Странная книга. Совмещает очень многое. Проницательность. Острый юмор. Искренность. Флёр романтичности. Грусть от происходящего в современном мире. Ностальгию по былым законам чести

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   36

- Ну, ты бл….


- А ну говори, чего замолчал! – голос хозяйки отдавал калёным железом.

- Блестючка! - после выстраданной паузы, наконец, выдыхнул Дмитрий Петрович и потупил взоры.

Алевтина опять зашлась диким хохотом. Она упала на диван, держась за живот, спазмируя, как при родах, стараясь выговорить странное словцо «блестючка».

«Вот и работай с таким контингентом», - горестно подумал Петрович и изобразил на лице улыбку. Правда, глупую улыбку. Ему сейчас было ох как не до шуточек.

Алевтина поднялась и, охая и ахая, потащилась к буфету. На столе перед Овечкиным появился графин и две рюмки.

- Да говорю же тебе, что я на работе, при исполнении! Да ты в своём ли уме, Збруева?

- Выпьешь со мной, тогда скажу кто мой любовник.

Овечкин почувствовал, что у него сдают нервы, терпение и вообще…

- А она у тебя без этого? - опасливо покосился он на графин, - а то люди бают, что ты подсыпаешь туда разную херню.

- Так ведь это ж для страсти, милый, для страсти, - ублажала его Алевтина.

«Не баба, а чёрт! Лиха, казачка! Стара, однако, хотя… - Овечкин нечаянно скользнул взглядом по грудям обольстительницы и аккурат выхватил ненароком вывалившуюся из-под халата скромную такую сисичку, выбившуюся наружу как рыбка из сетей. Даже сосок рассмотрел, такой набухший и выспренний, с заявкой на ненасытную молодость и не приходящую старость.

А кто сказал, что участковым сейчас легко? Или будто они все кованы из железа? Нет, они такие же живые люди, как и все. Что-то у Овечкина предательски ворохнулось, что-то зазудело, заныло и засосало. Он с тоской перевёл взгляд на озорные бабьи глазёнки, мигающие ему зелёным светом, что твой светофор на перекрёстке, и сказал:

- Ну, за любовь!

Первая пошла как по маслу.


XXXXIX


Костя так и бурлил от радости. Он был счастлив как ребёнок. Глаза светились, движения были резки и неуклюжи, а язык не переставал нести чепуху. Он то и дело хлопал Юрия по плечу, толкался и каждый раз заливался ребячьим смехом, как только Михалыч ронял свои дурацкие шуточки-прибауточки. Наконец он обнял Юру за плечи и запел: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».

«Везёт же мне с этими белыми воротничками, - думал Авдеев, мрачно улыбаясь, - романтики, чёрт бы их побрал!»

- А я думал Шокин – это наподобие дачного посёлка – коттеджи, палисадники…

- А посередине палисадника домик в деревне, - прервал Юрины впечатления Пётр. – На самом деле тут дебри, народ – папуасы, не уважает технику, предпочитает орудовать ломами и битами.

- Здесь аномальная зона, здесь Шокинский треугольник… - перебивал его Костя.

- Кругом гашиш и анаша! – вскричал Михалыч. – Ты чего друга баснями кормишь? Щас беги в погреб и вынай оттель бутыль грушёвой наливки. Спесиально для женских начал блюл, да видать не судьба. Про тебя, Юрка, нам этот чирей наведывал, кубыть, ты досконально знаешь, отчего человек разные штуки выкидывает, например, залезет на дерево и тюрлюкает, что твой дятел.

- Ну, можно сказать и так… - растерянно ответил Юрий и с укором посмотрел на своего друга.

- А что, правда, Юр, давай сегодня напьёмся, то есть, я хотел сказать, выпьем за встречу…

- Я вообще-то не пью, но за встречу, я думаю, можно.

Гость открыл дипломат и извлёк оттуда затейливую бутылочку.

- Французский коньяк! - после беглого осмотра гордо провозгласил Костя и стал производить нервозно-паралитические манипуляции по его откупорке.

Пётр властной рукой перехватил инициативу и, содрав ножом пластмассовую нашлёпку, спокойно открыл сосуд.

- А что, любезный мой Иван Михайлович, найдутся ли у вас бокалы под сей благородный напиток? – обратился он не без иронии к хозяину стола.

- Ты, Петро, конечно, уел деда. У него окромя гранёных стаканов и горшков из-под сметаны отродясь в хате ничего таковского не водилось.

