Geum.ru

С. В. Кортунов проблемы национальной идентичности россии в условиях глобализации монография

Вид материалаМонография

Содержание


Приключения евразийского человека
Возникновение евразийства и его крушение
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   49

Приключения евразийского человека



Любая научная теория политически нейтральна. Любая идеология агрессивна. Попытка превращения научной теории в идеологию неизбежно искажает ее и в конечном итоге дискредитирует.

ХХ век дал тому немало примеров. Не стала исключением и евразийская идея. Родившись в начале века в совершенно конкретном историческом контексте как идея историософская, она претерпела затем удивительные метаморфозы и в конце 20-х – начале 30-х годов, исказившись до неузнаваемости, потерпела полное крушение, сопровождавшееся решительным отступничеством от нее отцов-основателей. Казалось бы похороненная и навсегда забытая, она вдруг вновь возродилась после распада СССР, причем именно в своем идеологическом облиии.

Каковы идейные истоки евразийства? Каково его место в русской философской мысли? Какую роль сыграло оно в национальной истории? В чем причины его краха?

Ответ на эти вопросы необходим, однако, не в целях удовлетворения чисто академических интересов, и для того, чтобы понять причины нынешней актуализации евразийского наследства, определить его место в современном национальном самосознании, а точнее – роль в поиске Россией своей цивилизационной идентичности, стратегии развития в ХХI веке.

Возникновение евразийства и его крушение



Начало евразийскому движению положили споры в узком кругу русских эмигрантов (в Софии) по поводу вышедшей в 1920 году брошюры князя Н.С.Трубецкого «Европа и человечество». В этой брошюре автор подверг резкой критике идеологию европоцентризма и агрессивность романо-германской культуры, которая не может быть эталоном для всех без исключения народов.

Результаты дискуссий вокруг произведения Н.С.Трубецкого были изданы в 1921 году в Софии в сборнике «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». Основателем новой теории стал географ П.Н.Савицкий. Значительный вклад в ее развитие внесли теолог Г.В.Флоровский, философ Л.П.Карсавин, публицист П.П.Сувчинский. Некоторое время евразийскому движению сочувствовали философ С.Л.Франк, культуролог П.М.Бицилли. Евразийцы опубликовали несколько сборников, издавали «Евразийскую хронику», а в 1928 году начали выпускать газету «Евразия».

Евразийство стало творческой реакцией русской философии на целый ряд явлений начала ХХ века: русский коммунизм, революцию 1917 года, возникновение и развитие СССР; деградацию и «закат» (термин О.Шпенглера) Европы; крушение панславизма; кризис православия и христианства в целом; возрождение и натиск Востока.

Евразийцы считали своей духовной предтечей именно славянофилов, а не западников. Однако, по мнению П.Савицкого, поскольку славянофилы «упирали на «славянство» как на то начало, которым определяется культурно-историческое своеобразие России, они явно брались защищать трудно защитимые позиции»1. Само понятие «славянство», по мнению евразийцев, мало показательно для понимания культурного своеобразия России, поскольку, например, поляки и чехи принадлежат к западной культуре. Русскую же культуру определяет не только славянство, но и византизм. В облик России впаяны как европейские, так и азиатские элементы. Эти элементы как раз и составляют сильную сторону русской культуры, что позволяет сравнивать Россию с Византией, культура которой также являлась евразийской.2

Византийская же культура, в свою очередь, основывается на культуре эллинистической, сочетавшей в себе элементы эллинского «Запада» и древнего «Востока». В связи с этим, как отмечал П.Савицкий, историческое своеобразие России явно не может определяться ни исключительно, ни даже преимущественно ее принадлежностью к «славянскому» миру.

Центральным моментом евразийства, его идеологическим кредо является противопоставление России Европе. Сущность евразийской доктрины ее авторы видели в «…отрицании «абсолютности» новейшей «европейской» (т.е. по обычной терминологии западноевропейской) культуры, ее качества быть «завершением» всего доселе протекавшего процесса культурной эволюции мира».1 И далее: «Евразийская концепция знаменует собою решительный отказ от культурно-исторического «европоцентризма», отказ, проистекающий не из каких-либо эмоциональных переживаний, но из определенных насущных и философских предпосылок… Одна из последних есть отрицание универсального восприятия культуры, которое господствует в новейших европейских понятиях».2

Западноевропейскую культуру Н.Трубецкой называл космополитизмом или романо-германским шовинизмом. «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой – наш злейший враг», - категорически постулировал Н.Трубецкой.3 «…Освобождение мира от власти романо-германских хищников» - это и есть «новая историческая миссия» России.4

Новое учение можно свести к нескольким главным тезисам.

