Игорь лихоманов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18
Глава 4. «Хочу, могу и буду!»: опыт политического пике


* * *

Обращаясь к президенту с просьбой назначить в Новосибирске прямые выборы губернатора, Индинок, видимо, полагал, что серьезных конкурентов у него не будет. Виталий Муха, сам, похоже, не верил, что когда-нибудь сможет вернуть себе власть. Конечно, он лелеял про себя планы участия в избирательной кампании, даже предпринимал некоторые осторожные шаги в этом направлении. К примеру, в 1994 г. в газете «Ведомости» были опубликованы воспоминания Мухи, «Директор обкома», с очевидной целью – напомнить избирателям героические вехи его биографии. Но основную часть своей нерастраченной энергии Виталий Петрович направил на решение других задач. При его активном участии был создан банк «Левобережный», а сам Муха стал вице-президентом банка с широким кругом полномочий. Банк возник не на пустом месте, а как вершина влиятельной в Новосибирске финансово-промышленной группы. Это создавало прочную базу для будущей избирательной кампании. В политическом плане Муха мог рассчитывать на союз с КПРФ, местные лидеры которой не обучились еще приемам высшего политического пилотажа – продаваться и вашим, и нашим, сохраняя при этом честную мину перед избирателями. Кроме того, в высшем руководстве области, в администрациях сельских районов оставалось много преданных ему людей, способных повлиять на ход выборов.

Однако свои реваншистские замыслы Муха прятал так искусно, действовал так осторожно и скрытно, что окружение губернатора легкомысленно списало его со счетов. Популярность бывшего руководителя области, «партократа» и консерватора, была невысока. Его стартовый рейтинг выглядел несерьезно.

Уйдя в тень, Виталий Петрович отказался критиковать политику Индинка. На протяжении 1994 г. он раз или два, будучи в телеэфире, заявил с особенным нажимом в голосе, что не намерен обсуждать действия своего преемника.

- Надо дать человеку показать себя – с серьезным лицом, пряча насмешливый, жесткий блеск в глазах, говорил он.

Только летом 1995 г. Муха начал позволять себе – очень обтекаемые – высказывания критического характера.


* * *

Действительно серьезным конкурентом на предстоящих выборах окружение губернатора считало – и небезосновательно! – Алексея Мананникова. В 1993 г., после октябрьских событий, после разгона Съезда Советов и снятия Мухи, он вновь одержал блестящую победу. Новая Конституция не прописывает, как известно, порядок формирования верхней палаты Федерального Собрания. На волне победившей демократии, было решено избирать членов Совета Федерации прямым голосованием – по два сенатора от каждого региона. Из общего списка выдвинувшихся кандидатов побеждали те двое, что набирали большее количество голосов. По результатам голосования губернатор Иван Индинок пришел первым, Мананников вторым. Так было положено начало их политическому противоборству.


* * *

Но в 1994 – 1995 гг. популярность Мананникова ощутимо стала падать. В какой-то мере это было вызвано объективным процессом – разочарованием людей в политике Ельцина. Реформы правительства Гайдара вывели экономику страны из коллапса ценой резкого ухудшения условий жизни российских граждан. Позитивные следствия реформ еще не были в полной мере ясны: казалось, экономика стремительно катится в пропасть, у которой нету дна. Ответственность за все происходящее народ возложил на «демократов» сваливая в одну кучу всех и не разбирая – кто за Ельцина, кто против. А сам, некогда единый, фронт демократических сил крошился и ломался, раздираемый противоречиями. Как совместить принципы демократии с политикой, столь явно противоречащей интересам и желаниям большинства? Мананников легко мог бы ответить на этот вопрос, потому что еще в 1991 году он критиковал Ельцина – и именно с демократических позиций! Но он непостижимым образом молчал!.. Ни разу за весь период 1993 – 1995 гг. он не попытался объяснить новосибирцам политический смысл и резоны своего поведения. Его позиция в глазах не только простых избирателей, но даже в глазах искушенных журналистов, утратила былую четкость. Картину окончательно запутал раскол в среде новосибирских демократов: одни вошли в проельциновский «Выбор России», неофициальным лидером которого стал представитель президента Анатолий Манохин, другие группировались вокруг Мананникова. Со стороны это выглядело как неприличная склока.

Тем временем даже те, кто вначале готов был следовать и следовал за Мананниковым, потихоньку начинали колебаться и разочаровываться в своем лидере. Такому законченному и цельному индивидуалисту, как он, вообще трудно долгое время находиться во главе постоянного коллектива. Он мог служить ориентиром, он мог быть «именем», за которое масса голосовала и за которым была готова идти – хоть на баррикады. Но как только «имя» обретало плоть и сознание конкретного человека – возникали проблемы. Между собой и окружающими Мананников прокладывал такое большое расстояние, которое практически исключало возможность не то что дружеских, но нередко и товарищеских отношений. Правда, ограждая свою личность непроницаемой стеной, он не посягал на индивидуальную свободу других людей, что в любом случае, надо отнести к его достоинствам. Однако, рано или поздно окружающие приходили к выводу, что свои личные планы на будущее им не стоит связывать с Мананниковым, которого интересует только он сам. И уходили…


* * *

Рейтингов тогда никто не замерял, поэтому ни сам Алексей, ни его ближайшие соратники не испытывали тревоги за будущее. Мне же, наблюдателю со стороны, было совершенно очевидно, что вокруг Мананникова ширится пустое пространство. Летом 1994 г. я по своей инициативе встретился с ним в здании Сибирского кадрового центра (ныне СибАГС), где находилась канцелярия сенатора. Вместительное помещение было разгорожено ширмой. В меньшей части стояли пара кресел, столик, телевизор. Руководила всем хозяйством и канцелярией Ольга Лесневская, а помогал ей бывший депутат Горсовета, Борис Кадачигов. Ощущение складывалось такое, что кроме них двоих у Мананникова в Новосибирске больше никого не осталось из товарищей по «ДемРоссии». Это было, конечно, не так. Но, все-таки, очень близко к истине. Ряды верных и преданных катастрофически поредели.

Я пришел к Алексею, чтобы убедить его в необходимости развивать более широкие и тесные контакты с нарождавшейся бизнес-элитой города. Мне казалось, что, в условиях раскола демократического фронта, без опоры на силу, которая стремительно росла, освобожденная от пут социалистической экономики, успех на будущих выборах окажется проблематичен. Ведь, в конце концов, полагал я, эта сила всецело обязана своим существованием таким людям, как Мананников, а не таким людям, как Ельцин. И союз между представителями демократических сил и новым классом буржуазии – более естественен, чем союз «новых русских» со старой партноменклатурой!

Не уверен, что высказал тогда свое мнение столь же четко и ясно, как сейчас. Вероятно, были какие-то лишние слова, затемняющие суть вопроса. Но это не важно, поскольку все оказалось бесполезно. Мананников сидел напротив – закованный в непроницаемую сверкающую броню – и абсолютно убежденный в том, что Фортуна никогда ему не изменит.

Мне было невдомек, что бизнес-элита города, видя как Мананников идет от одной победы к другой, сама пыталась торить к нему дорожку – на всякий случай. И тоже безрезультатно. Ольга Васильевна Лесневская рассказывала позже, что были звонки от директоров крупных заводов. Алексея зазывали на встречи, желая познакомиться с ним и выяснить – что он за человек. Но Мананников беспечно отмахивался от приглашений. Успеется!.. Погруженный в московскую политическую бучу, он редко приезжал в Новосибирск. За него всю работу выполняла Лесневская. Она поддерживала контакты с окружающим миром, создавая видимость участия сенатора Мананникова в местной политической жизни.

Конечно, умом Алексей понимал, что ему необходима финансовая опора для политической деятельности. Ведь у него не было тогда еще своего бизнеса и не было серьезных источников дохода, кроме зарплаты. Но то, что у него в итоге получалось – выходило, по большей части случайно.


* * *

В 1994 году в Новосибирске разгорелась борьба за получение лицензии на телевещание по шестому метровому каналу. К тому времени четвертый и двенадцатый каналы уже были отданы частным телекомпаниям, а шестой был еще свободен. Заявки в Госкомитет по телерадиовещанию подали два юридических лица. Одно представлял Яков Лондон, другое – Анастасия Журавлева.

Создатель первой в городе частной телекомпании НТН-4, Яков Лондон был своим человеком в демократических кругах. Еще не захваченный в то время идеей тотальной коммерциализации телевидения, он охотно и, что гораздо важнее, бесплатно давал эфир представителям «ДемРоссии». Не имея тех обширных связей в правительстве, которыми он оброс позже, Яков обратился к Мананникову с просьбой поддержать его заявку в Москве. Пост сенатора, хорошие личные отношения с председателем Совета Федерации, Владимиром Шумейко, авторитет бывшего политзаключенного и одного из самых ярких представителей демократов «первой волны», делали Мананникова очень весомой фигурой в борьбе за телеканал. Но и противная сторона готовила свои, чугунной тяжести, «аргументы». Заявку Журавлевой поддержал не кто иной, как сам губернатор области, Иван Индинок. Открытое столкновение Индинка и Мананникова на выборах в Совет Федерции продолжилось в 1994 г. яростной подковерной борьбой за телеканал.

