Игорь блудилин-аверьян эхо и egо выпуск второй «книга бесед»
| Вид материала | Книга |
- Игорь блудилин-аверьян тень титана, 3253.71kb.
- Радиостанция «Эхо Москвы»: Интервью, 06. 01. 2003, 730.11kb.
- Биобиблиографическое пособие из цикла «Служа Отечеству искусством» Выпуск 1 Лотошино, 510.86kb.
- Е. Б. Хворостов Столкновительное фотонное эхо в парах иттербия Реферат, 15.91kb.
- Книга тайн, 4639.55kb.
- Яшин Игорь Олегович Современное значение и особенности таможенных союзов как формы, 892.65kb.
- Эхо москвы, эхо, 05. 08. 2008, Варфоломеев Владимир, 18:, 3435.39kb.
- Бюллетень выпуск №23 (452), 405.21kb.
- Второй Интернет-конкурс поэзии в Эстонии. Игорь Ватолин: Рижская «самоподстава» Генисаретского, 66.76kb.
- Новогодняя Сказка, 12.13kb.
Мысли и рассуждения Леонида Сергеева
Я считаю Леонида Сергеева моим другом и надеюсь, что и он считает меня своим другом. Поэтому писать вступление к нашей с ним «беседе» трудновато: нет дистанции, нет отстранённости, необходимой для объективности. Правда, вопрос: а так ли уж она необходима, эта объективность? Объективность — это прохлада анализа; а в субъективности, в личном отношении тепла беспримерно больше.
Ругать плохое всегда легче, чем хвалить хорошее. — Спору нет, это так; но сколько критиков-литераторов, получив гонорар от автора-графомана или заказ от своего литературного или финансового покровителя, хвалят плохое! И ничего, справляются...
Прекрасное ещё прекраснее, если оно неожиданно. — Прекрасное всегда неожиданно. Это одно из его метафизических качеств. Ожидаемое не может быть прекрасно — «прекрасность» гаснет в ожидании.
Лучший способ поднять своё настроение — немного испортить его другим. — Ирония, разумеется. Всерьёз так способен думать и поступать лишь плоский негодяй.
Возраст измеряется не годами, а состоянием духа. — Абсолютное попадание. Но замечание несёт не только безусловно положительный импульс. Можно до старости остаться наивным ребёнком; только в старости эта инфантильное состояние духа уже не так симпатично, как в ребёнке. Наивность в старых людях может принести серьёзные неприятности не только её обладателю, но и людям, общающимся со старым дурнем.
Лучше всё-таки, чтобы состояние духа соответствовало возрасту...
Лучший будильник — беспокойные мысли. — Браво! Выражение подлинного художника слова.
О человеке можно судить по его врагам точно так же, как и по его друзьям… Мне заранее симпатичны незнакомые люди, которых чернят мои знакомые, завистливые и злые. — А бывает и так: негодяй поносит кого-то другого как негодяя; ты к этому другому проникнешься как к хорошему мужику, а познакомишься — и окажется, что тоже негодяй. Бывает такое, бывает...
Всякая повышенная ранимость идёт не от чувствительности, а от чрезмерного самолюбия, а то и от ущербности. — Согласен, если убрать из этой мысли первое слово: «всякая». И потом, о какой «чувствительности» идёт речь? Уточнить бы...
Не всякое самоутверждение есть признак уверенности и силы — иногда это и защита от беззащитности. — А вот с этим не поспоришь.
Каждая, даже самая сильная, любовь должна всё время чем-то питаться, её постоянно надо поддерживать, и уж, конечно, не разрушать. — Не ведаю, о чём шла речь в тексте, из которого выделено это рассуждение, но если взять мысль саму по себе, то Л.Сергеев зацепил одну из важнейших — а может быть, и важнейшую — проблему брака, семейной жизни.
