Geum.ru

С. Х. Мухаметгалиева Елабуга, Елабужский государственный педагогический университет

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17
Деятельность учебных округов как способ формирования образовательного пространства России


Вопросы, связанные с историей российского просвещения и образования, всегда привлекали к себе большое внимание, так как от умения правильно организовать функционирование всех звеньев учебной системы зависит уровень образованности поколений. С образовательной системой каждое государство связывает свои перспективы дальнейшего существования, сохраняя и развивая научно-интеллектуальный потенциал. Поэтому, обращаясь к истории, мы пытаемся найти ответы на актуальные вопросы современности.

В 2003 году исполнилось 200 лет со времени учреждения учебных округов в Российской империи. Они стали первыми административно-территориальными единицами, в рамках которых была поставлена целенаправленная образовательная политика, происходило становление учебных заведений различной направленности и ведомственной принадлежности, формировалась единая образовательная система России.

Учебно-окружная организация системы образования просуществовала с 1803 по 1917 годы. В современном обществе возрос интерес к опыту учебно-окружной организации, существовавшей в России в XIX – начале XX вв., так как в настоящее время в системе образования просматриваются тенденции, направленные на регионализацию.

В 2000 году на Всероссийском совещании ректоров была высказана идея о том, что современная система высшего образования может быть построена только в виде мощной сетки из узлов очень крупных университетов. На наш взгляд, на базе субъектов Федерации за счет интеграции различных учреждений можно сформировать сильные образовательные, научные, экспертные и культурные центры, которые будут способны определять образовательную политику в данных регионах, задавать тон всей общественной жизни.

Не вызывает сомнения тот факт, что воссоздать организационную деятельность учебных округов, функционировавших в России в XIX – начале XX вв., в современном образовательном пространстве невозможно. И в этом нет прямой необходимости, так как современная ситуация носит совершенно иной характер.

Ярким примером начавшихся процессов регионализации в системе образования служат учрежденный в 1989 году Оренбургский университетский / учебный округ и в 1993 году Мордовский Региональный учебный округ. Данные территориальные объединения возглавляются университетами: Оренбургским и Мордовским соответственно.

Вся деятельность Оренбургского университетского / учебного округа подчинена Уставу, в котором зафиксированы основные линии работы:
  1. 1. Выработка стратегии развития региональной системы образования на основе положений Национальной доктрины образования РФ.
  2. 2. Всесторонняя академическая интеграция образовательных учреждений области, обеспечение преемственности и непрерывности системы образования на всех ее уровнях.
  3. 3. Разработка и внедрение передовых и инновационных идей в области образования, организация издания научной и учебно-методической литературы.
  4. 4. Организация сотрудничества ведущих ученых с педагогическими коллективами образовательных учреждений различного уровня в обновлении содержания и методов общего и профессионального образования.
  5. 5. Разработка и внедрение национально-региональных компонентов государственных образовательных стандартов.
  6. 6. Научно-методическое обеспечение региональной системы воспитания учащейся молодежи.
  7. 7. Использование материально-технической базы для достижения целей, предусмотренных Уставом.

Исходя из выше изложенного, можно предположить, что именно региональный университетский комплекс призван решать важные задачи современной образовательной политики, выступать системообразующим элементом всех структурных подразделений образования. Академическая интеграция в рамках образовательного округа способна обеспечить высокий уровень преемственности между различными образовательными ступенями, средними профессиональными и высшими учебными заведениями, а также решать проблемы разработки региональных образовательных стандартов.

Мордовский Региональный учебный округ представляет собой орган академического самоуправления и центр интеграции образовательных учреждений республики. Деятельность данной структуры направлена на объединение учебно-методического, научного, кадрового и материально-технического потенциала образовательных учреждений Мордовии. Региональный учебный округ в организационном отношении координирует инновационную деятельность учебных заведений и учреждений образования. Мордовский государственный университет объединяет в единое образовательное пространство не только вузы республики, но и другие типы учебных заведений региона, что позволяет выработать комплексную программу по реализации научно-методических задач.