Решение о выдаче лицензии принимала не административная структура, а общественный совет при ГТРК, членами которого были независимые журналисты и деятели культуры. Накануне заседания общественного совета, Мананников, до этого активно склонявший чиновников решить дело в пользу Лондона, позвонил в Новосибирск Ольге Лесневской:

- Ольга Васильевна, вы ведь хорошо знакомы с Игорем Яковенко. Он, оказывается, не последний человек в общественном совете. Попробуйте его убедить поддержать нашего протеже…

Известный московский журналист Игорь Яковенко был одновременно сопредседателем Республиканской партии России (РПР) и заметным человеком в демократическом движении тех лет. Его сблизила с Лесневской политическая борьба внутри «ДемРоссии», в которой они занимали сходные позиции. Человек принципиальный, Игорь откликнулся на просьбу собратьев-демократов из Новосибирска, но все же уточнил у Ольги Васильевны:

- Вы абсолютно убеждены в том, что человек, за которого вы ходатайствуете, разделяет наши убеждения?

- Безусловно, убеждена.

Как потом оказалось, выступление Яковенко на общественном совете стало решающим. Лондон получил лицензию, а Индинок, всеми силами давивший на противоположную чашку весов, нажил себе еще одного врага. На выборах губернатора Лондон вначале открыто будет поддерживать Мананникова, а потом Виталия Муху.


* * *

К этому времени относится личное знакомство Мананникова с рядом предпринимателей, по тем или иным причинам готовых финансировать его избирательную кампанию против Индинка. Разумеется, тайно, чтобы не навлечь на себя грозу!

На некоторых групповых снимках, опубликованных в разное время, рядом с Мананниковым я замечал знакомое лицо человека, имя которого долгое время не мог вспомнить. Как-то, работая над очередной статьей, затрагивавшей политическую историю последних десяти лет, я рылся в старых папках и обнаружил вырезку из газеты - пожелтевший от времени, снимок. На нем в костюме ковбоев – с револьверами и в надетых на головы широкополых шляпах – смотрели в кадр два мужчины. Тут меня осенило, – Изя Пивчик! - вот, оказывается, кто стоял на фотографиях за Мананниковым!..

Уж не знаю, на каком этапе «золотого дела» Пивчик стал спонсором Мананникова и какие конкретно договоренности их связывали. Но психология этого альянса, мне кажется, очень любопытна и характерна для Мананникова. Думаю, в Новосибирске нашлось бы в то время немало бизнесменов, готовых сыграть в азартную рулетку на выборах и заполучить «своего» губернатора. Мананников же связался с тем, кто стал «героем» самого громкого коррупционного скандала за всю новейшую историю города и «гонителем» которого был ненавистный Мананникову «демократический» представитель президента, Анатолий Манохин. Позже я неоднократно имел возможность наблюдать, как Алексей принимает решения и совершает поступки, продиктованные совершенно непонятной мне жаждой отомстить противнику, порой даже вопреки своим собственным интересам и здравому смыслу.


* * *

Другим финансовым спонсором главного (как тогда казалось) конкурента Индинка стала кампания МИНСИ. Та самая, против которой возбудила уголовные дела налоговая полиция. В самый разгар скандала, руководитель «МИНСИ», Владимир Сергиенко, связался с канцелярией Алексея Мананникова. Помочь попавшим в беду предпринимателям, сенатор не мог. Администрация области его в упор не видела, а в Москве тем более никому не было дела до того, что там творится в Новосибирске. Однако, с этого времени между коммерсантами и Мананниковым установились деловые отношения, позволявшие надеяться на дальнейшее сотрудничество.

В феврале 1995 г. по приглашению Мананникова в Новосибирск приехал Михаил Горбачев. Интерес бывшего политзэка к бывшему генеральному секретарю ЦК КПСС удивлял тогда многих. А, между тем, он был строго логичен и вытекал из противопоставления настоящего демократа Горбачева фальшивому демократу Ельцину. К сожалению и эту логику Алексей не посчитал нужным разъяснить и разжевать своим избирателям, оставив их дивиться и недоумевать – какие еще кульбиты выкинет непредсказуемый политик.

Узнав – кто и зачем пригласил Горбачева в Новосибирск - областная администрация демонстративно умыла руки – вся подготовка визита легла на Ольгу Лесневскую. Когда речь зашла о деньгах, вспомнили «МИНСИ». Молодые предприниматели немедленно согласились дать сорок миллионов рублей организаторам и участвовать в приеме. Снимок рядом с Горбачевым открывал в Европе и США любые двери, тогда как на российскую власть никаких надежд уже не оставалось.

Не подозревая, что телефоны «МИНСИ» давно прослушиваются, Алексей Петрович позвонил в Академгородок и сказал, что приедет в определенный час для согласования деталей. Не успел он войти в помещение фирмы, как туда же ворвалась «группа захвата» - все в масках и с автоматами. По видимому, решили «накрыть» коммерсантов и сенатора в момент передачи денег. Но, к великому разочарованию налетчиков, они опоздали.

- Меня вы, надеюсь, обыскивать не будете? – широко улыбнулся в помрачневшую физиономию командира группы Мананников и раскрыл перед его носом удостоверение депутата Совета Федерации…


* * *

Думаю, окружение губернатора представляло в общих чертах картину будущих выборов и потенциальные возможности каждого из вероятных участников. Но это никак не повлияло на планы Индинка, убежденного в превосходстве административного ресурса и своей личной «харизмы». Вполне вероятно, что его расчеты не были ошибочны, по крайней мере, до весны 1995 года. А потом в ход событий ворвалась … улица.

Крах финансовых пирамид накрыл и наш город. В Новосибирске с февраля по май 1995 г. «лопнули» одновременно тридцать банков, фондов и филиалов финансовых кампаний с количеством вкладчиков от нескольких сотен (банк «Аурум») до шестидесяти тысяч («Русский дом Селенга»). Общее количество потерявших деньги можно было определить в 200 000 человек. Вкладчики были из всех социальных групп и слоев общества, кто-то из них утратил последние рубли, кто-то последние миллионы.

Так же, как и по всей стране, перед офисами «лопнувших» финансовых структур в Новосибирске стихийно собирались толпы людей, не знающих – что им делать и как спасти свои вклады. Государственная власть, на федеральном и на местном уровнях, равнодушно смотрела на происходящее. Толпа, между тем, постепенно зверела…

Вид растерянных, пришибленных горем женщин и мужчин, стариков и старух, как ни странно, в то время вызывал очень мало сочувствия. Может быть, это происходило потому, что на улицу вынесло самые низы общества. А, может быть, мы утратили на какое-то время способность сопереживать, воспринимать, как свою личную, боль другого человека. Глядя на эти убогие фигуры, на их перекошенные страданием и злобой лица, я не раз ловил себя на чувстве брезгливости, как от соприкосновения с чем-то засаленным и нечистым.


* * *

Идея – организовать стихийное движение вкладчиков и сколотить из него политическую силу – принадлежала Илье Константинову, депутату разогнанного Верховного Совета и лидеру Фронта национального спасения (ФНС). В 1995 г. он решил баллотироваться в Государственную Думу от Новосибирска. Решение это было продиктовано, видимо, тем, что в Новосибирске имелась крепкая организация ФНС, деятельностью которой руководил известный в то время новосибирский журналист Игорь Аристов. И, кроме того, у нас уже был один депутат-москвич Василий Липицкий. Если выбрали одного, значит могли выбрать и другого. Так, наверное, рассуждал Константинов. Но, увы, он ошибался! Представители социального низа, вкладчики были совершенно аполитичны и не способны к сознательной борьбе. Все, что их интересовало – это возврат потерянных денег. Они были готовы, в лучшем случае, на стихийный порыв, но никак не на длительную, упорную организованную работу. Движение обманутых вкладчиков нельзя было использовать на выборах во всероссийском масштабе, поскольку они не были официально зарегистрированной политической партией. Но и на выборах в одномандатном округе они оказались практически бесполезны. Те 200 000 вкладчиков, которые насчитывал в Новосибирске Аристов, были распылены по всей территории города. В границах одного округа их количество было не столь велико. И, самое главное, эти люди, хоть Игорь и называл их позже «убогими», «темными», «социальными идиотами», очень тонко чувствовали двойную игру своих лидеров.

До самих организаторов, убежденных, что нашли точку опоры, осознание этого факта доходило медленно. «Я видел – пишет спустя девять лет, Игорь Аристов, - что опираюсь не на сознательные элементы, а только на их несчастье и злобу. Сделаться политической силой вкладчики не хотели и не могли. Это особенно стало заметно с началом кампании по выборам депутатов Государственной Думы. Уже сам факт выдвижения Ильи Константинова в Думу по одномандатному округу вызвал неприятие вкладчиков. При наличии в организации тысяч людей даже подписи за выдвижение Константинова собирались с трудом. «Пусть он нам вклады вернет, тогда за него и проголосуем», - это я слышал от вкладчиков неоднократно…»


* * *

Решение опереться в политической борьбе на стихию обманутых вкладчиков, было принято Константиновым и Аристовым в апреле 1995 г. А спустя пару месяцев картина бушующей свирепой толпы на улицах города – стала уже привычным зрелищем. В июне волна возмущения чувствительно пошла на спад. Дабы ее поддержать, нужно было совершить что-то необычное, что прикует к себе внимание телевидения, властей и воодушевит толпу. Как раз в это время газета «Новая Сибирь» опубликовала скандальную статью Алексея Сальникова. Автор изображал вкладчиков идиотами-буратино, закопавшими свои денежки на поле чудес в стране дураков и ждущих, что утром вырастет золотое дерево. По форме и по содержанию статья была свинская. Пусть Сальников на меня не обижается, я и тогда так считал, и сейчас не изменил своего мнения. В конечном счете, наше государство «обуло» не только этих несчастных, малообразованных, доверчивых людей. Оно «обувало» и не раз (!) население всей страны, включая высокоинтеллигентных и экономически подкованных граждан. В той игре, которую вело и ведет наше государство, имея на руках крапленые карты, народ никогда не выигрывает. Так что, с определенной точки зрения, мы все – и те, что с университетским образованием, и те, что с тремя классами начальной школы – выглядим по пояс деревянными «буратинами», которых дурят власть имущие лисицы и коты…

Это не значит, конечно, что статью Сальникова не надо было публиковать. Как-никак, мнение автора во многом совпадало с мнением большого количества людей, точно так же свысока взирающих на вкладчиков, поверивших телевизионной рекламе. Однако, статья подлила здоровенную «канистру» бензина в затихающую, казалось, обстановку. Увидев это, Аристов задумал сжечь принародно чучело «продажного журналиста» Сальникова в центре города на Красном проспекте, прямо у дверей областной администрации.

