Странная книга. Совмещает очень многое. Проницательность. Острый юмор. Искренность. Флёр романтичности. Грусть от происходящего в современном мире. Ностальгию по былым законам чести

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   36

XXXXXXXX


Хорошо выдержанный голос повелел Крутому плавно нажать на газ, а после вывернуть руль вправо. Как бы Виктор не успокаивал себя, езда от этого не становилась безопасней, а дорога менее извилистой. Они остановились у пруда, возле двух чёрных джипов. Крутельникову приказали покинуть салон машины. Он молча повиновался. Из джипа вышли трое молодчиков и двое из них держали АКСУ. Один с квадратным лицом подошёл вплотную к Витьку и чревовещательным голосом сказал: «Звони главному». Законченность фразы, а также три дула, направленные на Витька, диктовали один единственный вариант поведения – беспрекословное подчинение. Малейшее отклонение от этого варианта было чревато выбитыми зубами или отбитыми почками. Поэтому Крутельников незамедлительно полез в карман, достал телефон и, щёлкнув кнопкой, молча подал его чревовещателю. Тот одарил Виктора тяжёлым нехорошим взглядом и приложил мобилу к уху. «Алло, слушаю», - раздалось в трубке. «С вами говорят лица, заинтересованные в мирном разрешении назревающего конфликта. Мы можем уладить этот вопрос без обоюдной потери интересов. Для этого мы ждём вас завтра в полдень на поляне. Можете приезжать с охраной» После продолжительной паузы в трубке послышалось нерешительное «хорошо». Амбал сунул Витькин телефон себе в карман.

- Ну, что ковбой, придётся тебе проехать с нами. Будешь нашим телохранителем. На время, – глухо уточнил амбал. – Будешь вести себя с умом, останешься цел.

«На время», - грустно подумал Виктор.

Ему ничего не оставалось делать, как туго соображать, что же произошло. Он набрал номер Федьки Глухого, который следил за домом Сукочева и был постоянно на связи. Потом отдал, естественно, мобилу этому горилле. Просто если бы он этого не сделал, его бы стукнули в какое-нибудь эрогенное место и может быть не один раз. От него не ждали глупых объяснений насчёт Овечкина. У него не спрашивали за раздолбленную машину, не настаивали на каких-либо доказательствах о причастности к исчезновению Далтона. От него ждали звонка главному. А кто теперь главный? Крутельников думал, что он, Витя. А раз они так не думают, значит им видней, значит это не он, а кто-то ещё. Причём тот, которого он, Крутельников, как они думают, знает. Если бы Витёк вдруг заканючил и сказал, что он на самом деле не догадывается кто главный, как бы себя повели эти парни? Может быть, прострелили бы ему мягкие места на теле, может быть, подрезали сухожилия. Вот он и позвонил Федьки, потому что было просто некому звонить.

Из всего услышанного Федька понял одно: что ему надо было быть завтра на какой-то поляне в полдень. Но почему с ним на связь не вышел сам Крутой?

Кто с ним вышел на связь? Он набрал номер и сделал звонок Крутому. Амбал взял трубку. «Слушай, Крутой, что за дела? Какая поляна? Кто со мной говорил?» Амбал усмехнулся: «Вам не следует волноваться. Всё будет без потери чьих-либо интересов. Завтра в полдень». - «Я не понял, вы чё мне стрелку, что ли, забиваете?» - «Ну, если так вам будет угодно», - прогудело в трубке. - «А какой пароль?» - не унимался Федот. - «Хм, пароль? - «Экстази». Вас устроит?» В трубке что-то прошуршало, затрещало, а потом и вовсе оборвалась связь.

Джипы поехали в сторону хутора. Доехав до места, где обычно Овечкин проводил свои тайные вечеря, они остановились. Потом одели на Крутельникова браслеты и заперли в одной из комнат нежилого дома. Оставив охрану в количестве трёх человек, джипы отчалили.

У Виктора времени было больше суток, чтобы подумать о смысле происходящего и о смысле жизни вообще.

- Парни, зачем меня окольцевали и посадили в эту комнату? – попробовал наладить контакт Крутой.

- Заткни своё хабало, гандон, а то пожалеешь, что на свет родился, - послышался ответ.

