно для того, чтобы, по крайней мере, избежать явных ошибок, сделать договор действенным инструментом хозяйственной жизни необходимо пересмотреть некоторые устоявшиеся положения.

Мысль о том, что распространение, характер, содержание договора зависит от экономики страны в целом, проводится во всех без исключения юридических исследованиях. Так, М.И. Брагинский, В.В. Витрянский пишут: «Тенденция к повышению роли договора, характерная для всего современного гражданского права, стала проявляться в последние годы во все возрастающем объеме и в современной России. Эта тенденция в первую очередь связана с коренной перестройкой экономической системы страны» [2, 10]. Однако российская юридическая наука (не только она), восприняла обусловленную политическим выбором распространенную в economics точку зрения, что экономика представляет собой отношения обмена, где общества со слабо представленными рыночными институтами рассматривают как находящиеся на более низкой стадии, но неизбежно их развитие в сторону рынка и по законам последнего. Вместе с тем, сегодня эти представления не вполне адекватны новым идеям и сложившимся реалиям, поскольку в большинстве случаев выделяются два альтернативных типа хозяйственных систем, характеризующихся доминированием качественно различных экономических институтов, что получило теоретическую разработку в рамках неоинституционализма и, судя по всему, принято научным сообществом. Если воспользоваться предложенным К. Поланьи подходом, то Россия принадлежит к числу стран с редистрибутивной экономикой с включением рыночных элементов, что означает - доминирующими в процессах воспроизводства являются не отношения обмена, а редистрибуция. Главное отличие заключается в том, что обмены представляют собой горизонтальные потоки товаров и услуг между обособленными самостоятельными субъектами, поэтому договоры играют ключевую роль. Редистрибуция закрепляет вертикальный принцип движения материальных благ и приводит к тому, что аккумулирование, согласование, распределение различного рода благ сосредоточивается в едином центре. Сам К. Поланьи не раз подчеркивал, что рыночные и редистрибутивные экономики не имеют характера стадиальности, сосуществуют во времени и пространстве, в том или ином обществе доминирует одна из форм отношений, тогда как альтернативная занимает дополнительное положение, что в целом определяется структурой общественных связей. Например, с одной стороны, у Великобритании один из самых высоких в мире уровней централизации государственных финансов – более двух третей налогов аккумулируются в центре и перераспределяются между местными органами власти путем выделения целевых грантов, дотаций, субсидий. С другой - коренная реструктуризация государственных учреждений и местных органов власти сопровождалась внедрением договорных и конкурентных начал, где акцент сделан на принятие и надлежащее исполнение обязательств (разработаны условия получения грантов, дотаций, субсидий, установлены не только штрафные санкции за их нарушение, но и компенсации клиентам за ненадлежащее качество услуг, деятельность оценивается с учетом установленных индикаторов, стандартов и т.д.) [3]. К сожалению, мы, беря за основу западные концепции, не слишком обращаем внимание на то, что их реализация весьма затруднительна, так как в силу исторических причин доминируют вертикальный принцип взаимоотношений. В частности, разработан пакет законов по разграничению полномочий между центром, регионами, местным самоуправлением, где субъекты Федерации и муниципальные образования должны иметь четкий перечень своих полномочий, собственные доходные источники для их исполнения, что предполагает расширение сферы применения горизонтальных, договорных связей. Вместе с тем, проводимая политика централизации доходов концентрирует денежные средства в федеральном центре, оставляя регионам и муниципалитетам лишь часть трудно собираемых, нестабильных доходных источников, что приводит к проблемам пополнения доходной части региональных и местных бюджетов, более того из федерального центра передается основная масса базовых, затратных полномочий государства увеличивая нагрузку на бюджеты. Так, к типичным проблемам формирования бюджета поселений можно отнести следующие: основой бюджета является земельный налог, который исчисляется исходя из кадастровой стоимости (она существенно ниже рыночной), его часть уходит в областной бюджет, не все земли зарегистрированы, разграничены, а соответственно налогообложению не подлежат, не хватает квалифицированных кадров, полномочия понимаются, трактуются по-разному, нет должной правовой, экономической подготовки, слабое материально-техническое обеспечение и т.д. [4] Поэтому, хотя реформаторы надеются, что в недалеком будущем примерно треть территорий получит возможность отказаться от трансфертов из центра, вряд ли это произойдет в ближайшее время.