Идея привела в восторг, во-первых, … самого Алексея Сальникова, а, во-вторых, редактора «Новой Сибири» Вячеслава Досычева, углядевшего здесь дополнительную возможность порекламировать свое издание. Досычев дал Аристову немного денег на организацию «сожжения», а Алексей выделил собственные старые вещи - пиджак, рубашку и еще какое-то шмутье. Вот как Аристов описывает все дальнейшее:

«Чучело вышло на славу: действительно продажный журналист и никто больше. На деревянный каркас было насажено тулово, состоящее из тряпок и всяческой дряни, одетое в пиджак, брюки, жилетку и чем-то неуловимо напоминающее элегантно-запойный оригинал. Кажется, на голове было что-то вроде цилиндра. /…/

Дождавшись максимального числа телекамер, я дал команду вынести чучело на ступени и начал зачитывать самые обидные отрывки из статьи Сальникова. Милиция попыталась отобрать чучело, но пенсионеры дружно ее оттеснили. Это был первый момент силового контакта – самый важный момент. Если бы в эту минуту вкладчики дрогнули, а милиция стала бы всерьез драться и добилась бы своего, то, может быть, в следующие четыре года Иван Иванович Индинок оставался бы губернатором. (Я думаю, многое в тех будущих выборах предопределил вкладчик «Русского дома селенга» Якимов, высокий тощий старик, который приезжал на митинги с дачи и в тот раз активнее других защищал чучело.) Но тогда муниципальная милиция еще не имела навыка драться с пенсионерами, на стороне которых была заведомая социальная правда… Менты орали угрозы, но вкладчики орали громче, и я орал в мегафон громче всех. Словно какая-то искра проскользнула от человека к человеку, мигом наэлектризовав толпу. Под одобрительный рев народа чучело запылало. Телекамеры весело снимали небывалые кадры: костер на крыльце органа власти. Неподалеку стоял и наблюдал за всем этим «информационный повод» - собственно Сальников. Он уже выпил и выглядел как-то растерянно. Кажется, он был обескуражен неподдельным народным энтузиазмом, с которым вершилась расправа над его чучелом…

Старые тряпки зачадили, дым пошел черный, распространилась вонь. Только тут началось настоящее шоу. К крыльцу подлетели, одна за другой, завывая сиренами, три пожарных машины. Трудно сказать, но, кажется, кто-то решил, что горит уже само здание администрации. Не видя перед собой другого врага, разгоряченные вкладчики набросились теперь на пожарных. «Убирайтесь отсюда! – кричали они – Вон отсюда, индинковские прихвостни!» Недоумевающие пожарные разбежались по машинам. Какая-то бабка замахивалась костылем и ударила-таки одну из машин, когда она уже отъезжала. Ударила – и заковыляла в толпу с видом не только победным, но даже вполне героическим. Пожарных разогнали. Чучело прогорело дотла. «В следующий раз Красный проспект перекроем, - кричали в толпе. – Прокуратуру сожжем!» Ветеран финской войны, бывший разведчик Ягелло, нацепивший самые крупные свои ордена, исключительно боевые, рассказывал, хищно поглядывая по сторонам, что в следующий раз он будет палить по врагу из наградного пистолета…»


* * *

Учиненное Аристовым в центре города «представление» не сильно-то помогло. Движение обманутых вкладчиков в Новосибирске ощутимо «выдыхалось». Активная его часть по-прежнему собиралась на митинги, но по мере наступления холодов, былой энтузиазм у людей пропадал. Обычно, митинги проходили в среду – самопровозглашенный «день вкладчика». Аристов появлялся с мегафоном в руках, уводил толпу к какому-нибудь административному зданию и часами надсадно орал зажигательные речи. Количество митингующих все время колебалось. В лучшие дни толпа вырастала до двух-трех тысяч «боевых единиц». В худшие «съеживалась» до сотни человек.

Местная власть, опомнившись, начала переговоры с «активом» движения. При этом, чиновники умело натравливали одних «активистов» на других, сея взаимное недоверие и рознь. Константинов и Аристов, сделавшие всю ставку на движение вкладчиков, понимали, - еще чуть-чуть и их «армия» растает.

В такой обстановке произошел захват дома по адресу: ул. Каменская 19, где раньше располагался филиал компании «Русская недвижимость». Еще в мае руководство филиала вывезло имущество и сбежало. Здание было арестовано и опечатано судом Центрального района.

Восемнадцатого сентября митинг обманутых вкладчиков было решено провести возле Областного совета на ул. Кирова 3. Народу пришло мало – около ста человек. Моросил дождь. Настроение у организаторов было паршивое. Казалось, в следующий раз никто уже не придет… Не обращая внимания на уговоры Константинова перенести митинг, Аристов повел кучку людей через мост на Каменскую к бывшему особняку «Русской недвижимости». Несколько молодых ребят, членов Фронта национального спасения, залезли через окна третьего этажа в здание и, сорвав замок, открыли дверь изнутри. Толпа хлынула в нижние помещения. И лишь теперь, опоздав на несколько минут, появилась милиция. Аристов заорал в мегафон, что здание взято под охрану его хозяевами-вкладчиками. Видя, что сделать уже чего нельзя, милицейские чины вынуждены были увести парней из ОМОНа.


* * *

Так мы с Аристовым и его «штабом» оказались близкими соседями. Прямо через дорогу от здания «Русской недвижимости» находилась редакция «Новосибирских новостей». С тех пор в течение полугода я имел возможность наблюдать повседневную жизнь «мозгового центра» движения обманутых вкладчиков.

К полудню возле крыльца вырастала небольшая толпа людей, - фанатично преданных сторонников Аристова. Их было не больше сотни. Около часа появлялся Игорек с мегафоном через плечо и, точно гамильский крысолов, уводил свою крохотную «армию» под стены Областной адмистрации – буянить и поносить Индинка. Изредка удавалось, проходя мимо, застать его более-менее свободным и перекинуться парой фраз. Говорить о чем-то серьезном было невозможно – он тогда полностью слился с образом «народного трибуна, горлана-главаря». Вид у Аристова был нездоровый. Заросший черной бородой, с воспаленными глазами – он все время находился в состоянии «восторженности». Невысокая, стройная фигура, легкая курточка, «каскетка» с длинными «ушами» на голове и этот вечный мегафон – таким я его запомнил надолго…

В четырехэтажном особняке, захваченном путем банального взлома, Аристов со своими ближайшими помощниками тогда жил, спал, ел, и … пил. Не знаю – был ли там душ. Полагаю, что нет, поскольку ближе к зиме Игорь обрел все типичные признаки бомжа…


* * *

Появление в Новосибирске новой политической силы – движения обманутых вкладчиков – не могло пройти мимо внимания тех, кто всей душой хотел скинуть Индинка. Летом 1995 г. Илья Константинов и Игорь Аристов обнаружили, что в городе есть люди, готовые серьезно финансировать их деятельность, если она будет направлена против губернатора. Кто были эти люди? В своих воспоминаниях Аристов указывает только двух человек – Виталия Муху и президента корпорации «ПИК-систем», Сергея Кибирева. Но, говорит он, «были люди и помельче».

Игорь темнит. Мне, например, точно известно, что деньги он брал не только от Кибирева и Мухи, но так же и от Алексея Мананникова, передавшего ему поздней осенью – из рук в руки - крупную сумму на улице Коммунистической. Вторую партию денег он получил у Ольги Ленсевской, руководившей избирательным штабом Мананникова. Другими словами, Константинов и Аристов брали деньги одновременно у двух кандидатов на пост губернатора (конкурентов Индинка) и еще у Кибирева, который начинал собственную политическую игру.

В тот момент я не знал ничего об источниках финансирования движения обманутых вкладчиков. Но ощущение нечистоты и какой-то фундаментальной лжи во всем, что делали Аристов и Константинов – было у меня очень сильным. Они ведь, по сути дела, еще раз обманули людей, уже обманутых – и государством, и создателями финансовых пирамид. Те отобрали у них деньги, а эти – надежду. Не берусь судить – что хуже…

* * *

В воспоминаниях Аристова сквозит желание убедить читателя, будто Кибирев был основным спонсором движения обманутых вкладчиков, начиная со второй половины сентября. Думаю, оценку его участия Игорь намеренно завысил. Но не подлежит сомнению большой личный вклад Сергея Феодосьевича в содержательную часть кампании против губернатора. Его перу принадлежала самая первая и самая вызывающая листовка, разлетевшаяся по городу в середине октября. Она называлась «За чистый воздух в Новосибирске». Вот как Аристов описывает историю ее появления на свет:

«Был вечер, когда мы приехали на улицу Мусы Джалиля. Уже привычно поднялись на второй этаж, пропущенные бойким предупрежденным вахтером.