Таким образом, Крутельников понял, что его труп в скором будущем могут найти, а могут и не найти. Всё плохо. Всё очень плохо. Мысли лихорадочно запрыгали под черепной коробкой. Ещё немного и Виктор услышал бы их глухой стук о костную ткань. Он понял, что его не собираются оставлять в живых и держат лишь в качестве проводника к поляне. Но что же придумать, что предпринять? Как только они доберутся до Федьки, будет большая жопа, тут уж придёт совсем хана. Вдруг его осенило. Они даже в ум не взяли, что на самом деле теперь главный здесь он, сам Крутельников. Раз они хотят договариваться, или, если они хотят договариваться, тогда почему бы и не переговорить? Я заявлю о себе как о главном смотрящем за полем. Всё равно им понадобится кто-то из местных. Не будут же они валить всех подряд, чтобы навлекать на себя подозрения. Постепенно Крутельников стал успокаиваться и выстраивать линию поведения. Спокойствие, главное спокойствие.


XXXXXXXXI


Пашка схватил монтировку и кинулся на водилу КАМАЗа. Мужик с одутловатым и небритым лицом расторопно ретировался, зыркая глазами по сторонам – чего бы такое схватить для обороны.

- Ты чего, сдурел, паря! Сейчас мы тебя успокоим! Толик, заходи сзади!

Пашка неожиданно крутнулся с монтировкой назад. Железо просвистело над ухом Толика. Его скуластое лицо исказилось от страха неожиданно близкой развязки, глаза выпали из орбит от нахлынувшего бешенства:

- Ну, сука, ты же меня убить мог! Теперь держись!

Толик схватил валявшуюся у дороги половинку кирпича и метнул его в голову Пашке. Пашка едва успел увернуться – кирпич попал в лобовое стекло позади стоящей машины. На крики стали выходить из мотеля заспанные водилы. Они вяло стали наблюдать за дракой, пока не показался Мансур с Алеком.

- Э-э-э, ви что делаете! – закричал Мансур, это же наши ребята! – и кинулся защищать Пашку.

- Отойди, мужик, а то я грохну тебя вместе с ним!

Тут же подскочил Алек:

- Зачем дерёшься, что он тебе сделал!?

Мансур и Алек встали между Пашкой и двумя вооружёнными монтировками мужиками. Из кабины КАМАЗа выскочила Юлька. Лицо её было красное и мокрое от слёз.

- Ребята, даги наших бьют! – завопил Толик.

Клич возымел воздействие, и толпа шоферов стала оттеснять Пашку с Мансуром и Алеком, пока не взяла их в круг.

- Вы кого защищаете, - заорал Пашка, - двух негодяев, которые хотели изнасиловать мою сестру! Каждому башку раскрою, только подойдите!

И он завертел монтировкой перед собой будто, взыгрывал шашкой, демонстрируя бесшабашную удаль.

Юлька пробила кордон и, спрятавшись за Пашкину спину, закричала в истерике: «Звери! Звери!»

Водилы обратили взгляды на двух мужчин, которые проявляли необычайную сноровку, пытаясь достать парня монтировками.

- Вы сами откуда? – спокойно спросил пожилой водила с загорелым лицом и с огромными клешнями как у краба.

- Мы-то? Да с хутора Шокин, который от Вёшек шестьдесят км ходу, - запыхавшись, выдыхал Пашок.

- Так это ж недалеко от Ростовской области! Вот дела! Мы тоже ростовские. А какого чёрта вас суда занесло?

- Нас-то? В Москву едем с Алеком и Мансуром, а эти двое…. Убью суки! – Пашка сделал выпад с монтировкой и опять рассёк ей как шашкой пространство у самого носа Толика. Тот отпрянул и махнул в свою очередь своей железякой, но с запозданием. Тем не менее, два ломика встретились с лязгом и отскочили.

- Ну, ты, придурок! – крикнул тот. – Мне твоя бикса и даром не нужна. А вот тебя я достану! – Он опустил свою монтировку и грязно выругавшись, направился к своему КАМАЗу. Постепенно водилы стали расходиться. Мансур с Алеком решили тоже не задерживаться, тем более что ехать осталось каких-то три-четыри часа.


XXXXXXXXII


Сюжетная линия сего романа круто идёт на излом и рискует потерять всякую логическую взаимосвязь в том самом месте, где читатель, по затейливому умыслу писателя, начинает знакомиться с жизненными метаморфозами Шалтая. О нём, кстати, было почему-то сказано неоправданно мало, а писано и того меньше.