- Нет-нет, что вы, - взбудоражился Юрий, - стереотипы нужно ломать! Это же просто обморок пить французский коньяк из пол-литровых банок и закусывать сушёной рыбой э…с луком.

- Ну, давайте тогда выпьем за удачное приземление, за долгожданную встречу и за успех в нашем безнадёжном деле, - поспешил закруглить неловкость Константин.

Чок!

-А коньяк ей-бо хранцузский? – осведомился Михалыч, после того как пошлёпал губами словно лошадь, ища в послевкусии хоть какой-нибудь намёк на то, что пивал он раньше.

- Что, клопами отдаёт? – усмехнулся Пётр.

- Да есть трохи.

- Это всего лишь привкус дубовой коры, - со знанием дела пояснил Константин.

- Дубовая кора шибает не так-то.

- Ну, дед, на тебя не угодишь, - подсмеивался над Михалычем Авдеев. – У них другие дубы, другие погреба и вообще всё другое.

- Нам так не жить.

- Да ты закусывай.

- А я уже.

- После Алевтинового зелья этот напиток можно пить, вообще не закусывая.

- Алевтина, кто она, ваша экономка, ключница, маркитантка? – задал вопрос Юрий.

Константин попытался откинуться на несуществующую спинку стула и чуть не загремел под фанфары.

- Это человек, который зело пострадал от люминесцирующих шаров неизвестного происхождения.

- Вот даже как. Понятно.

- Как раз наоборот, ничего не понятно. Понимаешь, Юрка, она ничего не помнит, но с помощью процессинга или гипноза она может выдать такое…

- Ты из-за этого меня сюда пригласил?

- Не только. Да ты расслабься. Сегодня отрываемся по полной программе.

Михалыч, заводи нашу любимую:


Ой, ты кочет, кочет,

Кочет, кочеток!

Потоптать он хочет

Лазоревый тьвяток.

Вскочет на порожек,

Бьёт крылами, ой!

Вокруг белых ножек

Бабочки моёй!


В леваде, что на задах Михайлычева поместья, в густой, настоявшейся на мокром чернозёме крапиве, послышались тихие голоса:

- Ишь ты, песни заиграли…. Ну, Сукач и даёт, сучий хвост! Привадил к себе постояльцев и доит их кажный божий день. Весело живёт, старик.

- А нам-то что. Сказали проследить, значит следи. Он-то нам, поди, чакушку не нальёт…

- Да тихо ты! Ничего не слышно из-за…

- А тебе на кой хрен нужна их брехня?

- О чём-то спорят. Кулюторно выражёвываются, гляди-кось. Гнилостную интеллигенцию приманул, старый чертяка.

- Ты куда?

- Давай подберёмся поближе, надо их в лицо запомнить.

Когда галдёшь был в самом разгаре до двух плохо одетых, небритых и не совсем прохмелевших мужчин, окопавшихся в прибрежных лопухах, донесся лай собаки, а потом слабый голос, который с большой натяжкой можно было квалифицировать как мужской и то только при известных и довольно пикантных обстоятельствах.

Константин смотрел большими глазами на приближающуюся Ассоль и не мог сообразить, «бегёт» ли она по волнам, или летит на ковре самолёте.

Девушка приблизилась к Кости и протянула к нему руку. В руке был его мобильный телефон. Мистика. Де жа вю.

- Здрасте, Константин Иванович. Здрасте, - обращаясь к остальным участникам застолья, сказала Юлька.


XXXXX


- Устал я, Аля, от этой чёртовой работы. Совсем мочи нет. Столько всего навалилось! Они что думают, что Овечкин двужильный? – стенал раскрасневшийся мужчина, стискивая в своих объятьях хитро улыбающуюся женщину. Женщина гладила его по мокрой от пота лысине и успокаивала как ребёнка:

- Уй ти, уй ти, стоб их всех! У собаки заболи, а у Димы заживи.

На столе стоял почти пустой графин, в тарелке лежало несколько надкусанных солёных помидор и шматок сала.

Овечкин норовил пустить слюни во глубину Алькиного халата, который она старательно запахивала, но он, сука, всё распахивался настежь, как кувшинка в пруду.

- Я, Аля, мог бы жить не так как щас, - всхлипывал Овечкин и засовывал нос всё дальше внутрь, - я, Аля, закон блюду и порядок, можно сказать, жизнью своей ежечасно рискую, а они!...

