Школа культурной политики стенограмма v-го методологического съезда

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   30

А.П.ЗИНЧЕНКО


Очень трудно выступать после Владимира Африкановича. Он всегда и везде демонстрирует богатство историцизма – тем более, что я его антипод. Но я попробую.

Мне очень нравится это мероприятие. Оно такое светлое, оптимистичное, радостное. И я понимаю то, что здесь происходит, как похороны, цивилизованные похороны Московского методологического кружка. Вот сегодня и свечка горит. И я буду произносить мартиролог. Что это такое? Я так подумал. С годами все чаще приходится хоронить близких. Я вот примерно два раза в месяц кого-то выношу. А по ходу участия своего в этом движении уже похоронил игровое движение, на Первом съезде это произошло. На втором Семен Зайчик и С.В.Попов похоронили СМД-движение. И здесь, мне кажется, очень правильно, что это в Москве происходит, поскольку нужно похоронить и ММК. Чтобы мы больше себе не морочили голову этим самым ММК и занялись дальше на совещании обсуждением того, что же нам нужно делать дальше.

Итак, короткий мартиролог. В нем будет три части. В мартирологе что должно быть? Первое. Как я познакомился с покойным, и что меня с ним связывало. Второе. Что я ценил в покойном (ничего плохого, только хорошее). Третье. Что эта смерть означает для нас живущих, что нужно взять себе в будущее. Вот три коротких кусочка.

Первое. Эпизод вхождения. Я познакомился с покойным через Александра Гербертовича Раппапорта в 1973 году, а в 1978 году – с Георгием Петровичем. Я входил в ММК при определенной ситуации, и эта ситуация, как я теперь понимаю, для меня была самой значимой из всех, которых было очень много. Это был 1978 год, Новая Утка, совещание по типологическому методу, где Георгий Петрович делал доклад. Он продолжался 5 часов, назывался он "О единстве культуры". И в этом докладе обсуждалось взаимодействие архитектуры, музыки и кинематографа. Ну, а я тоже, как Никитин, окончил архфак, начитался всякой ерунды на тему про искусство. А там это еще и вводилось в рационализированных формах. А кроме того, сама ситуация была фантастической. Генисаретский на кухне варил картошку, жарил грибы, и мы где-то на третьем часу доклада съели эту картошку с грибами. Сидели там разные люди – Коган, Сазонов, Павлик Малиновский. В общем, фантастическая ситуация, фантастическая тема. И вот я с тех пор, с этого доклада, стал адептом всего, что здесь происходит. Так произошла встреча.

Второе. Что хорошего я могу сказать о покойном, и что для меня было самым значимым во взаимоотношениях с ним. Я прикинул, что это Игра. Я – продукт игрового этапа, и для меня Игра, как деятельностная (ОДИ), – это и есть настоящая жизнь. Что это значит? Вчера здесь выступали люди старшего поколения, и почти все из них говорили: мы жили в условиях борьбы с официозом, давлением, запретами. И когда в аудитории кто-то с верхнего ряда обращается к секретарю партийной организации и произносит слово "клевета", то все внутренне сжимались, поскольку эта акция была для того, кто это слово произносит, просто концом. Могли сослать в лагерь и еще куда-нибудь. Так вот, с моей точки зрения, в 60-е годы это было, а 70-е и дальше – это были годы, когда режим, при котором нельзя было сказать слово "клевета", сам себя оскопил. И вместо сопротивления и борьбы с официозом методологи, работавшие в Кружке, оказались окруженными ватой, протоплазмой, киселем. По-моему, Игра придумана для того, чтобы [воспроизвести] те формы борьбы, которые как бы естественно появлялись в 40-50-е годы. Тогда их не нужно было специально организовывать, этого дерьма, которому нужно было вот так, внутренне собравшись, себя противопоставлять, было полно. В 70-е этого уже не было. И методологи придумали Игру, в которой стали в игровых имитационных формах борьбу воспроизводить. И поэтому настоящая жизнь оказалось только там, где была борьба... В этом плане для меня очень характерен случай Игры-22 в "Союзморниипроекте". Он обсуждался на Играх потом, после того, как он произошел, и до сих пор вспоминается. Это случай, когда Георгий Петрович забрал игротехников, и все ушли. И все сидели дрожали и обсуждали: как же так, ушли от заказчика. Поскольку других ситуаций – более сложных – вокруг в этой протоплазмической, ватной жизни уже не было.

Меня в Игре больше всего привлекало то, что там можно было именно по-настоящему пожить, потом опять окунуться у себя на работе в эту вату и спокойно пребывать до следующих Игр.

Третий тезис. Что же, на мой взгляд, должно продолжаться дальше. Я здесь буду выступать против Никитина. Вообще, мне кажется, идея развития, идея творения – это идея вредная. Я как раз сейчас прочел Поппера, "Нищета историзма", где он красиво пишет об этом прожектировании агрессивном, о котором вчера говорили. Он пишет, что прожектеры засоряют окружающую среду своими прожектами, которых никто реализовать не может, и вообще не поймешь, что с ними делать. Они ставят этими прожектами и акциями в дурацкое положение умных, практичных людей. И, на мой взгляд, важным процессом, с которым предстоит работать тем, кто осваивает, освоил, хотел бы освоить методологическое мышление, должен быть процесс захоронения. Мы обязаны решить экологическую проблему, а для этого нужно отработать формы цивилизованного захоронения. Сначала разных движений, которые создавали сами методологи, а затем и многого другого. И от обсуждения развития надо перейти к обсуждению того, как же захоронить развитой социализм. Мы иногда эту тему затрагивали, но так пока за дело и не взялись. Вот носится с идеей Карякин, и другие ее развивают, что пока Ленин не будет закопан по цивилизованным, сегодня принятым правилам, безобразия будут продолжаться. Закопать его надо. Вот точно так же и со многими другими. Вот естественнонаучный подход – он есть, пока не закопан. Или, например, содержание школьного и вузовского образования современное. Пока его не закопать цивилизованно, никакой школы, никакого университета, о котором здесь так много говорили, не будет. Поэтому я бы так сказал: история – ­это кладбище. Там должны быть расставлены памятники, таблички. Туда иногда можно придти, принести цветочки, посидеть на могиле, поплакать. Но заниматься нужно другим. Решать сегодня проблему цивилизованного захоронения не только людей (хотя с этим тоже сегодня проблема), а почти непонятных единиц.

Я надеюсь, что на совещании нам удастся эту тему обсудить более подробно, поскольку мы наметили ряд работ по захоронению системы знаний в ориентации на проектирование нового содержания школьного и вузовского образования.

Итак, прощай ММК, ты умер, но идеи твои будут жить, хотя и не вечно.


В.Е.СИРОТСКИЙ

Спасибо.

Следующий выступающий Владимир Мацкевич.