Кибирев что-то писал и не сразу посмотрел на нас, когда мы вошли в апартаменты.

- Здравствуй, Сергей, - окликнул Илья.

- Да. Привет. Да. – Кибирев задвигался в кресле, но все еще смотрел на листок бумаги, лежащий перед ним на столе. – Погоди минуту там, ладно?

Коммерческий директор фирмы «Темп» проводил нас в столовую – небольшую уютную комнату, где на плитках и в холодильнике всегда было полно еды. Так было заведено в корпорации, кормили здесь по-домашнему. Константинов исподволь скорчил мне рожицу: видишь, мол, стиль общения изменился.

Прошло полчаса, и Кибирев сам пришел к нам в столовую.

- Илья, все меняется! – вскричал он с порога, - Завтра состоится сессия облсовета, они назначат губернаторские выборы на 17 декабря. Пойдем, прочитаешь свою первую листовку против Индинка. Я только закончил. Ты ее подписывай, а завтра же мы начнем распространение, засыплем ею весь город, всю область!.. – Он был в очевидном «писательском» возбуждении. – Сейчас решающий момент наступает, - продолжал он уже в своем кабинете. – Мы тебя прикроем, Илья! Мы похороним Индинка! Отредактируй! Ну, что тебя не устраивает?

- Похороним, похороним – кивал Константинов, успевая при этом наискось просмотреть листовку. Я знал, что Илья злится крайне редко, но это был тот самый случай. – Не волнуйся, конечно, уж мы-то с тобой похороним… Игорь, выйди на время, дай нам с Сергеем Феодосьевичем доверительно … пообщаться…

Еще около часа я просидел в столовой. Наконец, за мной зашел Кибирев. Вид у него был усталый, даже измученный, но подчеркнуто дружелюбный.

- Илья там редактирует, - махнул он в сторону кабинета. – На завтра у тебя важное задание. Сейчас распечатаем 70 листовок, а утром их надо раздать депутатам на сессии облсовета, распространить. Приди туда со своими вкладчиками за час до начала. Охрану зала заседаний мы уберем на этот момент, она вам не помешает. Журналистам тоже раздай.

- А с Ильей согласовано? – спросил я довольно грубо. Меня коробил его начальственный тон.

- У нас теперь все согласовано. – Он посмотрел на меня со значением. – Теперь вам по-настоящему работать пора…

Ставшая впоследствии знаменитой листовка «За чистый воздух в Новосибирске» была составлена профессионально, так что Константинов внес лишь небольшую правку. Листовка была очень злой, наглой, информативно насыщенной. В приемной Кибирева она была сверстана на компьютере и распечатана в нужном количестве. Мы уехали из Академгородка далеко заполночь, договорившись встретиться на следующий день.

- Сергей Феодосьевич, разумеется, хам, но пришлось согласиться, - говорил Константинов. – С Индинком нам в любом случае не дружить, так что мы ничего не теряем. Зато выигрываем деньги и возможности по некоторым СМИ… А насчет стиля общения я его немного поправил».


* * *

Листовка, изданная от имени Ильи Константинова и украшенная его бородатым портретом, высветила под определенным углом зрения не только деятельность администрации области, но и еще одно лицо, вокруг которого тут же завертелся хоровод событий и слухов. Речь идет о руководителе Корпорации «Транс-Блок», Вольдемаре Басалаеве. Его биография, включавшая давние судебные приговоры и отсидки, в свете деловых взаимоотношений с чиновниками администрации, и впрямь выглядела скандально.

Россия не знала еще примеров, когда к вершинам власти путем прямого голосования прорывались люди с целым «букетом» уголовных статей, не было и вереницы громких коррупционных скандалов, раскрывавших тесные связи крупных государственных чиновников с представителями организованной преступности. Все это пришло несколькими годами позже и на удивление быстро «приелось», так что люди вообще перестали чему-либо удивляться. Эка невидаль – тот в молодости отсидел, этот был замечен в кабаке или в сауне с бандитскими «паханами» в обнимку… Делов то!..

Но тогда, в 1995 г., горожане жадно ловили, тут же их домысливая, скандальные слухи, раздували до невероятных масштабов, и разносили по всему полуторамиллионному Новосибирску. Пикеты вкладчиков ежедневно торчали у дверей областной администрации с плакатами, на которых Индинок и Басалаев красовались в обрамлении тюремных, решетчатых окон.

Индинка я видел множество раз и вблизи, и на расстоянии, а вот с Басалаевым знаком не был. Поэтому с таким интересом вглядывался в лицо мужчины, изображенное на плакатах. Он обладал шапкой курчавых черных волос, делавших его больше похожим на цыгана, чем на татарина и грустным взглядом темных, восточных глаз.


* * *

Мне чуть было не удалось познакомиться с Басалаевым в августе 1995 г., когда Корпорация «Транс-Блок» устроила двухдневную увеселительную поездку для своих сотрудников и журналистов на речном теплоходе. В редакцию «Новосибирских новостей» (хотя наша газета и выступила застрельщиком информационной войны против Басалаева) принесли два приглашения. Решили, что поедем я и Ерлан Байжанов.

Вечером назначенного к отплытию дня, мы явились на набережную возле гостиницы «Обь» и взошли по трапу на борт двупалубного теплохода, носившего имя какого-то советского деятеля. В каюте вместе с нами оказался журналист из «Вечерки» Анатолий Подваленчук (Потя). Не ведая грозящей мне опасности, я легко согласился «отметить» встречу, а заодно, и начало плавания. Потя вынул из-под стола бутылку водки, и мы дружно «отметили». Кажется, в этот момент (до появления на столе другой бутылки) я разглядел в иллюминаторе необычайно элегантную светловолосую даму. Это была, как мне тут же сообщил Ерлан, Элеонора Соломейникова. Мы отправились ее поприветствовать…

Вся перетянутая широкими кожаными ремнями и полосами, одновременно изображавшими юбку, лиф, и еще что-то, Элеонора сверкала тончайшими золотыми часиками, браслетами, кольцами и обручами, продетыми и воткнутыми, повсюду, где только можно. При этом ее тело как будто жило своей, отдельной от головы, жизнью, преломляясь под такими опасными углами, что становилось решительно страшно за целостность ее организма. Если бы не кожаные стяжки, не знаю – как бы она вообще могла двигаться. Милый дефект речи придавал ее болтовне - как дела, как жизнь и т.д. - совершенно особое очарование…

Феерическое явление Элеоноры затмило собою и двухпалубный теплоход, и таинственную корпорацию «Транс-Блок», и ее, не менее таинственного, владельца. Ослепленные, мы с Байжановым возвратились обратно в каюту, где нас уже поджидал Потя с очередной бутылкой водки на столе. Больше в тот вечер я ничего не помню…


* * *

Утром выяснилось, что я проспал все – и банкет, и речь Басалаева, и самого Басалаева, и последующую вечеринку с танцами. Пока мои соседи (отужинавшие и отплясавшие!) храпели на своих койках, я выбрался на свежий воздух. На палубе проветривали мятые физиономии еще какие-то парни. Мы познакомились. Я узнал, что это сотрудники корпорации. Все оставшееся время плавания прошло для меня в «занимательных» разговорах. Трансблоковцы «занимали» меня вопросами об Антропове и о том, кто «заказал» ему Басалаева. Ничего толком ответить я не мог (поскольку сам еще не догадывался) и, в меру сил, защищал «честь газеты». Мои новые знакомые оказались ребятами компанейскими. Ничего не было в них страшного - рога на лбу не росли, копыта обувь не пропарывали и серой от них не воняло. Как-то все это не увязывалось у меня в голове с образом «уголовно-бандитского» гнезда «коррупционеров»…


* * *

В середине октября, в самый разгар пикетно-плакатной войны, меня вызвал заместитель главы администрации области Георгий Глебов. Став губернатором, Иван Индинок забрал Глебова с собой в область, где доверил ему ту же сферу управления, что и в мэрии. Другими словами, именно Глебов отвечал за все отношения с «Транс-Блоком», равно как и с другими коммерческими фирмами, осуществлявшими поставки ГСМ для нужд области. Странно, что его фамилия почти не упоминалась в связи со скандалом вокруг деятельности «Транс-Блока»…

Глебов попросил меня сделать статью для «Новосибирских новостей» о структуре оптовых поставок ГСМ в область. Он вытащил из папки несколько рабочих документов, содержащих данные за 1995 г., сам отксерокопировал их на маленьком аппарате, находившемся в его кабинете, и протянул мне. Глебов не настаивал, как это принято в подобных случаях, прислать текст на проверку. Просто сказал:

- Сам разберись и напиши.

Еще предложил встретиться с Басалаевым и уточнить у него информацию, которая касалась «Транс-Блока»…

Теперь то я понимаю, что он готовил ответ, по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Материал, который Глебов мне дал, не отвечал решительно ни на один вопрос Манохина и Константинова…

Я прочитал документы и подготовил статью, которая содержала статистический анализ – какие конкретно фирмы и сколько бензина поставили в Новосибирскую область за девять, кажется, месяцев 1995 года. Выяснилось, что «Транс-Блок» занимает не первую (и, даже далеко не первую) строчку в таблице. Иначе говоря, фирма Басалаева не являлась монополистом в сфере оптовых поставок ГСМ.