И всё пропихивал свою щетину к Алькиным титькам, как телёнок к вымени матки.

- Ну ты чё там забыл, бесстыжий, - ласково выговаривала Збруева, сдерживая упорный натиск блюстителя порядка. – Ну-ну, ну-ну… А-а-а, а-а-а, - баюкала Збруева Овечкина аки младенца.

Овечкин поднял на неё умилённые телячьи глаза, заплывшие пеленой «глубокомыслия». В них проглядывалось странное помутнение рассудка, которое, впрочем, мог заподозрить только психиатр со стажем.

Его правая рука медленно заскользила по своей же собственной ягодице, как бы ища кобуру, в которой положено было покоиться «стечкину». Однако его ладонь плавно легла на рукоять маузера, образуя гармоничное сочленение пролетариата с мировой революцией. Его губы стали раздвигаться в зловещей улыбке, не предвещающей ничего сколько-нибудь хорошего и нравственно-выдержанного на тусклом фоне давно не белёных пожелтевших стен с выязвленными околупленами от пуль.

- Последний раз спрашиваю, курва блядоносная, где они? – прошипел комиссар, направляя маузер в лицо Алевтины.

- А разве любовников выдают жандармам? За них смерть примают, за любушек, - чуть ли не шёпотом отвечала она, бесстрастно глядя в глаза своему мучителю.

В сенях послышался торопливый топот сапог.

- Товарищ комиссар, с бугра казачья сотня показалась. Идут намётом в нашу сторону.

- Вот чёрт! Принять оборону! Дом закрыть изнутри. Пулемёт тащите на чердак! Да живее, живее! Чую я, они где-то здесь. Недаром казачки всполошились!

Человек в кожанке выскочил на крыльцо. Над головой просвистела пуля, уходя в сад и собирая на себе листья и ветки загущенного вишняка.


XXXXXI


Пётр участливо с понимающей улыбкой смотрел то на Юльку, то на Костика. Вот она, девочка-припевочка, стоит и невинно моргает своими огромными глазищами, не сводя их с мальчика-колокольчика, вообразившего себя крутым исследователем всего неземного. Чего он покраснел-то так, как помидор. Должно быть от пива, а может и от коньяка. Засуетился, засуетился, будто перед ним английская королева. Того и гляди, бутылку с остатками французского пойла перевернёт. Тогда я ему точно дам в лоб. Пора кончать эту самодеятельность. Надо делать дело, долг прежде всего… Светка.… Вот ещё проблема. Что мне с ней делать? А разве была команда что-то с ней делать? Отставить, лейтенант! Занимайтесь своими прямыми обязанностями и не впадайте в рефлексию! Есть, товарищ майор не впадать в рефлексию. Тогда во что же мне впадать? Нет, Светка путёвая девчонка, но.… Это самая большая оплошность, которую я совершил. А что я такого сделал? - Ты просто запудрил ей мозги, понял да? - Так точно, товарищ майор, запудрил. Виноват, товарищ майор, больше этого не повторится. - Ну, вот и хорошо, сынок. Мы с тобой люди подневольные, целиком и полностью отданы служению и защите нашей многострадальной Родины. Я сам только в сорок лет семьёй обзавёлся.… А через год пришлось развестись. Сам знаешь, сплошные командировки то в Уган-ду, то в Кара-ганду, то в Кат-манду. А женщина, она тоже живой человек, требует к себе внимания, оттягивает на себя наш здоровый мужской потенциал. В общем, когда тебе стукнет пятьдесят, тогда и думай о вложении своего капитала, иначе грош тебе цена как секретному агенту, понял да? - Никак нет, товарищ майор. - Разговорчики!

- Алё, проснись, а то замёрзнешь! - Михалыч дёргал за рукав Авдеева. – Девчонка стесняется при тебе петь. Скажи что-нибудь ласковое, а то собрал зрачки в кучу и застыл как истукан.

- Пой, Юля, иначе грош нам цена, – быстро пришёл в себя Авдеев.


Двое плохо одетых и небритых мужиков, от которых во все времена несло и несёт аморально-диким самогонным перегаром, расположились под смородиновым кустищем с тыльной стороны Михалычева дома.


Забей мне стрелку милый

В двадцать два ноль-ноль.

Я верю в твои силы,

Скажи мне свой пароль.


- Никак, песни заиграли.

