Geum.ru

Игорь лихоманов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   18
* * *

Ранним утром 12 декабря 1995 г. у служебного входа в здание областной администрации можно было увидеть одиноко стоящую легковую машину. Серенький рассвет едва пробивался сквозь морозную дымку, затянувшую весь город. На улицах не было ни души - день оказался праздничный…

В машине, за рулем которой сидел заместитель редактора газеты «Новосибирские новости» Слава Корягин, томились еще трое журналистов – Макс Шандаров, Валера Лавский и Игорь Лихоманов. Накануне нас предупредили, что готовится телевизионная передача с участием губернатора Ивана Ивановича Индинка. Наше дело – задавать вопросы губернатору, но какие именно вопросы – не оговаривалось. Мы так поняли, что любые…

Ожидание в машине затянулось. Откуда-то сзади подъехала милицейская «Волга». Слава тихо переговорил с ними - окно в окно - и «Волга» исчезла. Еще минут через пятнадцать с Красного проспекта тяжело завернула темная «Ауди», вся утыканная антеннами. Опять короткий невнятный разговор – окно в окно – и обе машины, (впереди «Ауди», а мы следом за нею), вырулили на Красный проспект. Началась гонка на безумной скорости по пустым улицам. Куда мчались, я никак не мог понять. В этой части города я вообще плохо ориентируюсь. В конце концов, подъехали к какому-то краснокирпичному зданию с «тарелкой» на крыше.

- Здесь находится НТН-12 – сказал всезнающий Макс.

Мы выбрались наружу. Рядом, как мертвая, стыла «Ауди». За ее темными стеклами не видно было никого. Минута, другая, третья… Наконец, задняя дверца распахнулась и из нее тяжко, мучительно, как в замедленной съемке, начал вылезать губернатор. Весь какой-то помятый, с не сходящимся на огромном животе пиджаком, Индинок выглядел так, будто только что очнулся с жуткого похмелья. Смотреть на него было страшно.

Мы все гуськом, по какому-то узкому коридору, пробрались в студию. Нас рассадили за длинный стол, на который были направлены «пушки» телекамер. Сбоку находились еще один столик и кожаное кресло. Индинок двинулся туда нетвердой, ныряющей походкой и грузно, как в перину, осел…

Кто-то принес губернатору чай. Он хлебнул его и раздраженно спросил:

- А сало, сало у вас есть?

Возникла минутная суматоха. Откуда-то из воздуха протянулась рука с блюдечком, на котором неровными, нарезанными наспех кусочками лежало сало. Иван Иванович удовлетворенно вздохнул и принялся есть. Щелкой глаза, в которой неожиданно сверкнуло что-то озорное, он окинул шеренгу сидящих перед ним журналистов.

- Не могу без сала – объяснил он и, саркастически ухмыльнувшись, добавил – Деревенский Ванька, что с меня взять…

Заработали телекамеры, пошла запись. Кажется, это было последнее выступление Индинка перед избирателями в первом туре.


* * *

В пятницу вечером, 15 декабря, мне надо было ехать в штаб Янковского (напомню читателям, что выборы губернатора области шли одновременно с выборами в Государственную думу). Избирательная кампания заканчивалась. В субботу агитация уже запрещена, а воскресенье было днем голосования.

Выйдя из подъезда своего дома, я направился к автобусной остановке. Взгляд привычно зашарил по подъездным дверям, – что за последний день успели выкинуть штабы? На углу дома - еще теплый, косо наклеенный, с отгибающимися сырыми углами, - остывал необычного вида плакат. Здоровенный лист бумаги белел по краям, завораживая угольно-черным квадратом посередине. Внутри квадрата что-то виднелось, но разглядеть в темноте было тяжело. Фамилия Мананникова, напечатанная большими черными буквами на верхнем белом крае, подсказала – что это может быть. Я содрал не примерзший пока намертво плакат со стены и, подойдя к дорожному фонарю, прочитал.

На черном фоне белыми рукописными буквами оказалось напечатано письмо заключенного какой-то колонии. Якобы в бытность Мананникова заключенным той же колонии (или другой?) он имел с ним интимную связь и теперь, «пострадавший», если можно так выразиться, посчитал своим долгом в этом признаться. Никаких выходных данных – кто ответственный за выпуск, в какой типографии отпечатали, – плакат не содержал. Было ясно, что это провокация, но кто именно за ней стоял – оставалось лишь догадываться. Свернув плакат и, упрятав его к себе в карман, я дождался автобуса и поехал в центр…

В штабе Янковского царила растерянность. Этим вечером по всей территории Заельцовского избирательного округа были разбросаны «черные» листовки; тоже без выходных данных. Аркадия изобразили в виде накрашенной путаны в кокетливых колготочках, со счетами в одной руке и дамской сумочкой – в другой.

Не помню кто, – кажется, Алексей Мазур – предложил мне спуститься на второй этаж и узнать, что думает Мананников по поводу авторства того и другого «шедевра». Он был уже в курсе. Я не знал, что еще с утра по городу начали распространять какие-то стишки про Алексея Петровича, а к вечеру расклеили плакаты.