Основными направлениями деятельности Мордовского Регионального округа определены следующие составляющие:
  1. 1. Разработка национально-региональных компонентов государственных образовательных стандартов для всех ступеней и направлений общего и профессионального образования.
  2. 2. Подготовка и создание образовательных программ, учебников, пособий для научно-методического обеспечения всех учебных дисциплин, включенных в национально-региональные компоненты государственных образовательных стандартов.
  3. 3. Кадровое и научно-методическое обеспечение системы повышения квалификации педагогических работников всех образовательных учреждений Республики Мордовия.

В 2003 г. по инициативе Правительства Российской Федерации начался эксперимент по созданию образовательных округов, на которые возложен ряд задач: 1) повысить эффективность управления образованием в регионах; 2) ориентировать систему образования на регионы; 3) повысить качество и доступность образования. В эксперименте участвуют шесть регионов: Астраханская, Кировская, Самарская, Сахалинская, Ульяновская области и Чукотский автономный округ.

Учреждение подобных образовательных субъектов говорит о том, что регионы начинают самостоятельно определять политику в области образования, формируют качественно новое отношение к постановке современного образования, способствуют внедрению инновационных технологий. Современное реформирование школы побуждает нас обратиться к историческому опыту и на примере прошлого позволяет убедиться в целесообразности проводимых мероприятий в сфере образования.


Примечания
  1. 1. Белогуров, А. Образовательный округ в современной России: фикция или реальность?/ А. Белогулов // Высшее образование в России. – 2003. – № 2. – С. 24-35.
  2. 2. Ковалевский, В. Концентрат социально-культурного напряжения/ В. Ковалевский // Высшее образование в России. – 2003. – № 2. – С. 39-42.
  3. 3. Макаркин, Н.П. Интеграция региональных систем образования: Из опыта работы Регионального учебного округа Мордовского университета/ Н.П. Маркин, И.Л. Наумченко. – Саранск, 1996. – 116 с.
  4. 4. Наумченко, И. Региональный учебный округ/ И. Наумченко// Высшее образование в России. – 1996. – № 4. – С. 9-12.
  5. 5. Об итогах деятельности системы образования России// Нормативные и законодательные акты об образовании и науке в РФ: В 19 т. – М., 2003. – Т. 18. – С. 13-17.
  6. 6. Положение о полномочном представителе Президента РФ в федеральном округе// Новые законы и нормативные акты. – 2000. – № 21. – С. 23-27.
  7. 7. Садовничий, В.А. В поисках нового подхода к развитию образования и производительных сил в России: университетские округа/ В.А. Садовничий // Университетское управление. – 2000. – № 2.
  8. 8. Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. – Т. 1. – СПб., 1875.


И.В. Маслова

Елабуга, Елабужский государственный педагогический университет

Стереотипы поведения, традиции, ментальность уездного купечества Волго-Камского региона в XIX – начале XX вв. – как образовательный сегмент при изучении истории российского предпринимательства в вузе


Менталитет различных слоев российского общества представляется одной из наиболее интересных, но малоизученных проблем, находящихся на стыке сразу нескольких учебных дисциплин, преподаваемых в вузе: истории, культурологии, психологии. Понимание менталитета как многозначного и полифункционального культурного явления обусловливает необходимость его комплексного изучения, что соответствует перспективной научной тенденции к интеграции знаний, методов и различных дисциплин с целью системного освещения конкретных проблем.

Конец XVIII – первая половина XIX столетия были переломными для менталитета российского купечества. Хотя оно было весьма разнородно по образованию, культуре и мировоззрению, общая тенденция роста образовательно-культурного уровня в этот период была очевидна. Шел процесс формирования национального типа купца-предпринимателя, интересы которого были направлены не только на личное обогащение, но и на служение обществу. В первой половине XIX в. формируются основные бытовые традиции купечества, ставшие в дальнейшем стержнем сословного менталитета, на который в быстро меняющейся политической ситуации нанизываются все новые и новые правила поведения, семейные обычаи, создающие неповторимый портрет российского третьего сословия.

