Geum.ru

Российская академия наук институт международных экономических и политических исследований

Вид материалаДокументы

Содержание


Ларин А.Г. ЭТА ДЕЛИКАТНАЯ ПРОБЛЕМА «КИТАЙСКОЙ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ ЭКСПАНСИИ»
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   23

Ларин А.Г.




ЭТА ДЕЛИКАТНАЯ ПРОБЛЕМА

«КИТАЙСКОЙ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ ЭКСПАНСИИ»1



Понятная деликатность проблемы подталкивает к тому, чтобы, если не обходить ее молчанием, то свести ее описание к перечислению и иллюстрации обтекаемых формулировок, принятых в официальных документах и полуофициальных комментариях к ним. Однако интересы дела требуют, чтобы рядом с официальной позицией существовал независимый экспертный анализ, свободный от законов официального жанра. Предлагаемая статья является одной из попыток такого анализа.
Представления о китайской демографической (а заодно с ней и экономической) экспансии распространены сегодня в России достаточно широко. Они ухудшают политическую атмосферу российско-китайских отношений, сказываются отрицательно на условиях жизни китайцев, приехавших в нашу страну, вызывают отчуждение между двумя народами-соседями. Правительства обеих стран предпринимают, особенно последнее время, значительные усилия с целью преодолеть такого рода настроения. В какой мере эти усилия могут быть успешными? Что нужно и что можно сделать, чтобы устранить или, по крайней мере, ослабить бытующий в обществе стереотип «китайской угрозы»?

Общественное мнение не подгонишь под единый шаблон, даже при самой управляемой демократии. В интернете можно найти множество статей об угрозах, связанных с китайской иммиграцией в Россию. И нужно хорошо потрудиться, чтобы отыскать среди этих статей те, которые напрочь отрицают наличие или, по крайней мере, вероятность таких угроз.

После того, как в 1988 г. был введен безвизовый режим пересечения еще советско-китайской границы и китайские мелкие торговцы и предприниматели устремились в СССР, где к приему их были явно не готовы, все чаще стали высказывать опасения, что этот поток, не поддающийся управлению, представляет собой начало демографической (а также «мирной», «ползучей», «тихой» и т.п.) экспансии, которая, в конце концов, обернется для страны роковыми потерями. Российскую прессу заполнили многочисленные материалы на эту тему, выдержанные в едином ключе, как если бы это была хорошо организованная кампания. И хотя к концу 1990-х годов кампания заглохла, а массу приезжих из КНР удалось в основном поставить под контроль, представление о них как о носителях новой угрозы оказалось чрезвычайно стойким.

Между тем, никакой демографической экспансии в России не существует. Данное утверждение подкрепляется и официальными сведениями, и результатами полевых исследований, и экспертными оценками. Общее число китайцев в нашей стране специалисты и Москвы, и Дальнего Востока оценивают в пределах 200 – 500 тыс. человек. Средний ежегодный миграционный прирост китайцев за 1998 – 2002 годы, в соответствии с данными Госкомстата, равнялся 12,6 тыс. человек2.

На Дальнем Востоке проживает, по оценке директора академического Института истории, археологии и этнографии В.Л. Ларина, 25 – 30 тыс. китайцев3. В Приморском крае, где доля китайцев в общей численности населения особенно велика, в любой отдельно взятый день она, согласно подсчетам, составляет 0,3 – 1,1% населения края4.

Нет никаких оснований говорить и об опасности демографической экспансии в виде нелегальной иммиграции. Еще в середине 1990-х годов правительством был принят целый ряд мер, позволивших взять под контроль поток мигрантов из Китая. Были введены в практику массовые проверки на предмет соблюдения паспортно-визового режима, административные наказания и депортация нарушителей. В результате доля лиц, в срок возвращающихся в Китай, приблизилась к 100 %.

К этому стоит добавить, что сами приезжие из Китая отнюдь не горят желанием переселиться в Россию. По данным опросов 2002 г., только 12,5% респондентов выразили желание получить российское гражданство и жить в РФ; 11,2% хотели бы иметь постоянный вид на жительство в России; 60,6% предпочли бы вернуться в Китай (46,2%) или уехать в другую страну (14,4%). Лишь 16,2% опрашиваемых ответили «да» на вопрос: «Вы хотели бы, чтобы Ваши дети поселились в России?», тогда как 32,3% твердо сказали «нет»5.

Причины столь сдержанного подхода к идее перебраться в Россию достаточно серьезны: неблагоприятные условия для бизнеса, включая широко распространенное мздоимство; не слишком приветливое отношение местного населения; разгул криминала, заставляющий опасаться за личную безопасность; трудно преодолимый языковый барьер. Правда, последние годы желающих связать свою жизнь с Россией стало несколько больше, чем во время опросов 1998 – 1999 гг. Это явно связано с улучшением экономической конъюнктуры в России по сравнению с периодом после дефолта 1998 г. Тем не менее, число китайцев, получивших последние годы российское гражданство или вид на жительство, не превышает 700 человек6.

Итак, резюмируем: китайцев на Дальнем Востоке и в России вообще немного; граждан РФ среди них ничтожная часть; пограничные службы и органы внутренних дел, говоря в целом, успешно справляются с задачей сдерживания наплыва нелегальных иммигрантов из Китая.

Политический фон, на котором развиваются контакты между двумя народами, в высокой степени обеспечивает соблюдение интересов каждого их них, включая и территориальный суверенитет. 16 июля 2001 г. два государства скрепили свои отношения Договором о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, в котором, в частности, говорится: «Договаривающиеся стороны, с удовлетворением отмечая отсутствие взаимных территориальных претензий, преисполнены решимости превратить границу между ними в границу вечного мира и дружбы, передаваемой из поколения в поколение, и прилагают для этого активные усилия»7. В октябре 2004 г. стороны подписали соглашение о линии прохождения границы на двух остававшихся несогласованными ее участках, благодаря чему вопрос о границе был окончательно закрыт.