Теоретическая состоятельность экономического детерминизма связанная с возможностью на его основе формировать социальные институты и нормы, способные обеспечить стабильность общества, сомнительна даже для западных стран, так как исторический опыт свидетельствует - экономика зависима от политических, правовых, социокультурных институтов, что, кстати, хорошо видно на примере работы биржи, где любая информация политического или иного характера влияет на экономические показатели. В том числе практическая реализация классического принципа свободы договора, предполагающего саморегулирование, независимость экономической деятельности и соответствующего поведения людей, гарантирующих самостоятельность, самореализацию, самоопределение привели к непримиримым конфликтным ситуациям и социальным потрясениям.

В качестве иллюстрации интересны доводы К. Поланьи, который пишет, что на протяжении тысячелетий экономика была погружена в глобальную систему социальных связей, где рынки представляли собой вполне второсортный элемент общей институциональной структуры (включая Грецию и Рим). Распространение рыночной экономики разрушило традиционную структуру крестьянского мира, сельскую общину, нормы, обычаи, удерживающие человеческую жизнь в рамках культурного поля и к середине XIX в. социальная катастрофа, деградация населения были полными. Поэтому жизненные силы цивилизации XIX в. были подорваны ни войнами, ни социальными восстаниями пролетариата, ни фашистским мятежом. Крах не был вызван действием каких-либо экономических законов, вроде перепроизводства, недостаточного потребления или падения норм прибыли. Она распалась в результате конфликта между рынком, в основе которого лежал механизм саморегулирования, а также неестественный для человечества принцип экономического эгоизма и упорядочиванием социальной жизни. Внешние войны лишь ускорили эту гибель [5, 81; 5, 269-271]. Может быть не совсем верно столь категорично называть одну причину, тем не менее, факт налицо - экономика, если дать ей возможность развиваться по собственным законам порождает огромные по масштабам и долговременные кризисные ситуации. Собственно, значительная часть исследований того времени была посвящена разработке своего рода защитных институтов, которые могли бы регулировать, ограничивать, контролировать действия экономических субъектов. Эта и «протестантская этика» М. Вебера, и идея корпоративного государства Э. Дюркгейма, и теории солидаризма П. Леру, Л. Буржуа, Л. Дюги, и институционализм М. Ориу, и исторический материализм К. Маркса и т.д. Сегодня экономика рассматривается как «встроенный» институт, одна из составляющих социума, нуждающаяся не только в регулировании, но и в контроле со стороны государственных, общественных структур, а принцип свободы договора более приемлем во взаимоотношениях индивида и государства, нежели в традиционной хозяйственной сфере, так как по мере усложнения, увеличения масштабов, интенсивности, дифференциации договорных связей происходит количественный рост регулирующих норм, правил, институтов, ограничивающих действия экономических субъектов и имеющих, как правило, императивный, обязательный характер.

К сожалению, российская наука продолжает представлять экономику в виде некого саморегулируемого, независимого образования, системы, базиса, определяющего все прочие элементы жизнедеятельности социума, анализируя ее исходя из идеалов классического рынка, попытки реализовать которые приводят к далеким от желаемых результатам, что вполне объяснимо, поскольку, во-первых, российские преобразования никогда не являлись следствием естественного экономического развития, это всегда было сугубо политическим решением, во-вторых, не учитывается уровень и опыт ни собственного, ни мирового развития. Соответственно провозглашаемая тенденция расширения сферы применения договорных отношений, понимаемых в классической варианте как свобода самоопределения, которая не только оценивается положительно, но и рассматривается как необходимый атрибут развития порождает достаточно противоречивые выводы. Например, в конце XIX - начале XX века в России наблюдались устойчивые тенденции распространения, усложнения, появления новых договорных связей, образование на основе соглашений предпринимательских корпораций, союзов, ассоциаций, рост частной инициативы, производительности труда, промышленной продукции и т.д. То есть, в соответствии с общепринятой точкой зрения произошли очевидные положительные сдвиги - Россия стала одним из самых богатых и развитых государств в мире [6]. Это не играло бы существенной роли, если бы российские ученые попытались объяснить в соответствии с провозглашенными экономическими приоритетами явный парадокс – почему при таком процветании Россия пришла к поражению в первой мировой войне и революциям 1905, 1917 г.г. С точки зрения институционального анализа ответ может быть дан – новые экономические институты должны быть опосредованы выработанными культурой механизмами, если этого не происходит, рассогласование новых и социокультурных институтов приводит к крайне негативным последствиям.