Во второй половине XIX столетия происходит дифференциация купечества на различные группы, различающиеся сферами предпринимательской деятельности, гильдейской принадлежностью, а соответственно размерами капиталов и уровнем жизни. Но нас в первую очередь интересуют наметившиеся на ментальном уровне различия между столичным и провинциальным купечеством. Столичное купечество, прочно вставшее на путь экономического процветания и благополучия, стремилось приобщиться к дворянскому образу жизни. Быт провинциального купечества отличался размеренностью и консервативностью, сохраняя традиционные сословные черты и поведенческие установки. Поэтому предметом нашего исследования стало провинциальное и прежде всего уездное купечество Российской империи XIX – начала XX вв.

В семье, как в основном из главных механизмов социализации, закладываются основы мировоззрения и поведенческие установки. Невозможно дать исчерпывающую характеристику российского купечества, без изучения различных аспектов их внутрисемейных отношений.

Анализ структуры и состава купеческих семей Волго-Камского региона проведен нами на основе исследования уездных городов Вятской и Казанской губерний. На протяжении XIX в. людность купеческих семей в уездных городах колебалась от 5 до 8 человек. Согласно Ревизским сказкам о купцах за 1834 г., в г. Свияжске Казанской губернии проживало 18 купеческих семей, в составе которых числилось 154 человека [1]. По той же ревизии в г. Слободском, Вятской губернии числились 39 семей, с общим числом членов 323 человека [2]. Материалы, собранные для географии и статистики России по Казанской губернии, показывают, что подавляющее большинство семейств в уездных городах Казанской губернии проживало в домах с количеством жильцов от 5 до 10 человек [3]. Большей людностью отличались купеческие семьи в г. Елабуге Вятской губернии. В 1816 г. в городе проживало 28 купеческих семей, с общим составом 302 человека [4]. Наличие больших семей в городе объяснялось высоким уровнем развития торговли среди елабужского купечества, что привело к складыванию относительно стабильных торговых капиталов уже к началу XIX столетия. Большую роль в укреплении преемственности поколений купеческих династий играло недвижимая собственность в виде жилых домов, торговых помещений, промышленных предприятий, загородных имений.

Исходя из того, что людность семьи один из показателей патриархальности, можно сделать вывод о наличии сильных патриархальных традиций в среде гильдейского купечества. Большие патриархальные отцовские или братские семьи включали несколько поколений одного предка, образующих 3-5 и более супружеских пар, объединявших 15, 20 и более человек.

Купеческие семьи XIX столетия разнообразны по своему составу и структуре внутрисемейных отношений. В современной научной литературе предложено большое количество подходов к классификации семей. Целесообразность применения того или иного подхода зависит от конкретных задач исследования. Анализ имеющегося в нашем распоряжении источникового материала по составу, людности и структуре купеческих семей Вятской и Казанской губерний показывает необходимость использования типологии П. Ласлетта [5].

При изучении семейной типологии ученый использовал понятие «домохозяйство», под которым понималось место жительства, родство и совместная жизнедеятельность. На наш взгляд, для первой половины XIX столетия наличие совместного домохозяйства было характерной чертой купеческих семей. В этот период шел процесс становления коммерческого дела, в основе которого лежали, как правило, родственные связи, т.к. в этом случае риск обмана со стороны партнера по бизнесу сводился к минимуму. Совместное проживание и общее хозяйство также соответствовало целям сохранения целостности предпринимательского дела.

По типологии П. Ласлетта простое домохозяйство – это то, что принято назвать нуклеарной или биологической семьей. Такая семья состоит из супружеской пары с детьми, или же вдовца или вдовы с потомством.

Расширенное семейное домохозяйство включает супружескую семью вместе с родственниками, по прямой линии, т.е. сестры, братья бабушки и т.д. В том случае если дополнительный член, входящий в состав домохозяйства представитель старшего поколения (например, дед), то семья считается восходящей. Если речь идет о внуке, племяннике или племяннице, то семья квалифицируется как нисходящая. Если констатируется наличие брата, сестры или кузины главы семьи, то расширение идет по боковой линии.

