Geum.ru

Игорь лихоманов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18
Глава 3. Октябрьский переворот и правление Индинка (1993 – 1995 гг.)


* * *

Придя к власти на волне демократических настроений, Борис Ельцин скоро забыл свое обещание ввести прямые выборы глав регионов. Это требование было одним из базовых принципов, объединявших тогда разнородные демократические силы в единый фронт. Всевластию партийной номенклатуры в лице первых секретарей обкомов и необъятного обкомовского аппарата, народ хотел противопоставить свободное волеизъявление граждан, избирающих первое должностное лицо области. Но Ельцин, упрочив свою власть победой на выборах президента России (июнь 1991 г.) и окончательно закрепив ее после провала путча ГКЧП (август 1991 г.) такой демократии совсем не хотел. Ему нужны были в регионах управляемые люди, целиком и полностью зависимые от верховной власти. Не случайно, подавив путч, Ельцин первым делом всюду разослал представителей президента, игравших роль надзирателей над губернаторами. Этот шаг лежал в русле укрепления авторитарной власти президента, но никак не в русле демократизации общественно-политической жизни страны.

Наложив мораторий на выборы и оставив большую часть региональных руководителей на своих местах (включая и «подозрительного» Виталия Муху), Ельцин всех их «посадил на крючок». Его представители исправно доносили наверх о каждом шаге своего губернатора и чуть что – грозили снятием с должности.


* * *

Неблагонадежный новосибирский губернатор сразу же попал «под прицел» усердствующих во все лопатки инквизиторов из администрации президента. На него доносили все кому не лень, чувствуя непрочность положения Виталия Мухи. В надежде нарыть компромат, были организованы финансовые проверки работы администрации. «Тогда появилось такое понятие – вспоминал Муха – как свобода внешнеэкономической деятельности. Выражалось это в том, что все начали спокойно ездить за границу за казенный счет, по делу и без дела и таскать оттуда все, что удается. Помню, как-то Руцкой говорил: «Ну ладно, ну ездят наши мужики из правительства. Ну, я понимаю – туда поехал с сумкой, оттуда вернулся с чемоданом. Но двадцать чемоданов - зачем обратно везти?» Я спрашиваю, а ты как? Он отвечает: «Да я в одну коробку складываю».

Получив задание - во что бы то ни стало скомпроментировать Муху, комиссия, направленная в Новосибирск тогдашним главой администрации президента Филатовым, старалась изо всех сил. Но кроме незначительных злоупотреблений, связанных все с теми же поездками за границу областных чинов, ничего существенного найти не удалось. Вот тогда то и произошел забавный инцидент, изрядно потрепавший нервы новосибирскому губернатору.

Чиновника, осуществлявшего поверку, подняли посреди ночи и заставили переписать акт, потому что утром его надо было подать на стол президенту … вместе с уже заранее заготовленным указом об отставке губернатора. Это должно было, по мысли советников Ельцина, показать стране, – какой он жесткий руководитель и успокоить демократическую общественность, недовольную тем, что власть на местах оставалась по-прежнему в руках партийной номенклатуры.

В ночь с субботы на воскресенье (видимо, для того, чтобы усилить впечатление) Борис Ельцин выступил по центральному телевидению с речью. В очередной раз, поклявшись в верности демократии, пнув по привычке оппозицию в лице Хасбулатова и депутатов Верховного Совета, разошедшийся не на шутку президент, рубанул в эфир, что снимает с должности новосибирского и иркутского губернаторов – Муху и Ножикова.

После такого заявления областное руководство запаниковало. По городу разнеслось – Муху сняли!.. Но кого назначат – было непонятно. Так, в растерянности, прошло почти двое суток. И лишь в понедельник поздно ночью Мухе позвонил Виктор Черномырдин.

- Как себя чувствуешь, Виталий Петрович?

- Нормально…

- Как нормально, тебя же вроде сняли?

- Ну и что? Может, ошиблись. Может, президент попутал Новосибирск с Новозыбковской областью. Правда, та на Украине, но мало ли что. Я так рассматриваю.

- Ну и правильно рассматриваешь. Никто тебя не снимал…

Очень беспокоился Виктор Степанович за Виталия Петровича. Слишком они похожи друг на друга и судьба одного не могла не волновать другого.

Еще через пару дней Черномырдин в своем кабинете встретил Муху и сунул ему «теплый» еще указ президента.

- На, читай. Отметь карандашом – с чем не согласен.

Заглянув сразу же в конец текста, Муха с облегчением увидел, что никто его с должности не снимает. В этот момент по правительственной связи раздался звонок. На проводе Ельцин. Дальше, на глазах изумленного губернатора разыгрывается сцена в духе программы «Кукол» Виктора Шендеровича.

После короткого приветствия президент спрашивает своего премьера:

- Ты, это… чем сейчас занимаешься?

Можно подумать, он хотел его на рыбалку с собой позвать или треснуть по рюмашке со скуки…

- Да вот, Муха сидит у меня и точки ставит, где не согласен с формулировками указа.

- А-а-а… - непередаваемый голос Бориса Николаевича рокотал из трубки по всему кабинету – Эта, панимаешь, хорошо, что читает… Ты передай ему мои извинения. Скажи, пусть не волнуется. Тут какой-то … подсунул мне документы… Не снимал я его и снимать не буду… Ну ладно, привет!

- Слышал? - Черномырдин вопросительно глянул на Муху.

Огорошенный Виталий Петрович собрался с мыслями.

- Ну, слышал. Ну и что? Я же не могу выйти на улицу и сказать, что слышал, как Ельцин звонил Черномырдину по «кремлевке» и сказал: передай Мухе мои извинения, пусть он работает…

Настаивая на своей полной «реабилитации», Муха добился опубликования в прессе короткой заметки, в которой об извинениях президента, конечно же, ничего сказано не было. А еще через некоторое время на совещании глав администраций президент публично повторил извинения в адрес обоих пострадавших губернаторов и пообещал наказать виновных.


* * *

Внешне конфликт был исчерпан. Однако, в действительности это было не так. Муха чувствовал недоброжелательство к себе со стороны президентской администрации. Кроме того, он, похоже, не очень верил в прочность установившейся власти и всерьез рассматривал возможность поиграть в большую политику на стороне оппозиции. В разгоревшемся после августа 1991 г. противоборстве президента и Верховного Совета руководство Новосибирской области клонилось на сторону последнего. Не случайно в феврале 1993 г. Руслан Хасбулатов решил провести в Новосибирске «Совещание руководителей региональных органов представительной власти». Фигура Виталия Мухи, организатора и лидера самого влиятельного регионального объединения «Сибирское соглашение» стремительно росла. Со стороны казалось, что новосибирский губернатор начал крупную политическую игру с перспективой выхода на федеральный уровень. В октябре 1993 г., находясь в осажденном Белом Доме именно ему самопровозглашенный «президент» Александр Руцкой через заместителя председателя Верховного совета Соколова предложит пост премьер-министра в своем «правительстве». Муха откажется. Игра к тому времени будет уже сыграна…


* * *

Указ Ельцина № 1400 о роспуске советов получил немедленный отпор в Новосибирске. Областной совет и глава администрации были едины. «Все, кто сегодня поддержит Указ № 1400 бывшего президента, будет считаться преступником» - опубликовала заявление Мухи газета «Советская Сибирь». Отсчет пошел на часы…

Вновь, как и в августе 1991 г., возникла неопределенная ситуация – кто займет кресло главы администрации Новосибирской области? Но в этот раз Кремль уже не колебался в выборе. Назвав роспуск Верховного Совета антиконституционным шагом, Алексей Мананников превратился в аутсайдера. Еще до выхода указа Ельцина о смещении Мухи, депутат Областного совета и активный участник демократического движения Ольга Лесневская сумела пробиться в администрацию президента.