Говорят, что любовь убивается привычкой, каждодневным, ежечасным общением и т.п. — но как быть мужу и жене? Для того и женятся мужчина и женщина, чтобы быть вместе каждый день, чтобы жить вместе. Но при этом, естественно, исчезает тайна. А как поддерживать любовь, если исчезает тайна? Ведь именно тайна рождает первый импульс любовного интереса к другому. Тут глубочайшие проблемы психологии, корневые вещи!
Всё правильно ты сказал, Лёня, но вопрос вопросов: как? Как сохранить, как не разрушить, какой животворной водой напитать иссыхающий источник?
Об этом, кстати, написаны сотни и сотни книг, а проблема остаётся.
Настоящая дружба исключает всякие условности. — Категорически не согласен. Условность — великая вещь, необходимая прежде всего именно в общежитии. Не будет условностей — оскотинимся, и в дружбе тоже. И опять-таки — слово «всякие», так любимое моим собеседником. Так уж и «всякие» условности исключаются между друзьями?
Говоря о человеке лучше, чем он есть на самом деле, завышая его, мы тем самым вселяем в него уверенность, и он действительно становится лучше. — Хорошо, если б было так. Похвали дурака, и он в мгновение ока умным стал... Похвали графомана, и он превратится в писателя? Нет, он станет ещё графоманистей и обнаглеет. Станет требовать должностей в аппарате писательского союза, премий, денег на издание своей графоманской писанины...
Человечество уродует природу. Какой замечательной была бы планета без людей: зеленые леса и луга, голубые озера... Правда, тогда некому было бы оценить эту красоту. — Опять касание к глубочайшим вещам. То, что человечество уродует природу, это знают уже все; Л.Толстой негодовал по этому поводу и стонал: лучше б вообще не родиться, ибо от человека только гадость идёт. То, что земля без людей была бы прекрасна, уже спорно — ибо, совершенно правильно замечено: прекрасное — это категория оценочная; некому оценивать — и прекрасного нет в принципе. Можно лишь вообразить некоего оценщика; но тогда какой прок вообще в разговорах на эту тему? Человечество уродует природу, а без человечества прекрасного быть не может. Это данность, объективность.
Амазонками восхищаются, но их не любят. — Кто же восхищается этими мужеподобными агрессивными существами с мозолью вместо правой груди, воняющими пόтом — своим и конским?
Сентиментальность часто граничит с жестокостью. — Из области житейских мудростей.
Человек, неизбирательный в дружбе, имеющий слишком много знакомых, не может быть порядочным человеком. — Почему? Странно... Всё перепутано как-то: порядочность, дружба, знакомства — всё вещи из разных пространств. И потом: что значит «слишком много»? Сколько? Где граница? Сто, двести, тысяча? У каждого нормального человека максимум 2–3 друга, около сотни или двух знакомых. Я, например, могу сказать, что у меня знакомых — минимум тыщь пять; за 10 лет доцентирования в одном из ведущих вузов страны я читал лекции, т.е. непосредственно общался, принимал курсовые, экзамены и зачёты у студентов со всего СССР, ныне СНГ — Гродно, Рязань, Касимов, Солигорск, Александров, Москва, Саратов, Владимир... да мало ли где живут сейчас студенты, которых я научил бухучёту и финансам! Я их нередко встречаю то тут, то там, многие стали моими добрыми знакомыми. (Мой бывший студент Лёня Синица, столь рано ушедший из жизни, стал вообще очень душевно мне близким человеком; с его уходом я испытал чувство подлинного горя). А Горный институт? А работа в Германии? А бизнес — Германия, Люксембург, Лихтенштейн, Швейцария, Англия, Австрия? Всюду знакомые, которые меня, конечно, помнят. Самое меньшее — сотня немецко- и англоговорящих. Так что, я — непорядочный человек? Хм...
И так можно сказать о каждом.