Зачем же потребовалось в таком срочном порядке публиковать материал, на совершенно другую тему? Думаю, важно было, чтобы в той же газете «Новосибирские новости», где публиковались разоблачительные материалы Антропова, появился позитивный материал о деятельности администрации и «Транс-Блока». Люди не разбирались детально в тех обвинениях, которые сыпались на Индинка и Басалаева. Все эти выдержки из документов, - кто, кому, и сколько перечислил – в действительности никого не интересовали. Важен был настрой, важна была обвинительная интонация. И вот этому настрою, этой интонации требовалось противопоставить нечто, напоминающее попытку объективно разобраться в проблеме.


* * *

Следуя совету Георгия Глебова, я связался с Вольдемаром Басалаевым, точнее, с его секретарем (вот когда пригодилось наше пароходное знакомство) и договорился о встрече. Но в назначенное время встреча не состоялась. Как раз в этот день в офис Корпорации ворвался ОМОН, устроил там обыск и арестовал руководителя.

Мы познакомились, чуть ли, не на другой день после его освобождения. Просидел же Вольдемар Анатольевич в СИЗО около трех дней. Ходили слухи, что его там сильно били. Следователи хотели, по старорусской привычке, кулаками добыть признательные показания. Так или нет, я не знаю. Но, выйдя из СИЗО, Басалаев, первым делом, объявил на весь город, что хочет построить коммерческую тюрьму, где за деньги люди могут получить нормальные условия содержания…

Руководитель «Транс-Блока» оказался невысоким плотным, на вид, человеком, очень похожим на свои «плакатные портреты» - та же шапка вьющихся черных волос, смуглое лицо… Во всем его облике, как и в богатом убранстве кабинета, поражал тонкий вкус, удивительный для человека с его биографией. Это первое впечатление потом снова и снова подтверждалось во всех мелочах и деталях. Поэтому я не удивился, когда спустя много лет в наш город приехал на открытие фирменного пивного ресторана Олег Тиньков и рассказал журналистам, что давно дружит с Басалаевым. У них действительно есть что-то общее во вкусах и манере поведения.

Между прочим, на Игоря Аристова неожиданная встреча с Басалаевым в ресторане «Дружба» незадолго до выборов, произвела совсем иное впечатление. Он пишет о жестком выражении лица человека, который «никогда и ничего не простит». Жестокости в Басалаеве, кончено хватает. Это ведь он проломил однажды прямо в рабочем кабинете голову своего коммерческого партнера самурайским мечом!.. Но мне тогда бросилась в глаза другая – неожиданная - черта его характера. В оценках людей и ситуаций, Вольдемар Анатольевич проявил такую наивность, какая свойственна, может быть, подростку, но никак не человеку, управляющему крупной фирмой и втянутому в сложнейшую предвыборную интригу…

Наша беседа, впрочем, оказалась недолгой. Опять мне пришлось выслушать кучу обидных слов о газете и, отдельно, об Антропове. Опять я вынужден был что-то говорить в ответ, вежливо и тактично указывая «герою» наших публикаций на необоснованность его претензий. Есть что ответить по существу – отвечай, нет – подавай в суд. Я же, со своей стороны, имею право на личное мнение, как и Антропов, между прочим. Так мы друг друга и не поняли…

Фамилия Кибирева – это я точно помню – в разговоре с Басалаевым тогда ни разу не мелькнула. Статья, между тем, вышла и Витя Антропов с тех пор, зачислил меня в список «продажных журналистов», наемников преступных группировок. Как говорится, в чужом глазу…


* * *

В октябре 1995 года областная администрация, вместе с руководством МАРП, отправили совместную делегацию на промышленную ярмарку в Марсель. Новосибирская пресса широко разрекламировала поездку как большой успех региональной власти в продвижении области на мировой рынок. Все это подавалось читателям и телезрителям, в рамках избирательной кампании Индинка – как его личная инициатива и заслуга.

Директора заводов, легко купились на предложение съездить осенью во Францию, поучаствовать в ярмарке (о которой, как выяснилось, никто ничего толком не знал). Быстро собрали вещички и полетели косяком к Средиземноморью. Проходит пара дней и вдруг эти же самые директора трезвонят в Новосибирск и начинают крыть почем зря Индинка. Ярмарка в Марселе оказалась дутым пузырем. Ее организатором выступил какой-то местный марсельский предприниматель – сомнительный тип, с комплексом наполеона и чуть ли не преступник (вроде бы во Франции против него было заведено уголовное дело). Нашу делегацию рассовали по третьеразрядным гостиницам. Особенно негодовали двое мужиков, которых поселили в номере без окон, да еще по соседству с парой гомосексуалистов, занимавшихся любовью так, что слышно было на всем этаже. Совковый «облик аморале» капитанов отечественной индустрии, должно быть, коробили кошачьи вопли влюбленной парочки, доносившиеся из-за фанерной стенки…

Кибирев откуда-то узнал о происходящем и, как всегда, тут же загорелся мыслью использовать ситуацию в борьбе против губернатора. Около полуночи он достал меня телефонным звонком:

- Лети в Марсель, возьми интервью у делегатов и быстро возвращайся обратно. Опубликуем в местных газетах, как тщеславный Индинок попался на удочку шулера…

Съездить во Францию за чужой счет – выглядело заманчиво! Но у меня не было загранпаспорта, а времени в обрез - через два дня ярмарка заканчивалась. Что делать?
  • Есть один человек, – предложил я Сергею Феодосьевичу – мой друг, преподаватель НГУ. Он стажировался во Франциии и у него есть загранпаспорт. Может быть, его попросим?

- Давай! Только быстро!

Посреди ночи ловлю тачку и еду к Саше Остроменскому. У него, как раз, была острая необходимость вырваться в Париж за дополнительными материалами к диссертации, так что мое предложение было воспринято с энтузиазмом. Что там, по нашим российским меркам, расстояние между Парижем и Марселем?

Вместе с Сашей едем в Акакдемгородок на Ильича 7, где жил Кибирев. Поднимаемся в квартиру и застаем его, сидящим на кровати, в трусах и футболке, рядом с телефоном. Крохотная комнатка в обычной советской «хрущобе» - вся захламлена какой-то ерундой.
  • А я как раз пытаюсь дозвониться до… - Кибирев назвал фамилию известного в Новосибирске человека. Подняв трубку, он набрал длинный номер. На другом конце соединили.
  • Connect me please two-two-four. – с жутким акцентом, но вполне свободно спросил он. В номере никого не оказалось.
  • Ладно, не беда. Ты, как только прилетишь, сам с ним свяжешься…

Кибирев вытащил из «кенгурячьей» самодельной сумочки огромный рулон «баксов», открутил от него примерно с метр, затем сложил купюры стопкой и протянул Саше.
  • Этого, я думаю, хватит. Если что-то останется, возьми себе. Ну, все, ребята, двигайте…

Привыкший уже к кибиревской бесшабашности в таких делах, я ничему не удивлялся…

Окончилась эта история так таки ничем. В Москве Остроменский не успел в нужный срок оформить визу и вернулся домой. А у Кибирева с тех пор засела идея – создать собственную организацию предпринимателей, аналогичную МАРП. Он предложил мне разработать идеологию и уставные документы, пообещав, что вербовку предпринимателей, как только закончатся выборы, возьмет на себя. И вот, буквально в одну секунду, моя жизнь опять перевернулась. Я оказался вовлечен в работу, которую не искал и о которой задумался лишь в тот момент, когда случайно забредшая в голову Кибирева мысль была им высказана вслух…


* * *

Между тем, назначенная официально и уже стартовавшая избирательная кампания на пост новосибирского губернатора, начала преподносить сюрпризы. Штаб Мананникова очень быстро – за три недели – собрал необходимые тридцать тысяч подписей. Былого энтузиазма уже не наблюдалось, но народ еще охотно участвовал в политическом процессе. Замечу, для сравнения, что на выборах в Новосибирский областной совет 2005 года (то есть ровно через десять лет) собрать те же самые тридцать тысяч подписей под выдвижение не одного кандидата, а целого партийного списка – стало задачей практически невыполнимой!..

К началу выборов была издана 25-тысячным тиражом книжка «Кто вы, Алексей Мананников?», написанная Галиной Ткаченко и Ольгой Лесневской. В ней достаточно полно освещались не только биография кандидата, но и его политическая позиция в период распада демократического движения. Увы, книжка была издана слишком поздно, а ее тираж – вообще говоря, немалый, - оказался каплей в двухмиллионном море избирателей.

Телекомпания НТН-4 показала фильм «Молодые губернаторы России». Он был посвящен деятельности Бориса Немцова в Нижнем Новгороде. И сценарий, и режиссуру выполнила Лесневская. Фильм получился хороший, но, пожалуй, чересчур «интеллигентский». Избирателю подсказывали, что вот есть же примеры, когда молодые люди успешно руководят областью, однако, вывод – неплохо бы и у нас повторить опыт Нижнего – должен был сделать сам телезритель.

Потом запустили рекламный ролик с участием Армена Джигарханяна. Ролик тоже получился замечательный. В конце Джигарханян указывал пальцем на Алексея и говорил зрителям:

- Присмотритесь к этому парню!..

Выглядело и душевно, и убедительно, и ненавязчиво. Чересчур ненавязчиво!..

