С. В. Кортунов проблемы национальной идентичности россии в условиях глобализации монография
Вид материала | Монография |
СодержаниеКонец идеологии евразийства Евразийский проект для России Глава седьмая. |
- В. М. Пивоев (Петрозаводский университет), 193.44kb.
- Монография представляет собой комплексное исследование теоретических и практических, 70.78kb.
- Учебный курс «Мир в эпоху глобализации», 17.57kb.
- Трансформация государственно-национальной идентичности в условиях глобализации 22., 301.27kb.
- И. Е. Золин Рынок труда в условиях глобализации мировой экономики: проблемы теории, 164.95kb.
- С. Кортунов Что стоит за мифом о «советской оккупации», 726.89kb.
- Глобализация и национальная идентичность, 269.63kb.
- Сдокладом на тему (если есть), 47kb.
- Глобализация и ее влияние на банковскую систему России, 236.02kb.
- А. В. Рош проблемы функционирования машиностроительного комплекса россии с участием, 1962.09kb.
Конец идеологии евразийства
После создания двух евразийских партий, фракции «Евразия» в Государственной Думе, попыток неоевразийцев возвести евразийство в ранг национальной идеи, оно было подвергнуто критике уже современными мыслителями, причем мыслителями самых различных философско-политических ориентаций и убеждений.
Нам интересны три категории таких мыслителей: умеренный русский национализм, умеренный национализм малых коренных народов и умеренное российское западничество. Дело в том, что неоевразийство претендует на то, чтобы заполнить собой в первую очередь эти три интелектуальных и политических спектра.
Среди мыслителей первой категории, активно критикующих неоевразийцев, выделаяется философ В.Аксючиц. По его мнению, «в своих духовных исканиях евразийцы не смогли освободиться от мифотворчества: их сил хватило на то, чтобы оказаться от иллюзии «русского Запада», но взамен они строят миф «русского Востока». «Исход к Востоку» оказался исходом к новой утопии, по-прежнему направленной на разложение русской православной цивилизации». И далее: «Современные евразийцы могут достаточно далеко отходить от идей отцов-основателей, но для них не подлежит сомнению химера «Евразии», вытравливающая реальную историческую память русского народа… Большинство современных евразийцев используют евразийство как осознанную альтернативу возрождению русского государствообразующего народа, а значит, для борьбы с возрождением российской культуры и государственности. Химера «Евразии» перекрывает путь к постижению православия как стержня русской культуры и истории».1
«Если исходить из исторических реалий, - полагает В.Аксючиц, - то понятие «Евразия» правомочно и полезно употреблять только для обозначения геополитического пространства, которое не может быть субъектом исторического действия. Таковым на евразийских пространствах является русский народ. В русский многонациональный народ через обряд православного крещения, через присоединение к русской культуре и русскому языку входило множество народов, народностей и отдельных представителей других народов. Русский народ всегда являлся государствообразующим, он создал русскую культуру и русскую православную цивилизацию. Вместе с тем русский народ строил не национальное государство, а огромную многонациональную империю, сохранившую все ее народы. Но только присоединение к русской культуре выводило российские народы к евразийским и мировым измерениям. Таковы исторические реальности. Никакого «евразийского народа» или «евразийской цивилизации» никогда не существовало; в лучшем случае они могут быть художественными образами, в худшем – разрушительными утопиями. Другое дело, что современное российское государство в тех или иных формах может входить в блоки с различными государствами Евразийского континента и создавать «Евразийский союз» либо «евразийское сообщество».