В том случае если в семью объединены несколько супружеских пар, домохозяйство квалифицируется как сложное. Его основной признак в наличии внутри домохозяйства ещё одного ядра, которое не включает главу семьи. Эта так называемая вторичная ячейка может включать родителей главы семьи (восходящее вторичное ядро), его женатых сыновей (нисходящее вторичное ядро) и т.д.

Если супружеские группы сложного домохозяйства состоят из родственников по боковой линии и объединяют супружеские пары братьев и сестер, то домохозяйство принадлежит к типу – братское сложное домохозяйство.

Среди уездного купечества Волго-Камского региона преобладали различные виды сложных семей. Так, в составе семьи елабужского купца Василия Леонтьевича Проснева насчитывался 21 человек. Используя типологию П. Ласлетта, можно классифицировать эту братскую семью как сложное семейное домохозяйство с родственниками по боковой линии [6]. Ядро семьи составляла супружеская чета главы семьи и их дети. В нашем случае Василий Леонтьевич его супруга Авдотья Ефимовна и их четверо сыновей. В состав семьи входили ещё четыре супружеские пары с детьми. Это были семьи четырех братьев Василия Леонтьевича. В 1851 г. второй брат Иван Леонтьевич выбыл из состава большой братской семьи, став основателем собственного домохозяйства [7].

В целом семейное положение уездного купечества Волго-Камского региона характеризовалось следующим образом: во всех рассматриваемых городах основу подавляющего большинства семей составляли супружеские пары, на втором месте по численности шли вдовые, на третьем холостые.

Главным предметом заботы и внимания каждого члена большой купеческой семьи являлся семейный бизнес. В купеческих фирмах присутствовал особый корпоративный дух, в котором воплощались православные традиции к единению и сближению людей. Семейный характер предпринимательства, столь свойственный уездному купечеству, способствовал созданию особой системы отношений, основанной на взаимной связи и взаимной ответственности членов рода, которые буквально жили семейным бизнесом.

Глава семьи ведал всеми торговыми делами, выбирал гильдейские свидетельства, отвечал перед государством за выполнение повинностей и выплату податей. Он, таким образом, являлся не только добытчиком средств к существованию, но и посредником между семьей и государством. Главной обязанностью жены в браке была организация семейного быта.

Воспитание детей в семье купца полностью подчинялось подготовке к участию в деятельности семейного коммерческого предприятия. Дети находились в полном подчинении у родителей и с раннего детства помогали им по хозяйству. До зрелых лет о сыновьях отечески заботились, постепенно вводили их в курс семейных дел. Отметим, что в первой половине XIX столетия подавляющее большинство уездных купцов имело только начальное образование. Так, в формулярном списке чистопольского первой гильдии купца В.Л. Челнышова, значилась запись «получил домашнее образование: умеет читать и писать» [8]. Поэтому большую часть знаний об организации коммерческих предприятий купеческие сыновья получали на практике. С семи - восьми лет мальчики начинали приобщаться к предпринимательской деятельности. Они ежедневно ходили в лавку, выполняли мелкие поручения. «Так из писем сарапульского купца Ехлакова мы узнаем, что их единственный сын и наследник Коля с семи лет ходил с отцом в лавку» [9]. Возрастом зрелости считались 15-16 лет, с это времени сыновья полностью включались в семейное дело. Они могли заниматься мелочной торговлей в лавке, совершать коммерческие поездки в другие города, вести конторские книги. Обязательным элементом воспитания в семьях русских купцов являлось посещение церкви. Каждое воскресенье семья в полном составе ходила в храм к заутрене или к обедне. В церкви богатые купцы стояли впереди, при этом сначала женщины, а за ними мужчины. Одной из форм участия детей и подростков в религиозной жизни было пение в церковном хоре. В уездных городах Вятской губернии нередко церковные хоры состояли из воспитанников гимназий, училищ, детских приютов.

В целом, основу семейного строя уездного купечества Волго-Камского региона, на протяжении рассматриваемого периода составляли простые и расширенные двух – трех поколенные семьи, насчитывавшие от 5 до 8 человек. На формирование традиции семенного быта, воспитания и образования детей влияли патриархальные взгляды и православные обычаи. Однако с развитием процесса урбанизации в конце XIX – начале XX вв. сословные особенности купеческих семей сводились на нет и вырабатывалась общая модель городской семьи.