А больше, собственно говоря, ничего и не было. Ах да, был еще цветной плакат, где Алексей шел, держа за руку маленькую девочку. По этому поводу сразу же подняли шум – дескать, своих детей у Алексея нет и нечего ему вводить избирателей в заблуждение. Хотя это полная чушь и отсутствие, как и наличие детей в политике роли не играет (что бы там не твердили ханжи), плакат, мне кажется, был лишним. Не добавляя ровным счетом ничего к образу кандидата, он кидал противникам зацепку, которой они и не преминули воспользоваться…

Рекламные материалы Мананникова, как и вообще вся его избирательная кампания, производили в целом неплохое впечатление, но в них отсутствовало что-то очень важное, что называют «драйвом», азартом, безумством, стремлением победить или умереть. Руководитель штаба, Ольга Лесневская, отмечала – как резко изменилась сама атмосфера предвыборной борьбы, как изменился избиратель, как изменились люди, участвовавшие в демократическом движении с момента его возникновения. Многие вообще отошли от политики, многие разочаровались в конкретном человеке, олицетворявшем некогда эпоху надежд и демократических идеалов. И вот, видя как новосибирцы пассивно «хавают» рекламу и на глазах теряют интерес к живому человеку, Мананников решает перенести основную часть работы в село. Он придумал оригинальный способ агитации. Кандидат в губернаторы прилетал на вертолете в сопровождении свиты журналистов. С воздуха над населенными пунктами разбрасывали листовки, а затем шла агитация «вживую». Задумано было красиво, но интуиция подвела Алексея Петровича. Сибирские мужики с бабами, почесав затылки и попялив глаза на винтокрылую чуду, листовки прибрали на растопку да на самокрутки, а голосовать пошли за Муху…


* * *

Избирательная кампания Виталия Петровича велась на редкость скромно. Его выдвижение поддержала областная организация КПРФ, что автоматически выдвигало бывшего губернатора в число фаворитов. По телевидению запустили неплохой ролик, напоминавший историю снятия Мухи в дни расстрела Белого Дома. Антиельцинские настроения были настолько сильны, что Виталий Петрович в этом ролике выглядел героем. И все же, до самого конца первого тура плохо верилось в шансы Мухи пройти во второй.

На встречах с избирателями, он говорил веско, убедительно, практически не срываясь на критику Индинка. Если и задевал действующего главу, то лишь косвенными намеками. И все время лукаво улыбался, как будто знал нечто такое, чего не знал никто. А если Мухе задавали вопрос, – как он оценивает свои шансы на выборах, – его улыбка становилась еще лукавее:

- Вскрытие покажет…

Это знаменитое «вскрытие покажет» он повторял к месту и не к месту до самого дня голосования….

Тогда уже пошли глухие слухи о связях Виталия Петровича с криминальными кругами, - так называемыми «ленинцами». Евгений Логинов, руководитель местного отделения ЛДПР, ангажированный командой Ивана Индинка для борьбы с конкурентами, опубликовал в одном из номеров «Сибирской заставы» фотографию сына Мухи, в окружении известных лиц, которых молва называла криминальными «авторитетами».

Кибирев спросил однажды у Мухи: справедливы ли эти разговоры? Тот ответил:

- Да никакие они не бандиты! Обычные пацаны, которые хотят вести бизнес. Ну, не ангелы, конечно…


* * *

Администрация Ельцина сделала ставку на Ивана Индинка. Потом, после его поражения на выборах только ленивый не ударил копытом работу избирательного штаба губернатора. В действительности, общая концепция кампании была разработана неплохо, учитывая слабый опыт, накопленный к тому времени. В соответствии с классическими канонами ведения выборов, у штаба имелся свой «мочила» в лице Евгения Логинова – лидера Новосибирского отделения ЛДПР, которого специально для этого зарегистрировали кандидатом в губернаторы. Яркий оратор, Логинов не щадил ни Муху, ни Мананникова, потроша и того, и другого, точно уток, на потеху нетребовательной части публики. Выступая в прямом эфире, незадолго до первого тура голосования, Женя эффектно выхватил из кармана наручники и заорал, подражая своему боссу, Владимиру Жириновскому, что оденет их на Мананникова и на Муху в случае своей победы. Он же выпустил против них две сандальные газеты, где Виталию Петровичу досталось за связь с криминалом, а Алексею Петровичу – за связь с юношами нетрадиционной ориентации.

Но самой важной стратегической задумкой власти явилось выдвижение кандидатом Ивана Старикова. Аграрник, депутат Государственной Думы, а потом заместитель министра экономики РФ по вопросам сельского хозяйства, Стариков являлся, кроме того, членом политсовета гайдаровской партии «Демократический выбор России». В 1995 году ему было всего 35 лет. Мало того, что он числился, так сказать «официальным» демократом, но и по возрасту Стариков оказался моложе Мананникова на 4 года!

Его выдвижение, согласованное с Администрацией президента, а значит и со штабом Индинка, преследовало одну цель: расколоть демократический электорат, отобрать голоса у Алексея Мананникова и не дать ему пройти во второй тур.

Вместе со Стариковым выдвинулся кандидатом и Манохин. Видимо, их решили запустить обоих, не зная – который из двух окажется более сильным. За неделю до выборов Анатолий Николаевич снял свою кандидатуру в пользу напарника, чей рейтинг вырос, к тому времени и почти сравнялся с рейтингом Мананникова.


* * *

Блестяще организованная кампания Старикова, носила чисто виртуальный характер. Здесь впервые в нашей области с большим успехом были использованы креативные пиар-технологии. Многим до сих пор памятны расклеенные повсюду в городе листовки, похожие на объявления о розыске преступников, что вывешивают перед каждым РОВД. Сверху шло крупными буквами: «Разыскивается! Губернатор для Новосибирской области», ниже две фотографии Старикова – фас и профиль. Потом город забросали «долларами», с изображением кандидата. А вот телевизионный ролик Старикова был раскритикован сельскими избирателями. Потом, на всех последующих выборах, Иван Валентинович долго и скучно оправдывался – почему, перед тем, как начать доить корову, не обмыл ей вымя?..

Этот «косяк», впрочем, существенной роли не сыграл. Аграрий Стариков набрал больше всего голосов не в деревне, а в городе, выполнив тем самым задачу торпедировать Мананникова. А опрометчивое решение последнего – завоевать крестьянские души – обернулось катастрофой…


* * *

Как я уже говорил, стратегический замысел кампании Индинка был, в целом, неплох. Конечно, сейчас можно отметить и слабую проработку образа кандидата, и отсутствие у него внятной политической позиции по злободневным вопросам, и очевидную недооценку шансов Мухи. Но все это детали. Индинок переоценил свои силы в другом. Общество, потрясенное до основания экономическими реформами, пришло в состояние крайнего возбуждения. Началась резкая поляризация – на левых и правых, - на тех, кто все потерял и неистово стремился к возврату в прошлое и других, которые столь же неистово тянули страну в очередное «светлое будущее». А между ними – потеряв голову – металась большая часть граждан, тех, кто вообще отказывался или не способен был сделать сознательный выбор. Надо было обладать исключительным политическим тактом, исключительно сильной волей и, наконец, иметь в распоряжении исключительно профессиональную команду, чтобы в такой обстановке рассчитывать на успех. Всего этого у Ивана Ивановича оказалось недостаточно.

Кроме того, общий негативный фон предвыборной борьбы, омрачала ситуация в области. Занозой у администрации сидело движение обманутых вкладчиков. И, как будто, по чьему-то наущению, в ту осень рухнул «Сибирский Торговый банк». Администрация изо всех сил оттягивала его крах, увиливая от прямых вопросов, тая все, что связано с деятельностью банка, еще недавно бывшего гордостью новосибирцев. Как мы радовались его успехам!.. Москва-пылесос, выкачивает деньги из регионов, а тут – нате вам кукиш с маслом!.. Наш, «Сибирский торговый», не хуже ваших, столичных!..

Крах СТБ означал и крах губернатора, сделавшего этот банк не только уполномоченным областной администрации, но и своего рода символом ее успехов. Сибирский торговый, образно говоря, указывал уровень амбиций региональной властной элиты. И вот СТБ прекратил выплаты. Что там произошло – до сих пор покрыто густым туманом. Кто украл, куда ушли деньги – никому ничего толком не известно…

* * *

Множество раз наблюдая нашего губернатора со среднего расстояния в разных официальных мероприятиях, я пытался понять – что же он за человек. В нем не было видно глубины и силы характера, которые так явно проглядывали в Мухе. Он мог неожиданно раскипятиться, раскричаться, покрыть матом. Но, все это не пугало так, как мог напугать мстительный, тяжелый взгляд Мухи, сопровождаемый каким-нибудь скупым замечанием…

За ним водится одна слабость – чуть что, глаза на мокром месте. Индинок и сам знает ее за собой, и пользоваться ею при случае умеет. В тот момент, когда я пишу эти строки, передо мной лежат на столе две карикатуры на Индинка. Одна, очень известная, выполнена художником, рисующим для «Новой Сибири». На ней Иван Иванович изображен в костюме городничего из гоголевского «Ревизора» - мундир со стоячим воротом, большое пузо, в руках дымит сигарета, самодовольное, с хитринкой, лицо «служаки», взбитый хохол волос и оттопыренная (индинковская) мочка уха.