Разыскать телефон «управляющего» регионами - пишет она в своей книге - не составило труда. Дозвонилась. Так и так, мол, депутат из Новосибирска. Сами знаете, какая у нас там ситуация, нужно поговорить.

- Приезжайте, пропуск будет заказан.

Не теряя времени, Лесневская помчалась на Старую площадь.

Ее ждали:

- Ну что там у вас в Новосибирске происходит?

- Это всем известно – «восстание».

- А народ?

- Безмолвствует, в основном. Что не ликует – это точно. А какие ваши планы?

- Снимать будем, ясно. Указ готовят.

- Это понятно, поэтому и пришла. Боюсь, назначите на час калифа, нас замучите и сами замучитесь. Помогите возглавить область хорошей головой, вам воздастся.

- Кого же имеете в виду?

- Мананников Алексей Петрович, депутат по национально-территориальному, образование высшее, экономическое…

- Да знаю я все, что вы мне рассказываете! Рассматривали. Вряд ли подпишут… - засомневался собеседник, - по мнению представителя президента не справится с обстановкой.

- Манохин вам из бомбоубежища справки посылал? Рассказывают, он в погребе отсиживался, когда «обстановка» создавалась.

- А как вам Индинок? Мы получили телеграмму, его рекомендуют директора, больше тридцати подписей.

- Давно подсиживал. Ну, молодец! У Мухи еще «ноги не остыли», еще не сняли, а он уже выдвижение себе соорудил. Товарищ по партии, называется. Наш демократ, впрочем, тоже из того же теста..

- Да и Манохин его рекомендует, - не понял реплику про «товарищей по партии» кремлевский чин.

- Манохин в 91-м тоже рекомендовал, теперь вот снимаете.

Дальше разговор пошел по кругу, и Ольга Васильевна поняла, что пора уходить.

Намек на «товарища по партии», так и не понятый работником администрации президента, задевал всем известную политическую переметливость Ивана Ивановича. Пытаясь понять в сложной обстановке 1991 – 1993 гг. куда ветер дует, он присматривался и к Демократической партии России (Травкина), и к Движению демократических реформ Гавриила Попова, чтобы, уже, будучи губернатором, возглавить региональное отделение «Нашего Дома России» (НДР) имени всероссийского златоуста Виктора Черномырдина.


* * *

Комизм ситуации заключался в том, что формальных оснований снять Муху вроде бы не было. В телефонном разговоре с Черномырдиным Виталий Петрович иронизировал:

- Ну да, я против указа № 1400 о роспуске Верховного Совета. Только что мне по этому указу исполнять? Какие действия следуют по указу, которым приостановлена деятельность Верховного Совета? Как гражданин, как депутат, я против. А как губернатор, к чему он меня обязывает? Какие постановления правительства я не выполнил или сказал, что не буду выполнять?

- Так значит ты с правительством?.. – не понял Черномырдин, у которого с чувством юмора было туговато.

Через несколько дней указ о снятии новосибирского губернатора все таки вышел. Муху сняли за … противодействие выборам в Федеральное Собрание!..


* * *

Началось короткое, но всем хорошо памятное правление Ивана Индинка. Назначенный указом Бориса Ельцина губернатором Новосибирской области, Иван Иванович разделил свою «команду»: часть, под руководством Виктора Толоконского, осталась в мэрии, а часть, вместе с Индинком, ушла в областную администрацию. Дело в том, что у нового губернатора не было никакой личной опоры в системе власти вышестоящего уровня. Основная масса чиновников сидела там еще с советских времен. А руководить людьми, к которым не питаешь личного доверия, российские чиновники не умеют. Вместе с Индинком «править областью» ушли Александр Степанов, Георгий Глебов, Игорь Шмидт, Николай Козлов.

По-своему, не так, как его предшественник (исходя из разницы в опыте) Индинок тоже неплохо разбирался в секретах власти. И он прекрасно понимал: без контроля над Новосибирской мэрией губернатор теряет половину влияния! Поэтому, разделив «команду», он постарался создать в области свою «вертикаль власти». Но реализовать полностью этот амбициозный план Индинку не удалось. И не только потому, что в силу особенностей характера, он не мог стать новосибирским Тулеевым. Просто время было такое, что все шло вразнос. Даже Виктор Толоконский, своим назначением на должность Новосибирского мэра всецело обязанный Индинку, проявил определенную строптивость. Исподволь, не делая грубых ошибок и не входя в конфронтацию с губернатором, Толоконский начал подминать городскую администрацию под себя. Его руки связывало только одно: он был назначенным, а не избранным мэром…


* * *

Период с конца 1993 по конец 1995 годов. Кто из нас не помнит это счастливое время для жуликов всех мастей? Ваучерная приватизация, более точно названная в народе ваучерным лохотроном, наперсточники в правительстве, наперсточники на улицах российских городов, бритоголовые «братки» в засаленных малиновых пиджаках с фальшивыми «болтами» на пальцах. Разгул рэкета – утюги на животах и паяльники в задницах незадачливых коммерсантов, взрывы и поджоги киосков, автоматная стрельба на улицах… Дети в школах начинают «набивать» друг другу «стрелки», вести «разборки по понятиям»; в русском языке обретают неожиданно новое звучание слова «спортсмен», «автортет»… Десятки, сотни, тысячи афер проворачиваются ежедневно.

Потерявшие или бросившие работу, из-за необходимости кормить детей, учителя, врачи, инженеры, научные сотрудники становились в ряды торговцев на разросшихся рынках и барахолках, мотались чартерными рейсами в Китай и Турцию, откуда волокли на себе тяжеленные баулы с дрянным китайским ширпотребом, джинсой и кожаными куртками. Иные из них открывали «свое дело», не имея ни связей во властных структурах, ни крупного первоначального капитала, никакой собственности, если не считать полученной в советское время и приватизированной квартиры. Таких предпринимателей называли «вышедшими из квартир».

Начинать и вести «дело» в условиях, когда нет нормальной кредитной системы, нет надежных банков, нет экономической и правовой стабильности – значило идти на невероятный риск. Зажатые, с одной стороны, государством, ежедневно шулерски меняющим правила игры, а, с другой - разгулом преступности, «вышедшие из квартир» бизнесмены проявляли чудеса изворотливости. Многие разорялись и теряли все. Многие гибли. Один из наших преподавателей в Новосибирском университете, занявшийся торговлей, умер от инфаркта после того, как залез в долги и его начали «прессовать» бандиты…


* * *

Лейтмотивом эпохи стала приватизация – растаскивание государственной собственности по частным карманам. В течение 1992 – 1993 гг. правительство Гайдара насиловало региональные и местные власти, заставляя их соревноваться между собой – кто больше наприватизирует. Москва требовала поквартальных отчетов от каждого города, от каждой области.

Ни Верховный Совет, ни Государственная Дума так и не утвердили ни одну из программ приватизации. Поэтому, весь процесс перехода государственной собственности в частные руки шел на основе указов президента и фактически был выведен из-под контроля законодательных органов власти. Крупные промышленные предприятия подлежали акционированию. Инструментом акционирования стали чековые инвестиционные фонды (ЧИФы), куда граждан призывали вкладывать свои ваучеры, чтобы потом получить обещанные Чубайсом две «Волги». Телевидение демонстрировало примеры экономически рачительного использования ваучера. На экране мелькали высоколобые интеллектуалы и оборотистые торгаши, каждый из которых ухитрился на свой «правильно» вложенный ваучер получить баснословный доход.

