Васкелово – петербург: разрываюсь на части…
| Вид материала | Рассказ |
- Извещение о проведении открытого аукциона наименование аукциона, 1237.13kb.
- 1. Обязательно ознакомиться с пакетом заранее. Все вопросы можно обсудить с редакторами, 215.48kb.
- Конспект урока «Петербург Достоевского город униженных и оскорбленных», 82.19kb.
- Конспект открытого урока «Петербург Достоевского город униженных и оскорбленных», 82.18kb.
- Задачи: Совершенствование профессионального мастерства педагогов в части использования, 212.87kb.
- Д. С. Лихачева 2011 год Общие положения Первые Краеведческие чтения (далее Чтения),, 80.63kb.
- Методика занятий физическими упражнениями структура занятия по физической культуре, 326.45kb.
- Редактор: Наталья Кудряшова (Санкт-Петербург), 173.55kb.
- «Незабываемый Санкт-Петербург» (осенние каникулы), 29.11kb.
- Экскурсионная программа 1 Санкт-Петербург Регистрация на борту теплохода. Ужин., 52.86kb.
«Вот, наверное, также, когда-нибудь, полетят и эти …птенцы, став сильными и красивыми…
Жаль только, что целый подъезд будет дожидаться дополнительных телеканалов…- сидеть без новой антенной системы, пока они не подрастут…
Александр Зиатдинов
С.- Петербург, февраль 2008 г.
ЗВУКИ* (*Бонус 2007 –2008 гг.)
Мы живём на третьем этаже в сером кирпичном доме.
Под окнами растёт молодая вишня и радует нас каждой весною бело-розовым цветом своих ветвей, пышно облепленных распустившимися соцветиями. На этом все радости нашего двора и заканчиваются.
За тротуаром, там где когда-то была ярко раскрашенная детская площадка с песочницей и качелями, скамеечками и столиками, и в которой вечно возился кто-то из детей в разноцветных курточках и платьицах, теперь находится большая автостоянка.
Колёса машин по обода погружены в вязкую чёрно-серую массу – смесь земли, глины и мусора. Вокруг них по всему двору проходят многочисленные борозды-канавы, напоминающие вспаханную целину. Порой в них плещутся вороны, бросая на дно и размачивая в воде горбушки и сухари, принесённые с ближайших помоек. Иногда к бороздам подкрадываются дворовые кошки, и смешно распластавшись по земле за кучами глины, наблюдают за вороньём.
Проходит час-другой, и новая машина проезжает поперёк двора, оставляя очередную глубокую рану на некогда бывшем здесь зелёном газоне.
Случается, к нашей радости, что в пик весеннего половодья или осенней распутицы, одна из машин крепко увязает в земляной каше, и тогда
нашему злорадству не бывает предела: мы стоим у окна и злопыхательствуем в адрес водителя, тщетно пытающегося вырваться из плена грязи, брызг и своего невежества. Попыхтев на полных оборотах и задымив пол двора клубами синего газа, зарывшись ещё глубже в сырую землю, он, наконец, вылезает из машины и погружает свои чисты ноженьки в плывущую грязь, а затем, матюгаясь, направляется в сторону свалки за подмогой. Под колёса подкладываются с дюжину досок и палок, бросаются попавшиеся под руку булыжники, и дымовуха с диким рёвом мотора начинается вновь. Лишь спустя некоторое время, автомобиль с трудом выкарабкивается на дорожку, выложенную бетонной плиткой, и съезжает затем на тротуар, подминая поребрик, и без того уже сто раз изнасилованный колёсами машин.
Пройти по дорожке теперь можно только в резиновых сапогах.
Изучая свой двор из окна, я часто вспоминаю фразу «Наш двор как сад» из учебника синтаксиса, запомненную как пример, где запятую после слова «двор» ставить запрещается.
Итак, мы живём на третьем этаже в сером кирпичном доме.
Под нами находится одна из тех петербургских квартир, которые постоянно, из года в год, сдаются в найм. Кого только в ней не проживало!