В действительности Шалтай был тем человеком, из-за которого и начался весь этот сыр-бор, переходящий в невообразимую чехарду приключений, столкновений характеров, смешению судеб и чёрт знает чего ещё.

Почему-то о нём забыли даже те, кто и прибыл-то сюда в Шокин только ради того, чтобы разгадать загадку этого человека.

На разных конкурсах и шоу- представлениях наш народец уже насмотрелся на мудрые заглатывания шпаг, лезвий, зудящих свёрл, стекла, болтов и прочей утильной продукции. А также был сыт по горло протыканием внутренних органов шомполами, ножами, копьями, иглами и стилетами. Он был свидетелем надувания двойных грелок, перетаскивания с места на место самолётов при помощи крепко сжатых челюстей, разбивания головой каменных глыб и пропусканием через себя электричества в пятьсот вольт.

Шалтай продвинул возможности человека, как хомо сапиенса, ещё на один дюйм вперёд, осушив невероятных размеров лужу. Он просто вобрал в себя всё её содержимое. Сам он при этом не пострадал.

Немая сцена, после того как в дверях показался наш герой, кому-то могла показаться неуместной инсценировкой. Шалтай был похож, ну если не на Порфирия Иванова, то где-то на отдалённое напоминание одного из волхвов с картины Репина «Волхвы» (Если таковая существует). С лица его словно елей сочилась высочайшей степени одухотворённость, добытая в процессе неустанных чтений мантр и бесконечных медитаций на чём-то неизмеримо высоком. В голубых с фиалетово-бирюзовом отливом глазах умещалась вся бесконечность вселенной с её жуткой тоской о потерянном рае и ещё кое о чём, о коем сам Шалтай мог только догадываться. К тому же его топорщившиеся русые волосы были окаймлены на лбу холщёвой повязкой и на затылке прилежно взяты в косичку. А это уже говорило о нечто большем, чем «просто Шалтай». Борода его была аккуратно подстрижена, а губы, словно дали обет безбрачия - никогда не расползаться даже в подобии улыбки. Ситуацию спас Михалыч. Он сказал:

- На ловца и зверь бежит. Вот мы тебя сейчас и проверим, каких ты кровей. А то мы давеча заспорили, такой ли ты приблудный марсианин, каким себя выказываешь.

Шалтай, завидя Петра, стушевался. Но не бежать же ему было обратно в чулан. В чулане было темно и сыро, даже не смотря на то, что он нёс мир, свет и покой каждому дому. Он поприветствовал всех кивком головы, а потом загудел будто колокол, с равным интервалом выбивая слова:

- Я также как и вы занимаюсь различными методами восстановления духа.

Меня, так же как и вас интересует тайна человеческого пребывания на земле.

Космическое сознание спасёт нас землян от плотских страстей и жажды наживы. Ом мани падмэ хум. Аминь. В смысле Let it be.

Несколько ошарашенный квартет многозначительно переглянулся.

- Я бы желал исчерпать себя в приватной беседе с вами, молодой человек.

– Шалтай обратил свои светлые взоры на Юрия. – Насколько я осведомлён, вы имеете власть над мыслями нам неподвластными и поскольку всё в мире взаимосвязуемо, а каждая ничтожная частичка отражает в себе суть целого, то и наша беседа с вами может внести свой вклад в общее укрепление человеческого осознания мира, подобно тому, как трансцендентальная медитация помогает людям далёким от духовных практик обретать в душе покой и становиться на путь просветления.

- Безусловно. – Юрий быстрее всех справился с возникшей паузой связанной с усвоением поданного материала. (Сказалась продолжительная духовная практика в местах не столь отдалённых) - Безусловно, - отреагировал он, встал и подошёл к Шалтаю. – Юрий Леонидович, - с серьёзным и торжественным видом изрёк начинающий психотерапевт.

Святой человек порывисто пожал ему руку. – Шалтай, - громыхнуло в ответ, - правда, я не уверен, что это моё истинное имя. Извините за голос – пропил, как говорят тут некоторые.

- Мы, если вы не возражаете, можем пройти в наш, так сказать, кабинет, - брал инициативу Юрий.

- Не возражаю, ибо пути господни неисповедимы.

Когда за ними закрылась дверь, Костик выдал:

- Отпад. Фантастика.

- А интересно, моё имя истинное или похожее на брехню? – проговорил в задумчивости Михалыч. - Я доподлинно знаю, что оно святое, ибо сам Иоанн Креститель был наречён энтим именем.

