Привести к изменению как его поведения, так и других социальных установок, входящих в аттитюдную систему человека

Вид материала

Документы

Содержание Социальное значение

Подобный материал:

• Исследование на тему: «ценностные ориентации студентов», 65.8kb.
• Исследование уровня воспитанности учащихся моу сош №53 Г. Кирова, 63.85kb.
• Отчетливо выраженная определенность типичного поведения каждого человека, 41.43kb.
• Карта компетенции дисциплины, 37.68kb.
• Концепция развития сферы культуры города Петрозаводск на 2009-2015 годы Одобрена Постановлением, 138.08kb.
• Влияние родительских установок, 54.45kb.
• Самоубийство как девиантное поведение, 343.05kb.
• В. И. Сердобольский статистически-информационный подход к семантике естественных языков, 139.01kb.
• Ования большинства социальных наук, поскольку общественный порядок играет важную роль, 533.78kb.
• Девиантное поведение подростков как социально-психологическая проблема, 61.33kb.

Проблематика изучения правосознания является традиционной для юридической психологии — прикладной психологической науки, сло­жившейся в последней трети XIX в. на стыке психологии и права. Но если перед дореволюционной юридической психологией стояла зада­ча изучения реального правосознания людей, то в советское время произошел перекос в сторону изучения нормативного, предписанного законом правосознания.

В последнее десятилетие вновь обнажилась проблема расхождения нормативного и реального правосознания. На этот факт первыми обра­тили внимание социологи [см., например: Михайловская, Кузьминс­кий, Мазаев, 1990] и социальные психологи. Так, в работе О. А. Гулевич, выполненной под нашим руководством, было проведено исследова­ние правосознания российских студентов в русле концепции соци­альных представлений с акцентом на социальные представления о преступлениях и их соотношение, информация о которых была полу­чена в сфере межличностной и массовой коммуникации [см.: Гуле­вич, 1999, 2000, 2001].

Правосознание в описываемом исследовании рассматривалось как один из феноменов социального познания, понимаемого как «познание социального мира обыденным человеком, непрофессионалом, позна­ние им повседневной реальности своей собственной жизни» [Андрее­ва, 2000. С. 5]. Правосознание, таким образом, изучалось как результат осмысления правовой реальности, итогом которого становятся соци­альные представления о таких ее элементах, как преступление, пре­ступник, жертва и работники правовых учреждений.

279

Согласно полученным в исследовании результатам, для определе­ния того, что такое «преступление вообще», респонденты использо­вали в основном такие характеристики, как нарушение правовых и моральных норм (в 49 и 36% случаев соответственно), нанесение ущерба (31%) и нарушение прав жертвы (17%). Преступления против жизни и здоровья людей (геноцид, терроризм, развязывание войны, изнаси­лование, нанесение тяжких телесных повреждений, распространение наркотиков и оружия) респонденты оценивали как более серьезные, чем имущественные или должностные преступления, преступления против государства и экологические преступления.

Другая часть исследования посвящена сравнительному анализу соци­альных представлений о реальных работниках правовых учреждений (су­дья, адвокат, прокурор, следователь уголовного розыска, патрульный и участковый милиционеры) и литературных персонажах (детективы Холмс и Пуаро, участковый милиционер Анискин, следователи уголовного розыска Жеглов и Шарапов). Было выявлено, что представления об индивидуальных особенностях и качестве работы реальных сотрудников менее позитивны, чем представления о литературных персонажах.

Реальные работники правоохранительных органов (патрульный и, в меньшей степени, участковый милиционеры) составляют противопо­ложность литературным героям. О негативном образе работников мили­ции в сознании респондентов свидетельствует и приписываемая им мотивация. Наиболее распространенной мотивацией работников право­охранительных органов респонденты считают желание получить власть, далее упоминаются такие мотивы, как построение карьеры, улучше­ние материального положения и повышение социального статуса.

Благородные мотивы — желание помочь людям и восстановление справедливости — оцениваются как наименее правдоподобные. Инте­рес к работе занимает промежуточное положение. Кроме того, в каче­стве мотивации прихода людей на службу в правоохранительные органы упоминается «неумение делать что-то еще», а также возможность для человека достичь каких-то своих специфических целей, например, не пойти в армию, получить прописку, отомстить кому-либо.

Таким образом, по результатам исследования О. А. Гулевич, соци­альные представления о преступлениях, существующие на уровнях межличностной и массовой коммуникации, в основном сходны меж­ду собой, а социальные представления о работниках правовых учреж­дений различны.