Были там и одинокие молодые люди, и одинокие молодые девушки, и семейные пары без детей, и семейные пары с детьми; жили наши кавказские друзья: целая компания мужчин - выходцев из Грузии. Как-то раз ко мне в дверь позвонила женщина и спросила – здесь ли живут грузины. На что я ей ответил, что здесь живут татары, а вот грузины расположились этажом ниже. В другой раз мою квартиру перепутали молдаване…
Сменялись постояльцы – одни уезжали, другие заезжали, - и за исключением грузинской компании в памяти ничего особенного за всё это время не отложилось. Правда, не помню – в каком году, снизу целыми днями доносилась какая-то ужасная музыка - американская попса, на столько меня раздражавшая, - насколько, наверное, сегодня раздражает соседей врубаемая мной на полную катушку, моя любимая загадочная Патрисия Каас…
Это был обычный петербургский вечер…За окном уже стемнело, и огни люстры отражались в чёрных стёклах за тюлевыми занавесками. В соседней квартире шипели водопроводные трубы, и бурлила вода, с шумом набирающаяся в ванну. Доносились звуки работающего телевизора – отовсюду: сверху, снизу, сбоку. Где-то на лестнице слышался разговор, временами прерывающийся громким кашлем. По подоконникам резко постукивали редкие капли дождя…
Случайно до меня донеслось следующее сочетание звуков: нарастающий стук о стену, скорее всего массивного предмета, и постепенно всё усиливающиеся всхлипывания и стоны девушки. Прямо в этот момент несколькими этажами выше начали сверлить потолок, и вибрация заглушила все услышанные только что звуки. Потолок, наверное, не поддавался, и дрель не умолкала ещё несколько десятков секунд. Затем, после короткого перерыва, крушение дома продолжилось. Когда сверлёжка прекратилась и перешла в методичное долбление молотком, опять до меня донесся уже знакомый набор звуков…
Приложив голову к стене, я стал считать про себя: «Два, три, через минуту – четыре, ещё через минуту или менее того – пять. Потом – шестой раз. Чёрт возьми, разве может девушка столько раз кончить, да ещё с таким остервенением, какое прорывалось сквозь перекрытия, сквозь дощатый настил, сквозь паркет?» – думал я.
Седьмой раз…
Установилась тишина, а потом сумасшествие повторилось опять. Я стоял полностью разбитый. Меня мучили, по крайней мере, два вопроса: почему ни у кого со мной такого не было в жизни? И второй: почему там странно как-то всё происходит?
После взрыва девчонка затихает и некоторое время стоит полная тишина – совсем не слышно ни малейших звуков, а не то чтобы кровати, но затем – всё резко меняется – буквально десять-пятнадцать движений с оглушительным стуком мебели о стену довершают дело. Последние пять-шесть движений сопровождаются приглушённым криком, хрипом и метанием – это слышно по стене, а завершающие два-три – молчанием.
Восьмой раз…дался, судя по всему, совсем нелегко – только на восьмом заходе послышалось привычная уху картина: медленно, издалека, собираясь с силами и желанием, монотонно, отражаясь от стен и потолков, любовь постепенно овладевала пространством…
После этого раза, я ждал девятый и десятый, но так и не дождался – всё окончательно закончилось…
«Восемь…, восемь…, восемь… - с ума можно сойти», - твердил сам себе я. « У меня такого случая не было…, не было…, никогда не было…»
Моё лицо в зеркале горело пурпурным румянцем, майка стала влажной, а пальцы слегка дрожали. Уж больно не хотелось возвращаться в детство и юность и запускать дрожащие пальцы и влажные ладони под ремень джинсов. Да и с возрастом не то это всё – совсем не те ощущения. Женщину не заменит ничего – ни влажные руки, ни резиновые куклы, на которых каждый год сплавляются в Лосеве по порогам мужчины-юмористы, налетая на пенящиеся в Вуоксе валуны.
А вот в детстве, в школе, и чего греха таить – в институте, - как раз те ощущения…
Помню, всё началось в четвёртом классе. Сны, до того тянущиеся уже год или два, переросли, в один прекрасный момент, во что-то абсолютно новое, непонятное, переворачивающее всё вокруг с ног на голову. В жизнь ворвался совершенно другой мир с совершенно неизведанными ощущениями – приятными и сладостными как сама жизнь, когда ты здоров, всему на свете рад, и тебе всего одиннадцать лет.