Примечания
  1. 1. НАРТ (Национальный архив Республики Татарстан) – Ф. 3. – Оп. 2. – Д. 85. – Л. 1-7.
  2. 2. ГАКО (Государственный архив Кировской области). – Ф. 862. – Оп.1. – Д. 824. – Л. 2-16.
  3. 3. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба: Казанская губерния/ Сост. М. Лаптев. – СПб, 1861. – С.585-591.
  4. 4. НАРТ – Ф. 3. – Оп. 2. – Д.509. – Л.1-28.
  5. 5. Ласлетт, П. Семья и домохозяйство: исторический подход/ П. Ласлетт// Брачность, рождаемость, семья за три века. – М., 1979. – С. 136.
  6. 6. Ласлетт, П. Семья и домохозяйство: исторический подход/ П. Ласлетт// Брачность, рождаемость, семья за три века. – М., 1979. – С. 136.
  7. 7. НАРТ – Ф. 3. – Оп. 2. – Д. 586. – Л 40.
  8. 8. НАРТ. – Ф.1. – Оп.3. – Д. 5172. – Л.20.
  9. 9. Пюрияйнен, Д. Бытовая культура купеческого сословия города Сарапул во второй половине XIX в./ Д. Пюрияйнен// Мензелинский музейный вестник. – 2007. – Вып.4-5. – С.26.


О.А. Полянина

Уфа, Башкирская академия комплексной безопасности предпринимательства при Башкирском государственном университете

Порядок предоставления отпусков земским и городским служащим Уфимской губернии в начале XX века


Проблема повышения эффективности современной модели местного самоуправления тесно связана с поиском оптимального объема социальных гарантий, предоставляемых муниципальным служащим. В данном контексте несомненную значимость приобретает осмысление исторического, в том числе и регионального, опыта регулирования трудовых отношений в сфере муниципальной службы.

К рубежу XIX – XX веков одним из факторов привлекательности того или иного вида службы по праву стало считаться соотношение рабочего и нерабочего времени, а также возможность воспользоваться отпуском. Для сотрудников земских и городских управ Уфимской губернии начала XX века наиболее распространенной формой законного отсутствия на рабочем месте являлся отпуск по болезни. В качестве документа, подтверждавшего право на освобождение от работы, выступало личное заявление служащего с соответствующей визой члена управы. Делопроизводственная переписка зафиксировала различные наименования подобных отпусков.

Монтер земского склада П.П. Минеев просил «отпуск по болезни», служащий агрономического отдела А.А. Дербов – «для поправления здоровья», кассирша Уфимской городской управы И.И. Геншке – «для восстановления здоровья» и т.п. Неизменным оставалось только ходатайство о «сохранении содержания». Поскольку указывавшийся в таких заявлениях срок отпуска не превышал одного месяца, земские и городские управы в большинстве случаев шли навстречу своим сотрудникам без выяснения деталей [1, л.46; 2, л.39; 3, л.22]. Если болезнь обещала принять затяжной характер, к заявлению прикладывалось свидетельство от врача, удостоверявшего, что больной нуждается в стационарном или санаторно-курортном лечении. Так, в 1909 году, согласно заявлению кассирши Уфимского земства Ольги Сергеевны Левашовой, ей был разрешен месячный отпуск по состоянию здоровья. Прося о продлении отпуска еще на один месяц, кассирша представила в губернскую управу свидетельство от врача, подтверждавшего, что Левашовой необходим отдых в Крыму в течение 6-8 недель [1, л.39-40].