ЧИФы появлялись на пустом месте, их раздувало от объема скупленных за бесценок возле станций метро и «вложенных» доверчивыми людьми ваучеров. А потом … Потом они исчезали, унося с собой и тайну вкладов, и надежды вкладчиков на счастливую жизнь.

Правдами и неправдами директора промышленных предприятий проводили акционирование так, что очень скоро из государственных служащих становились владельцами этих предприятий. Магазины, мастерские, парикмахерские – вся сеть стационарной торговли и облуживания – приватизировалась через продажу на конкурсах и аукционах. Организация этой работы была доверена муниципальным Фондам имущества. Их деятельность обросла грандиозным количеством слухов и скандалов. Участниками торгов и их победителями становились, как правило, те же директора или, через подставных лиц, чиновники. Чтобы максимально занизить цену, по которой приватизировалось предприятие, и обеспечить победу в конкурсе нужной фирме, на торги выставлялось несколько подставных участников, делающих вид, что торгуются всерьез.


* * *

Разгосударствление российской экономики происходило такими стремительными темпами, под жестким нажимом президента и назначенного им правительства (Егор Гайдар ни разу не был утвержден Верховным Советом и парламентом в должности премьера), что в выигрыше оказывались те люди, которые изначально имели неравные стартовые условия. Это были партийные и комсомольские деятели, еще в конце восьмидесятых годов ушедшие в кооператоры и так сколотившие свой первоначальный капитал; это были директора заводов и предприятий; это были чиновники, «сидящие» на распределении госсобственности, на поставках различных товаров для нужд городов и областей.

Правительство реформаторов не волновал тот факт, что приватизация госсобственности очень похожа на ее разворовывание партийно-номенклатурной элитой. Освободив цены, сократив госзаказ практически до нуля, объявив конверсию на военных предприятиях, и создав за два года класс собственников, они решили, что теперь свободный рынок будет определять развитие экономики. В их понимании это значило, что неэффективные собственники, те же бывшие директора и чиновники, в конечном счете, разорятся, а собственность перейдет в руки более грамотных и опытных людей. При этом возникала, конечно, серьезная социальная проблема: пока собственность кочует из рук в руки – что будет с миллионами рабочих и служащих, создавших эту собственность и живущих за счет ее эксплуатации?

Экономические реформы заведомо обрекали большинство населения России на безработицу и нищету. Теоретики полагали, что такова цена перехода от неэффективной социалистической экономики, основанной на командно-административной системе и государственной собственности, к экономике эффективной, основанной на частной собственности и свободном рынке. С самого начала для них было ясно, что осуществить такой масштабный комплекс реформ невозможно с соблюдением всех демократических процедур. На излете Перестройки социолог Мигранян предупреждал об опасности демократических иллюзий и разрабатывал концепцию авторитарной модели власти в переходный период. Поэтому не случайно реформаторы гайдаровского правительства сознательно поддерживали авторитарные тенденции в политике Ельцина.


* * *

Российское общество, брошенное в водоворот стихийного или, как его тут же стали называть, «дикого» рынка искало и находило способы выживать в экстремальных условиях. Гиперинфляция сожрала накопления, хранимые в кассах государственного Сбербанка; кризис неплатежей годами держал людей условно занятыми на производстве, но … без зарплаты. Облапошив народ один раз с ваучерами, государство тут же создало благоприятную почву для появления финансовых мошеннических структур в масштабе всей страны. Крутись, как хочешь или подыхай в нищете!.. Это одновременно и лозунг, и нравственный ориентир, и суть эпохи.

Ответом стал невиданный нигде и никогда в мире рост преступности. Если у тебя нет богатого или чиновного папочки, нет образования, нет денег – бери в руки биту, хватай нож и рви глотку каждому, кто стоит у тебя на пути. Страна, в которой треть населения сидела в лагерях или готовилась сесть, где армия считалась той же «зоной», где личная свобода человека веками ставилась ни во что, а интеллигенция взахлеб распевала «блатные» песни - такая страна знала ответ на вопрос «что делать?»…

Вместо рыночного регулирования процесса перехода собственности из рук в руки (как планировали реформаторы) мы получили коррупционно-бандитский передел. В девяностые годы по стране прокатились настоящие войны за собственность, в которые были вовлечены преступные группировки, силовые структуры, коррумпированные чиновники всех уровней и продажные судьи.


* * *

Как известно, первым громким – на всю страну – скандалом вокруг деятельности частных коммерческих структур была история с продажей за рубеж военной техники кооперативом Артема Тарасова. В Новосибирске аналогом тарасовской истории послужило дело некоего Шуленберга - предпринимателя, пытавшегося продать за границу партию оленьих рогов (пантов). Хотя панты не являются стратегическим сырьем, почему-то решили, что продавать их иностранцам нельзя. Единственный предмет экспорта для жителей Горного Алтая подвергся запрету на вывоз. Позже, в девяностые годы, на этом бизнесе выросла такая мафиозная «каморра», что куда там бедному частному торговцу, едва унесшему ноги от наших стражей правопорядка!..

И сразу же вслед за «делом» Шулербурга грянуло «дело» «МИНСИ». Новый скандал был инспирирован только что созданной службой Налоговой полиции по Новосибирской области. Учрежденная по западному образцу, российская налоговая полиция, в действительности являла собой нечто среднее между налоговой инспекцией, отделами по борьбе с бандитизмом и КГБ - с очевидным перевесом в пользу двух последних. Все, что умела на первых порах новая структура – это врываться в масках в офисы коммерческих фирм, класть всех на пол, устраивать неумелые обыски и свинчивать жесткие диски с компьютеров. Очень быстро налоговая полиция приобрела дурную славу одной из самых коррумпированных силовых структур. Принцип ее работы был совершенно бандитский. Основная масса возбуждаемых ею дел рассыпалась в судах из-за вопиющей юридической некомпетентности сотрудников. Поэтому, зная за собой такой «грех», полицейские просто шантажировали предпринимателей: заплати столько-то и мы тебя оставим в покое. Часть коммерсантов, устрашенная «масками-шоу» и перспективой видеть их у себя в кабинете еще не раз, шла на уступки. Деньги, вырученные путем – если говорить без дипломатии - вымогательства, могли попасть в казну государства, а могли и не попасть…

Российско-американское предприятие «МИНСИ» навлекло на себя грозу и бесконечную череду судебных тяжб по собственной наивности. Американцы требовали от своих российских партнеров неукоснительного соблюдения российского налогового законодательства. Привыкшие к налоговой дисциплине янки даже мысли не допускали, что можно обмануть государство, показав ничтожную прибыль и при этом остаться на свободе. Кроме того, они трепетно заботились о чистоте своей репутации, намереваясь доказать всем, что с русскими можно иметь дело…

Справедливости ради, надо сказать, что и местные новосибирские ребята, возглавившие предприятие, думали чересчур по-западному. Они купили у администрации района одноэтажный барак, рядом со зданием Сибакадемстроя в Советском районе. Это бы еще ничего. Но они обложили его красным кирпичом, превратив советскую рухлядь во что-то очень красивое, почти американское. И, совсем утратив чувство реальности, бывший барак обнесли кирпичной оградой, вдоль которой насадили голубые елочки. Такого издевательства над собой власть уже не стерпела!.. Служба архнадзора потребовала у «МИНСИ» громадную сумму за «порчу архитектурного ансамбля»!