В коллективизме есть великий дух братства, а индивидуализм приводит к разобщённости людей. — Не верю в соборность, в братство и т.п. Всюду, где царит дух скопа, где властвует большинство — там мертвечина, корпоративность, попрание справедливости, угнетение личности. Это всё — коммунистические лозунги, украденные у христианства. Большинство никогда не право. В коллективе удобно: не надо думать своей башкой; как сказал коллектив, так и делай — не ошибёшься никогда! Грош цена братству, настоянному на коллективизме. Личность — выше толпы, выше коллектива. Историю творят личности, а не «коллективы». Кстати, почему «дух братства» — великий? Это штамп, банальность, пошлость. В хозяйстве у фермера, работающего своей семьёй, производительность труда выше колхозной вдвое, втрое, впятеро — если ему никто из чиновников-«коллективистов», исповедующий «великий дух братства», не мешает, не суёт палки в колёса. Кстати, даже при коммунистах производительность труда в совхозах была выше в полтора раза, чем в колхозах — это я знаю из первичных, конкретных цифр, потому что в своё время я зарабатывал тем, что писал кандидатские диссертации председателям колхозов, и даже одному первому секретарю сельского райкома партии. Так что давайте оставим химеры...
В детстве мы все способные: каждый день открываем окружающий нас мир, не перестаём ему удивляться, и всё хотим узнать, как же он устроен? В юности пытаемся найти своё место в этом мире. В зрелости, познав многие радости и боли, задумываемся — каким же он должен быть, этот мир? — Задумываться надо совсем над другим: каким должен быть я? Как надо жить? Что такое жизнь? Что есмь Аз? В чём смысл моей жизни, чтобы она была жизнью, а не небокопчением.
Не знаю, у каждого своё, конечно...
Я в детстве никогда не интересовался, как устроен мир. Было интересно, как устроено то или другое в мире, его конкретная мелочь — муравей, деревяшка, листик дерева, корова («откуда молоко берётся») и т.д. А Большой Мир меня не интересовал ни секунды. А в 20 лет вдруг в записной книжке появляются записи: «Что есмь Аз? Это главное, что надо знать». «Что такое Наслаждение? В чём смысл его?» «Смысл жизни — в Наслаждении, и ценность каждой конкретной жизни зависит от того, от чего человек испытывает Наслаждение: от того, что он приносит конкретное облегчение кому-либо от беды, напр., врач, или оттого, что ему удалось купить, наконец, машину без очереди». И такими записями я десяток блокнотов исписал. А до Большого Мира и как он устроен, мне никакого дела не было. И сейчас нет.
Всё ценное создается в минуты высокого настроя, когда чего-то сильно хочешь, о чём-то сильно мечтаешь, что-то сильно любишь или так же сильно ненавидишь. — Думается всё же, что подлинно ценное создаётся только в моменты любви, в любовном порыве, в моменты, когда прорываешься в горний мир — в «иной мир», по Бердяеву. А когда ненавидишь, то ничего, кроме яда и ругни, не создашь.
Красота со временем не исчезает, а переходит в новую форму. — А что есть красота, т.е. в какую форму она переходит? Во что превращается? Не в безобразие ли?
Талантливому можно сказать о его работе плохое, неталантливому нельзя — слабо верится, что он сделает лучше. — Да ещё и возненавидит тебя и скажет тебе: «сам дурак». Особенно это «самолюбие» в ходу у писателей, вернее, у графоманов, которые искренне считают себя писателями, коли имеют членский билет СП.
Искусство не отображение жизни, а её воспроизведение. Это — воспроизведение параллельно реальности. — Опять зацепил тончайшие, сложнейшие, корневые вещи! Особенно хорошо это «воспроизведение параллельно реальности»! Умри, а лучше не скажешь о вещах, о которых вообще очень трудно говорить и мыслить.
Трактат можно писать, основываясь только на этом кусочке фразы.
Любому человеку стать красивым не так уж и сложно — надо всего лишь быть естественным, честным и доброжелательным. — Афоризм житейской мудрости в стиле писем Сенеки к Луцилию, в стиле древней нравственности.