Автор карикатуры точно ухватил и простоватость персонажа, и его мелкое тщеславие, и хитрованность, но, в то же время, и его службистское усердие. Городничий у Гоголя – совсем не такой плохой человек, если подходить к нему со средней меркой. Ну, берет по мелочам, ну, звезд с неба не хватает, зато из кожи вон вылезет, чтобы начальству угодить и вообще … не злой и не жестокий. А что, в общем-то, русскому человеку еще нужно от представителя власти? Обладая редким среди наших чиновников качеством - самоиронией - Индинок влюбился в эту карикатуру, вставил ее в рамку и с тех пор перевозит из одного рабочего кабинета в другой.

Совсем иное впечатление оставляет карикатура, сделанная по заказу «Новосибирских новостей» Алексеем Веселковым. На зрителя смотрит тяжелое, все в желваках и вмятинах, лицо Индинка (сильно похожее на лицо Луи-Филиппа из учебника новой истории в восьмом классе). Это он, сомнений нет, хотя точность воспроизведения оставляет желать лучшего. Психологическая ценность карикатуры сосредоточена в щелке левого глаза – оттуда бьет жесткий, хитрый, недобрый взгляд опытного интригана. Встретив этот взгляд, можно поверить во все – и во взятки, и в любовниц, и в черт знает что еще…

Однажды, не то в октябре, не то в ноябре, той, богатой на события осени 1995 г., я оказался в кабинете Индинка - делал с ним интервью по заданию редакции. Так близко я общался с губернатором впервые, хотя Иван Иванович вообще был необычайно доступен для журналистов. Наоборот, уже, когда он лишился должности, связаться с ним стало значительно труднее.

Мы сидели через стол друг от друга. Индинок не переставая курил – одну сигарету за другой. Одна дотлевала до фильтра, он вытаскивал другую, прикуривал от «бычка» - и так без конца. Разговор шел бодро, хотя ситуация на выборах уже внушала тревогу. И вот, посреди беседы, я вдруг наткнулся на этот самый взгляд щелки левого глаза…

На миг я, кажется, отключился от действительности, пораженный сходством ощущений – от рисунка и от «живого» восприятия. Не то, чтобы в тот момент я поверил всему, что говорилось тогда о нашем губернаторе. Это было – как мгновенная вспышка света, озаряющая близкое пространство, после которой мрак становится еще более плотным…


* * *

Тем временем, подпольная деятельность все больше начинала тяготить Сергея Кибирева, которому необходимо было публичное признание его «заслуг». Азартный игрок, добившийся успеха в бизнесе, он увлекся политической борьбой, которая оказалась гораздо интереснее подсчета барышей. А в перспективе, и гораздо выгоднее!

Индинок создал оптимальные условия для «Транс-Блока»? Ну, так долой Индинка!.. Придет другой губернатор – и уж он то не забудет, кто помог ему добиться власти! «Транс-Блок» заменит фирма «Темп». О да, конечно, эта замена произойдет «честным» путем – на открытом конкурсе. Никто не сможет упрекнуть Сергея Феодосьевича в подкупе или шантаже. Его условия заведомо самые льготные и самые выгодные для администрации!.. Ну, а тот факт, что новый губернатор ненавязчиво подскажет конкурсной комиссии «правильное» решение – будет всего лишь маленькой благодарностью за большую и опасную работу, которую выполнил Кибирев, сворачивая такую глыбу, как Индинок!.. Думаю, примерно так должен был рассуждать Сергей Феодосьевич.

Для любого российского бизнесмена поставить «своего» губернатора – равносильно получению неограниченного беспроцентного и невозвратного кредита. Но беда состояла в том, что у Кибирева не было своего кандидата в губернаторы! С Мананниковым у него отношения не сложились. Муха был чересчур самостоятелен. У Старикова и Манохина не было серьезных шансов победить. Единственный из кандидатов, который с известной натяжкой мог считаться «своим», был Афанасий Францев, руководитель «Главновосибирскстроя» и совладелец ряда предприятий, входивших в корпорацию Кибирева. Но его участие в выборах носило чисто символический характер. Францева больше интересовал запуск завода по производству «сибита», чем собственная избирательная кампания.

Вот и получалось, что свалить Индинка – означало выполнить лишь половину дела. Кибиреву необходимо было добиться большего – оказать такую услугу будущему губернатору, чтобы вынудить его признать свой личный «долг» перед настырным бизнесменом. А, значит, эта услуга должна носить публичный характер, быть настолько очевидной для всех в городе, чтобы будущий губернатор и при желании не смог о ней забыть! Так появился проект круглого стола «Губернатор согласия»…


* * *

Круглый стол на самом деле оказался не круглым. Это был обычный, вытянутый в длину, стол заседаний в кабинете руководителя «Главновосибирскстроя». Заседания «Круглого стола» вел Кибирев. Он лично разработал формат мероприятия и его сценарий. Кандидат одевал на себя широкий зеленый джемпер, где большими белыми буквами шла надпись: «губернатор согласия». Затем он отвечал на ряд стереотипных вопросов Сергея Феодосьевича, - каждый раз одних и те же. Вопросы, как я сейчас припоминаю, носили провокационный характер, и очевидно были направлены против действующего губернатора.

Затем инициатива отдавалась в руки представителей политических партий и общественных организаций. Они тоже вступали в диалог. Получалась что-то вроде свободной дискуссии, в рамках которой кандидат мог раскрыть свою программу, свое видение проблем области и способов их решения. Не избалованная еще «заказухой» и не пуганная административной «вертикалью» пресса, охотно посещала кибиревские круглые столы. «Изюминка» же проекта содержалась в том, что организаторы откупили целый час (!) эфирного времени на местном телевидении и демонстрировали каждую субботу фильм, нарезанный и сшитый по материалам телезаписи круглого стола. Жители области смотрели на кандидатов с большим интересом. Никогда прежде они не видели, чтобы местное телевидение открыто и свободно показывало противников действующей власти. Это и была та самая услуга, которую, как надеялся Кибирев, нельзя забыть.

На заседания Круглого стола приглашали всех кандидатов. Первым откликнулся Иван Стариков. Его речь мне не запомнилась. Кампанию Старикова тянули специалисты-пиарщики, в то время как сам кандидат, вероятно, не научился еще искусству публичных выступлений. Вяло и неинтересно прошли встречи с Манохиным и Францевым. Зато Виталий Муха был ироничен, обаятелен и подчеркнуто спокоен.

- Вскрытие покажет – повторил он свою любимую присказку, отвечая на вопрос о шансах, и лукаво улыбнулся телекамерам.

Индинок и Мананников отказались приехать на Круглый стол. Иван Иванович знал все о подпольной деятельности Кибирева. Губернатора трясло при одном только упоминании его фамилии. А Мананников счел ниже своего достоинства принимать участие в этой затее, наряду со всеми остальными кандидатами. Он видел себя единственным достойным противником губернатора и не желал размениваться на «мелочи».


* * *

Кибирев привлек меня к работе Круглого стола и, не теряя времени, потребовал ускорить работу по созданию общественной организации предпринимателей. Однажды, когда вместе с ним, Наймарком, еще кем-то мы обсуждали в кабинете Францева программу работы будущей организации, медленно отворилась входная дверь. В проеме я увидел гигантскую фигуру человека, одетого в спортивный костюм. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить – кто это…

Карелин, смущенно улыбаясь, кивком головы поздоровался и вошел. Навстречу ему, сияя, как начищенный самовар и уже издали протягивая руку, быстро двинулся Кибирев. На секунду они замялись возле дверей, потом пожали руки и – мимо длинного стола заседаний, – пошли в маленькую гостевую комнату Францева. Со спины вид был потешный: Карелин, возвышаясь чуть не на пол корпуса, бережно вел, приобняв за плечи, низенького Сергея Федосьевича и что-то тихо нашептывал ему в ухо.

К тому времени город был увешан плакатами, на которых Сан Саныч боролся «в стиле» арм-реслинга с Иваном Ивановичем. Великий спортсмен всем своим немалым авторитетом поддержал губернатора. Для него эти выборы оказались политическим дебютом. Запомнилось выступление Карелина в каком-то предвыборном ток-шоу. До этого я не слышал, как он говорит, и был сильно удивлен - таким неподдельно скромным и даже чуточку робким показался мне этот гигант, увенчанный мировой славой.

О чем он мог тогда говорить с Кибиревым? Об участии Индинка в Круглом столе? Может быть, уговаривал отказаться от войны против губернатора?.. Я не знаю…


* * *

Российская власть неизобретательна в борьбе с конкурентами. Вначале она пытается их купить, потом запугать, потом разорить и, наконец, посадить. Хотя, порядок использования указанных методов остается свободный. Иногда, первым делом запугивают и лишь потом, в случае неудачи, покупают. Еще надежнее и лучше, если до покупки дело не доходит, а начинается и заканчивается сразу - тюрьмой…

Ввязавшись в отчаянную войну с губернатором, Кибирев испытал все ее «прелести». На фирмы, входящие в Корпорацию «ПИК-систем» тут же открыли уголовные дела. Часть счетов была заблокирована. В конце ноября Сергей Феодосьевич обнаружил за собой наблюдение. С этого времени все его встречи с Константиновым и Аристовым проходили поздно вечером, на утопающем в снегу пляже базы отдыха СО РАН. Длинный и узкий проезд на базу, огражденный от мира темным сосновым бором – исключал неожиданное появление посторонних. По разработанному порядку, вначале должна была появляться машина Константинова и, потушив фары, ждать ровно двадцать минут у забора яхт-клуба. Затем вдали, в кромешной мгле, появлялись огни кибиревского джипа, которому надо было дважды мигнуть. Только после этого Илья Константинов пересаживался в джип, а водитель Кибирева лез греться к Аристову.