Вместе с тем, продолжительная болезнь служащего, как правило, приводила к его вынужденной отставке. Проблемы со здоровьем, в частности, стали помехой в карьере Александра Ивановича Книзе. Выпускник Петровской сельскохозяйственной академии, в 1898 году в возрасте 28 лет он занял должность Уфимского губернского земского агронома [4, л.9-10]. В конце 1902 года А.И. Книзе уехал на лечение в Москву, затем попросил о продлении отпуска до 31 января 1903 года. Необходимость «укрепления нервной системы» подтверждалась заключением специалиста. Дополнительный отдых был разрешен, но вскоре агроном известил управу, что для лечения ему пришлось уехать за границу «на неопределенное продолжительное время», и попросил об отставке. Подтвердив получение этого письма, губернское земство выслало в ответ официальный отзыв, где отмечалось, что Книзе проявил себя «в высшей степени трудолюбивым работником» [5, л.12, 43-44]. Через несколько лет А.И. Книзе воспользовался этим рекомендательным письмом, вернувшись на земскую службу, правда, уже в Самарской губернии.

Судьбу Книзе могла разделить служащая агрономического отдела Уфимского губернского земства Лидия Андреевна Берг. В октябре 1902 года она впервые не смогла посещать управу из-за обострившегося ревматизма и вынуждена была просить оплачиваемый отпуск для того, чтобы пройти курс лечения в городской больнице [4, л.36]. Летом следующего года для поездки на грязи в Илецк Лидии Андреевне был предоставлен полуторамесячный отпуск с сохранением содержания. Однако грязелечебницы в Илецке не оказалось, купаться предстояло на самом озере, а погода стояла холодная. В результате Л. Берг обратилась с личным письмом на имя члена губернской земской управы А.Г. Георгиевского с просьбой продлить отпуск еще на две недели. Возражений не последовало [5, л.38, 46].

В дальнейшем Л. Берг продолжала регулярно пользоваться отпусками «для поправки здоровья», не только без видимого выражения неудовольствия со стороны управы, но иногда и без предоставления врачебного свидетельства [1, л.33]. В 1909 году вслед за месячным отпуском по состоянию здоровья последовала поездка «на неопределенный срок» в Казань, куда Лидия Андреевна повезла мать, страдавшую психическим заболеванием. Все это время за служащей агрономического отдела сохранялось положенное ей жалование [1, л.50-51, 58].

Случай Л. Берг, особенно если учесть, что все ее отпуска приходились на летнее время, когда остальные сотрудники отдела были завалены работой, без преувеличения можно назвать уникальным. Причины подобной лояльности земской управы, вероятно, крылись либо в профессиональных качествах Берг, либо в наличии каких-либо родственных связей (в 1908 году непременным членом губернского присутствия был Дмитрий Николаевич Берг, в состав Златоустовской управы в те же годы входил Александр Николаевич Берг) [6, л.1-6]. Свою роль, без сомнения, играло и тяжелое положение семьи, единственным источником существования которой являлось земское жалование Лидии Андреевны. Серьезность заболевания матери последней также находит косвенное подтверждение в других источниках: некая Антонина Александровна Берг упомянута в списке больных Уфимской губернской психиатрической больницы за 1914 год [7, л.9].

Помимо отпуска по болезни, служащие земских и городских управ в отдельных случаях могли рассчитывать на отпуск «по личным обстоятельствам». К числу последних обычно относилась острая необходимость поездки к родственникам в другой уезд или губернию [8, л.23; 1, л.4]. Относительно небольшое распространение таких отпусков вплоть до середины 1910-х годов объяснялось тем, что уезжавшему приходилось подыскивать на замену себе другого служащего, обладавшего соответствующей компетенцией и навыками.

Волна ходатайств о предоставлении отпуска «по домашним обстоятельствам» или «по личным делам» захлестнула Уфимскую губернскую земскую управу в годы Первой мировой войны. Служащие просили позволения «съездить к слабому родителю в Челябинск», повидаться с сыном перед его отправкой на фронт, навестить заболевшего мужа в Тульском запасном пехотном батальоне [9, л.4, 18, 40-42]. Вместе с тем, условия военного времени позволяли удовлетворять едва ли половину таких ходатайств, просимые служащими 2-3 недели урезались до 5-10 дней [9, л.14-15, 38, 40, 46, 61]. Фельдшер Златоустовского земства Бабкин, отчаявшись получить разрешение съездить к больному отцу в Псков, добился отпуска, только пригрозив увольнением [9, л.47, 50, 60].

