Geum.ru

Книга третья: Философия XIX xx в

Вид материалаКнига

Содержание


Общефилософские идеи
Подобный материал:
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   ...   63

рый был периодом небывалого, стремительного, новаторского разви-

тия всех областей российской культуры, впервые в истории России

стал и периодом расцвета отечественной философии. Необходимо до-

бавить, что поиск некоторых новых форм в искусстве и литературе

дореволюционной России на десятилетия опередил и предвосхитил

последующее развитие культуры на Западе (авангардизм, символизм

в музыке, живописи, литературе). Философия в тогдашней культуре

России играла очень заметную роль. В. Соловьев еще при жизни стал

притягательным центром для всей российской культуры. Достоевский

и Толстой присутствовали на его лекциях. Его книги, стихи читала и

чтила образованная Россия. Популярность Бердяева, Ильина, Булга-

кова, Розанова, возможно, была несколько меньшей. Но их имена,

сочинения, лекции были широко известными в России. Российские

мыслители постоянно спорили - с Достоевским, Толстым, друг с

другом, критиковали западную философию, подчеркивали значимость

восточной мысли. Итак, до самой революции (и, по инерции, еще

несколько лет после нее) выдающиеся философы России работали в

хорошем историческом темпе, не только не плетясь в хвосте западной

мысли, но и в ряде случаев опережая ее. Философы мирового класса,

они публиковали свои работы и за границей, читали лекции в универ-

ситетах Европы. В западных философских лексиконах ко второму-

третьему десятилетию XX в. русская философская мысль постепенно

стала занимать достойное ее место.


Российские философы, завоевавшие авторитет на родине и в миро-

вой мысли, не только не почивали на лаврах, но чаще всего были

склонны самокритично оценивать отечественную философию, не за-

бывая отметить не только ее силу, достижения, но и ее слабости и

недостатки. Это относится прежде всего к В. Соловьеву. Чуждый на-

циональной спеси и бахвальства, он резко критически высказался не

только об уровне и перспективах, но и о самом существовании "само-

бытно русской" философии: "...За последние два десятилетия доволь-

но появлялось в России более или менее серьезных сочинений по раз-


ным предметам философии. Но все русское в этих трудах вовсе не

русское, а что в них есть русского, то ничуть не похоже на филосо-

фию, а иногда и совсем ни на что не похоже. Никаких действитель-

ных задатков самобытно русской философии мы указать не можем:

все, что выступало в этом качестве, ограничивалось одною пустою

претензией " В. Соловьев вообще был весьма невысокого мнения о

теоретической глубине философии России: "...Русские несомненно

способны к умозрительному мышлению, и одно время можно было

думать, что философии предстоит у нас блестящая судьба. Но русская

даровитость оказалась и здесь лишь восприимчивою способностью, а

не положительным призванием: прекрасно понимая и усваивая чужие

философские идеи, мы не произвели в этой области ни одного значи-

тельного творения, останавливаясь, с одной стороны, на отрывочных

набросках, а с другой стороны, воспроизводя в карикатурном и гру-

бом виде те или другие крайности и односторонности европейской

мысли"


И хотя у сторонников идеи "самобытно русской" философии были

свои защитники, в XIX в. им трудно было оспаривать мнение о силь-

ной зависимости российского философствования от западного и об

отсутствии в отечественной философии "значительных творений", со-

поставимых с произведениями классиков мировой философии. Неко-

торые видные исследователи вместе с тем по праву подчеркивали, что

поиски оригинальной русской философии на путях некоего национа-

листического изоляционизма и категорического противопоставления

отечественной и зарубежной мысли вообще абсурдный

В своей работе "Русская идея: основные проблемы русской мысли


XIX века и начала XX века" Бердяев отмечал, что судьба философии

в России мучительна и трагична. Еще раньше, в статье, помещенной в

сборнике "Вехи", он писал, что в России самостоятельное значение

философии отрицалось, что ее чаще всего подчиняли утилитарно-об-

щественным целям. Философия испытывала "давящее господство на-

родолюбия и пролетаролюбия", поклонения народу, была подавлена

духовно, подчинена политическому деспотизму'. Уровень философс-

кой культуры, свидетельствовал Бердяев, был в России XIX в. - до

В. Соловьева - довольно низким.

Положение существенно изменилось уже в первые десятилетия


XX в., когда, как говорилось ранее, российское философствование -

под несомненным влиянием оригинальных идей В. Соловьева - всту-

пило в самую блестящую пору своего развития. Тогда уже можно

было уверенно и предметно говорить о философии как важной состав-

ной части культуры России, о специфических особенностях российс-

кого философствования, о преобразовании его традиций, поиске но-

вых парадигм на рубеже XIX и XX в. и отношении к философии За-

пада и Востока. И тем не менее вопрос об объективном, не впадающем

в преувеличения анализе роли российской философии со всеми ее

оригинальными достижениями и ограниченностями стоит не менее ос-

тро и актуально, чем прежде.