Вокруг нашего дома, выросшего всего год назад среди новостроек Весёлого посёлка, - везде, куда ни кинь взгляд – находились до предела интересные и чертовски привлекательные свалки и стройплощадки. Но когда случилось это, то тяга даже к ним стала охладевать. Не забуду, как засунув баллончик с аэрозолем в наспех смастерённую печурку из кирпичей, мы с ребятами с нетерпением сидели и ждали - когда же, он, наконец, взорвётся и разнесёт печку вдребезги! Большего для нас счастья тогда трудно было представить. Однако, в тот день думалось ещё кое о чём. С замиранием в груди и с дрожью в теле, я дожидался прихода вечера и ночи, когда можно будет в полном одиночестве заняться только что освоенным удовольствием.
Не знаю, кто мне подсказал, кто надоумил - об этом никто не мог знать кроме меня одного – насчёт плюшевой собачки…
Задача состояла лишь в том, чтобы дождаться конца дня - когда часы покажут десять, и меня загонят в свою комнату спать. После этого ничего не мешало всё больше и больше приоткрывать завесу запретного и очень непонятного…
За стеклянной дверью - в коридор, то туда, то сюда перемещались тени: родители готовились к завтрашнему дню, собирая вещи, готовя одежду, тихонько перешёптывались между собой, боясь меня разбудить.
На тахте, предусмотрительно отодвинутой мною от стены, снизу вверх располагался следующий сэндвич: ватный матрац, простыня в полоску, плюшевая собачка, точка равновесия моего тела и большое тёплое одеяло, скрывающее под собой весь происходящий процесс.
Было ли что-нибудь острее и сильнее в моих телесных ощущениях за всю жизнь – не знаю.
Баллончик в печке в тот день всё-таки успешно взорвался, и костёр вместе с печуркой действительно разнесло на кусочки.
Вечером того же дня я также успешно закрылся в десять вечера в своей комнате и лёг спать. И лишь отсутствие пушистой плюшевой игрушки на книжном шкафу говорило о начавшейся новой стороне жизни человека.
_________________
В субботу в квартире на втором этаже опять всё повторилось, а вернее сказать – наверное повторилось… Сам я дома не был и вместо того, чтобы вслушиваться в реально происходящие сцены, сидел на даче и фантазировал, представляя, захватывающие слух и воображение, ночные действа.
Как-то раз я спускался по лестнице, выйдя из квартиры. Внизу послышались чьи-то шаги и негромкий разговор. Поравнявшись на уровне второго этажа с юной парой, я невольно повернул голову, чтобы разглядеть встретившихся мне молодых людей. Напротив меня находились: девушка довольно обычной внешности – трудно даже описать, насколько её лицо сливалось с потоком лиц, встречаемых везде, и парень, в отличие от неё, совершенно непривычного для петербургского глаза вида. С первого взгляда было видно, что передо мною оказался, насколько я понял, представитель арабского мира. Он напоминал чем-то Пушкина, а скорее - Омар-Хаяма, как его изображают в современных фильмах, или, к примеру, Нэвина Эндрюса из «Английского пациента». Сегодня людей, похожих на него, можно увидеть в каждом выпуске новостей, но не на окраинах Питера, а тем более в Купчино – обычном спальном районе-спутнике, где из всех достопримечательностей есть только белая вишня, растущая у нас под окном. Он мельком, по ходу, взглянул на меня и шагнул вместе с девушкой на лестничную площадку. Затем они повернули и направились к квартире, находящейся под нашей.
«Так вот, значит, в чём дело!» - моментально решил я, - «вот почему тогда, в ту ночь, всё происходило по особенному, не по нашему, а, наверное, - по восточному…», - додумывал я, медленно шагая по ступенькам.
Щёлкнул замок, проскрипели металлические петли, послышался топот ног, опять заскрипели петли и щёлкнул замок. На лестнице воцарилась тишина.