Слишком серьёзное отношение к себе идет от слабости. — Странно: мне почудилось в этой фразе осуждение человека, относящегося к себе серьёзно. А как надо к себе относиться? Не серьёзно?! Хи-хи ха-ха?! К себе надо относиться только серьёзно, очень серьёзно! К чему, вообще, весь огород под названием «жизнь» городить, если относиться к себе несерьёзно?! Думаю, что Л.Сергеев имел в виде нечто другое. Но что именно — не понятно. К сожалению, опять приходится говорить о сбитости фразы. Что значит «слишком серьёзно»? Откуда и когда появляется «лишек»? Где граница? Это случай, когда обыденная, разговорная лексика письма мешает чёткости выражения своей мысли — может быть, незаурядной.
Каждый настоящий художник неотделим от своей страны. — Неотделим, спору нет. Только тогда, когда он национален, он становится всемирен. Космополиты никому никогда не были интересны и не создали ничего ценного. Но запираться в своём национальном — это гибель художнику, мыслителю, писателю, серьёзному учёному. Здесь диалектика, закон сообщающихся сосудов: чем теснее приникнешь к чужому, тем глубже поймёшь своё. Невежество никогда не было плодоносным.
Выставлять себя не в лучшем свете, иронизировать над собой способны только сильные люди. — Опять о серьёзном «отношении к себе»! Откуда такой панегирик самоиронии — явлению упадочному, разлагающему? Под маской самоиронии очень легко прятать пустоту, незнание.
Почему и, главное, зачем я должен пред людьми выставлять себя «не в лучшем свете»? Чего я добьюсь этим? По-моему, это путь в тупик, это оскорбление и принижение Бога в себе. Прежде всего надо уважать себя. Только умея уважать себя, научишься уважать других.
А самоирония — это самонеуважение.
Сам над собой не смеюсь и другим не позволю — вот позиция человека, уважающего себя.
Это не значит, конечно, что надо ходить «спесивым» и «великим», чтоб к тебе не подступиться. Среди писателей встречаются надутые индюки, которые... Ладно, не буду. Их, в общем-то, все знают; но люди великодушны и различают, когда эта надутость от самомнения дурака или просто от милой человеческой слабости казаться лучше и знаменитей, чем ты есть.
Остановиться надо, Лёня, извини, — в разговоре с тобой я невзначай влез в очень деликатную тему.
Ремесленник — всего лишь способный человек, овладевший техническими приемами, а чтобы стать мастером, необходим талант. Именно поэтому всегда заметна разница между работой ремесленника и мастера — работа мастера светится! И главное, эта работа выполнена с такой простотой, что самого мастерства не видно. Настоящего мастерства не видно! — Согласен с каждым словом. Настоящее мастерство («как вещь сделана») должен уметь обнаруживать только профессионал.
Всё выдуманное — это надстройка над реальностью, а чтобы выдумывать лучше, чем в жизни, всё-таки нужно знать жизнь. — «Параллельно реальности» (см. выше) лучше, тоньше, чем «надстройка над реальностью». Видимо, это неустоявшиеся вещи в голове у моего собеседника, раз термины «гуляют». И неясно, что значит «выдумывать лучше» и т.д.
В сущности, все мы листья одного дерева, звенья в цепи наложений сотен тканей; нам передаются эстафетные палочки наследственности, прошедшие не одну сотню лет. Всякое настоящее — продолжение прошлого. — Ср. у Шпенглера во 2-м томе изд 1998 г., с.8.: «Кровь предков течёт по цепи потомков, объединяя их всех великой взаимозависимостью судьбы, такта и времени». Глубока и верна у Л.Сергеева метафора дерева; опять же «цепь» — замечательный образ, применённый и Шпенглером. Что, к великой досаде моей, портит рассуждение моего собеседника, так это невнятное «наложение сотен тканей». Что это за «ткани»?! Что за «наложение»?! Обидно, ей-Богу: небрежным, неточным, невыразительным словом испорчен великолепный афоризм.