Тем временем, увидев, какие фантастические суммы налогов заплатило совместное предприятие в бюджет области, забеспокоились финансисты. А тут как раз, подоспела и новоиспеченная Налоговая полиция. Налет на «МИНСИ» был организован ею в лучших традициях советских спецслужб. Деятельность предприятия была парализована. Обращения в прокуратуру, к губернатору Индинку, к представителю президента – ничего не дали. Понадобился приезд американского посла в наш город, чтобы зарвавшиеся чиновники ощутили, наконец, что перешли уровень своей компетенции…

Нет, приезд посла не заставил их прекратить уголовные дела против «МИНСИ». Но, скрипя зубами, им пришлось остановить беспредел в отношении строптивых предпринимателей – их прекратили шантажировать и «прессовать». В следующие годы «МИНСИ» пережила около двух десятков судебных разбирательств. Как мне рассказывал один из руководителей предприятия, Игорь Мисько, ему пришлось выделить специальный кабинет, где практически непрерывно в течение двух лет работали налоговые инспектора, пытаясь обнаружить компромат и выиграть хоть один из бесконечных судебных процессов. Ни один не выиграли!..


* * *

Летом 1993 года в Новосибирске грянул первый коррупционный скандал. Корни этого «дела» уходили в 1992 г., когда два ушлых коммерсанта – Борис Баев и Изяслав Пивчик – провернули чрезвычайно выгодную сделку. С разрешения первого заместителя главы администрации области, Василия Киселева Новосибирский аффинажный завод «Атолл» передал фирме Баева и Пивчика, ТОО «Эсби», 2,3 миллиарда рублей – часть суммы, которую завод получил от администрации области для расчетов с золотодобытчиками. Оформлена передача денег была как беспроцентная ссуда. Лишь в 1995 году часть ссуды возвратили в казну. К тому времени инфляция обесценила российские рубли, так что «прибыль» от этой простенькой операции получилась баснословная.

Какие отношения связывали участников сделки с высшими чиновниками области за рамками, так сказать, «протокола» – никто не знал тогда и вряд ли узнает когда-либо. Схема вывода государственных денег через беспроцентные ссуды в условиях гиперинфляции - это классика. По всей России шло тотальное воровство бюджетных средств через такие вот схемы. Но предъявить чиновникам обвинение в уголовном преступлении было невозможно, – их действия укладывались в рамки закона. Если и можно было в чем-то упрекнуть областное руководство, то разве в нерачительном и неэффективном использовании бюджетных средств.


* * *

Историю с выданной двум частным коммерсантам беспроцентной ссудой вытащил на свет божий представитель президента в Новосибирской области, Анатолий Манохин. Математик из Академгородка, прочно и, казалось, навсегда застрявший в должности завлаба, он в 1988 году прошел на выборах в Городской Совет как один из представителей академгородковской демократической общественности. И после этого навсегда бросил научную карьеру. Два года спустя он опять победил на выборах и стал депутатом Верховного Совета РСФСР. В дни путча ГКЧП Манохин оказался рядом с Ельциным в осажденном Белом Доме, благодаря чему, попал в круг его доверенных лиц. Подозревая новосибирского губернатора в нелояльности к новому политическому курсу, Ельцин в августе 1991 г. назначил Манохина представителем президента при Виталии Мухе с широкими, но неопределенными функциями - политического надзирателя.

Такая головокружительная карьера – за три года из никому не известного кандидата наук превратиться во второе лицо области, человека, наделенного личным доверием президента – хоть у кого может вызвать преувеличенное мнение о своих политических талантах и родить амбиции, несоразмерные масштабу личности. Неудивительно, что Манохина в какой-то момент «занесло». В 1991 – 1993 гг. он лелеял надежду добиться снятия Мухи (которого, между прочим, сам же и рекомендовал Ельцину в дни путча), чтобы сесть на его место. Муха был неугоден Кремлю, а когда он открыто стал демонстрировать недовольство политикой Ельцина и оказывать поддержку Хасбулатову, администрация президента поручила Манохину рыть носом землю -искать компромат на строптивого новосибирского губернатора.

К лету 1993 г. в досье представителя президента накопилось всего-навсего два дела. Одно из них – покупка администрацией области партии «фордов», которые стояли без дела в гараже – на крупный скандал не тянуло. Зато другое – ссуда, полученная Баевым и Пивчиком – потенциально могло сыграть роль новосибирского «уотергейта»!..

Уезжая летом в отпуск, Манохин сделал публичный запрос через местные газеты, обращенный к Василию Киселеву. Представитель президента требовал от первого вице-губернатора объяснений по сделке с ТОО «Эсби», которую местная пресса тут же нарекла громким именем «Золотое дело». Вообще говоря, было довольно странно, что Манохин обратился к Киселеву не устно, не письменно, а через средства массовой информации. Речь шла – ни больше, ни меньше – о возможном преступлении в виде взятки со стороны крупного чиновника области. Такими делами обязана заниматься прокуратура, а вовсе не газеты и телевидение. Но журналисты с восторгом приняли запущенный мяч и вдоволь наигрались им, пока Анатолий Николаевич грелся на сочинских пляжах.


* * *

Октябрьский кризис (1993 г.), указ об отстранении Мухи и назначение губернатором Ивана Индинка перепутали Манохину все карты. Собранный компромат можно было теперь со спокойной душой выкидывать в корзину. Однако, Анатолий Николаевич решил иначе. Что тут сыграло роль – его искреннее стремление добиться справедливости (как он ее понимал) или задняя мыслишка – «раскрутить» собственную персону перед будущими выборами губернатора? Вероятно, и то, и другое.

Индинок, придя в область и сменив большую часть руководителей администрации, не тронул Василия Киселева. Тот, как был, так и остался вице-губернатором – пускай, не с таким широким, как прежде, но достаточным объемом полномочий. Это выглядело разумным решением. Ведь ни сам новый губернатор, ни его назначенцы не имели таких связей в правительстве, какие были у Киселева. Василий Николаевич пользовался в Москве заслуженным авторитетом. Грамотный экономист, один из тех редких в чиновной среде людей, которые действительно знают сферу, которой руководят, Киселев, помимо того – человек широких взглядов, умеющий мыслить государственными масштабами. У меня лично всегда было ощущение, что в «золотом деле» его просто-напросто подставили…

Но в глазах представителя президента Киселев оставался, прежде всего, человеком, который санкционировал сомнительную операцию. И весь свой накопленный задор, всю свою политическую энергию, Манохин направил на борьбу с Василием Николаевичем. За два года из его канцелярии вышли горы исписанной бумаги по этому делу! Десятки крупных публикаций и заметок, часы наговоренных в эфире «разоблачений». Наверное, ни один скандал не «раскручивался» так бездарно, так неинтересно и … безрезультатно. Пресловутое «золотое дело» набило оскомину всем – журналистам, читателям, чиновникам. Как только Манохин заводил речь на любимую тему, присутствующим делалось тошно. За этой отталкивающей формой давно потерялась уже и суть самого дела.


* * *

Весной 1995 года, Анатолий Николаевич предложил мне заняться роковым для него вопросом. До сих пор я не написал о «золотом деле» ни строчки, чувствуя внутреннюю логическую несостоятельность позиции представителя президента.

Надо сказать, что приемная Манохина была раскрыта для журналистов, как ни один другой кабинет власти. В ней царил дух «демократической тусовки» - в лучшем и в худшем смыслах одновременно. Ближайшие сотрудники Манохина – выходцы из местной «ДемРоссии», ставшие государственными служащими и членами гайдаровского «Выбора России», - не желали «обюрокрачиваться» по типу основной массы чиновников Обладминистрации. Тон задавала Светлана Воропаева – секретарь Манохина. Вечная студентка, продымленная атмосферой шестидесятых годов, шмаляя сигарету за сигаретой, Светлана не признавала никакой субординации, клала с прибором на весь бюрократический «политес», ввергая в шок посетителей невероятным в этих коридорах бытовым демократизмом. Те стояли, как током шарахнутые. Мне доставляло неизъяснимое удовольствие видеть их растерянные красные рожи, – типа, куда мы попали?..