- Главное, чтобы ты сам в это верил, ибо по вере вашей…. – сказал Пётр и вышел во двор. Там он углубился в сад, достал мобилу и сделал то, что он и должен был сделать по долгу службы и уже давно. Херня война – главное манёвры. Шалтай у него в руках. Теперь осталось в эти руки заполучить ту, которая будоражила его сознание порнографическими видениями, и он ничего не мог с этим поделать. Говоря по-простому, зов плоти затмевал рассудок. А если позаумному, то его мозг, как бы, разделился на несколько ощутимых частей. В лобных долях присутствовал упрямый баран, который нарывался на удары судьбы. В левом отсеке присутствовал компьютер, высчитывающий и отмеряющий каждый его шаг и вздох, а в правом – сплошные предрассудки, сплошные эпителии клеток и зефир в шоколаде. Правда есть ещё и сердце вещун, и душа-предательница, а самое главное есть он, кто без зазрения совести за всем этим наблюдает и в ус не дует. Даже в самые критические ситуации, когда тело Авдеева принимало безжизненные формы, этот наблюдатель со знанием дела констатировал факт: работа органов близка к завершению, приготовьтесь к катапультированию. Сейчас происходило, примерно, то же самое с одной лишь незначительной поправкой – тело периодически принимало наоборот уж очень жизненные формы, а Авдеева закручивало в пике, в мёртвую петлю на высоте три тысячи ярдов над уровнем моря. Как только он начинал простирать свою мысль на мгновение вперёд того, что будет после его близости со Светой, она, его мысль, отскакивала от сферы этих размышлений как электрон от стального экрана и бесследно тонула в океане бессознательного. Всё, что он знал – «эта девчонка будет моей». Всё, что он не хотел знать – «а что дальше-то делать?» Он просто должен сжечь в себе эту страсть, так как того настоятельно желают силы природы. Ибо, что может противопоставить простой российский офицер космической тяге полов? Национальную идею, пресловутый долг Родине и т.д. и т.п., - вот что должен противопоставить современный российский офицер ФСБ. Но для начала сжечь в себе эту неизвестно откуда вспыхнувшую страсть к этой ничем в принципе не блещущей, простой деревенской девушке, а там посмотрим. «Там посмотрим, - утешал себя Авдеев. - Вот разберёмся с неземными цивилизациями, с Шалтаем, с этими уродскими наркушами и посмотрим…»

Если живы будем.

Однако.


XXXXXXXXIII


Через каких-то пять-десять минут из «кабинета» вышел чем-то озабоченный Юрий Леонидович. Он щёлкнул своим дипломатом и извлёк оттуда некий приборчик, который наблюдательный Костик определил как электропсихометр.

- Откуда у тебя это?

Юрий Леонидович, было, дёрнулся в сторону двери, потом остановился и вздохнул:

- Я тебе не сказал… Я когда-то подрабатывал внештатным одитором. Можно сказать, что я и сейчас этим занимаюсь…

Юрий Леонидович опять исчез в проёме двери. Дверь за ним тихо закрылась.

- Что это у него за страсть такая? – поинтересовался Михалыч.

- Это специальный прибор навроде дитектора лжи. Он помогает выискивать у пациента области боли или болезненных эмоций, которые произошли с ним в прошлом, и, которые мешают ему жить в настоящем.

- Чутно мне, что энтот аппарат умнее, чем сам врач. А как энто могёт быть?

Костик вздохнул.

- Ну, Михалыч! Да будет тебе известно, что человек, как и всё живое, варится в электромагнитном поле, как в собственном соку. Он его впитывает, он его и генерирует. Предположим, что он может его генерировать по памяти: вспомнил что-либо хорошее – выплеснул наружу энное количество электроэнергии. Вспомнил что-нибудь плохое – ещё больше выплеснул. Стрелка этого прибора реагирует на такие всплески, причем, на отрицательные движется влево, а на положительные – вправо. Это даёт возможность фиксировать негатив и убирать его из памяти определённой процедурой, состоящей из точно подобранных вопросов. Ну, в общем, вот так вот…

Костик нервничал. Он чувствовал, что что-то очень интересное проходит мимо него. Он разговаривал с Михалычем, а сам вслушивался в тишину комнаты, в которой проходило нечто похожее на таинство. Да и вообще, это же он, Костик, заварил всю эту кашу. Это его идея одитировать Шалтая, а теперь что же, он лишний на самом интересном месте? Вначале Збруева открыла то, что может перевернуть наше представление об инопланетянах, теперь вот Шалтай, не ровен час, откроет секрет летающей тарелки, а он Пичугин не при делах. Непорядок. Костя начинал заводиться.