Из всего ранее обозначенного комплекса проблем, сначала будет

выделен ряд собственно философских вопросов и дискуссий (споры о

роли и статусе метафизики, единстве гносеологии и онтологии и их

центральной проблематике, об отношении к разуму и рационализму),


а затем подробнее освещены (в контексте споров о социальных про-

блемах России и "русской идее") некоторые социально-философские,

этические идеи русских философов. Следует учесть, что о философах

России XIX столетия, включая В. С. Соловьева, уже шла речь во

второй книге этого учебника. Концепции же и произведения самых

крупных российских мыслителей серебряного века станут предметом

рассмотрения в специально посвященных им главах данного учебника.

Глава 2

ОБЩЕФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ

РУССКОЙ МЫСЛИ


БОРЬБА ПРОТИВ И В ЗАЩИТУ МЕТАФИЗИКИ


В русской философии конца XIX - начала XX в. нашла продол-

жение та линия противостояния метафизике или, наоборот, ее защи-

ты, которая, еще начиная с 30-40-х годов XIX в. (когда появился

"Курс позитивной философии" О. Конта), была задана спорами вок-

руг первого, а потом и второго позитивизма. В России второй полови-

ны XIX столетия получили широкое распространение и обрели нема-

лое влияние труды О. Конта, Г. Спенсера, Дж. Ст. Милля, Г. Бокля,

Э. Литтре, И. Тэна и др. позитивистских авторов. К 60-70-м годам

позитивизм, правда, сведенный к упрощенному сциентистскому куль-

ту естествознания, даже сделался в России модным поветрием (что

запечатлено, например, в романе И. С. Тургенева "Отцы и дети").

<...В наши дни... позитивное воззрение достигло такого господства,

что слово "метафизика" стало употребляться лишь в смысле безуслов-

ного порицания, как равносильное бессмыслице...> - свидетельство-

вал в 1874 г. молодой В. С. Соловьев'. Это слова из его магистерской

диссертации "Кризис западной философии" с примечательным подза-

головком "Против позитивистов". (О сути российского позитивизма,

о его воздействии на русское общество речь шла во второй книге на-

шего учебника.) Спад влияния позитивизма к концу Х1Хв. отчасти

объяснялся тем, что работы наиболее ревностных российских позити-

вистов В. Лесевича, Е. Де-Роберти и других не были ни оригиналь-

ными, ни яркими. Но главной причиной стала решительная критика

позитивизма и защита метафизики ведущими представителями рус-

ской университетской и духовно-академической философии П. Юрке-

вичем, В. Кудрявцевым-Платоновым и другими, традиции которой

были продолжены в работах Вл. Соловьева.


П. Д. Юрксвич (1827-1874) был одним из видных профессио-

нальных философов России 60-70-х годов, воспротивившихся мощ-

ному напору позитивистских умонастроений. Несмотря на град упре-

ков в философском консерватизме, которые обрушили на него пози-

тивистски настроенные материалисты, Юркевич отстоял мысль о

высоком и непреходящем значении метафизики. В сочинении

"Из науки о человеческом духе" он подверг решительной критике по-

зитивистско-сциентистские идеи, развитые в работе "Антропологичес-

кий принцип в философии", которая вышла из-под пера Н. Г. Черны-

шевского; впрочем об этом знали немногие - книга не имела имени

автора. Позицию автора "Антропологического принципа" П. Д. Юр-


9 - 2895


кевич суммировал следующим образом, приводя цитаты из критикуе-

мого текста: <...Нравственные науки, следовательно, и психология,

имеют ныне такое же совершенство, как, например, химия. И это

произошло оттого, что 1) в нынешнем своем положении естественные

науки "дают много материала для точного решения нравственных воп-

росов", 2) "передовые люди стали разрабатывать нравственные науки

при помощи точных приемов, подобных тем, по каким разрабатыва-

ются естественные науки>. Юркевич соглашался с тем, что естествен-

ные науки достигли небывалого прежде расцвета и что применение

точных методов к "нравственным наукам" возможно и необходимо.

Но он категорически отвергал тезис о том, будто благодаря естествоз-

нанию самые трудные проблемы философии духа и нравственности

уже были или вот-вот будут разрешены.