Анатолий Николаевич, может, и не всегда был доволен манерами своего секретаря, но и сам он производил впечатление крайне неубедительное. Обязательному чиновному костюму предпочитал «демократичный» свитер. Высокий, худой, вяловатый в движениях и общей физической «конституции», он так и не обрел чиновной стати, приличествующей положению. От него за версту несло институтской курилкой, хотя, кажется, он и не курил вовсе…

Бывший научный работник, «призванный» в политику первой демократической волной конца восьмидесятых годов, Манохин был чересчур нерешителен, для настоящего политика. Он передал мне здоровенный пакет с грифом администрации президента, набитый ксерокопиями документов по «золотому делу».

- Вот, Игорь, все, что я могу обнародовать. Познакомьтесь и потом скажете мне свое мнение по этому делу.

Через несколько дней, придя к Манохину, я честно сказал:

- Анатолий Николаевич, максимум, что можно поставить Киселеву в вину, исходя из содержания документов, неэффективное использование бюджетных средств. За это в тюрьму не сажают… У вас больше ничего нет?

- Есть оперативная информация, которую я не имею права раскрывать.

- Ну, - вздохнул я - оперативную информацию к делу не подошьешь, тут вы правы.

- А что, по-вашему, я должен теперь делать?

- Вам нужен мой совет?

- Да.

Мысленно поставив себя на место Манохина, я ответил:

- Мириться с Василием Николаевичем, а заодно и с Индинком. Давайте я напишу статью, где изложу свою точку зрения, а там посмотрим на их реакцию?

На том и порешили. Еще через пару дней подаю готовый текст Манохину. Опубликованный в газете, он расставил бы все точки в долгой и бесперспективной истории. Это была самая выгодная мировая для всех фигурантов «золотого дела», хотя нельзя сказать, что предложенное автором решение являлось пусть даже отчасти справедливым. Оно было политическим.

Если отбросить риторику, предлагалось вот что: в обмен на символическое «наказание» в виде административного выговора Киселеву, представитель президента обещал остановить бесконечный поток публикаций и выступлений на эту тему. В глазах избирателей Манохин выглядел бы «победителем», Индинок – справедливым и строгим губернатором, а имя Василия Киселева перестали бы трепать в местной печати, что за два долгих года ему смертельно опротивело. Конечно, Баев с Пивчиком, так же как и их чиновные покровители выходили, по большому счету, сухими из воды. Но ведь других решений проблема все равно не имела!..

Манохин долго читал текст, потом о чем-то думал, шагая вдоль окна.

- Как вы считаете, Игорь, а Киселев согласится на этот вариант?

- Не знаю, но, могу выяснить.

- Да, выясните. Мне не хотелось бы такие переговоры вести лично…

Дозвонившись до Киселева, я вкратце объяснил ему ситуацию.

- Что ж, приезжайте ко мне с вашей статьей. Я посмотрю.

Положение Василия Николаевича к середине 1995 года было очень сложным. Если бы губернатором оставался Муха, он бы и не подумал идти ни на какие компромиссы. Но теперь, когда близились выборы, - начали одолевать сомнения. При Индинке, даже сохраняя должность вице-губернатора, Киселев большого влияния не имел. Перспектива победы Мухи на выборах не просматривалась, о ней никто не думал. А бесконечные атаки Манохина делали Киселева очень уязвимым. Ведь как просто – снять чиновника и отсечь целое направление критики со стороны оппонентов!.. Конечно, Индинок не собирался в угоду какому-то Манохину так поступать. Но ведь, чем черт не шутит…

Не могу поклясться, но весьма вероятно, что именно такие мысли бродили в голове Василия Николаевича, пока он читал мои листочки. Дойдя до конца, Киселев поднял голову:

- Я согласен… Передайте мои слова Манохину.

Мы распрощались. Сбежав по ступенькам широкой лестницы на несколько этажей, я очутился в приемной представителя президента. Светлана заглянула к шефу и, секундой позже вынырнула обратно:

- Заходи…

Мой рассказ о встрече с Киселевым произвел на Анатолия Николаевича неожиданное впечатление. Резко поднявшись из-за стола, он нервно прошелся туда-сюда по кабинету. Сел. Снова встал. Опять прошелся…

- Нет, Игорь. Я не могу пойти на такую мировую. Рано. Мы еще поборемся!..


* * *

Где-то в моем чулане до сих пор валяется конверт, с грифом администрации президента, куда вложены листочки неопубликованной статьи…


* * *

Продолжая с непонятным упрямством разоблачать Киселева и требовать его отставки, Манохин не замечал, что бил уже не по вице-губернатору, а прямо по Индинку. Получалось, что новый губернатор покрывает «грехи» старого, а «борец за справедливость» Манохин его разоблачает. Но ведь Манохин был, прежде всего, представителем президента, назначившего Индинка губернатором! Его задача состояла в том, чтобы укреплять авторитет первого должностного лица области, укрепляя, тем самым, авторитет президента. А он, вопреки логике и здравого смысла, поступал наоборот!.. Конечно, в обязанности представителей президента входил и надзор за губернаторами – чтобы они не воровали, не совершали необратимых глупостей и пр. Но ведь к «золотому делу» Индинок то, как раз никакого отношения не имел! И Манохин, добросовестно выполняя свои государственные функции, обязан был с этим считаться, найти какой-то иной, более тактичный способ разрешения проблемы. Неудивительно, что очень скоро Иван Иванович проникся неприязнью к человеку, который, по идее, должен был стать его вернейшим союзником.

Наделенный от природы очень слабой политической интуицией, Манохин просто потерялся в бурном потоке событий. Он хотел начать собственную политическую игру, стать самостоятельной политической фигурой. А в итоге получалась ерунда. Запутавшийся окончательно, Манохин, с одной стороны, подрывал авторитет губернатора, которого обязан был по долгу службы защищать. С другой стороны, раскалывал демократический фронт и резко понижал шансы любого демократического кандидата победить на предстоящих выборах губернатора. Вряд ли Анатолий Николаевич понимал, что своими непродуманными действиями он, в конечном счете, губит сам себя.


* * *

Ранней весной 1995 г. надоевшее всем «золотое дело» оттеснил другой скандал, теперь уже непосредственно затрагивающий Ивана Индинка. За полгода до этого, осенью 1994 г., неожиданно для всех операторов рынка ГСМ, администрация области распорядилась передать в аренду Корпорации «Транс-Блок» сразу 20 автозаправок, принадлежавших государственному предприятию «Новосибирскнефтепродукт»! Арендная ставка, при этом, была установлена такой низкой, что осведомленные люди сразу же заговорили о коррупционном характере сделки. Конечно, сам по себе факт был возмутительный. Без конкурса, без объяснения причин, втихую, никому дотоле неизвестная фирма получает такие льготные условия, какие не снились никому из конкурентов! И это на общем фоне демагогических рассуждений о демократии, о поддержке предпринимательства, равных условиях ведения бизнеса…

Недовольны были все, кто имел свой интерес на этом рынке. Но только один из новосибирских предпринимателей решился обнародовать скандальные факты и ударить ими по губернатору. Этим предпринимателем был соучредитель нашей газеты, Сергей Кибирев. Фирма «Темп», входившая в структуру кибиревской корпорации «ПИК-систем», занималась оптовыми поставками бензина. А где опт – там и розница. Коммерсанты умели считать деньги и прекрасно знали, что прибыль от розничной торговли бензином гораздо выше, чем от посреднических операций на опте. Но вкладывать деньги в строительство новых АЗС и АЗК никто пока не хотел – казалось очень дорого. Аренда уже существующих автозаправок была намного выгоднее. Однако, решение по аренде принимали чиновники обладминистрации, которым было наплевать на коммерческие планы и расчеты президента «ПИК-систем».

