Васкелово – петербург: разрываюсь на части…

Вид материала

Рассказ

Содержание Грустные истории

Подобный материал:

• Извещение о проведении открытого аукциона наименование аукциона, 1237.13kb.
• 1. Обязательно ознакомиться с пакетом заранее. Все вопросы можно обсудить с редакторами, 215.48kb.
• Конспект урока «Петербург Достоевского город униженных и оскорбленных», 82.19kb.
• Конспект открытого урока «Петербург Достоевского город униженных и оскорбленных», 82.18kb.
• Задачи: Совершенствование профессионального мастерства педагогов в части использования, 212.87kb.
• Д. С. Лихачева 2011 год Общие положения Первые Краеведческие чтения (далее Чтения),, 80.63kb.
• Методика занятий физическими упражнениями структура занятия по физической культуре, 326.45kb.
• Редактор: Наталья Кудряшова (Санкт-Петербург), 173.55kb.
• «Незабываемый Санкт-Петербург» (осенние каникулы), 29.11kb.
• Экскурсионная программа 1 Санкт-Петербург Регистрация на борту теплохода. Ужин., 52.86kb.

ГРУСТНЫЕ ИСТОРИИ

Нет, не стану я великим писателем; и маленьким не стану, наверное, тоже. Всему виной моя лень, которая, по-видимому, настроена против этого категорически. Странная вещь, - но заставить себя сесть за стол не так трудно, как кажется, пока за него сесть ещё только планируешь, а вот, выдержать затем боль в пальцах от шариковой ручки и ломоту в спине от застывшей позы почти невозможно! Мечтаю о том, чтобы рядом со мною сидела очаровательная шифровальщица-секретарь, и моя задача сводилась бы только к следующему: с умным и доброжелательным видом диктовать предложения за предложениями, складывая их друг с другом по какой-нибудь формуле, известной только нам обоим…

Мне, почти все, кого я знаю из моего немногочисленного общества, постоянно завидуют из-за того, что у меня есть действительно много свободного времени, и поэтому им кажется такая жизнь счастливой в высшей степени. Они не знают одного чувства, которое появляется автоматически в подобном случае. Просыпаешься утром один в квартире и лежишь в кровати с закрытыми глазами. Все ушли на работу, как тебе кажется, и у всех начались какие-нибудь заботы и дела. Они общаются друг с другом, они живут полной жизнью и пьют кофе, чтобы не заснуть утром на рабочем месте. Они, конечно же, хотели бы поспать ещё часок-другой в тёплой постели и никуда не идти – ни на какую работу. Но они ошибаются. Если бы эти люди посидели дома столько, сколько просидел в своё время я, то стремглав убежали бы обратно на своё рабочее место. И снова рядом стояла бы кружка с кофеем, чтобы утром не уснуть, глядя на чёрные зимние окна.

Встаёшь с кровати и с тяжёлой головой от «пересыпа» начинаешь бродить - как неприкаянный - по квартире в поисках успокоения от таких вот навязчивых мыслей. Помимо всего прочего, покоя лишаешься от осознания того, что ты – вообще бездельник какой-то и ни больше, ни меньше этого.

Мерещится, будто жизнь проходит мимо тебя стороной, а ты смотришь только, как живут другие люди: они работают, они зарабатывают деньги; они влюбляются и любят. По субботам ходят в ночные клубы и в бары или в гости, где дают свободу чувствам, открывая свои сердца полюбившемуся парню или, наоборот, девчонке. А ты сидишь сонный, небритый и не совсем одетый (в одном носке, к примеру), и молча смотришь за окно на иномарки, стоящие у парадной, на которые у тебя нет и четверти необходимых денег - даже в перспективе. Я не завидую тому, что у кого-то есть иномарка – мне она просто не нужна, а завидую другому – у их обладателей есть своя кипучая, яркая, жизнь, как я думаю. Но не дай Бог мне иметь такую жизнь, как у них, даже при наличии иномарки, а им, не дай Бог, побыть в моей шкуре, - когда сидишь у окна в одном носке, а второй искать просто лень или очень не хочется, как минимум.

Очень тяжело сидеть и писать, не зная толком даже того, сколько человек прочитает потом эти страницы: ощущаешь себя бездельником вдвойне. Они все где-то работают, а ты расположился себе на кухне за столом и занимаешься, чёрт знает чем, – пишешь и пишешь что-то, а для кого - и сам не знаешь. И зачем всё это нужно, и кому – остаётся непонятным. Но, всё равно, определённая сила заставляет это делать, и только потом понимаешь, как опасна тяга к ручке и бумаге.


В один из весенних дней я направлялся по дорожке, идущей мимо нашего дома–дачи, к платформе « ВАСКЕЛОВО» и к зелёному домику - билетной кассе и залу ожидания. Пройдя мостик через канаву и стукнув в очередной раз бетонной плитою о рельсы – опоры под этим мостиком, - я шагнул в весеннюю распутицу. Слева и справа от меня валялись разные мешки и бутылки, прятавшиеся ранее под снегом, который местами уже растаял.

Это время года самое неприглядное, как все знают.