«Евразийцам присуща монголофилия, неоевразийцам – тюркофилия, т.е. преувеличение исторической роли нерусских народов России». На самом же деле, считает В.Аксючиц, «…подлинный жизненный интерес всех без исключения российских народов и всех элит состоит в национальном пробуждении русского народа – государствообразователя, являющегося стержнем российской нации. (Такая позиция, выражающая стремление к национальному согласию на евразийских просторах России, может называться и евразийством)».1
Само понятие евразийской цивилизации является мифом: «Где вы видели евразийский патриотизм, евразийское религиозное возрождение, евразийскую идентичность? Только в утопиях публицистов, которые спекулируют на невежестве элит, или в химерах политиков, которые пытаются на них въехать во власть». «Территориальная идентичность в евразийских концепциях отсутствует, …утверждается, что существует некая евразийская цивилизация, хотя не понятно, какой язык является ее носителем, какую территорию занимает эта цивилизация, какова ее культурная типология». Такими же мифами являются категории «евразийского пространства» и «евразийской нации»: «По существу, современные апологеты евразийства являются сладкоголосыми гробовщиками русского народа – под аккомпанемент евразийской идеи».2
Весьма интересно также мнение И.С.Шишкина, председателя Московского отделения Фонда Л.Н.Гумилева. Он полагает, что в последнее время за евразийством «начинает закрепляться репутация идеологии явно антирусской». Идея неоевразийцев о стирании этнических различий и формировании единой «евразийской нации» не только слишком напоминает идею большевиков о формировании «новой исторической общности – советского народа» (а также идею радикальных демократов о появлении «нации россиян»), но и в корне противоречит евразийскому и русскому принципу «единства в многообразии». Именно поэтому пропаганда концепции «евразийской нации» наносит вред прежде всего самому евразийству. «Наученные горьким опытом реализации «плавильного котла» в форме «советского народа», русские справедливо увидели в этом очередную попытку дерусификации России».
В.Шишкин полагает, что «игнорирование интересов русского народа… является пороком не евразийства, а современных его «идеологов». К этому относится и тезис неоевразийцев о том, что пора перестать говорить о русских как о государствообразующей нации: мол, все народы России – государствообразующие. Признание же таковыми только русских, мол, обижает другие народы. Так, давайте же ради всеобщей дружбы будем считать государствообразующими всех. Это очень по-советски».3
Теперь посмотрим, как к евразийству относятся идеологи нерусских этносов России, в первую очередь тюркского происхождения.
Государственный советник Президента Татарстана Р.Хакимов, например, считает, «что только очень наивные люди могут рассуждать о якобы традиционном историческом «славяно-тюркском единстве». О нем можно говорить как о мечте, как о возможном будущем союзе, если, конечно, будут выработаны принципы такого союза». «Сердце евразийской идеологии, - полагает Хакимов, – православие, которое, по их представлениям (евразийцев), определяет весь строй духовной жизни. В их теории нет места человеку или народам. Идея евразийского государства является самодовлеющей, исчерпывающей, более того, требующей жертв со стороны человека. В этом обожествленном государстве нет места не только отдельному человеку, но и другой идеологии, другой партии, другому мнению».1
«Один из тезисов современных евразийцев – принцип единой, нераздельной судьбы всех народов России», - напоминает советник Президента Татарстана. – «Он выглядит не как отражение общих ценностных ориентаций различных народов, а скорее как жесткое предписание для них…, как географический принцип, возведенный в ранг политической догмы». «Вместо принципа единой судьбы, - отмечает он, - было бы разумнее для начала провозгласить принцип отказа от применения насилия при решении межэтнических и других внутриполитических проблем».2
Свой анализ евразийства Р.Хакимов завершает убийственным приговором: «Современное евразийство представляет из себя конфликтогенную идеологию, ибо не выдвигая общих ценностей для различных народов и стран, оно тем не менее говорит о восстановлении государства в старых границах… Таким образом, в лице евразийства мы имеем отнюдь не новую концепцию исторического примирения народов, а очень старую политику восстановления империи, охватывающую основную территорию государства Чингизидов». 3