Выделение 20 АЗС «Транс-Блоку» спровоцировало Кибирева и он начал информационную войну против Индинка. В конце 1994 г. газета «Новосибирские новости» опубликовала первую статью Виктора Антропова, посвященную взаимоотношениям администрации области с «Транс-Блоком». Весной появились и другие публикации. Вероятно, тогда же Кибирев установил контакты с Анатолием Манохиным - грех было не воспользоваться его стремлением насолить губернатору! Протухшее за два года «золотое дело» никого уже не интересовало и Манохин с радостью переключился на разоблачение деятельности «Транс-Блока».

С точки зрения сегодняшнего дня поведение Кибирева выглядит безумием. Но в 1995 году все было иначе. Новая российская буржуазия, - еще не пуганная! - почувствовав свою силу (силу денег) и видя слабость государственной власти, решила, что может все. В том числе поменять неугодную ей власть!..


* * *

Девяносто пятый год… Мы навсегда запомним его как год краха всевозможных финансовых «пирамид». Пришла пора расплачиваться за собственную глупость и преступную волю государства. Власть создала все условия для обмана населения и не ударила палец о палец, пока «пирамиды» не начали рушиться самостоятельно. А до этого Леня Голубков «богател» на глазах, покупая на деньги от «МММ» сначала сапоги супруге, потом квартиру, а затем уже ездя с тупым брательником Иваном на олимпиаду. Финансовый шулер Мавроди с экранов телевизоров туманно рассказывал о неких технологиях, позволяющих ему зарабатывать доллар на рубль, - дескать, это и обеспечивает «вкладчикам» баснословные прибыли. «Мы не халявщики – гордо вещал Леня – мы партнеры!»…

Вслед за «МММ», как поганые грибы, выросли «Гермес», «Орион-инвест», «Хопер-инвест», «Чара», «Тибет», «Властилина», «Русский дом Селенга», «Русская недвижимость» и пр. И, вслед за «МММ», они все разом стали рушиться. Улицы и площади крупных городов – от Москвы и «до самых до окраин» - запрудили толпы обманутых вкладчиков, в очередной раз потерявших свои сбережения.


* * *

Никогда еще авторитет государственной власти в перестроечной и постсоветской России не падал так низко. И все же именно в этом 1995 г. российские губернаторы вдруг хором заговорили о необходимости проведения прямых выборов руководителей регионов. То, чего так долго и безуспешно добивалась демократическая общественность, начиная с 1991 г., вдруг стало заветным желанием самих «партократов» и ельцинских назначенцев.

В чем же дело? А дело было в том, что, начиная с осени 1993 г. резко поменялась конфигурация государственной власти. Конституция прочно закрепила «центр тяжести» во властной структуре за президентом и существенно усилила, как позднее стало модно говорить, «вертикаль» власти. Сепаратистские настроения, достигшие своего апогея как раз в 1993 году, когда Эдуард Россель заговорил об Уральской республике, а ряд других губернаторов о Поволжской, Дальневосточной и прочих республиках, были подавлены Кремлем. Однако, стремление обрести дополнительный «запас прочности» подталкивало губернаторов идти «в народ». Еще не известно было, как обернутся в 1996 г. выборы президента, а избранный губернатор есть избранный губернатор. С ним придется считаться любому «хозяину» Кремля – хоть старому, хоть новому.

Был и еще один повод торопиться с выборами. Согласно Конституции (в тогдашней ее трактовке) верхняя палата парламента, Совет Федерации, должна была в 1996 г. формироваться из избранных губернаторов и глав местных законодательных собраний. Назначенцы в Совет Федерации не попадали. Поэтому, наиболее уверенные в себе губернаторы, сигналили наверх о своей готовности рискнуть и пойти на прямые выборы. Среди этих, уверенных в себе, был и наш Иван Индинок…

Президент вынужден был пойти навстречу желанию региональных элит получить определенную независимость от центра. Дело в том, что личный рейтинг Ельцина к осени 1995 г. упал настолько низко, что его шансы победить на выборах казались нереальными. Только заключив союз с губернаторами, оперевшись на них в борьбе за власть, Ельцин мог на что-то надеяться. Поэтому в начале октября 1995 г. особым указом он разрешил в тринадцати регионах совместить выборы депутатов Государственной Думы с выборами глав региональных администраций. Избирательной кампании за пост губернатора Новосибирской области был дан старт.


* * *

Обстановка казалась не очень благоприятной для действующего губернатора. Новосибирская область, не обладая запасами сырьевых ресурсов, является одной из самых проблемных в Западной Сибири, наряду с Алтаем. В советское время она не считалась дотационной, поскольку ее «вытягивали» оборонка и наука. Но, с началом реформ, государственный заказ был сокращен и даже по тем позициям, которые сохранялись, правительство не спешило платить. С 1991 по 1995 гг. объемы промышленного производства и строительства резко упали. Хроническая невыплата зарплат, скрытая безработица, обнищание значительной части населения области, особенно в сельских районах, – вот, на каком фоне развивались те события.

Правда, были и положительные моменты, в какой-то мере смягчавшие социальную напряженность. Новосибирск, третий по величине город России, выживал за счет перенапряжения физических и интеллектуальных сил своих жителей. Бурное развитие мелкого и среднего предпринимательства, торговли и сферы услуг поглощало высвободившуюся рабочую силу. Физически здоровый человек всегда мог найти себе работу, пусть и не такую, какая ему нравилась, пусть не очень хорошо оплачиваемую, но с голоду бы он не умер.

Громадные запасы материальных ресурсов, накопленные в Советском Союзе, в виде производственных площадей, сырья, станков, оборудования, транспорта и т.д., позволяли многим людям (не только руководителям предприятий, но и простым работникам) годами существовать, потихоньку растаскивая и эксплуатируя это богатство. До самого рубежа XX - XXI веков и даже позднее сохранялись такие, до конца не разворованные и не «убитые» в хлам, заводишки, проектные институты, автобазы, ремонтные мастерские и пр. Ни в какой экономической теории их существование не описано и не предусмотрено. А они, тем не менее, пыхтели кое-как, через пень-колоду, заражая все вокруг трупным запахом разлагающегося прошлого и психологией падальщиков, подъедающих останки некогда живого организма.

Сохранившееся от советских времен социальное законодательство, на которое реформаторы, к счастью, не рискнули тогда посягнуть, уберегало людей от полного разорения и отчаяния. Низкая квартплата, обилие социальных льгот пенсионерам, инвалидам, ветеранам войны и труда, бесплатное медицинское обслуживание и образование (в 1995 г. коммерциализация этих сфер еще не зашла так далеко, как сейчас) – все это в комплексе обеспечивало социальную стабильность. Короче говоря, жить было тяжело, но жить было можно. В этом смысле, ситуация в Новосибирской области к началу 1995 г. не казалась хуже, чем в других регионах. Пользуясь поддержкой администрации президента, Иван Индинок имел все основания надеяться на благополучный исход прямых выборов губернатора. Но судьба распорядилась иначе…


* * *

В конце августа, я опубликовал большую статью, посвященную выборам новосибирского губернатора. Первый и, кажется, единственный из журналистов, я предположил возможность неудачного для Индинка исхода выборов. Мои рассуждения строились как на общем развитии событий – неблагоприятном для власти – так и на возможном появлении новых неучтенных факторов.