Специальное исследование А. Н. Солдатенкова (2000), выполнен­ное под нашим руководством, было посвящено образу идеального и реального сотрудника милиции (органов внутренних дел (ОВД)), кото­рый сложился у населения и у самих сотрудников ОВД, а также пред­ставлен на страницах центральной и ведомственной печати. По полу-280

ченным результатам, реальный сотрудник ОВД в восприятии «граж­данской» части выборки (респонденты в возрасте от 20 до 52 лет) характеризуется самоуверенностью, занятием позиции силы и влас­ти, заботой о своем финансовом положении и применением власти в целях обогащения. Образ имеет ярко выраженную негативную окрас­ку — содержит преимущественно отрицательные характеристики. Иде­альный сотрудник ОВД в восприятии граждан уверен в себе, защища­ет закон, вежлив, доверяет людям и удовлетворен своей работой. Граж­дане видят в нем гаранта безопасности и доверяют ему.

Образ реального сотрудника ОВД у «сотрудников» амбивалентен: в нем присутствует много негативных характеристик (самоуверенность, занятие позиции силы, грубость, недобросовестность при исполне­нии своих обязанностей); позитивные характеристики сгруппирова­ны вокруг профессионализма (неконфликтность, доступность, спо­собность к действию в экстремальной ситуации). Образ идеального со­трудника у «сотрудников» позитивный (защищает людей и закон, уверен в своих силах, строг, юридически грамотен, законопослушен, не имеет вредных привычек), однако встречается намек на некоторое устрашение и даже на угрожающие характеристики, дающие право на силовое восстановление порядка.

В публичной печати образ реального сотрудника ОВД безличный, амбивалентный, подчеркивающий его принадлежность к запретитель­но-карательной системе. В ведомственной печати образ реального со­трудника позитивный (профессионал, обладающий положительными личностными характеристиками), и, вместе с тем, сотрудник само­критичен, признает свои недостатки.

Результаты, полученные в обоих описанных исследованиях, наглядно свидетельствуют об отсутствии доверия граждан к представителям пра­воохранительных органов в нашей стране на фоне выраженной потреб­ности видеть в них защитников. Вместе с тем данные второго исследова­ния отражают осознание сотрудниками ОВД собственных недостатков, которое до некоторой степени отражено и в ведомственной печати.

Интересны данные о взаимоотношениях судебной власти и СМИ [Ефремова, Кроз, Ратинов, Симонов, 1998] и о представлениях жур­налистов и общества о прокуратуре и прокурорах [Ефремова, Андри­анов, Кроз, Вишнякова, 2001 ]⁹. Оба исследования выявили большое количество негативных стереотипов, существующих у журналистов и в обществе относительно правовых учреждений и их работников, чему

⁹ Эти данные получены нашими коллегами из отдела юридической психоло­гии НИИ проблем укрепления законности и правопорядка Прокуратуры РФ; не­которые из них (М. В. Кроз, М. С. Андрианов) являются выпускниками кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ.

281

в немалой степени способствует закрытость этих правовых учрежде­ний, а также нежелание и неумение их работников — судей и проку­роров — идти на контакт с прессой.

Правовая социализация, десоциализация и ресоциализация подрост­ков также предстает в качестве предмета целой серии эмпирических исследований, в частности, проведенных под нашим руководством. Исследование Е. В. Боковой (1999) показало, что осознание подрост­ками своих прав связано с конкретными жизненными ситуациями, в которых они сталкивались с нарушением закона (как по отношению к ним или их близким, так и выступая в роли нарушителей закона). Подростки-правонарушители (учащиеся школы-интерната Центра социальной защиты детей и подростков «Лосиный остров») имеют противоречивые и разрозненные представления о праве, правах чело­века, законе, однако они достаточно четко сознают свои права и пра­ва представителей закона в конкретной ситуации. И подростки-право­нарушители, и законопослушные подростки негативно относятся к правовой системе, считают, что представители законодательных и исполнительных органов сами постоянно нарушают закон.

В исследовании Я. В. Волович (2000) были выявлены различия в пра­вовых представлениях старшеклассников Москвы и Московской облас­ти, по-видимому, связанные с разными социальными ситуациями их развития (в частности, с большей обыденностью правонарушений, ха­рактерной для подростков из области, и с более низким уровнем соци­ального контроля их поведения). Подмосковные подростки, в отличие от московских: 1) более резко разделяют понятия «преступление» и «правонарушение» и воспринимают правонарушение как нечто несерь­езное; 2) имеют более негативные аттитюды по отношению к правовой системе. И у тех и у других почти полностью отсутствует когнитивный компонент правовых аттитюдов и сильно выражен эмоциональный, что очень затрудняет работу по изменению негативных аттитюдов.