Первое. Главная причина крушения Российской империи и русской революции 1917 года состоит не в подрывных происках отечественных партий и внешних сил, а в порочном подражательстве Европе, начавшемся во время реформ Петра Первого. Октябрьская революция – это восстание народа против «дела Петра».

Второе. Русская цивилизация самобытна и самодостаточна: она представляет собой не Европу и не Азию, а синтез того и другого – Евразию, имеющую свой Запад и свой Восток.

«Национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, - писал Н.Трубецкой, - может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемое как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая особым национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию – Евразией, ее национализм – евразийством».5 Подлинному евразийскому национализму его идеологи противопоставляли национализм ложный, который, с одной стороны, проявляется в великодержавном шовинизме, а с другой, - в стремлении политических лидеров малых народов к суверенизации, попытках во всем подражать большим, государственным народам.6

С этих позиций - русский панславизм представлялся евразийцам не более чем карикатурой на пангерманизм и объявлялся нежизнеспособным. А русский национализм, по оценке Н.Трубецкого, «при современных условиях есть просто великорусский сепаратизм… Чисто русская Россия… реально возможна только при отделении всех окраин», - т.е. – в границах этнографической Великороссии».7 «Русские люди и люди народов «Российского мира» не суть ни европейцы, ни азиаты. Сливаясь с родною и окружающей нас стихией культуры… мы не стыдимся признать себя евразийцами».8

Третье. Коммунистический режим в России – это зло, но поскольку он свернул с порочного пути, противопоставил себя Европе и провозгласил модель самостояния, этот режим – не абсолютное зло. Таким образом, два послепетровских столетия для евразийцев будто бы и не история, поскольку они только разрушили Россию. В 1917 годах для них нить русской истории лишь восстанавливается. «Коммунистический шабаш, - писал П.Савицкий, - наступил в России как завершение более чем двухсотлетнего периода «европеизации». Однако большевизм положителен тем, что явился бунтом против европейской культуры. 1 Величайшая заслуга большевиков – восстановление государства в естественных границах Евразии.

Четвертое. Режим большевиков и коммунистическая идеология рано или поздно неизбежно падут и освободят место для режима подлинно национального, опирающегося на евразийскую идеологию.

Сходство между большевизмом и евразийством - только внешнее. Большевизм безбожен, тогда как евразийство – движение религиозное и богоутверждающее. «Из всего этого вытекает, - писал Н.Трубецкой, - что если общими задачами большевизма и евразийства является отвержение старой и создание новой культуры, то большевизм может выполнить только первую из этих двух задач, а второй выполнить не может».2 Таким образом, большевизм проводит черную деструктивную работу, расчищая площадку для работы конструктивной. «Положительное значение большевизма, - отмечает он, может быть, в том, что сняв маску и показав всем сатану в его неприкрытом виде, он многих через уверенность в реальность сатаны привел к вере в Бога».3 «Идея диктатуры пролетариата… и разжигание классовой ненависти, - пророчески писал Н.Трубецкой, - в конце концов должны оказаться недействительными средствами против развития националистических и сепаратистских стремлений народов СССР».4

Пятое. В противоположность европейской модели мирового развития, которая стремится навязать свои стандарты всем странам и народам, обрекающим их на «догоняющее развитие», евразийство утверждает равноценность различных национальных культур, которые должны породить «цветущую сложность» (термин К.Леонтьева).

Шестое. Татаро-монгольское иго для России было благом, поскольку именно от империи Чингизидов она приняла эстафету евразийской государственности. «Московское царство возникло благодаря татарскому игу, - писал Н.Трубецкой. – Московские цари, далеко не закончив еще «собирания русской земли», стали собирать земли западного улуса великой монгольской монархии: Москва стала мощным государством лишь после завоевания Казани, Астрахани и Сибири. Русский царь явился наследником монгольского хана. «Свержение татарского ига» свелось к замене татарского хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву»5.

Седьмое. Евразийское государство – это идеократическая империя, т.е. государство, в котором господствует идея всеобщего блага. Евразийцы считали, что государство правды и правовое государство – два различных миросозерцания: для первого характерен религиозный пафос, для второго – материальные устремления, в первом правят герои, во втором – серые, средние люди. Как отмечал П.Савицкий, «…над Евразией веет дух своеобразного «братства народов», имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных влияниях народов различнейших рас – от германской (крымские готы) и славянской до тунгусско-маньчжурской, через звенья финских, турецких, монгольских народов. Это «братство народов» выражается в том, что здесь нет противопложения «высших» и «низших» рас, что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что здесь легко просыпается «воля к общему делу».6