До этого никто мысли даже не допускал, что Индинок проиграет выборы. Кому – Мананникову?!.. Мухе?!.. Манохину?!.. Это выглядело смешно и неправдоподобно. И все же, несмотря на кажущуюся абсурдность, моя статья переполошила влиятельных и дальновидных людей в окружении губернатора.

Через пару дней после ее появления в печати, Кибирев по какой-то надобности очутился в кабинете Олега Семченко, председателя Совета директоров «Сибирского торгового банка». Круглое, твердое, словно отчеканенное лицо Олега Ивановича было перекошено:

- Сволочи! Мудаки! – громыхал он кулаком по столу.

Перед Семченко лежал номер газеты, развернутый как раз на моей статье. Оказалось, он только что внимательно ее прочитал.

- Мы на Ивана поставили… а эти … - у него не хватало слов – просрут выборы! Ведь, просрут же!..

Кибирев при мне раз пять описывал эту сцену и всякий раз хохотал, широко раскрыв рот с мелкими, крепко посаженными зубами. Видимо, эта история так на него повлияла, что Сергей Феодосьевич не только запомнил мою фамилию, но еще мысленно поставил напротив нее галочку. Я, разумеется, не знал и даже не догадывался о том, какое влияние оказала моя статья на Кибирева. В сентябре я приехал к нему в Академгородок по совершенно постороннему делу, не особенно рассчитывая на теплый прием. И был приятно изумлен радушным отношением ко мне: человеку, можно сказать, с улицы!..


* * *

К тому времени я был плотно вовлечен в избирательную кампанию Аркадия Янковского. После разгона в октябре 1993 года Советов народных депутатов, Аркадий утратил свой мандат в Городском Совете. Но продолжил политическую деятельность, постепенно отходя от Мананникова и выруливая на самостоятельную дорогу. Он возглавил Новосибирское отделение партии экономической свободы, лидером которой в Москве был Константин Боровой. Журналисты острили между собой, что вся партия из них двоих только и состояла. В декабре 1995 г. должны были пройти выборы в Государственную Думу и Аркадий решил баллотироваться.

Готовясь к выборам, Янковский очень умело налаживал контакты с журналистами разных изданий и каналов. У него были какие-то личные, хорошие отношения с Олегом Хрипуновым, только что организовавшим выпуск самой массовой бесплатной газеты «Ва-банк». Янковский имел в ней собственную колонку, где выступал «экспертом» по всяким жизненным и политическим вопросам. Писал тексты для этой колонки, главным образом, Валера Лавский.

Офис партии экономической свободы и одновременно избирательный штаб Янковского находился на третьем этаже здания по улице Мичурина 7. Здесь постоянно можно было встретить кучу знакомых и малознакомых журналистов. Часто заходили Кузменкин, Лаврушенко, Лавский, Сальников, Кретинин, Лихоманов. Устраивали что-то вроде посиделок с распитием пива и политическими сплетнями вперемешку. Это не было «заказухой» в чистом виде, но все же, формировало определенную позицию в отношении к конкретному политику и будущему кандидату.


* * *

До официального объявления выборов, газеты и телеканалы охотно размещали всевозможные сюжеты и статьи на политические темы, если был хоть какой-то информационный повод. Да даже если и не было никакого повода, его можно было легко выдумать. Янковский, к примеру, весной 1995 г. еще раз «прославился» победив Игоря Кима (президента «Сибакдембанка») в конкурсе на скоростное поедание корейской лапши.

Это выглядело символично. Героический период борьбы за свободу и демократию к середине девяностых кончился. Настоящие победы сменились «победами» бутафорскими. Единый, как казалось в 1989 - 1991 гг., фронт демократических сил разваливался на глазах, а вперед лезли те, кто раньше ехал в обозе или вообще был по ту сторону…


* * *

Сам Аркадий производил тогда сложное, но, в целом, скорее, позитивное впечатление. Чуть выше среднего роста, пропорционального, хотя и некрепкого, телосложения, очень моложавый и, как говорят, ухоженный. Он обладал роскошной, густой, светло-серебристого оттенка шевелюрой, всегда заботливо и красиво обработанной. Аркадий любил рассказывать, что в юности победил на конкурсе причесок, и его фото потом долгое время висело в одном из городских парикмахерских салонов. Человеческая судьба наполнена иронией. Помещение на Мичурина 7, где Янковский просидел много лет, оказывается, в прошлом занимало управление городских парикмахерских…

Во внешнем облике и в манере поведения Аркадия бросалась в глаза какая-то физическая и интеллектуальная вялость. Манерно модулирующий высокий голос, беглый взгляд, барственность в обращении с подчиненными – такому человеку трудно было доверять. Впрочем, личные недостатки Янковского, хоть и были для всех очевидны, не имели для нас большого значения.


* * *

Меня втянуло в этот водоворот как бы случайно. Вдруг появилось ощущение, - здесь ждет удача. Не было ровным счетом никаких оснований так думать, но ощущение возникло и уже не покидало меня. После я участвовал во множестве избирательных кампаний – и удачных, и неудачных. Но вот это предчувствие «сходимости звезд» над головой данного, конкретного, а никакого другого человека, до сих пор остается для меня самым главным критерием в оценке перспектив того или иного кандидата. Это предчувствие складывается из огромного комплекса важных, маловажных и совсем не значительных факторов, учесть и раскассировать которые по разным полочкам социологического и любого иного анализа невозможно. Сегодня, когда структура нашего общества вновь окостенела, когда правят бал деньги, власть и медиа-ресурсы, предсказать исход выборов любого уровня уже нетрудно. Однако, даже сейчас грамотный прогноз может носить исключительно вероятностный характер. И напрасно думают те, кто сжимают в своем кулаке, как им кажется, все ниточки выборного процесса, что результат заранее известен. Жизнь вновь и вновь будет преподносить им неприятные сюрпризы.


* * *

В середине девяностых, наоборот, все еще находилось в движении, общество было пластичным и лепить из него было можно всякое разное. Янковскому карта шла во всем – от важного до мелочей. Главным противником на выборах по Заельцовскому округу поначалу казался москвич Василий Липицкий, избранный депутатом Госдумы в 1993 г. Но за два года настроение избирателей поменялось. Штаб Липицкого эти изменения, видимо, не учел. По крайней мере, в позиционировании кандидата значительных перемен не было. По настоящему серьезным противником, как показали результаты голосования, оказался не Липицкий, а Анатолий Локоть – молодой, энергичный, талантливый лидер коммунистов. Считая Заельцовский округ «демократическим» штаб Янковского недооценивал шансы Локтя. Но тут нам просто-напросто повезло. Коммунисты до такой степени бездарно и наплевательски подошли к организации кампании, что провалили ее и проворонили свою победу.


* * *

Громадной удачей было участие в работе Якова Савченко. Как раз на этих выборах и развернулся во всю ширь его организаторский дар. Черт те знает, откуда, он наволок целую армию молодых парней, которую сам же школил, строжил и муштровал. Рядовые «бойцы» падали в обморок, если Савченко обращал на них персональное внимание. Впрочем, снисходил редко. Под рукой был «офицерский корпус» для оперативного управления. Эти в обморок не падали, но трепетали нешуточно.