- Это поёт Юлька Панкратова.

- Что у них там сегодня, шабаш, что ли? Совсем от жары ошалели…


Юлька пела вдохновенно. В такт воображаемой музыки она покачивала бёдрами и подёргивала руками. Её большие глаза смотрели поверх голов, а голос наивно дрожал на высоких нотах. Константин смущённо тупил взгляд, изредка косясь на присутствующих. Юрий напротив, смотрел на выступление с нескрываемым любопытством. Михалыч пытался мычать в унисон с мелодией и даже притоптывал ногой. И все как-то нелепо улыбались. Серьёзным казался только Пётр. По его взгляду нельзя было понять, что у него на уме, а что за душой.

Мне страшно в мире монстров.

Кругом так много лжи.

Возьми меня на остров,

Где гнёзда вьют стрижи.


На самом деле Авдеев смотрел на Юльку, а видел совсем другую девушку, и на душе у него становилось неуютно пасмурно. Узел противоречий не давал ему покоя, а мозг в муках рожал план дальнейших действий.

После того как Юлька дотянула заключительную ноту, застолье взорвалось продолжительными аплодисментами. Девушка закрыла ладонями лицо и резко отвернулась. К ней подскочил Константин.

- Здорово, Юля, ты пела! Правда-правда, намного лучше, чем в прошлый раз. Наверняка ты поёшь по утрам гаммы. Ведь поёшь? – тараторил Костик, пытаясь открыть спрятанное в ладошки лицо смущённой девушки. - Садись с нами за стол. Ко мне вот друг приехал. Уникальной души человек. А ещё он учёный.… Не совсем, правда, но.… Познакомьтесь.

Юрий первый подал руку, отметив про себя, что допускает вопиющую бестактность.


XXXXXII


Выстрелы были слышны по всему периметру хутора. Кое-где ухали разрывавшиеся снаряды.

- Откуда у них артиллерия, товарищ комиссар?

- Глупый вопрос задаёшь, товарищ Кузьмин. Когда решается дело революции, то вся мировая контра встаёт на дыбы.

- Товарищ комиссар, командир полка приказал готовиться к отходу в районе левады. Бой идёт уже в самом хуторе, нам его не удержать! – говорил, задыхаясь от бега, подоспевший красноармеец.

- Отступать, значит? Он мне за это ответит! Прошляпил казачью сотню, в результате не выполнен приказ командующего…

Рядом от ложбины, где окопались красноармейцы, истерично завыл и разорвался снаряд. Комья земли как дождём осыпали головы прильнувших к земле людей.

- Товарищ комиссар, поздно будет, побегём лучше.… Всё одно они с этой танкой ничего не сделают – мы с неё всю топливу ликвидировали.

Товарищ комиссар одним резким движением притянул к себе за отвороты гимнастёрки чубатого парня и прямо в лицо прохрипел:

- А англичанина вы тоже ликвидировали, мать вашу? Говорил же живьём его брать и глаз с него не спускать! Говорил?

- Да его ж, будь он не ладен, никто и в глаза-то не видал!

- А кто, по-твоему, на танке ехал? Казаки? – заходился пеной комиссар, и вытрясал душу с бедного красноармейца.

Близкий топот копыт и лихой посвист охладил бешенство солдата революции и все как по команде, не сговариваясь, кинулись в заросли терновника.


XXXXXIII


Что же нам делать с твоим талантом, Юлечка, - пьяно лепетал Костик, крепко сжимая тонкую девичью руку. Я обязательно куплю тебе мороженное, я обещал, нет, я подумал, что неплохо было бы угостить тебя хотя бы мороженным.… Нет, я решительно не то говорю…

- Ох, не то, ох, не то, поручик, - вклинился в слезливый монолог Авдеев. – У тебя, Юлька, хороший голос. С репертуаром, правда, нужно поработать и хоть сейчас на сцену клуба.

- Не понял, при чём тут клубная сцена, - взъерепенился Пичугин. – У Юли талант, слышишь, талант необыкновенный. Талантище, я бы сказал. А на этих клубных подмостках место для столичной попсы. Именно они этого достойны, всякие там стрелки и белки.… А Юлию ожидает серьёзная сцена. Но сперва, конечно, будут конкурсы, да, именно конкурсы в Каннах, в Сопоте, в Юрмале…

«Дурак», - подумал Авдеев.