Настоящее быстро превращается в прошедшее, но оно ещё не прошлое, поскольку не отстоялось, в нем ещё много случайных, несущественных деталей. — С пониманием дела сказано.
В путешествии самое главное — выйти из дома. — Изумительно!
Людям надо одуреть от отупляющей массовой культуры, чтобы потянуло к классике, пресытиться распутством, чтобы вернуться к благочестивости, дойти до вопиющего богатства, чтобы оно осточертело, и довольствоваться скромным образом жизни. — Катехизис какого-то умеренного, взвешенного аскетизма. Есть в таком аскетизме тончайшее обаяние культуры.
Когда неприятности множатся, победа близка. — Вот она, мудрость пожившего человека.
Искусство своего рода состязание, в котором есть честолюбие и тщеславие. Честолюбие — это состязание с самим собой; тщеславие — просто желание услышать похвалу. — Опасно попасть под взгляд зоркого человека: может и разгадать тебя...
Есть талантливые люди, которые с коммерческим цинизмом делают то, что нужно. Но это ведет к нравственной коррозии. Двум богам служить нельзя. — Да, либо деньги, либо удовольствие от работы. Совместить это как-то не получается; вернее, удаётся очень редко.
Искренняя грубость ценнее неискренней похвалы. — А сам говорил: похвали дурака, и он умнее сделается.
Перед теми, кто непрерывно работает, отступают даже болезни. — Множество старых русских академиков дожили до 90 — 100 лет, не впадая в старческий маразм: мозг работал и заставлял правильно функционировать организм. Примеры — академик Струмилин, поэт С.Михалков, художник из Кукрыниксов (Ефимов, кажется).
Женщины без недостатков прекрасны, но с ними скучно. — Замечательно! Сам Бальзак не сказал бы лучше!
Дружба ценнее любви. Любовь бывает и без взаимности, а дружба без взаимности не бывает. — Одна из излюбленных мыслей Л.Сергеева. За столом во время выпивок в Нижнем буфете он часто её вспоминает. Подмечено верно. Но у меня вызывает сомнение своей логической неподкреплённостью первая фраза этого умозаключения. Почему, если дружбы не бывает без взаимности, она ценнее любви? В чём логика? О какой ценности здесь речь? М.б., как раз наоборот — любовь, которая, как верно им отмечено, бывает и без взаимности, сама по себе несёт в себе более полный потенциал человеческих взаимоотношений? Она уже совершенна, тогда как дружба обязательно требует второго, другого?
В крайностях нет полноценной жизни, только между ними время струится как ему и положено — не слишком быстро, не слишком медленно; только это усредненное пространство насыщено многоцветьем, а не одними черно-белыми красками, в нём уравновешиваются добро и зло. — Очень зорко подмечено. Всё та же философия умеренного аскетизма. К этому мировоззрению подошёл бы лозунг какого-то древнего философа: «Ничего сверх меры!» — кажется, Солона. Надо справиться у Диогена Лаэртского.
Многие женщины мечтают о принце, забывая, что для принца и самой надо быть принцессой. — Жестковато сказано, без любви. А ведь это так трогательно — «мечтать о принце»! Умилительно даже, тепло, по-человечески трогательно... И совсем не надо быть принцессой, зачем? Принцессы принцам и так осточертели.
Не любите вы женщин, г-н Сергеев...
Упрямство — верный признак глупости. — Ну, Лёня, право, не надо уж в самокритичности доходить до мазохизма... Глупым быть нехорошо, а упрямым... Знаешь, это всё-таки не самый страшный порок. Ты про себя, надеюсь, знаешь, что ты упрям, как чёрт, — но ты не глуп, отнюдь. Не надо наговаривать на себя лишнего.