С точки зрения Юркевича нравственные науки и философия, как

и другие науки о человеческом духе (например, психология), облада-

ют внутренней спецификой, а потому ни в коей мере не могут превра-

титься в подвид естествознания. Юркевич, правда, признавал, что ес-

тественные науки проявляют свой интерес к духу и душе, что они

вырабатывают специфические приемы наблюдения за душой как яв-

лением. Однако "... дальнейший вопрос о сущности этого явления,

вопросы о том, не сходятся ли разности материальных и душевных

явлений в высшем единстве и не суть ли они простое последствие

нашего ограниченного познания - поколику оно не постигает подлин-

ной, однородной, тождественной с собою сущности вещей, - все воп-

росы принадлежат метафизике и равно не могут быть разрешены ни-

какою частною наукою". Зависимость естественнонаучных исследо-

ваний душевных явлений от метафизики сохраняется и сохранится в

будущем несмотря на все изменения, происходящие в доменах физио-

логии и других наук, изучающих нервную систему, функционирова-

ние мозга. Уже тогда, когда в самом естествознании ставится вопрос о

единстве материальных и душевных явлений, приходится вступать на

почву метафизики, утверждая "метафизическую мысль о невоззри-

тельном, сверхчувственном тождестве явлений материального и ду-

ховного порядка..."


Сочинителя "Антропологического принципа" Юркевич упрекает в

непонимании специфики и значимости метафизических вопросов, по-

становка и разрешение которых остаются вечным уделом философии.

Равным образом он возражает против заявлений позитивистов-мате-

риалистов о том, будто естествознание максимально приближается к

самой природе, тогда как метафизические утверждения, носящие крайне

абстрактный, отвлеченный характер, максимально удаляются от при-

роды, от действительности. Юркевич указывает на творчески-конст-

руктивный характер также и естественнонаучных понятий, вскрывая

их родство с метафизическими идеями. "... Если некоторые филосо-

фы учили, что человеческий дух есть смысл природы, то это предпо-

ложение не имеет в себе ничего противного общеизвестным опытам. В

химической лаборатории вы встретите такие материальные элементы,

которые нигде не существуют отрешенно и сами по себе, без опреде-

ленного сочетания с другими элементами. Когда вы говорите о мате-

рии как она есть сама по себе, то вы делаете такое же отвлечение,

существующее только в абстрактной мысли "\


Основную установку метафизики, приводимую в единство с теоре-

тическими устремлениями естествознания и не противоречащую его

опытному характеру, Юркевич видел в отыскании и изучении форм

мышления, которые суть и формы мыслимого. При этом он утверж-

дал: "... дух со своими формами воззрения и познания есть начало, из

которого должно изъяснять внешнее, а не наоборот; смысл внешних

явлений может быть разгадан только из откровений самосознания, а

не наоборот. На этом начале во все времена стояла философия, и вот

почему она не чувствовала нужды праздно повторять то, о чем и без

нее знают медицина, физиология и химия"*".


Суммируем основные черты метафизического подхода Юркеви-

ча, памятуя о том, что они свойственны целому ряду концепций и

пониманий метафизики, предложенных российской философией вто-

рой половины XIX - первых десятилетий XX в.


1. В противовес распространенным позитивистским утверждениям

о принципиальной противоположности естествознания и метафизики

Юркевич доказательно отстаивал тезис об их внутреннем родстве, о

неустранимой зависимости естественнонаучных исследований от мета-

физических, умозрительных, т. е. именно мировоззренческих основа-

ний и обобщений.


2. Юркевич, далее, указывал на зависимость познания внешних

явлений от "откровений самосознания", т. е. на фундаментальное

метафизическое значение философии духа и сознания. Он в

основном ориентировался при этом на традиции идеалистической ме-

тафизики.


3. Однако, поддерживая метафизические традиции, Юркевич од-

новременно выступил против свойственного западной философии чрез-

мерного рационализма. В (сравнительно немногочисленных) публи-

кациях своего университетского профессора Юркевича В. С. Соловь-

ев особо выделил оригинальное стремление разработать "метафизику

сердца", направленную против односторонностей характерной для

европейской философии "метафизики мышления" и разработанную,

например, в произведении Юркевича "Сердце и его значение в духов-

ной жизни человека, по учению слова Божия" (1860). "Очевидно, что

та философия, которая основывается на том, что сущность души есть

мышление и ничего более, должна отрицать все существенно-нрав-

ственное в человеке. Жизненную заповедь любви, - заповедь, кото-

рая так многозначительна для сердца, - заменяет она отвлеченным

сознанием долга, сознанием, которое предполагает не воодушевление,

не сердечное влечение к добру, а простое безучастное понимание явле-

ний". В этом разъяснении критической позиции Юркевича Вл. Соло-

вьев одновременно фиксирует одно из наиболее важных и характер-

ных устремлений метафизики, развитой на почве российского фило-

софствования. Категориям любви, "сердечного влечения к добру" в

ней придается не меньшее, а подчас и большее значение, чем мышле-

нию, причем дух и душа понимаются как нечто всеобъемлющее по

отношению к усилиям ума и порывам сердца*.