Юрий внимательно следил за Костей, за Юлей, за Михалычем и… едва ли он делал какие-либо выводы насчёт «эдиповых комплексов» и прогрессирующего дебилизма, которым как ящуром заражена вся Российская глубинка. Странное оцепенение поразило всю его мыслительную деятельность. Ему было просто хорошо сидеть в тени сада и выпивать с этими добрыми и открытыми настежь людьми. Как всё оказывается просто. Простые запросы, простые нравы, простая пища, простая одежда…. Своеобразное торможение на звуке «т» в конце таких слов, как «это», «эти» и «мать его ети».

Юрина мать, Людмила Никаноровна, сколько себя он помнит, также помешена на простой и здоровой пище. Она не пропускает ни единую пищевую новинку типа «Домика в деревни» или «Семечки от дяди Вани». А тут… Боже, как всё просто – наклонился и сорвал пучок петрушки с луком и укропом, что, кстати, является самым непременным атрибутом приёма любой пищи в семье Соловьёвых. Странно, что буйная растительность под названием природа, действует на человека… умиротворяюще и…, может быть, даже растлевающе.

- Я… мы с Пашей скоро поедем на фабрику звёзд, – похвасталась Юлька.

- О, как! – усмехнулся Пётр. – Круто. Ну, за удачу, - и допил остатки коньяка.

- Паша, – это гитарист, который аккомпанирует Юли, - пояснил Костя другу. - Он ещё и песни сочиняет.

- Я тоже сочиняю, - не унималась Юлька, почуяв благодатную атмосферу, где, по крайней мере, над ней не надсмехаются.

- Вот как? Интересно-интересно, - сказал Юра. - Эта песня про экстази, она что, твоя?

Юлька утвердительно закивала головой.

- Шик с отлётом. Слушай, а в ней действительно что-то есть.

- Я же говорил, говорил, - застрекотал Костя. – Она ещё не то может, да Юля?

Юлька утвердительно кивала головой.

- А как вы попали в списки претендентов на фабрику звёзд? – поинтересовался Юрий.

- Очень просто. Пашка послал свои записи судьям, которые в Москве.

- И что, оттуда вам пришло добро в виде приглашения?

- Пока ничего не пришло, но мы всё равно туда поедем. Пашка говорит, что можно в Москву доехать и без денег. В качестве хич-хайкеров.

- О, как! – уже с неподдельным удивлением воскликнул Пётр. Вы и в самом деле крутые ребята. Счастливо добраться и не растерять в Москве свои талантища! – сказал он и опрокинул почти пустую пол-литровую банку себе в рот.

- Э-э-э, послушай Юля, - заикаясь, начал Костя. - Видишь ли, на этих дорогах не так всё просто. И потом следует всё же дождаться ответа из «фабрики». Я прав, Юра?

- Да-да-да. Нужно хорошо знать условия конкурса. И потом там, насколько я знаю, ступенчатый отбор, к которому тоже нужно серьёзно готовиться.

До Юльки не доходили слова представительного молодого человека в таком дорогом костюме и в галстуке. (Даже при условии, что костюм висел на сучке дерева, галстук был закинут через плечо, а светлая в тонкую полоску рубашка расстегнута до пупка). Она этих слов просто не понимала. На её лице блуждала глупая, но очень светлая улыбка с пометкой «это и есть счастье». Пьяные мужчины, видя эту неподдельно трогательную наивность, считали своим долгом принять живое участие в судьбе талантливой, но, скажем так, неискушённой жизненными передрягами девушки, и, перебивая друг друга, лезли с разными умными советами.

Вдруг Пётр будто опомнился, будто вспомнил что-то очень важное и неотложное. Быстро встал и, обращаясь к Михалычу, доложил:

- Товарищ дед, в нашем полку прибыло, а на столе ветер гуляет, крошки собирает. Я сажусь на твой драндулет и дую за пополнением резервов пропитания. Ты остаёшься за старшего, а Юльку назначаю твоим зампом предом. Задача ясна?

Сморённый полуденной жарой Михалыч вяло улыбнулся и лишь прохрипел:

- Не застрянь в песках, Кутузов, да не нарвись на разъезд инопланетян с большой дороги!