Выбор в пользу антизападного альянса России с исламскими экстремистами, – подчеркивают другие критики неоевразийства, - это выбор реставрации тоталитарного режима в России, выбор пушек вместо масла. Сторонникам нищей милитаристской России следует уяснить, что она не будет ни лидером, ни «первой среди равных» в мире исламских государств. Встав в их ряды, Россия останется чужой для них, сколько бы не рассуждали о близости ислама и православия. «Союзники» также, как во времена Насера, Касена, Нимейри и Барре, будут требовать хлеба и оружия, военной, экономической, финансовой, дипломатической поддержки, причем бесплатно, используя в случае необходимости угрозы и шантаж».4
Характерно, что в подлинных исламских кругах евразийские призывы не находят никакого отклика. В отличие от евразийцев, исламские идеологи хотят вообще отказаться от европейской компоненты и расширять ореол Азии, исламскую цивилизацию. Известный исламовед Г.Джемаль считает первой и последней Евразией империю А.Македонского, а все последующие «Евразии» - лишь пародией на нее. Так, «Чингисхан создал такую модель евразийской империи, столь милую сердцу некоторых наших патриотов, в которой «цветущая сложность» местечковых туземных традиций патронажно перекрывается единой централизованной системой абсолютно бездуховной и совершенно прагматичной бюрократии». «Евразийская концепция, созданная в идеологических лабораториях ГПУ, - продолжает он, - есть не что иное, как воскрешение политической философии «панмонголизма» и чингизидства, способствующее установлению бюрократической тирании на территории России и соседствующих с ней сфер. Более того, евразийцы по существу обрекают Россию на то, чтобы стать «жандармом Евразии», т.е. вести бесконечную пограничную войну против южных соседей, охранять военно-административными методами «великую сушу» от движений пассионарно-революционного порядка. Иными словами современные евразийцы-геополитики оказываются исполнителями плана, исходящего с берегов ненавистной им Атлантики».5
В октябре 2001 года Г.Джемаль рассказал на майской конференции «Евразийство – будущее России», что еще в карело-финском этносе Евразия представлялась «страной гогов и магогов – разрушающих орд, ожидающих своего часа, чтобы рухнуть на мир и разнести его в клочья». Там же известный политик С.Бабурин сказал: «Когда мне говорят, что евразийство – это диалог цивилизаций, я плююсь. Диалог может быть только между посторонними. Когда диалог в одной голове – это шизофрения».1
Поразительно антизападничество современных евразийцев. Ведь то, что происходит сегодня в России – это, конечно, никакая не вестернизация. Это лишь конвульсии старого государственного организма, пытающегося в распаде империи уцелеть и по-прежнему паразитировать на материальных богатствах огромного пространства. Поэтому и возникают идеологические обоснования сохранения этого пространства. Одним из них и является евразийство. На самом же деле древнерусское государство формировалось как государство европейское в византийском варианте; византийская (восточнохристианская) культура – весьма оригинальная, неотъемлемая часть европейской цивилизации. И Московское царство, и Российская империя, и даже коммунистической СССР представляли собой часть Европы. Не теряя самобытности, не насилуя собственную природу, Россия должна занять подобающее ей место, которое она занимала с момента своего возникновения. Это, конечно, не отрицает того, что Россия имеет целый ряд особенностей, отличающих ее от стран западнохристианской ветви европейской цивилизации.
Вопреки убеждениям (а вернее сказать, утверждениям) евразийцев, и допетровская Русь (Московия) ориентировались именно на Европу. Назвавши себя «третьим Римом», Русь заявила о своей европейской ориентации и намерении продолжать «дело Рима». Петровские реформы были продолжением этой линии, взятой московскими царями. Необходимость сближения с Европой была для них очевидна: при всех противоречиях Россия и Запад – две части единого христианского мира. Очевидной для них были и невозможность «растворения» России в Западе. Российская цивилизация имеет европейский культурно-исторический генотип. Это подтверждают своим поведением в реальной жизни и сами евразийцы: они учат своих детей не монгольским и тюркским языкам, а романо-германским, и семьи свои отправляют жить в Европу и Америку.