В исследовании М. В. Прудниковой (2001), проводившемся на базе Центра временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей ГУВД г. Москвы, изучались социально-психологические механизмы воз­действия лидеров на членов групп несовершеннолетних правонарушите­лей. Было выявлено, что обособленность антисоциальных групп, повышен­ная агрессивность взаимодействия в них и жесткая социальная иерархия приводят к тому, что подростки, часто осознавая негативный характер воздействия групповых лидеров и осуждая их, тем не менее, оказыва­ются втянуты в такие группы и как бы насильственно связаны с ними. Учитывая незрелость правосознания и личности подростков, де­фицит опыта взаимодействия с правоохранительными органами и отсутствие у подростков адекватных моделей такого взаимодействия, Ю. Ю. Юркевич (2000) разработала программу тренинга по обучению 282

их эффективным моделям межличностного взаимодействия с право­охранительными органами¹⁰. Такие занятия, проходящие в форме тре­нинга, помогают подросткам обрести практические навыки в защите своих прав и отстаивании своих личностных интересов.

Участие в работе суда в качестве присяжного заседателя также можно рассматривать как форму эксплицитной правовой социализа­ции, но уже взрослых людей. Изучение социально-психологических про­блем суда присяжных является важным направлением психолого-пра­вовых исследований. В первый год существования этого института группа студентов кафедры социальной психологии (О. А. Гулевич, И. А. Крас-нопольский, А. В. Магун) под нашим руководством участвовала в меж­дисциплинарном исследовании — мониторинге процесса внедрения суда присяжных в России, который проводился отделом судебной ре­формы Государственно-правового управления Президента РФ.

В суде присяжных впервые существенное значение приобретает коммуникация профессиональных участников судебного заседания меж­ду собой и с присяжными, а также понимание ими друг друга, по­скольку именно в процессе устной коммуникации происходит отбор присяжных для участия в судебном процессе, ознакомление их с дока­зательствами, свидетельствами очевидцев, заключениями экспертов и позициями сторон. Таким образом, в суде присяжных создается реаль­ное и очень насыщенное коммуникативное пространство, которое ста­ло одним из первых объектов социально-психологического изучения. В фокусе внимания находилась коммуникативная компетентность про­фессиональных участников судебного процесса, особенности установ­ления взаимопонимания между профессионалами и непрофессиона­лами, типичные трудности в процессе установления взаимопонима­ния [Соловьева, 1994, 1997; Solovyova, 1994; Гулевич, 1996].

В ходе мониторинга нами была разработана схема анализа вербаль­ной и невербальной коммуникации в судебном процессе с участием присяжных заседателей, которая многократно применялась при наблюде­нии за судебными процессами в Московском областном суде и в игро­вых судебных процессах. Наблюдения за реальными судебными процесса­ми с участием присяжных заседателей показали, что стороны обвинения и защиты (в отличие от судьи) довольно часто употребляют высказыва­ния, квалифицируемые как призыв (к справедливости, к здравому смыслу и др.), давление (авторитетом профессионалов, угрозой осуждения со стороны общественности, угрозой неблагоприятных последствий для самих присяжных и др.), апелляция к эмоциям (гневу, страху, сострада-

¹⁰ Такие модели предполагают уверенное поведение (в отличие от неуверен­ного и от агрессивного поведения), самоосознание, развитие способности проти­востоять «задевающему» поведению.

283

нию и др.), манипуляция (нечестной игры со стороны профессионалов). Это означает, что стороны активно используют психологические техни­ки воздействия на присяжных, правда, не всегда эффективно (напри­мер, обилие призывов может создавать у присяжных впечатление го­лословности, вызывать реакцию раздражения и даже отторжения).

Анализ невербальной составляющей коммуникации юристов с присяжными показывает, что основную сложность для части юристов представляет еще не ставшая привычной задача поддерживать посто­янный психологический контакт с присяжными. Внутренний диском­форт юристов выражается также в противоречивости невербального рисунка поведения (например, громкая, напряженная, быстрая, экс­прессивная речь в сочетании с зажатой позой человека, избегающего внимания со стороны окружающих).