Вошёл Пётр.

- Нашего Шалтая сего дня электрошоком пытать будут, - скривив мину, пожаловался Михалыч, возлёживая на своей любимой кровати. – Зараз сю правду матку о себе докажет, иначе не могёт и быть, потому как дюже сильная аппаратура у Юрки на вооружении. Сама заключает, что у человека на уме, а стрела, стало быть, нацеливает на истину. И никуда, стало быть, от неё ты не увильнёшь, не сбрешешь, стало быть. Нравится так?

- Он применяет Э-метр? – спросил Авдеев у Константина.

- Да.

- Прелестненько. А ты что такой смурной?

- Да так.

- Понятно. Ты думаешь этот шиза, Шалтай, действительно способен перевернуть наше представление об НЛО?

- Да дело не в этом. Мы должны быть в курсе, понимаешь? Мы же не посторонние люди, мы все в теме. Мы не можем помешать, мы можем только помочь.

- Да действительно. Ну, ничего, скоро Шалтаю помогут.

- Кто?

- Марсиане. Ха-ха-ха! – Пётр как-то нехорошо рассмеялся.

- Да тише ты, они же работают. Может быть, именно сейчас стрелка Э-метра показывает на уплотнение в ауре пациента. Может быть, это был удар лазерного луча или светового импульса…

- А может, это упал Тунгусский метеорит на голову Шалтая, и у него вскочила вот такая шишка на лбу. Как бы стрелка Э-метра не зашкалила от напряжения. Не мудрено, что он потерял память и ни хрена ничего не помнит кроме своих мантр. А интересно, использует ли он такую оздоровляющую мантру, как ваджакчарака сутра?

- Ты напрасно ёрничаешь. Шалтай – это штучка. С ним случаются довольно необычные вещи. Однажды мне пришлось у него ночевать. Светящихся шаров у него я не наблюдал – был в наисквернейшем состоянии духа, зато наблюдал кое-что поинтересней. Когда он медитировал, его обволакивал некий свет, похожий на неоновый. Одно мгновение его тело мне показалось даже прозрачным и переливающимся изнутри. Тогда я всё списал на своё паршивое состояние. Но теперь, после того, что произошло, я склонен думать по-другому.

- Это когда ты первый раз причастился у Збруевой?

- Не важно, - обиделся Костик. – Важно другое. Шалтай не от мира сего.

- О как! Ну-ну.

Дверь отворилась, и вышел Юрий Леонидович.

- Ну что, как он? – бросился с расспросами Константин. - Накопал чего-нибудь?

- Или что-то с прибором, или у меня глюки, или этот человек до такой степени не в себе, что мне, кажется, я теряю способность к беспристрастному восприятию информации.

- В чём проблема? – осведомился Пётр.

- Да нет, это чисто профессиональное. Константин, ты можешь мне поассистировать? – вдруг неожиданно обратился Юрий к Пичугину. – Лучше будет, если кто-то будет делать записи. У меня в диктофоне кончилась плёнка.

- Какие проблемы, конечно! – подпрыгнул Костя от радости.

Но тут вмешался Авдеев.

- Лучше будет, если при проведении процессинга буду присутствовать также и я.

- Нет, это уже слишком. Пациент не сможет расслабиться. Мы и так нарушаем технологию, и я не даю никакой гарантии, что у нас вообще что-то может выйти с этим человеком.

- По-моему всё, что от вас требуется это вовремя задавать правильные вопросы и никакой лишней болтовни.

Юрий пристально посмотрел на Авдеева.

- Нет. Это исключено. Если в процедурной будет присутствовать толпа людей, ничего путного из этого не выйдет.

- «Это я-то толпа?» – подумал Пётр. - Как знаете, - Авдеев попробовал сохранить безразличную мину, но едва ли ему это удалось. Он был уязвлён. Поэтому он направился в сад покурить, хоть минуту назад выкурил пару сигарет в размышлениях о бренной плоти и бессмертной душе, которую можно при известных обстоятельствах и прохлопать, то есть, не спасти. И тогда какой же смысл в том, что она у тебя бессмертна?