Всё то время, пока снег кругом лежал покрывалом, то есть до последнего моего приезда, я и не догадывался что возможно так загадить место своего обитания – дорогу, по которой проходит регулярно изо дня в день почти половина посёлка.

Ноги погружались в холодную жижу, состоявшую из полу растаявшего снега, перемешанного с песком и гарью и обильно посыпанного солью. На льдинках вовсю играли солнечные зайчики, а в воздухе пахло весенней свежестью. Ветер шептал, что скоро придёт тепло, и природа вновь оживёт, на что мы уже перестали надеяться в этом году, пережив серию умопомрачительных морозов две тысячи шестого года.

На платформе топтались ожидавшие поезда пассажиры. Они были почти все одеты по-зимнему, несмотря на то, что воздух прогрелся довольно сильно, если сравнивать температуру сегодняшнего дня и морозных февральских дней.

Начинали петь, хоть и понемногу, первые птицы. Они перелетали стайками с одного дерева на другое, одаривая всех нас весёлым щебетанием. Птички суетились несколько секунд на ветках, а затем дружно слетали на землю – туда, где кто-нибудь их подкармливал семечками или сухарями.

Деревья стояли серые; ветки берёз и осин казались одной мокрой сетью с чёрными нитями, а места их переплетений – узелками, какие бывают в рыболовных снастях. Под ногами хлюпало; местами в лужицах талой воды появлялись первые отражения голубого неба: небольшие тучи сгрудились в причудливых формах, и через просветы светило солнце – тёплое и ослепительно-белое.

Вдалеке слышался гул приближающегося поезда, и рельсы начинали уже пощёлкивать – к станции подходила электричка.

Преодолев ещё несколько десятков метров, я подошёл к небольшому кирпичному домику, служившим ранее убежищем для диспетчера, откуда он объявлял на всю станцию по «колокольчику» о прибытии поездов.

Теперь это здание стоит пустое; рядом с ним растёт высокий малинник, а в расчищенном от кустов месте находится…

Приблизившись к стене, я увидел там продолговатый свёрток, завёрнутый в грязную простыню. Свёртком оказался, как я вскоре понял по очертаниям тела, завёрнутый в простыню человек. Рядом никого не было, и в первый момент мне подумалось, что это лежит очередной пьяница или БОМЖ, уснувший в первом подвернувшемся месте и завернувшийся в то, что попалось ему под руку. «До чего же надоело наблюдать такие картины», - подумал я тогда. «Выходишь из дома в нормальном настроении и постоянно встречаешься с таким вот негативом. И как после этого находиться в хорошей форме?»

Видимо, нам, людям, выросшим в век социализма, комсомола и общей радости празднования Первого мая и Дня Победы, никогда уже не удастся стать ничего не замечающими людьми, не обращающими грустного виноватого взгляда на валяющихся то здесь, то там Бомжей. Глаза как будто сами «прилипают» к подобному зрелищу, пытаясь разглядеть и запомнить все произошедшие отличия между современностью и нашей прошлой жизнью, когда такого мы, вообще, не видели.

В одном конце свёртка под простынёй были видны контуры головы; в другом - торчали ботинки со шнурками…

Но новая жизнь научила нас другому – проходить мимо всяких там валяющихся в кустах и на дороге Бомжей, потому как сделать что-либо мы всё равно не в силах (или не должны). Вспомнив это, я пошёл дальше своим путём - и на этот раз.

На вокзальной площади мне удалось скоро забыть об увиденном.

Мой взгляд был устремлён на двери и окна того магазина, в котором работала девушка Катя, как Вы помните, продавщицей. Интересно: как будет мне видеться привокзальный магазин в моих воспоминаниях потом, спустя десятки лет. Знаю точно, что приеду во что бы ни стало, на это место и буду вспоминать здесь себя и её в том, две тысячи шестом году, когда мне было всего тридцать пять, а ей – где-то около тридцати, и когда совсем рядом с нами, всего в нескольких десятках шагах отсюда лежал умерший несчастный человек.

Кто он был и как выглядел – я совсем не знаю. Я даже не знаю, когда он умер и от чего. Может, он ушёл из жизни от одиночества, а от этого, я думаю, умирает на Земле каждый второй человек или ещё больше. Катясь по лестнице жизни всё быстрее и быстрее, он, наверное, потерял всё, что было дано ему от рождения его матерью, и всё, что она воспитала в его душе. Так же, как и мы сегодня, вчера он ещё не знал, где найдёт последнее пристанище, и что оно окажется столь на виду – рядом проходила железная дорога, и поезда с грохотом проносились мимо. Они неслись куда-то, боясь опоздать, боясь не успеть. В один прекрасный момент и они не успеют туда, куда так торопились…

Зажигались светофоры, сменяя цвета; стучали колёса; скрипели рессоры; тряслась сырая земля под простынёй…


По прошествии несколько недель, на месте, где лежал этот свёрток, появился металлический крест из водопроводных труб, увешанный пластмассовыми венками. Возле него стояла лампадка и ещё какая-то баночка чёрного цвета. На земле лежали несколько гвоздик. Здесь умер человек …- навсегда.

Господи! Прости всех нас!

Мне страшно…Мне холодно…