4. Соответственно и в традиционном для метафизики философс-

ком богопознании на первый план выдвигается толкование Бога, к

которому приближаются сразу умом, сердцем, откровением. Критике

подвергается понимание Бога в рационалистической философии, в


которой "все богатство божественной жизни" сводится к идее, мышле-

нию, полагающему "мир без воли, без любви, из одной логической

необходимости". От произведений Юркевича и других русских мыс-

лителей его эпохи тянется нить к российской идеалистической религи-

озной метафизике конца XIX - начала XX в. с ее новым синтезом

ценностей Истины, Добра, Красоты, Любви.


5. В деле защиты метафизики от нападок позитивизма немалую

роль сыграла отстаиваемая Юркевичем, а затем горячо поддержанная

Вл. Соловьевым мысль о том, что склонность к метафизическому фи-

лософствованию неотделима от внутренних духовных потребностей

человека, от нравственных, этических и религиозных устремлений че-

ловеческого духа.


Принимая эстафетную палочку метафизически ориентированного

философствования от Юркевича, <молодой Соловьев был весьма ра-

дикален в своих выводах: в некотором отношении всякий человек яв-

ляется метафизиком, испытывает "потребность метафизического по-

знания", те же, по его словам, "у кого эта потребность отсутствует

абсолютно, могут быть рассматриваемы как существа ненормальные,

монстры..." Соответственно судьба философии неотделима от судьбы

человечества, философия - это "дело человечества">'". Во второй

книге нашего учебника уже шла речь о философских идеях великого

русского мыслителя В. С. Соловьева. Было показано, что именно он

сыграл решающую роль в преодолении к концу XIX в. первой моды

на позитивизм в русском обществе (которая, по его собственной оцен-

ке, "становилась идолопоклонством, слепым и нетерпимым ко всем

несогласно мыслящим")" и в восстановлении в правах, а также в об-

новлении философской метафизики. Эта работа выдающегося фило-

софа В. Соловьева потому и оказалась столь захватывающей и успеш-

ной, что она синтезировала внутренние импульсы и тенденции россий-

ской мысли второй половины XIX столетия. (О том, как она осмысли-

валась и продолжалась в XX в., будет сказано далее - в связи с

полемикой русских мыслителей вокруг проблематики идеализма, транс-

цендентализма, рационализма в западной метафизике древности и

нового времени.)


До сих пор разбиралась главным образом полемика русских фило-

софов со сторонниками первого позитивизма. Теперь следует сказать

об их отношении к распространившемуся и в России второму позити-

визму. Второй позитивизм - это, прежде всего, эмпириокритицизм

Э. Маха и Р. Авенариуса (см. специально ему посвященную главу

нашего учебника). Ссылки на их сочинения и полемику с ними можно

найти в работах ряда видных российских философов. Новая позити-

вистская атака не застала неподготовленными тех философов, кото-

рые были сторонниками традиций метафизики. Их борьба с позити-

визмом на рубеже XIX и XX в. нашла опору также и в рассуждениях

выдающихся естествоиспытателей России, которые были склонны к

умозрительному философствованию, пожалуй, не меньше, чем вели-

кие русские писатели, и потому не поддались антиметафизическому

соблазну позитивизма. В качестве примера можно привести работы

геофизика В. И. Вернадского (1863-1945), в частности его статью

"О научном мировоззрении", посвященную критике закона трех ста-

дий О. Конта, и отклик на нее профессора философии Московского


университета, соредактора журнала "Вопросы философии и психоло-

гии" Л. М. Лопатина (1855- 1920) в работе "Научное мировоззрение

в философии". "Среди течений научного мировоззрения, - писал

Вернадский, - существуют направления, которые предполагают, что

научное мировоззрение может заменить собою мировоззрения религи-

озное и философское; иногда приходится слышать, что роль фило-

софского мировоззрения, и даже созидательная и живительная роль

философии для человечества, кончена и даже в будущем должна быть

заменена наукою. Но такое мнение само представляет собой не что

иное, как отголосок одной из философских схем, и едва ли может

выдержать пробу научного к себе отношения. Никогда не наблюдали

мы до сих пор в истории человечества науки без философии, и, изу-

чая историю научного мышления, мы видим, что философские кон-

цепции и философские идеи входят как необходимый, всепроникаю-

щий элемент во все время ее существования... Необходимо обратить

внимание еще на обратный процесс, проходящий через всю духовную