Евразия как субстрат российской государственности превращается в Азиопу, т.е. в «дурной синтез Востока и Запада» (термин А.Герцена). Как писал немецкий политолог русского происхождения А.Игнатов, в критике европоцентризма «безусловно, содержатся позитивные моменты, выступающие коррективом к чрезмерным претензиям западноевропейского самосохранения, которое высокомерно и некритично отождествляет себя с человеческой природой вообще». Однако «восторг по поводу азиатских компонентов России означает в конечном счете принятие азиатского деспотизма и азиатского пренебрежения к человеку». В то же время восхваление татарского господства не выдерживает серьезной критики». «Особенно спорной, скорее даже несостоятельной, кажется связь православного символа веры с положительной оценкой азиатчины и монгольского господства над Россией».2 И далее: «Евразийство дает фальшивое толкование русской истории, которое приводит и к фальшивой политической программе. Речь в первую очередь идет об идеализации и даже прославлении азиатского влияния, что означает «делать из нужды добродетель» и поддерживать в русском прошлом как раз то, что было губительным для развития России. Именно «полуазиатский» характер России препятствует восприятию западной политической культуры и движению к рыночной экономике»3.
Желая стать Евразией, Россия стремительно возвращается на доисторический уровень. «Если же мы считаем, что Россия – страна, пребывающая в истории, - отмечал российский философ и писатель В.Кантор, - значит она – в системе западноевропейских ценностей, западноевропейской парадигмы развития, родившей само понятие истории, если же Россия станет всего-навсего псевдонимом Евразии, то мы больше не будем иметь «ни дворянства, ни истории», а носители духовной культуры и высших нравственных ценностей будут в очередной раз сметены кочевой стихией».1
Евразийский проект для России
Если всерьез говорить о евразийстве, то думать надо на самом деле не о том, как отсидеться от процессов глобализации в замкнутой Евразии, а об активном включении в экономические интеграционные процессы, стремительно развивающиеся и в Европе, и в Азии, но пока без участия России. Нас не зовут в Евросоюз, на долю которого приходится 25% мирового ВВП. Договор с ним по-прежнему де-факто заморожен. Россия не участвует на равноправной основе в Азиатско-тихоокеанском экономическом сообществе (АТЭС или АПЕК), доля которого в мировом ВВП (с учетом США) – более 50%. Само собой разумеется, мы не участвуем и в Североамериканской зоне свободной торговли (НАФТА), доля которой – 28% мирового ВВП. Доля же всего СНГ – менее 3%, России в отдельности – 2%.
Между тем, именно через эти три огромных региональных экономических объединения идет процесс экономической глобализации и консолидации мирового рынка. Таким образом, наше «евразийство» на практике осуществляется «с точностью до наоборот»: нас исключают и из Европы, и из Азии. Сами же создать хотя бы на постсоветском пространстве однородную экономическую зону мы оказались не в состоянии. Россию далеко не всегда зовут на регулярные встречи лидеров Европы и АТР, что является катастрофой для страны, называющей себя «великой евразийской державой». Ведь там обсуждаются амбизицозные планы установления прямых внешнеэкономических связей между двумя крупнейшими региональными рынками.
Могут сказать, что Россия является членом «Большой восьмерки». Но там у нее по-прежнему нет равноправного статуса в ходе обсуждения вопросов глобальной экономики. И не потому, что такой статус ей не предоставляют по политическим соображениям, а потому, что Россия до этого статуса просто не дотягивает.2
Особо следует отметить планы воссоздания Великого шелкового пути (ВШП), который через Центральную Азию должен напрямую связать АТР и, в первую очередь, динамично развивающуюся китайскую экономику и расширяющийся ЕС. По замыслу авторов этого плана, ВШП должен пройти в обход России по территориям Турции, Грузии, Азербайджана, Туркмении, Узбекистана, Казахстана (или Киргизии). Рассматриваются варианты с участием Молдовы, Украины, Армении и Ирана.