Сигнал, который так утомительно долго ждал Авдеев, наконец-то пришёл. Откуда он приходит этот самый сигнал и куда, задача не для средних умов. Но за годы работы секретным агентом по выявлению представителей инопланетных цивилизаций Пётр научился идентифицировать его безошибочно. Через пять минут он уже мчался туда, куда направляло его провидение. И там, конечно же, должен быть полнокровный член какой-нибудь очередной галактической конфедерации по имени Шалтай. Но, может быть, он выполняет функцию всего лишь агентишки по связям или, чего доброго, агента влияния. А может он просто закодированный фантомас, киборг - робокоп, биоробот - убивец, которому всё человеческое не чуждо, законсервированный до некого часа икс. Плевать! Нужно делать дело! Всё тело Петра пронизывали многочисленные энергетические импульсы. Идёт накопление энергии. Для скорого её выхода осталось пять минут, три минуты…

Мотоцикл нёсся по узким дорожкам Шокинских закоулков, прыгая на ухабах и рытвинах не тронутой человеком земли. Природа хороша, когда она первозданна, иначе это уже не природа, а жалкая декорация, пародия на природу! Неожиданно «Урал» выскочил на асфальт. Горячий ветер обдал лицо Петра Авдеева, активизировав мыслительно-вычислительные функции, как у актуария, входящего в тройку самых лучших актуариев Европы. Пульсация в висках пошла на убыль. По обе стороны дороги возвышались жилые строения, дворы и хозпостройки. Мотоцикл пронёсся мимо Светкиного продовольственного вагончика, возле которого стояла серая иномарка с затемнёнными окнами. «Хозяин, наверное, приехал с проверкой», - подумал Пётр и почему-то глянул в левое зеркальце на руле мотоцикла. В нём на мгновение мелькнули какие-то люди, и, как показалось Петру, сама Светка. Пётр затормозил и обернулся, так, на всякий случай.… Чуть ли не в ту же секунду он резко вывернул руль влево, накренив «Урал» на сорок пять градусов, и выжал муфту скорости до отказа. Мотоцикл захлебнулся от неожиданного вплеска горючего, но справился и, обретя второе дыхание, заюжал так, как не южал, наверное, всю свою неожиданно долгую жизнь.

Иномарка набирала скорость, но вдруг затормозила и свернула на бездорожье, вглубь Шокинских кущерей. Когда Пётр оказался на тропе, то «серого кардинала» он уже не увидел. Слишком много поворотов и развилок. Сразу же включилось направленное внимание, работающее как луч прожектора. Пётр вцепился в наезжающий грунт как клещ, как бульдог, мёртвой хваткой, но.… К сожалению, отпечатков протекторов иномарки на грунте утоптанной травы не высветил.

Вот резкий поворот в заросли. Стоп. Авдеев соскочил с седла мотоцикла и припал ликом к траве, которую могли бы примять протекторы иномарки. Пётр замер. Несколько секунд он сосредоточенно смотрел на вмятую на тропе траву. Он превратился в глаза, в уши, в луч, в увеличительное стекло, во всё сразу и заметил то, что хотел заметить. Небольшой стебелёк пожухлого пырея, основательно впечатанный в грунт, медленно, едва заметно, распрямлялся. Есть! Тогда почему не слышна сама машина? Она уже на приколе. Значит они где-то совсем рядом. Заводить мотоцикл – себя выдать. А в нашем деле девяносто процентов успеха – внезапность. Пётр побежал лёгким спортивным бегом, стараясь успокаивать дыхание и расслаблять перед схваткой мышцы. Чему только не научат в школе специальных агентов ФСБ. Но вот чему они не учат, так это быть искренним с самим собой, когда дело касается дел сердечных. Тропа вильнула налево. Авдеев замедлил бег и прижался к кустам. Около древнего когда-то жилого строения в ветвях деревьев притаилась иномарка, словно огромная серая мышь. На жалком подобии крыльца стоял амбал с битой в руках и нервно постукивал ей по своей коленке. Стоять, Казбек. Чуть не засветился. Только теперь Пётр осознал, что Кинг Конг жив, и что голыми руками его не возьмёшь. Взгляд заскользил под ноги. Здесь когда-то были прилегающие к дому постройки, а теперь - прах, остатки былой роскоши: осколки чугунков и красного кирпича, видимо, составляющего некогда основу печного отопления. Глаза нашли, а руки подобрали. Действовать нужно быстро и решительно. Не откладывать же на завтра то, что можно сделать сегодня, сейчас, и, главное, не теряя темпа, куража, как любит слэнговать вся боевая братия.