- Иди, иди, Петя, а я тут подежурю возле. У деда есть отдушина в энту комнату – он всё про них окаянных прознает и тебе потом докажет, – крикнул вдогонку ему Михалыч. А у самого закрывались в сладкой дремоте глаза. Деда морил полуденный сон. Устал дед от этих бесконечных перипетий. Уже не молодой, чтобы «кажный божий день, - как он любил говаривать, - держать хвост пиздолетом».

Лёта лежала в тени под деревом – пережидала полуденный зной, а также длила таким образом свою собачью жизнь, которая изобиловала условными и безусловными рефлексами, бесчисленным количеством запахов и сладкими видениями из прошлых жизней. Её розовый язык ходил ходуном, а лёгкие работали как паровая машина – шумно и смачно.

Пётр наклонился к собаке и погладил её промеж ушей. «А ведь какая умная псина, - подумал он. – Всё её поведение продиктовано одним порывом: чтобы хозяину и его друзьям было хорошо. Она для этого и живёт, наверное, и это здорово. Умная псина, умная», - Пётр одаривал Лёту своей лаской и теплотой, нежно потрёпывая её за холку. Та щурилась от удовольствия, прижимала уши и вытягивала шею – ей было очень важно внимание человека к собственной персоне. За эти мгновения человеческой ласки и доброты она готова была разбиться в лепёшку, готова была служить беззаветно и честно до последнего брёха и визга, и быть всегда на страже. Всегда.


XXXXXXXXIV


У Далтона было такое чувство, что его рассекретили. В младенчестве не докрестили. Призрак Краснокутского, словно тень отца Гамлета преследовал его по пятам. Он чувствовал, что он видим и прослушиваем, но кем и в каком месте? Он перестал бриться, одежда на нём заклёкла, а изо рта постоянно несло Танькиной самогонкой. Когда зазвонил его мобильник, он вздрогнул и подумал: «Началось».

«Что не выходишь на связь? – прохрипело в мобильнике. – Пора расставлять точки и подводить черту. Готов?» Далтон понимал эти дурацкие намёки, но что он мог сказать в ответ? Что вы имеете в виду? «Что имею, то и введу», - услышал бы он в трубке. И ещё много чего услышал бы. В его положении обычно безропотно говорят: «Как скажешь, босс». Но даже эта безропотная наклонность к самым тёмным низам человеческого достоинства не гарантирует спасение от гуманитарной катастрофы и не даёт никакой надежды на провозглашение общечеловеческих ценностей. Скорее наоборот, всё будет в высшей степени бесчеловечно и омерзительно, а именно так, как диктует закон криминального жанра. Сначала его расслабят, как в турецкой бане, затем благословят на благополучный исход из Шокинских земель в земли обетованные, а потом неожиданно закатают в асфальт, да ещё успеют и яйца отрезать, причём, каждое по отдельности, так, чтобы никакая эксгумация не помогла.

Поэтому Далтон с энтузиазмом сказал: «Готов! Усегда готов! Когда встречать свадебный кортеж?» На том конце видимо были далеки от того, чтобы разделить этот энтузиазм: «Для кого он будет свадебный, а для кого и траурный. Но в любом случае будь на чеку, мы рассчитываем на твою помощь, Далтон». Вот так. Зацепили. Так он и знал. Как же отказать в помощи таким хорошим людям? Отказать в помощи таким людям – это всё равно, что пнуть нищего, просящего подаяние. Вся эта структура только и держится на вспомоществовании одних другим, других третьим, а пятых – десятым. Да уж, дела.… Паутина! Надо быстро соображать. Так, надо предупредить этого фэсбэшника. Однако он забил на меня. Он забил на меня! У них, очевидно, какая-то своя игра и в этой игре я жалкий участник массовки. Ну и на этом спасибо.

Далтон угрюмо побрёл в направлении к Михалычевой усадьбе. На середине пути, где-то между зарослями лебеды и крапивы, он остановился и вынул мобильник.

- Это я, Далтон. Мне позвонили и сказали, чтобы я ждал гостей. Точно не знаю. Может сегодня, а может завтра, не знаю. Куда идти? Понятно. Где ждать? Ясно.

Далтон, как измученный непосильным трудом ишак, зашагал в обратную сторону. Нет, его точно не докрестили. Удача распрощалась с ним навеки, и он решил хорошенько напиться. Ей назло. Увы, ей!