Как достаточно влиятельное учение евразийство просуществовало примерно десять лет – 20-е годы ХХ века. Уже к середине двадцатых началось его концептуальное и организационное разложение, причем основные его идеи были оспорены и пересмотрены самими его основателями, в первую очередь Г.Флоровским, который признал евразийские концепты неверными, голословными и зачастую просто эмоциональными. Интересно, что Г.Флоровский отошел от движения уже в 1922 году, т.е. через год после того, как его основал. Н.Трубецкой «продержался» дольше – до 1925 года. Пост идейного вождя занял Л.Карсавин. Ненадолго: в 1929 году он заявил о разрыве с евразийством. Только П.Савицкий сохранил верность движению от начала и до конца. Но это был уже деятель и мыслитель совсем другого масштаба.

К тому же к середине двадцатых евразийское движение стало объектом внимания ГПУ, которое сочло выгодным для советского режима широкое распространение вышеупомянутых идей, поскольку оно было альтернативой идеям белой эмиграции, стремящейся реставрировать Российскую империю, и примирительно относилось к коммунистической власти. Чекистам удалось проникнуть в евразийские круги и убедить их лидеров, что внутри советской России повсеместно организованы тайные евразийские организации, которые нуждаются в идейном руководстве со стороны эмигрантов (см. кинофильм «Операция «Трест»). В 20-е годы евразийство по существу развивалось как спецпроект ГПУ. Нет, конечно, каких-либо оснований полагать, что интеллектуалы ранга Н.Трубецкого действовали по заданию Москвы. Но нет и сомнений в том, что их программа была большевикам полезна. Сохранение коммунистического режима казалась евразийцам меньшим злом, чем политическая зависимость от Запада. Это означало только одно – отказ от самого сопротивления большевикам. Евразийцы признавали, что они были загипнотизированы большевистским пафосом, также как А.Блок, Ж.П.Сартр, Л.Арагон, Л.Фейхтвангер, Дж.Рид и другие интеллектуалы того времени. Другие евразийцы были просто раздосадованы на Европу за «измену белому делу».

Несмотря на это, евразийство в духовном отношении имело, конечно, мало общего с большевизмом, да и с настроениями советской интеллигенции и народа в СССР. Мечты о Святой Руси, о возвращении к утраченным корням и интеллигенции, и народу были абсолютно чужды. В Советской России 20-х годов царил исторический оптимизм и культ будущего. Материалистическая, атеистическая пропаганда добилась больших успехов, потеснив православие. Веру в Бога заменила вера в научно-технический и материальный прогресс.

Евразийцы не принимали, разумеется, террор, и в особенности культурную политику советской власти, но считали заслугой большевиков геополитическое восстановление распавшегося евразийского пространства. С сочувствием они относились и к солидаризации советского государства с колониальными народами в их борьбе против европейских метрополий.1 Однако они, конечно, понимали и то, что пролетарский интернационализм, на основе которого большевики сколотили государство заново, долго не продержится. Национальные чувства рабочих сильнее классовой солидарности. В конечном счете Россия должна найти иную основу для своей консолидации, и такой основой может быть только евразийство. Евразиец Чхеидзе даже выражал надежду на то, что постепенно удастся преобразовать большевистскую партию в партию евразийства. И он был не одинок.2

И все же попытка найти компромисс с большевиками была с самого начала порочной и потому обреченной на провал. Как отмечал А.Панарин, «самое большое преступление евразийцев 20-х годов – это попытка усыновления преступного большевизма в русской национальной культуре».3 И за это евразийцы жестоко поплатились. Советские спецслужбы рассматривали их как «полезных идиотов» и использовали в своих целях. Об этом говорит трагическая судьба многих из них и, в частности, П.Савицкого и Л.Карсавина. Первый, обосновавшийся в Чехословакии, после вступления в нее Красной армии был арестован и провел 10 лет сначала в советском концлагере, а затем в чехословацкой тюрьме. Второй, преподававший в Каунасском университете, был арестован в 1939 году после вступления Красной армии в Прибалтику и окончил свою жизнь в ГУЛАГЕ в 1952 году.

Не менее драматично сложилась судьба и других евразийцев, которые уже прямо сотрудничали с советским режимом. В 1929 году, когда евразийское движение окончательно раскололось, в Париже образовалось просоветское евразийское крыло во главе с С.Эфроном (мужем М.Цветаевой) и князем Д.Святополк-Мирским. Группа сплотилась вокруг газеты «Евразия». Позднее выяснилось, что С.Эфрон был агентом советской разведки. В 30-х годах С.Эфрон и Д.Святополк-Мирский вернулись в СССР, где также пали жертвами сталинского террора.