Мананников был совершенно спокоен и, как всегда, улыбчив. Он долго с каким-то тайным злорадством, разглядывал принесенную мной листовку. Наконец, налюбовавшись вдоволь карикатурой на Аркадия, вынес вердикт:

- Не похож…


* * *

Листовку против Янковского – мы были в этом уверены – «испек» штаб Василия Липицкого. Доказать это не представлялось возможным, да и не стремились мы ничего доказывать. Просто ждали результатов голосования.

Мананников, мучаясь простудой, уехал домой, но Ольга Васильевна Лесневская не желала складывать руки. Она организовала настоящую охоту на «чернушников». Ближе к ночи поймали двоих. Ими оказались глухонемые подростки. Понимая, что здесь ничего не добиться, Лесневская загорелась мыслью накрыть склад «чернухи» – откуда ту развозят по всему городу. К этому времени она была совершенно убеждена в том, что стишками и плакатами «баловался» штаб Старикова. Но где он находится, – Лесневская не знала. После долгих попыток выяснить месторасположение стариковцев, удача ей улыбнулась. Позвонив нынешнему депутату Областного Совета Геннадию Бессонову (тогда он баллотировался в Госдуму), Лесневская узнала, что, по крайней мере, один из районных штабов Ивана Валентиновича находится в гостинице «Обь». Тут же она отослала сотрудника, имевшего машину, покараулить и понаблюдать возле крыльца гостиницы. Вскоре он вышел на связь и сообщил, что из гостиницы постоянно выходят люди с набитыми сумками, похожие на расклейщиков. Прихватив с собой несколько человек, Лесневская нагрянула в гостиницу. Утром, добившись официального разрешения на обыск, в подозрительном номере обнаружили пачку плакатов. Штаб Старикова оказался замаран по уши. Но свою задачу он выполнил…


* * *

В понедельник утром стало известно, что во второй тур вышли Индинок и Муха. Мананников чуть-чуть не дотянул до второго тура. Ему не хватило, что-то, около девяти тысяч голосов. Днем была назначена его пресс-конференция. Алексей вышел к журналистам все такой же – спокойный и улыбчивый. Поблагодарил избирателей и призвал их во втором туре отдать свои голоса Виталию Мухе.

Мы этого и ждали, и сомневались. То, что Мананников не пойдет на соглашение с Индинком, было ясно с самого начала. И политически, и лично они расходились. Ольга Лесневская рассказала в своей книге, как через директора одного из новосибирских предприятий ей предложили обсудить вопрос о поддержке Индинка. Но было уже поздно. Ранним утром Алексей Петрович сам позвонил Мухе и сказал, что готов поддержать его во втором туре.

Решение Мананникова было воспринято его сторонниками неоднозначно. Многие считали – и я в том числе – что он сделал ошибку. Правильнее было бы голосовать против всех или вообще призвать не идти на выборы. Но тогда, в 1995 г., голосование «против всех» еще не научились использовать как эффективный прием политической борьбы в долгосрочной перспективе. А чисто психологически Мананникову хотелось, видимо, добить Индинка и, пусть косвенно, оказаться в числе победителей.

Внутренне не соглашаясь в этом с Алексеем Петровичем, я все же не мог не восхищаться его способностью «держать удар». Индинок, рассказывают, плакал, когда потерял должность. Муха в 1999 г., оказавшись в такой же ситуации, разломал бильярдный кий о спину руководителя штаба. На лице Мананникова не заметно было даже признаков душевной слабости, хотя его блестящая политическая карьера, казалось, оборвана теперь навсегда…


* * *

Две недели – между первым и вторым туром – проскочили незаметно. Штаб губернатора метался, видя, как растет и приближается неотвратимый «девятый вал». Что могли сделать чиновники?..

Согнули и скрутили в бараний рог первого вице-губернатора Василия Киселева. Заставили его произнести несколько жалких и невнятных слов перед телекамерами. Кому и зачем потребовалось публично унижать человека, не игравшего никакой роли в выборном процессе? Вряд ли сами понимали…

Иное дело – Толоконский! Он был выдвиженцем Ивана Ивановича, назначенным руководить городом. В первом туре мэр Новосибирска почему-то вообще никак не «засветился». Теперь, накануне второго тура (и, увы, слишком поздно!), о нем вспомнили. Обращение к жителям города Виктор Александрович выдержал в самых драматических тонах. С дрожью в голосе (думаю, неподдельной), он заявил, что если губернатором выберут не Индинка, он тут же подаст в отставку…

Толоконский, полагаю, не сам додумался до такой глупости. Подсказали. Настойчиво попросили. Может быть, приказали. Короче говоря, надавили. Будь он избранным мэром, черта с два бы сказал то, что сказал. Но слово не воробей. Что-что, а это Виктор Александрович понимал прекрасно!..


* * *

Утром, в день своей победы, Виталий Муха позвонил мэру. Тот всю ночь прождал результатов голосования и теперь был в трансе. Закрывшись в кабинете с несколькими близкими людьми, Толоконский неумело глушил водку и думал – что теперь делать?

- Не суетись и не вздумай подавать в отставку – были первые слова Мухи – Работай, как работал…

Наверное, Виктор Александрович не сумел все же подавить вздох облегчения. Дальше ему предстояло сыграть роль – хоть сколько-нибудь убедительную в глазах новосибирцев. Но главное решилось в этот момент: Муха не снимет его с должности! Он не потеряет власть!..