Всё абстрактное, оторванное от жизни, для нормального человека не имеет смысла. — Интеллектуал московский или питерский, посетитель постмодернистских тусовок, над этой мыслью всласть покуражиться может, привяжется к «нормальный человек» («А кто устанавливал норму?! А что такое норма?!» и т.п.). А в глубине души всё равно будет знать, что то, что он делает — не нормально. Неужели можно сомневаться, что Арабов, напр., не отдаёт себе отчёта в том, что его уродские «стихи» нормальные люди не читают? Отдаёт, но ему за его ненормальность хорошие гонорары платят, и он согласен прикидываться ненормальным.
Писатель тот, кто создал свой мир, остальные — просто литераторы. А гений — тот, кто сделал открытие и выразил его так, как до него не выражал никто. — Очень верно про создание «своего мира» и слабовато про гения. Гений — это не только «открытие». Открытия бывают разные. Вот Попов открыл возможность радиосвязи — а разве он гений? И Зворыкин, открывший ТВ — тоже не гений. Это просто удачливые изобретатели. Разве Пастернак — гений? Нет, в некоторых прекрасных своих стихах он — первоклассный поэт. Однако его открытия в стихах — а они есть, несомненно, и выразил он их так, как до него «не выражал никто» — не дают повода называть его за это гением... Изобретатель — да: в искусстве стихосложения у него есть достижения и даже открытия. Но не гений же! Вот Пушкин — гений! Лермонтов — гений! А Некрасов, открывший в стихах много чего, уже всё-таки не гений...
Главное, чтобы для тебя женщина была красивой и умной, а для других она может быть уродиной и дурой. — Слишком категорично, по-моему.
Недооценивать себя так же вредно, как и переоценивать. — Стопроцентное попадание! А то про какую-то самоиронию выдумываешь...
Обаяние — самый верный путь к успеху. — Не согласен. Верный путь к успеху лежит всегда в труде — труде ума, души, тела и т.д. А обаяние — это внешнее...
Самый большой талант — быть просто хорошим человеком. — Сказано красиво и вроде бы верно, но фраза безупречна только в контексте вещи. А если взять саму по себе, то набежит множество вопросов. Вся закавыка в глаголе «быть». Не знаю, как это называется у лингвистов, но «быть» — это не действие в данном случае. Это состояние. Не зря глагол «быть» в своих формах часто просто опускается в бытовых фразах. «Он хороший человек». Это регистрация данности, а не таланта. Талант — это всё-таки то, сидящее в человеке, что позволяет человеку что-то делать хорошо. Дар, особая душевная зоркость, умение управлять своим голосом и проч. А быть хорошим человеком... Быть не значит делать.
Впрочем, зачем я придираюсь?
Нет, что-то есть в этой фразе, что заставляет меня придираться. «Талант — быть хорошим человеком...» Нет, талант — это всегда не только что-то делать хорошо, но и делать наперекор противным обстоятельствам. Преодолевать мёртвую косность несуществования! — вот что такое талант. (Писатель, когда пишет роман, например, или рассказ, он всяким следующим словом своим, написанным на бумаге или оттюканным на экране компьютера, отнимает своего героя от чёрной бездны несуществования, небытия; заставляет его жить! Если есть талант. А нет, так и не герой выходит, а картонная схема, которой прекрасно и в небытии).
Сбился. Хорошая мысль, но — чего-то в ней не хватает; не дотягивает. Не даётся с ходу сформулировать, в чём именно.
Рассуждения, послужившие пищей для этой «беседы», набраны Л.Сергеевым из его объёмистого трёхтомника; при желании он мог бы из одних только своих афоризмов книжку составить. Составь, Лёня! По богатству твоему внутреннему, по уму твоему, по опыту житейскому — такая книга очень многого стоила бы! И мы бы с тобой основательно поговорили бы — о женщинах, о литературе, об истории, о смысле жизни, о дружбе, о любви. Да мало ли о чём можно было бы нам с тобой поговорить!