По образованию Яша врач и одно время даже работал в Областной больнице. В то время он носил какие-то старорежимные очки в пластмассовой оправе. Усаженные верхом на крупный семитский нос, они придавали выражению лица Якова что-то совиное. Высоченный, под два метра ростом, нарочито грубоватый, ироничный, он обладает могучим голосом, который, случись что, мог бы вновь обрушить иерихонские стены, Этим знаменитым голосом Яков оборвал однажды не кого-нибудь, самого Бориса Ельцина во время его выступления на съезде сторонников реформ в 1992 г. Когда в мертвой тишине зала президент начал говорить, с четвертого ряда, где сидела новосибирская делегация, трубным раскатом донеслось:

- Яковлева вернуть! Вернуть Яковлева!..

Незадолго до того Ельцин снял с поста руководителя «Останкино», известного демократа, Егора Яковлева. И вот теперь, на съезде сторонников демократических реформ, ему так бестактно напомнили об этом. Запнувшись на секунду, Борис Николаевич одолел смущение и продолжал речь. В перерыве к Якову подходили делегаты и выражали ему свое восхищение:

- Да, молодой человек, это поступок!..

В 1995 году Савченко возглавил избирательный штаб Янковского, обладая к тому времени богатым опытом организации массовых акций в период демократического подъема.


* * *

Очень скоро я почувствовал обеспокоенность Аркадия. До выборов оставалось менее полугода, а денег ощутимо не хватало. Не то, чтобы их совсем не было… Какие-то деньги все же у Янковского водились, какие-то были ему обещаны. Однако, в нашей стране обещанного, как известно…

Короче говоря, интерес ко мне со стороны будущего кандидата приобретал все более непрофессиональный характер. Как автор ему нравился Лавский. Действительно, в характерах Аркадия и Валеры, даже в их политических оценках и предпочтениях было много общего.

Настойчивые подталкивания со стороны Янковского и трезвое осознание личных материальных интересов сделали свое дело. Я занялся поиском денег…


* * *

В то время из крупных предпринимателей мне лично знаком был только Кибирев. Набравшись наглости, я заявился к нему в Академородок и выложил все начистоту. Расписал кандидата, проанализировал его шансы на победу и предложил «войти в дело»…

Мне было невдомек тогда, что Сергей Феодосьевич уже глубоко завяз в крупной политической игре против губернатора. Интрига была закручена как в хорошем детективном романе. Участники игры сделали свои высокие и очень рискованные ставки на поражение Индинка, и маховик избирательной кампании против Ивана Ивановича с каждым днем раскручивался все быстрее и быстрее. Ничего этого я не увидел и не прочел в темных заслонках, какими представлялись мне глаза Кибирева. Он молча выслушал, что-то прикинул у себя в уме и мгновенно отреагировал:

- Мы готовы помочь Аркадию, но при одном условии – он должен публично выступить против Индинка. И дать нам расписку, при получении денег, что он это сделает.

Слово было сказано. Я поехал в Янковскому и передал условия, на которых Кибирев согласен частично профинансировать его кампанию. Надо было видеть, как заерзал Аркадий… Открытое противостояние кому бы то ни было из власть предержащих было не его амплуа. Тем более, противостояние Индинку, который, как никак числился «тоже демократом» и приверженцем Бориса Ельцина.

Тут мне впервые пришлось, образно говоря, брать быка за рога и выступить в неблаговидной роли черта, приобретающего чью-то душу. Нашептывая в одно ухо - как выгодно взять деньги у буржуя практически за даром, в другое ухо, сладенько-сладенько напевал – Госдума, Госдума, Госдума… Выходило чисто по Гамлету: брать иль не брать? Взял, конечно…


* * *

Решающую встречу провели в здании «Главновосибирскстроя» на ул. Каменской, где располагалась фирма «Красный проспект», входившая в структуру кибиревской корпорации «Пик-Систем». Участниками с их стороны были - сам Кибирев и директор «Красного проспекта» Сергей Наймарк, с нашей – Аркадий и я. Дело двигалось легко. Наши собеседники ругали губернатора за коррупцию и протекционизм в отношении «своих» предпринимателей. Ругал, в основном, Кибирев; Наймарк благоразумно помалкивал и лишь внимательно, сквозь очки, смотрел то на Аркадия, то на меня. Мы поочередно кивали головой, не сильно вникая в то, что говорилось. Главное было получить деньги, а там – трава не расти. В конце концов, Янковский, которому надо же было хоть что-то сказать, промямлил – да, мол, Индинок действительно нехорош и неплохо было бы поменять его на более достойного человека. Вышло не очень убедительно. Я все ждал, что кто-нибудь из предпринимателей заговорит об отношениях после победы на выборах, но ни Кибирев, ни Наймарк об этом даже не помянули. Их интересовал только Индинок.


* * *

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается – так говорит народная мудрость. В тот раз получилось наоборот. Аркадий лихо подмахнул расписку, которую продиктовал ему Кибирев, а уже на следующий день я прибыл к Наймарку за деньгами. Тут вышел конфуз. Я даже приблизительно не знал, какой объем займет сумма в пятьдесят миллионов рублей. Тем более, я не знал, что Наймарк вытащит эти деньги из розничного оборота корпорации, то есть мелкими купюрами. Пришлось мне сгонять в ближайший киоск за двумя плиэтиленовыми пакетами. Их загрузили пачками до самых ручек, так что они тут же начали тревожно потрескивать. И вот, в самый разгар рабочего дня, по центру города шел парень с двумя, доверху забитыми деньгами пакетами, готовыми вот-вот разорваться. Представляю, сколько бы у меня появилось добровольных помощников!..


* * *

Удача нас окрылила и поиск денег решено было продолжить. Тут как раз очень вовремя Ерлан Байжанов познакомил меня с руководителем фирмы «Эрсико» Владиславом Клепиковым. Мы составили разговор об участии этой фирмы в кампании Янковского. Ребята из «Эрсико» тогда еще не интересовались политикой, но, после некоторых сомнений, решили попробовать. Встреча Келепикова и Янковского прошла успешно, и фирма вложилась десятью миллионами рублей.


* * *

Нет надобности рассказывать здесь о всех перипетиях той избирательной кампании. Янковский вышел победителем и достиг заветной мечты – стал депутатом Государственной думы. Свои обязательства перед Сергеем Кибиревым он в ходе кампании подзабыл. Только один единственный раз, по какому-то пустяшному поводу Аркадий высказал подобие критики в адрес Индинка. Быть может, если бы Кибирев проявил тогда больше настойчивости, мы бы тоже в ответ постарались. Но вышло так, что бескомпромиссная, жестокая война против губернатора, которую вел тогда Кибирев и о которой речь еще впереди, полностью поглотила его внимание. В этой борьбе Аркадий Янковский не представлял большого интереса и Кибирев, при мне, во всяком случае, о нем больше не вспоминал.


* * *

В ночь голосования, когда избирательные комиссии заканчивали подсчет голосов и было ясно, что мы победили, Савченко, Мазур и я собрались в одной из комнат штаба. Мы «делили шкуру» убитого медведя. Так нам казалось…

Человеческая наивность хороша тем, что со временем она проходит. В следующие четыре года я, Савченко и Мазур (именно в такой последовательности) предпочли с Аркадием расстаться. Или он с нами – это как посмотреть. В политике «обрубание хвостов» - классический прием, смысл которого состоит в том, чтобы избавить победителя от излишнего груза обязательств, взятых им по необходимости или по легкомыслию. На это не стоит обижаться, но надо учитывать. Лучше всего - не строить заранее никаких иллюзий и жить реальным временем.

Вот только смотреть в глаза Владиславу Клепикову я до сих пор не могу без стыда. Аркадий их даже не поблагодарил после победы. Так и умотал в свою Москву пожинать лавры…