Интерес вызывали также стратегии группового доказывания, т.е. социально-психологические механизмы, лежащие в основе вынесения присяжными группового решения — вердикта. В результате дискур­сивного анализа обсуждений в двух модельных коллегиях" А. В. Магу-ном были выделены две стратегии доказывания — «чтение истории» и «рассказывание истории». Первая стратегия выполняет когнитивную функцию — используется для ориентировки в доказательствах и их осмысления; вторая стратегия выполняет коммуникативную функ­цию — создание непротиворечивой озвучиваемой версии событий, связанных с преступлением [Магун, 1997].

Важнейшими составляющими правосознания являются представле­ния о справедливости и ответственности. В результате исследования, проведенного И. А. Краснопольским (1996) в Московском областном суде, основные выводы, полученные с помощью валидизированной шкалы веры в справедливый мир М. Лернера, были сформулированы как гипотезы для будущих исследований:

1. Присяжные, имеющие сильную веру в справедливый мир (за счет приписывания вины самому подсудимому), в случае оправдательного вердикта будут порицать суд и оправдывать жизнь (как институты спра­ведливости), а в случае обвинительного вердикта — наоборот.
   
2. Присяжные, имеющие слабую веру в справедливый мир (за счет приписывания вины среде), в случае оправдательного вердикта будут оправдывать суд и порицать жизнь, а в случае обвинительного вер­дикта — наоборот.
   

Исследование Е. О. Голынчик, также проведенное в Московском областном суде, четко выявило действие в суде присяжных таких меха-

¹¹ Модельная коллегия— это экспериментальная группа, состоящая из 12 участ­ников исследования, выносящих вердикт на основе материалов реального уголов­ного дела.

284

низмов, как идентификация, самозащитная атрибуция, вера в справедли­вый мир, фундаментальная ошибка атрибуции и устранение когнитивного диссонанса. В результате исследования была разработана модель атрибу­ции присяжными заседателями ответственности за преступление с вы­делением множества факторов, влияющих на этот процесс, среди кото­рых главными все же оказались факты и обстоятельства дела. Получен­ные результаты свидетельствуют также о том, что, принимая решение, присяжные учитывают характеристики юристов, участвующих в про­цессе, и очень чутко реагируют как на их профессионализм, так и на их некомпетентность, что свидетельствует о необходимости повышения профессиональной подготовки судебных юристов [Голынчик, 2002].

На основе анализа западной литературы и проведенных на кафед­ре исследований был осуществлен обстоятельный социально-психо­логический анализ позиции и характеристик судьи в суде присяжных [Магун, Краснопольский, 1996], а также предпринята попытка целост­ной реконструкции социально-психологических особенностей суда присяжных [Краснопольский, 2001].

Серия эмпирических исследований социально-психологических проблем суда присяжных, проведенных на кафедре социальной пси­хологии факультета психологии МГУ за последние 10 лет, подготови­ла переход от разработок, имеющих преимущественно прикладной характер (приложение накопленных в социальной психологии знаний к новому объекту — суду присяжных), к фундаментальным исследо­ваниям, вскрывающим новые закономерности, переносимые в опре­деленных пределах и на другие объекты изучения [Соловьева, 1997].

Завершая обзор социально-психологических исследований проблем человека в правовом пространстве современной России, отметим, что в основном они оказались сгруппированы вокруг трех ведущих тем — правосознания, правовой социализации и суда присяжных. Здесь по­лучены интересные и важные результаты, открывающие новые перс­пективы для дальнейших исследований.

Развитие российской психологии права в целом лежит в русле рас­ширения поля исследований, интеграции с социальной психологией, создания психологически обоснованных технологий эффективной ра­боты юриста в различных сферах профессиональной деятельности, а также теоретической и методологической рефлексии новой ситуации в этой области науки и практики.

Литература

Андреева Г. М. Психология социального познания. М., 2000. Голынчик Е. О. Присяжные заседатели: атрибуция ответственности за пре-ступление//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 2002. № 1. С. 16—24.

285

Гулевич О. А. Господа присяжные заседатели: Размышления психолога// Общественные науки и современность. 1996. № 5.

Гулевич О. А. Теоретический анализ и опыт эмпирического исследования правосознания как системы социальных представлений о преступле-нии//Мир психологии. 1999. № 3. С. 120-131.

Гулевич О. А. Социальные представления о преступлениях в межличностной и массовой коммуникации//Вопросы психологии. 2001. № 4. С. 53-67.

Донцов А. И., Жуков Ю. М., Петровская Л. А. Практическая социальная психология как область профессиональной деятельности//Введение в практическую социальную психологию. 2-е изд. М., 1997. С. 7-21.