Во время одной из таких конспиративных встреч Сергей Феодосьевич якобы предложил Константинову план «покушения» на его жизнь. За неделю до выборов в Константинова надо было стрелять. «Киллер» должен был послать первую пулю в сердце (там ее ждал бы бронежилет), а второй аккуратно ранить в плечо навылет. Затем «киллер» убегал, а, истекающий кровью, Константинов, попадал в больницу, откуда всю оставшуюся до выборов неделю рассказывал журналистам о злодеяниях Индинка.


* * *

Весь этот бред Аристов написал и опубликовал в 2004 году, во время выборов мэра Новосибирска. Он тогда работал против Кибирева, что заставило меня усомниться в правдивости рассказанной им безумной истории. При первой возможности, я поинтересовался у Сергея Феодосьевича подробностями дела.

- Все, что написал Аристов – невозмутимо ответил мне Кибирев - чистая правда. Кроме одного. Не я предложил этот план, а Илья! Ну, подумай, как бы я мог потребовать от Константинова, чтобы он дал прострелить себе руку?..

Откровенно сказать, ничего удивительного в этом я не видел. От Кибирева, когда он входит в раж, можно ждать чего угодно. И все-таки, даже зная характер Сергея Феодосьевича, мне трудно поверить в версию Игоря Аристова. Есть в ней какой-то перебор…

Как бы там ни было, план «покушения» был утвержден с обоюдного согласия Константинова и Кибирева. Кроме них и Аристова о предстоящем «деле» знал друг Игорька, журналист Дима Горбачев. Его тоже было решено привлечь к организации ложного «теракта» - для оказания первой медицинской помощи раненому. Дальше началась нелепая и смешная эпопея «убийства». Стрелять в Константинова вызвался сотрудник службы безопасности Корпорации «ПИК-систем». В условленный час он должен был войти в подъезд дома, где жил Константинов, дождаться, когда тот выйдет, выстрелить ему в грудь, а затем, отведя ему левую руку и хорошо прицелившись, прострелить предплечье.

Великовозрастные балбесы – ну, как их еще назвать? – не нашли ничего умнее, как уведомить местное ФСБ о готовящемся покушении на кандидата. Через несколько дней пришел ответ: «соответствующие меры для обеспечения безопасности Ильи Константинова нами приняты»! Эта бумага перепугала «террористов» больше всего. Но отказаться от своего замысла им было, как говорится, «в падлу». Аристов, тем временем, обзавелся армейским бронежилетом…

В день «покушения» Константинов напялил на себя тяжеленный, обшитый тряпкой, бронированный доспех и, в условленный час, вышел на лестничную площадку – подставлять себя под пули. Навстречу ему поднимался «киллер», в квартире, дожидаясь выстрелов, сидел Горбачев, а на улице в машине, нервничал Аристов. Для успеха «операции» надо было, чтобы подъезд оказался пуст. И, разумеется, дурацкий расчет не оправдался. Пришлось отнести «покушение» на другое время. Часом позже вся пятерка снова заняла места и - снова неудача! Теперь в подъезде грелась толпа подростков, куря, матерясь и нагло разрушая диспозицию…

Пока «террористы» соображали, что им делать дальше, несостоявшийся «киллер» смылся с места «покушения». Приехав к своему шефу, он рассказал душераздирающую фантастическую историю – как за ним гнались по пятам несколько машин, обстреливая из пистолетов, и как он ловко от них оторвался, проскочив через рельсы перед самым носом трамвая. Поверил ему Кибирев или нет, но голова у него, к тому времени прояснилась. Он почувствовал, что заигрался, как мальчик…

Тройка психопатов между тем никак не желала угомониться. На следующую ночь Константинов, сидя в джипе у Кибирева, заявил, что коли так, он сам себя «застрелит» и потребовал парабеллум… Разлегшийся на переднем сиденье Кибирев отхлебнул из фляги (это был уже далеко не первый глоток) и с пьяной лихостью ответил:

- Ну, Илья, ты даешь. До конца хочешь пойти? Ладно, терять нам действительно нечего. Если не победим Индинка… Я согласен. Говори, как передать «пушку»?..

Утром, протрезвев, Сергей Феодосьевич опомнился и послал «киллера» сообщить Константинову, что он в этом сумасбродстве больше не участвует.

* * *

В конце ноября, а, может быть, уже и в начале декабря, Корпорация «Транс-Блок» пышно праздновала открытие автозаправочного комплекса на повороте к ВАСХНИЛ. Погода стояла мрачная – пронизывающий ветер, поземка по еще не обледеневшему до конца асфальту… Сверху давили голову стелющиеся к земле плотные тучи. На флагштоках перед белым, увитым гирляндами из голубых и красных воздушных шаров, АЗК развивались треугольные знамена ЮКОСа и Корпорации.

Небольшая кучка приглашенных журналистов (и я в их числе) гадала – приедет или нет губернатор? После всего, что вывалили на головы Индинку и Басалаеву, появление губернатора на празднике Корпорации читалось бы как открытый вызов его противникам. Кроме нас было много гостей, съезжавшихся на дорогих иномарках. Ощущение праздника никак не складывалось. Предвыборная – на моральное уничтожение - борьба сожрала все радости, выплюнув на голый, мерзлый асфальт один этот гаденький, мелкий, точно абрикосовая косточка вопрос – приедет или не приедет?.. Самим АЗК никто не интересовался…

Ждали долго и, когда уже совсем перестали ждать – с автострады вырулила кремовая обкомовская «Волга» и уткнулась носом в толпу. Индинок приехал, не смотря ни на что. Вот вам!.. Думайте, что хотите, а мне плевать!..

Началась торжественная часть. В толпе собравшихся я отметил человека в восточном халате и белой чалме - ну, ясно, мулла. А это кто? Ба, глазам своим не верю – бритая голова, обвислые, моржовые усы, очки… Точно, – Розенбаум!..


* * *

В такой вот нервозной обстановке и появился знаменитый рекламный щит, наделавший хлопот губернатору. Смотрелся он, слов нет, по дурацки. Иван Иванович, вывалив живот, сидел в кожаном кресле, укоризненно глядя на прохожих и грозя им, точно расшалившимся детям, поднятым вверх указательным пальцем. Подпись под плакатом гласила: «Хочу, могу и буду!»…

Не знаю, сколько таких щитов было установлено в городе. Лично я видел только один – у театра «Глобус». Позже по поводу этого плаката наговорили кучу глупостей. Чуть ли не из-за него Индинок проиграл выборы. Все это полная чепуха. Сколько человек видели тот плакат? Сколько посмеялись и прошли мимо, выкинув его из головы?..

Избирательная кампания губернатора с самого начала шла через пень-колоду – одно накладывалось на другое и все не в масть, все мимо цели! Так что неудачный рекламный плакат лишь добавил негатива, но приписывать ему какую-то роковую роль и, тем более, усматривать в его появлении зловещую тень предательства (о чем тоже впоследствии мололи языки) – по меньшей мере, неразумно.

Не успел щит появиться на улицах города, как в окружении губернатора началась паника. Несколько бывших сослуживцев и друзей Индинка потребовали немедленно его снять. Поздней ночью губернатор приехал вместе с ними и с руководством штаба к театру «Глобус». Ходил вокруг, уминая глубокий снег и, мрачно насупившись, ловил ухом противоречивые мнения свиты. Лично ему плакат нравился. Он верно передавал чувства, обуревавшие его в то время. Чем глубже задевали сыпавшиеся со всех сторон удары, тем больше хотелось показать всем – как он презирает и не боится своих врагов. Нате, мол, выкусите! Хочу, дескать, и могу, и буду!..


* * *

Кульминацией первого тура выборов стало появление Ивана Ивановича в прямом эфире телекомпании НТН-4. Раздраженный до нельзя критикой в свой адрес и той мрачной атмосферой, которая создавала навсегда памятный фон выборов, губернатор откликнулся на провокационный вызов и приехал в студию. То, что произошло затем в прямом эфире, лично у меня вызвало острую неприязнь к телеведущей Марии Лондон и к организаторам этого «шоу». Дискуссии не получилось. Мария не давала Индинку сформулировать мысль, грубо, с какими-то площадными истерическими модуляциями в голосе, перебивала, заставляла «прыгать» с одной темы на другую и намеренно подводила к нервному срыву. Выглядело все это очень гадко. И хотя позже тележурналисты присвоили «лавры» победителей себе, я не уверен, что этот телеэфир сыграл решающую роль в поражении Ивана Ивановича. Причин, как я уже сказал, без него хватало…


* * *

Немедленно после этой некрасивой истории, на Якова Лондона было оказано сильное давление. Инициатива принадлежала, конечно, штабу губернатора. Но, подключились, видимо, какие-то более влиятельные силы и Лондон им уступил. Просто так - взять и выйти из игры – казалось неприлично (да и неразумно). Поэтому за две недели до выборов – как гром среди ясного неба – грянула весть. На НТН-4 произошел «переворот»: Яков Лондон «переизбран», а Мария отстранена от работы…

Если уж искать ошибки в кампании Индинка, то эта, я считаю, была одна из самых крупных! Избиратели, приняли все за чистую монету. Их симпатии тут же качнулись в противоположную сторону: преследуемые журналисты стали героями, а губернатор опять превратился в душителя свободы. С таким настроением город и подошел к выборам…