Амбал услышал, как кто-то двигался в его сторону. Из-за поворота вышел человек нехилого телосложения и непринуждённой походкой направился к крыльцу. Его истинных намерений разобрать было нельзя, так как он держал руки в кармане, смотрел себе под ноги и насвистывал мелодию неопределённого происхождения.

- Эй, братан, тормози! - гаркнул громила и переложил биту в правую руку.

Человек поднял голову и весело глянул в глаза охранника. Не прекращая движение, он стал нести какую-то лабуду:

- Слушай, богатырь, давай поиграем в Давида и Голиафа. Я Давид, а ты Голиаф. Я бросаю, а ты ловишь. – С этими словами мужчина вынул из кармана увесистую половинку кирпича, игриво подкинул её в ладони, прицелился и резко взмахнул рукой. Голиаф по инерции дёрнулся в сторону, но в последний момент увидел, что половинка летит не так быстро, как этот тип изобразил сам бросок. Её, эту половинку, можно было бы даже отбить битой, а если изловчиться, то и ниспослать её ударом в того, кто её запулил. И если бы не первое обманчивое движение, то у Голиафа хватило бы силы и резкости произвести этот сокрушительный пинг-понг. Но секунды были упущены, и ему ничего не оставалось, как зациклиться на траектории полёта кирпича. Голиаф резко выпрямился и снова пригнул голову, делая замах битой и выдвигаясь вперёд. Придурок, этим он хотел спасти свою задницу, а лишился глаза. Следом за первым отвлекающим броском Давид произвёл второй, принципиально прицельный и убийственно убойный. Этот летящий обломок чугунка громила увидел в виде стремительного серого пятна, летящего как поезд с экрана, замедляясь и увеличиваясь во времени и пространстве. Яркая вспышка и резкая боль опрокинули Кинг-Конга с крыльца и, падая, он затылком ударился обо что-то очень жёсткое и угловатое, отчего сознание покинуло его на неопределённое время.

Пётр ястребом взлетел на крыльцо. Его руки с бешеной силой сжимали вражескую биту, будто он хотел из неё выжать влагу или скрутить в жгут. За дверями явно что-то происходило. Оттуда доносились приглушённые голоса, сдавленные звуки, гулкие стуки и скрипы одновременно. Лёгким движением стопы он приоткрыл дверь, не привлекая к себе внимание тех, кто находился в комнате. В полумраке двое подонков расправлялись с бедной девушкой. Она лежала на голой сетке кровати, её тело билось как в конвульсиях, но сопротивление было бесполезно и, скорее всего, было продиктовано диким ужасом и отчаяньем. Один подонок сидел у неё на ногах, а другой грубо приматывал скотчем руки к железной гредушки кровати. Её рот был наискось запечатан клейкой лентой, и комната была наполнена стенаниями, мычанием, шипением и сопением, перемежёвывавшимися время от времени смачным отборным матом и грязными бесстыдными ругательствами.

Авдеев в мгновение ока превратился в зловещую до отказа сжатую пружину. Скрипнув зубами и испепелив подонков взглядом, он подскочил как мячик к месту пыток, и, сделав пару молниеносных взмахов, сопровождаемых звуками треснувшего бамбука, освободил путь к истинной свободе, правде и справедливости. Спаситель, не дожидаясь, пока оглоушенно-отрешённые от жизни тела отвалятся на пол, бойко поспихивал их с кровати, и, сорвав скотч со Светкиного рта, прижался к нему своими иссушенными от негодования и любви губами. Потом, взметнув своё отвоёванное сокровище на руки, вылетел на крыльцо.

- Ты - моя роковая женщина, - задыхаясь, проговорил он, нежно опуская Светку в люльку.

- Не женщина, а девушка, - всё ещё дрожа, как осиновый листок, сострила Светка.

Пётр на секунду задержал свой взгляд на Светкиных голубых, полных невысказанной благодарности и бесконечно преданной любви, глазах.

- Ну, я думаю, с этой-то бедой мы как-нибудь справимся, - ласково проговорил он и завёл мотоцикл.


«И навёл Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из рёбр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привёл её к человеку» (Библия, Бытие, Глава 2, Стихи 21,22)


Антипкин безуспешно названивал Овечкину. Трубку никто не брал. «Чертовщина какая, а? Тут, понимаешь, магазин средь бела дня грабят, а участкового днём с огнём не сыщешь. Ну, что делать, куда ещё звонить? Где Збруева, где все?»