Тщетно прислушивался я к посторонним звукам в тот вечер, – ничего не происходило в квартире этажом ниже. Судя по всему, там никого не было. Перед глазами по-прежнему возникал арабский юноша, - стоило мне лишь вспомнить о случайных знакомых, встреченных на лестнице.
Где-то в середине ночи я проснулся. Не сразу понял – отчего. Первое время мозг отказывался загружаться информацией – не хотел думать ни о прошедших событиях, ни о настоящих, а тем более о соседях, живущих снизу.
Размеренно тикали часы, в коридоре гудел электросчётчик, а на кухне капал кран. Простонали доски надо мною - верхняя соседка прошла из комнаты в коридор, затем в туалет. Через минуту послышался шелест спускаемой воды в фановых трубах, стукнула дверь, щёлкнул выключатель, снова простонали половые доски, ухнула кровать, и всё затихло. Часы стали тикать тише, счётчик решил больше не гудеть, а кран на кухне, казалось, сам собою закрутился и перестал капать, - я снова погрузился в сон…
В сознании всё смешалось: и страстные давнишние сцены у соседей, и вид влюблённой пары, идущей домой по лестнице в парадной, и вид двора, изъезженного машинами, и не знаю – почему, физиономия одного известного политика, сидящего в автомобиле, который завяз в канаве с грязью. Затем вся картина закрылась бело-розовым покрывалом цветущей вишни, и я окончательно заснул…
Меня разбудил столь знакомый ритмичный звук, исходящий от стены…
На этот раз я вскочил в одно мгновенье с кровати и приложил ухо к бархату обоев. Не теряя ни секунды, стал одеваться. Вышел на лестничную площадку. Со всей осторожностью медленно закрыл дверь на защёлку, и крадясь как кошка, стал спускаться по лестнице. Этому сильно мешали мои тапки. Каждое их прикосновение к бетонному полу сопровождалось зычным эхом на несколько этажей. Оглянувшись и остановившись на несколько мгновений, я затем продолжил спускаться, и дойдя до второго этажа, обнаружил насколько ярко и неуместно в этой ситуации горит коридорная лампочка. Её свет озарял площадку до такой степени, что весь песок на полу, казалось, можно было пересчитать по крупинкам. На секунду мне стало страшно. Почудилось, будто из всех глазков в дверях за мною пристально наблюдают, готовясь в любой момент рывком отворить двери и напасть на меня за вторжение в личную жизнь соседей. Сразу вспомнились истории, где ночные воры, идя на дело, заклеивали глазки лейкопластырём, чтобы избежать подобной участи.
Моя рука потянулась к ненавистной лампочке. Мне было её не достать. Встав на носки и готовясь к пытке, обхватил баллон тремя пальцами. Повернул его влево со скрипом. Свет погас. Сунул горящие пальцы под мышку и зажмурился…
Сделав ещё несколько больших шагов на цыпочках, я подкрался, наконец, к желаемой двери…
Приложил ухо к щели между ней и коробкой. Ухо обожгло холодным железом. В нос ударило запахом свежей краски, положенной на ровный металл. Я стал ждать. Кроме ударов моего сердца, передаваемых дверью на всю стену, ничего больше не слышалось.
Я собрался уже уходить, как в квартире вновь повторилось то, что заставило меня несколько минут назад превратиться в крадущееся животное и прийти сюда. В высшей степени напрягая слух и пытаясь различить звуки, доносящиеся из-за двери, я скоро оцепенел от осознания совершённой ошибки.
В квартире была крупная собака. Она чесалась и била лапой о стену или пол, издавая ритмичные постукивания, которые и повели меня по неверному следу. Вдоволь начесавшись и навозившись, псина громко зевнула, и обо что-то звякнув ошейником, направилась, как мне показалось, прямо ко мне… Цокот её когтей по паркету становился всё ужаснее. Ещё через секунду около моего уха засвистел вдыхаемый её носом воздух, потом послышалось влажное фырканье и причмокивание, опять свист воздуха и, наконец, оглушительные взрывы её лая.
Я знал, что собаки умеют лаять, я знал, что они умеют громко лаять, но я совершенно не знал, что они могут лаять громче взрывов бомб или артиллерийских снарядов…