Ефремова Г. X., Кроз М. В., Ратинов А. Р., Симонов А. К. Средства массовой информации и судебная власть в России (проблемы взаимодействия). М, 1998.

Ефремова Г. X. , Андрианов М. С, Кроз М. В., Вишнякова Н. Б. Престиж органов прокуратуры (социально-психологические аспекты). М., 2001.

Зимбардо Ф., Ляйппе М. Социальное влияние/Пер. с англ. СПб., 2001.

Карнозова Л. М. Возрожденный суд присяжных: Замысел и проблемы ста­новления. М., 2000.

Краснопольский И. А. Психологические особенности суда присяжных// Прикладная юридическая психология/Под ред. А. М. Столяренко. М., 2001. С. 591-597.

Магун А. В. Стратегии доказывания в коллегии присяжных заседателей// Вестн. МГУ. Сер. 14. Психология. 1997. № 3. С. 81-86.

Магун А. В., Краснопольский И. А. Судья-профессионал в суде присяжных (социально-психологическая характеристика)//Состязательное право­судие: Труды научно-практических лабораторий. Вып 1. Ч. II. М., 1996. С. 393-419.

МайерсД. Социальная психология/Пер. с англ. СПб., 1997.

Михайловская И. Б., Кузьминский Е. Ф., Мазаев Ю. Н. Права человека в массовом сознании. М., 1990.

Пашин С. А. Человек в российском правовом пространстве//Кто и куда стремится вести Россию?.. Акторы макро-, мезо- и микроуровней со­временного трансформационного процесса/Под общ. ред. Т. И. Заслав­ской. М., 2001. С. 157-166.

Перспективы социальной психологии//Ред.-составители М. Хьюстон, В. Штребе, Дж. М. Стефенсон/Пер. с англ. М., 2001.

Соловьева О. В. Три заповеди присяжного заседателя: Рекомендации пси-холога//Человек и закон. 1994. № 11. С. 41-47.

Соловьева О. В. Социальная психология судебного процесса: новые перс-пективы//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1997. № 4. С. 79-83.

Solovyova Olga. The Jury Trial Introduction in Russia: Analysis of Communication and Understanding between the Participants//Abstracts of the 23rd International Congress of Applied Psychology. Madrid, 1994. P. 317.

СОЦИАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ

ЗДОРОВЬЯ И БОЛЕЗНИ:

ОТ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ К ПОВЕДЕНИЮ

В последние два десятилетия в социальной психологии возрос ин­терес к проблематике здоровья и болезни, появилась новая область исследований — психология здоровья [Майерс, 1997; Хьюстон, Штре­бе, Стефенсон, 2001]. Это обусловлено тем, что проблемы, связанные со здоровьем и болезнью, считавшиеся традиционно уделом медици­ны, получают новое наполнение. Эта сфера становится привлекатель­ной для социальных психологов, так как социально-психологическое знание оказывается необходимым для объяснения феноменов и дей­ствия механизмов, связанных с практикой здорового поведения, про­пагандой здорового образа жизни, адаптацией к стрессу, разработкой стратегий совладающего поведения, с эффективностью кампаний про­тив табакокурения, употребления наркотиков и др. Здоровье является своего рода ценностью, возможностью для человека быть включенным в общество, действовать в нем. Болезнь также можно рассматривать как некоторую «ценность»: будучи показателем условий жизни и пред­ставлений о человеке и его правах, она подчеркивает значимость здо­ровья индивида и обнажает характер его отношений с обществом. И болезнь, и здоровье являются формами социальной реальности.

Возникновение новой области исследований было ознаменовано появлением в 1979 г. первого учебника по психологии здоровья, раз­работкой первых образовательных программ в американских универ­ситетах, а также созданием отделения психологии здоровья в Амери­канской психологической ассоциации. В это же время в Европе начали проводиться первые эмпирические исследования, направленные на изучение представлений о здоровье и болезни [Herzlich, 1973; Salovey at al., 1998]. В отечественной социальной психологии эта область зна­ния только сейчас начинает развиваться, но уже становится доста­точно привлекательной: с одной стороны, она вызывает интерес ис­следователей ( и здесь появляются первые работы по изучению пред­ставлений о болезни на примере рака и СПИДа) [Кон, 1998], с другой — эта проблематика находит отражение в курсах лекций, пред­лагающих различные концептуальные схемы для профилактики бо-

лезни. Отвечая на запросы практики в области здоровья, социальная психология столкнулась с новой задачей, согласно которой важным становится не столько излечение от болезни, сколько ее избегание; ключевым пунктом в этих условиях является