Еще более осложнилась в годы войны процедура замещения временно отсутствующих служащих. Характерен пример врача Златоустовской земской больницы А.С. Гогоберидзе, которому в 1916 году пришлось уехать из города в связи с болезнью жены. Отпуск с сохранением содержания был разрешен управой только после того, как заведующий больницей А.Н. Бенедиктов дал письменное обещание «нести в течение месяца обязанности Гогоберидзе безвозмездно», если тот заменит Бенедиктова летом на тех же условиях. Гогоберидзе, в свою очередь, в письменной форме выразил согласие с условиями Бенедиктова [9, л.30-34].

Достаточно специфической даже для рубежа XIX – XX веков формой отпуска являлось освобождение от должностных обязанностей для говения. Сложность и напряженность работы, выполняемой отдельными категориями служащих, не позволяли им должным образом соблюдать пост и посещать церковь. Вместе с тем, городские и земские управы чувствовали свою ответственность за то, чтобы служащие православного вероисповедания имели возможность исповедаться и причаститься. Во время Великого поста все члены Уфимской пожарной команды делились на семь групп, каждая из которых говела в течение одной недели [10, л.53, 84]. Для говеющих предусматривался облегченный режим работы. Среди земцев в подобном отпуске подчас нуждались служащие отдаленных телефонных станций [11, л.12].

Существование перечисленных форм разрешенного управами отсутствия на рабочем месте не помешало постепенному осознанию необходимости предоставления служащим такого отдыха, который не был бы связан с болезнью или тяжелой жизненной ситуацией. Одними из первых преимущества полноценного отпуска оценили сотрудники лечебных учреждений. Уже в 1900-е годы врачи и фельдшера Уфимской губернской земской больницы получали «ежегодно месячный, а прислуга – двухнедельный отпуск для отдыха» [12, с.13-14]. В отчетной документации тех лет в качестве устойчивого выражения появляется словосочетание «время летних отпусков» [13, с.1; 14, с.2], что также свидетельствует об определенном упорядочении режима работы сотрудников. В целом сложившийся на практике трудовой график представителей третьего элемента был значительно более гибким, чем у других лиц наемного труда, хотя и не мог дать земско-городским служащим ощущения стабильности и социальной защищенности.


Примечания
  1. ЦГИА РБ (Центральный государственный исторический архив Республики Башкортостан). – Ф. И-132. – Оп. 1. – Д. 114.
  2. ЦГИА РБ. – Ф. И-132. – Оп. 1. – Д. 113.
  3. ЦГИА РБ. – Ф. И-95. – Оп. 1. – Д. 6.
  4. ЦГИА РБ. – Ф. И-132. – Оп. 1. – Д. 75.
  5. ЦГИА РБ. – Ф. И-132. – Оп. 1. – Д. 42.
  6. ЗГАО (Златоустовский городской архивный отдел). – Ф. И-11. – Оп. 1. – Д. 589.
  7. ЦГИА РБ. – Ф. И-149. – Оп. 1. – Д. 1.
  8. ЦГИА РБ. – Ф. И-132. – Оп. 1. – Д. 88.
  9. ЗГАО. – Ф. И-11. – Оп. 1. – Д. 773.
  10. ЦГИА РБ. – Ф. И-387. – Оп. 1. – Д. 1.
  11. ЗГАО. – Ф. И-11. – Оп. 1. – Д. 674.
  12. Отчет Уфимской губернской земской больницы, богадельни, аптеки и патроната для подкидышей за 1909 год/ Сост. д-ром А. Яновским. – Уфа: Электр. типография «Печать», 1910. – 90 с.
  13. Отчет по Уфимской губернской земской больнице, аптеке, богадельне и патронажу для подкинутых детей за 1912 год / сост. врачом больницы Б.П. Ручинским и др. – Уфа: Тип. Т-ва «Печать», 1913. – 118 с.
  14. Отчет по Уфимской губернской земской больнице, аптеке, богадельне и патронажу для покинутых детей за 1913 год. Уфа: «Печать», 1914. – 131 с.


С.Ю. Поярков

Ставрополь, Ставропольский государственный университет