Влияние на ограничение сфер использования института договора оказывает характер материально-технологической среды, обусловленный социокультурным институтом власти, поскольку с самого начала российской государственности становление и развитие институциональной системы основывались на коллективном характере общества и едином централизованном политическом управлении. В ходе исторического развития эта тенденция не уменьшалась, а постоянно возрастала. Так, природно-климатические условия ставили древнерусских земледельцев перед незнакомой европейским крестьянам задачей: земли нужно обработать много, сроки проведения сельскохозяйственных работ - коротки. Решением являлась концентрация работников в общине, что позволяло экономить организационно-управленческие издержки [7], где другие формы использования земли, аналогичные западноевропейским образцам, оказывались бы неэффективными. Но поскольку эти факторы не учитывались попытки изменить существующее положение вещей, как правило, к успеху не приводили. В частности, в период аграрной реформы 1906-1907 гг., несмотря на активную государственную поддержку доля крестьян, желавших выйти из общины, была относительно невелика. За период до 1 сентября 1914 г. выделилось около одной пятой всех крестьян, причем этот процесс носил затухающий характер: «подавляющее число домохозяев (74%) на десятом году реформы, а точнее по состоянию на 1 января 1916 г., оставалось в общине... Немало вышедших вновь вернулось в общину» [8, 58]. Видимо, надо признать, что община как форма организации хозяйства не изжила себя, а решение о ее ликвидации не было достаточно экономически обоснованным. Не случайно в начале XX века - артели, а при советской власти - колхозы и совхозы - вновь становятся основной формой организации сельскохозяйственного производства. В ходе современных реформ, как и в начале века, распространение индивидуальных фермерских хозяйств не стало массовым [9]. По оценкам социологов наше крестьянство в большинстве своем остается колхозным, но необдуманное навязывание либеральных идей привело к распространению широкомасштабной бедности в сельской России, что по международным меркам в 5-6 раз превышает критический уровень [10, 71]. Те же тенденции характерны и для значительной части небольших городов России, так как основным градообразующим фактором в их инфраструктуре выступали предприятия, организация которых в советской экономике основывалась на централизованном принципе управления. Соответственно разрушение структурирующих связей, произошедшее в 90-х годах ХХ в. привело к значительным негативным последствиям, так как нет предприятия нет налогов, нет работы, нет обеспечения водо- тепло- энерго снабжением, не говоря уже о медицинских, культурных, спортивных учреждениях, традиционно состоящих на балансе предприятий и т.д. В принципе можно согласиться с известным экономистом Р. Коузом, отмечавшим в 1997 году: «Пытаться резко изменить страну, вырвав ее с корнями и начав все заново, мне представляется неверным. Принимая это во внимание, - не знаю, прав я или нет, - чувствую, что на данный момент дела идут лучше, скажем, в Китае, чем в России, просто потому, что там полагались на существующие институты. У них имеются контакты с семейной ответственностью, которые они были способны развивать, потому что было очень легко перейти от коммуны к семейной системе в силу социального устройства семьи в Китае. Вы могли бы превратить ее в экономическую единицу. Вы могли бы разработать контракты, в результате которых насколько я понимаю, выпуск в сельскохозяйственной среде должен удвоиться. Тогда как в России, если бы вы избавились от колхозов, то получили бы массу безработных чиновников и колхозников. Поэтому мне совершенно ясно, что вы пойдете разными путями в этих двух странах» [11, 19-20].