Если этот план будет реализован, то очень скоро через сеть трубопроводов, железных и шоссейных дорог, авиационных маршрутов и электронных коммуникаций Центральная Азия, которая до сих пор имела выход на мировые рынки только через Россию, превратится в связующее звено между ЕС и АТР.
Строительство такой трансевразийской магистрали создаст новое, по существу глобальное геоэкономическое пространство. Если эта магистраль пойдет в обход России, то последняя буквально «выпадет» из него, что будет означать окончательную потерю статуса мировой державы. А с учетом того, что США имеют прочные экономические связи как с ЕС, так и с АТР, более того, занимают в каждом из этих региональных объединений господствующие позиции, вопрос о гегемонии Америки, по крайней мере в ХХ1 веке, будет решен окончательно и бесповоротно. США и в самом деле станут евразийской державой №1.
Помешать такому развитию событий может лишь одно: крутой геоэкономический маневр. Суть его в том, что Россия своим экономическим развитием должна в ХХ1 веке связать евроатлантический и азиатско-тихоокеанский рынки, тем самым достроив недостающее пока звено мировой экономической системы. При этом она должна стать не мостом (это нечто второстепенное и вспомогательное), а именно активно работающим связующим звеном между двумя главными регионами завершающей свое формирование мировой экономики. И на этот счет пока имеются все необходимые предпосылки: только Россия может сделать максимально эффективными и экономичными (т.е. относительно не дорогостоящими) наземные (через реконструкцию Транссиба в Трансевразийскую магистраль Дублин-Лондон-Париж-Москва-Токио), воздушные и электронные сообщения между расширяющимися вглубь и вширь евроатлантическим и азиатско-тихоокеанским рынками и получить благодаря этому колоссальный импульс для внутреннего развития. Как отмечал В.В.Путин, - «Россия всегда ощущала себя евроазиатской страной. Мы никогда не забывали о том, что основная часть российской территории находится в Азии. Правда, надо честно сказать, не всегда использовали это преимущество. Думаю, пришло время нам вместе со странами, входящими в Азиатско-Тихоокеанский регион, переходить от слов к делу – наращивать экономические, политические и другие связи. Все возможности для этого в сегодняшней России есть… Россия – своеобразный интеграционный узел, связывающий Азию, Европу и Америку».1
В этом и состоит Евразийский Проект России ХХ1 века, ее стратегия развития и, если угодно, экономическое измерение национальной (русской) идеи. Такая стратегия должна интегрировать экономическую, технологическую, промышленную, транспортную и информационную политику России, по крайней мере на протяжении жизни одного поколения.
Если Россия окажется в центре глобальных рыночных процессов, то это даст объективный импульс центростремительным тенденциям в СНГ и превратит его в реальное содружество. Тогда все постсоветское пространство и в самом деле станет Евразией.2 В этом и состоит экономическая миссия России – завершить начатый много веков назад процесс освоения евразийских просторов, сделать «срединнную землю» (Хартленд) глобальной осью развития мирового рынка. Это, в свою очередь, позволит нам не только вернуться в число великих держав, но и поддерживать мировое равновесие в геополитическом смысле (как это было всегда), не только предотвратить острую борьбу за «евразийское наследство», в которую могут быть втянуты Китай, США, Япония, Германия, исламский мир, но и обеспечить стабильность мирового порядка в ХХ1 веке.
Наконец, это позволит России осуществить ее глобальную демократическую миссию – замкнуть Северное Кольцо (Европа-Россия-Япония-Северная Америка). Тем самым Россия может внести решающий вклад в создание единого пространства развитых демократических стран, разделяющих ответственность за мировое развитие и мировую безопасность.
Глава седьмая.
Идентичность и развитие
Национальная безопасность в контексте стратегии развития