Вертикально централизованная организация материально-технологической среды и в других важнейших областях - транспорт, энергетика, коммуникации теплоснабжения, жилищно-коммунальное хозяйство городов, трубопроводы и т.д. Сегодня, данные отрасли представляют собой единые технологические комплексы, могут эксплуатироваться только в таком качестве, а их расчленение или технически невозможно, или чрезвычайно дорого [12]. Однако Россия следует примеру западных стран, где в последнее десятилетие ХХ века стали осуществлять реформы, направленные на расширение договорного регулирования между экономически независимыми субъектами, сокращение государственного участия, влияния и контроля в традиционно находившихся в государственной или муниципальной собственности газовой, электроэнергетической сферах, на железнодорожном, трубопроводном видах транспорта, в телекоммуникациях, водоснабжении и т.д. Проводимые реформы предусматривают дезинтеграцию естественных монополий, национализированных посредством отделения сетей и терминалов от тех частей, которые рассматриваются как конкурентный сектор, и приватизацию последних, идут в направлении дерегулирования, внедрения конкуренции, модернизации функций и методов государственного регулирования, что должно обеспечить повышение эффективности отраслей, дальнейшее дерегулирование национальных экономик, снижение нагрузки на бюджет. Однако даже в странах с традиционным преобладанием договорных связей, частной собственности, горизонтальной организацией технологических структур дерегулирование электроэнергетики, телекоммуникаций, финансов породило негативные последствия. В своей недавно вышедшей на русском языке книге «Ревущие девяностые. Семена развала» лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц самым тщательным образом анализирует последствия, к которым привели неразумные нерегулирование и приватизация в США: «Энрон была продуктом дерегулирования в полном смысле этого слова. Первые деньги она сделала на природном газе после того, как рынок газа был дерегулирован. Но именно на дерегулировании электроэнергетики она создала себе по-настоящему имя и репутацию и именно там ее деятельность выявила все недостатки движения за дерегулирование» [13, 299]. Пионером дерегулирования была Калифорния, для которой Энрон стал одним из ведущих поставщиков. В результате в Калифорнии тарифы, которые составляли в среднем 30 долл./ МВт.ч. в апреле 1998 года (начало дерегулирования) выросли в 8 раз в 2001 года, впервые возникли перебои с электроснабжением потребителей, что закончилось катастрофой. Крупнейшие энергетические компании общественного пользования были вынуждены объявить о банкротстве, поскольку имели долгосрочные контракты с потребителями, предусматривающие фиксированные тарифы и возможность закупать электроэнергию с нерегулируемого рынка по свободным ценам. Спасти положение губернатору Калифорнии удалось ценой более 45 млрд. долл. расходов бюджета. Если сопоставить деятельность Энрон и РАО «ЕЭС России», то невозможно не увидеть аналогий, правда, отличие в масштабах. Энрон нанёс ущерб на сумму свыше 45 млрд. долларов Калифорнии, одному из пятидесяти штатов США, деятельность РАО «ЕЭС России» на порядок выше и последствия для населения более непредсказуемы. Например, сегодня так называемые веерные отключения происходят в основном по вине коммунальных служб, которые не выполняют своих обязательств перед поставщиками, в тоже время технологическая централизованная организация электротеплоснабжения приводит к отключению всех конечных потребителей (населения) вне зависимости от их добросовестности относительно оплаты потребленной электроэнергии [14]. Кроме того, полезным знакомство с книгой Джозефа Стиглица может оказаться для работников следствия и прокураторы, так как, судя по всему, им придется заниматься расследованиями крупных корпоративных мошенничеств, всплеск которых вероятно следует прогнозировать в ближайшие годы, если, мы, конечно, не откажемся от намеченных реформ.

Таким образом, надо признать, что общая ситуация, в том числе экономическая, правовая, в значительной степени зависит от культурных, исторических традиций, а, следовательно, бездумное заимствование не приведет к положительным результатам. Однако можно относится к национальным особенностям не как к проблеме, которую необходимо разрешить, а как к потенциалу развития, что в свое время продемонстрировала Япония, где при проведении модернизации были учтены структура взаимоотношений индивидов и традиционный уклад жизни. Конечно, по пути заимствований идут многие страны, что вполне объяснимо, так как не надо затрачивать усилия на длительное, эволюционное развитие, для того чтобы через громадное количество проб и ошибок прийти к оптимизации институциональных преобразований. Однако приспосабливаются те из них, в которых представлены неоднородные элементы, действующие по разным принципам.