Иногда в российской прессе можно встретить утверждения, будто бы Пекин целенаправленно осуществляют стратегию экспансии, имея в виду заселение своими гражданами дальневосточных сибирских пространств. Такие утверждения удобны для их авторов тем, что, строго говоря, не поддаются проверке фактами: подобные цели вряд ли были бы преданы огласке, даже если бы они существовали. Однако множество вполне доступных нам фактов и документов рисуют миграционную политику КНР в совершенно ином свете. Да, руководители КНР, сталкиваясь со значительной безработицей в Китае и умело приспосабливаясь к процессам глобализации, проводят активную миграционную политику, направленную на поддержку зарубежной общины, укрепление ее связей с этнической родиной, использование ее мощного делового потенциала в интересах подъема экономики страны. Однако при этом правительство КНР демонстрирует безупречную лояльность и корректность в отношении стран, принявших ее эмигрантов.

Официальная позиция Китая формулируется следующим образом: «Китайское правительство неизменно защищает справедливые интересы эмигрантов, поощряет и одобряет принятие ими по доброй воле гражданства страны пребывания. Добровольно принявший гражданство другой страны является иностранным гражданином, он должен пользоваться правами гражданина данной страны и исполнять все гражданские обязанности. От тех, кто сохраняет китайское гражданство, китайское правительство требует соблюдать законы страны пребывания, уважать местные обычаи, поддерживать дружеские отношения с местным населением, сплачиваться с ним и оказывать взаимную помощь, вносить вклад в процветание страны проживания». Председатель КНР Ху Цзиньтао во время пребывания в Москве в июне-июле 2005 г. на встрече с сотрудниками посольства, руководителями работающих в России китайских фирм и представителями китайского землячества, включая студентов, призвал своих слушателей жить в дружбе с российским народом и со всей решимостью содействовать развитию отношений между двумя странами»8.

Стороны тесно контактируют друг с другом в вопросах охраны границы. Известно, что на основе информации, полученной от российской стороны, органы безопасности КНР ликвидировали несколько подпольных центров, занимавшихся тайной переправкой китайских граждан в Россию, а оттуда в Европу.

Нашу страну и Китай связывают особые взаимоотношения. Обе страны нуждаются в мирном окружении для решения своих острых внутренних проблем, для осуществления глубокой модернизации. Обеим нужен спокойный, надежный тыл в их сложных отношениях с Западом. Обе заинтересованы в широком и разнообразном экономическом сотрудничестве. Все это означает, что отношения двух стран покоятся на прочной основе совпадения коренных интересов.

В свете всего этого невозможно представить себе, чтобы Пекин решился отдать приоритет политике демографической экспансии, рискуя спровоцировать дестабилизацию своих отношений с Россией, в то время как его политическая воля направлена именно на их укрепление.

Тем не менее, озабоченность российского общества по поводу «китайского проникновения» совершенно очевидна. Она дает о себе знать не только в публикациях СМИ, ее фиксируют и социологические обследования. Так, в ходе опросов, проведенных на граничащих с Китаем территориях в 2003 г., 46% респондентов указали на «экспансионистскую политику Китая» в качестве главной угрозы интересам России в АТР, 54% согласились с тезисом о существовании экспансии Китая на Дальнем Востоке. Из числа последних 40% понимают китайскую экспансию как территориальную, 31% - как демографическую и 27% - как экономическую. Не верят в китайскую экспансию 18% опрашиваемых9. Чем же объясняются подобные настроения?

Причин здесь несколько, и они хорошо известны. Говоря о них, мы хотим главным образом подчеркнуть их неравноценную значимость: они естественно делятся на основные – это фундаментальные долговременные факторы, образующие геополитическую структуру российско-китайских отношений, мы выделяем три таких фактора – и второстепенные, производные.

Первый из основных факторов – это огромное население Китая, существующее в условиях нехватки природных ресурсов: воды, пахотных площадей, леса, энергоносителей рядом со слабозаселенным российским Дальним Востоком – то, что получило название «демографического давления». При этом надо учесть, что население наших дальневосточных территорий с 1989 г. сократилось на 16%, превысив в 10 раз средние темпы сокращения населения России.

Некоторые российские исследователи, доказывая выгоду и отсутствие опасности для принимающей страны от присутствия китайской диаспоры, ссылаются на пример США, Канады, Австралии или Западной Европы10. Не следует забывать, однако, что ни одна из этих стран не имеет общей с Китаем границы. К тому же США будут, надо полагать, посильнее и России, и Китая, а Канада и Австралия, случись что, могут рассчитывать на американское военно-политическое покровительство. Поэтому равняться на численность китайских общин в названных странах нам не стоит.

Перемещение даже малой части населения северо-восточных провинций Китая на российский Дальний Восток и в Сибирь способно изменить демографический баланс этих территорий настолько, что реальный суверенитет России над ними окажется под вопросом. Видный российский исследователь П. Я. Бакланов полагает, что «в целом рубеж безопасной миграции находится в интервале до 5 млн. человек… Если общий объем мигрантов превысит численность постоянного населения приграничного района, то возможно изменение статуса этого коренного населения и резкое возрастание этнической общности населения по обе стороны границы»11. Возможно, однако, что в определенных условиях критическая черта окажется гораздо ниже.

Заметим, что обеспокоенность российского общества вызывает не только обстановка на Дальнем Востоке. Авторитетнейшие российские демографы, обсуждая проблемы миграционной политики, констатируют: независимо от ее характера «пригодные для жизни пустеющие территории все равно будут заселены – слишком велик пресс общего роста численности населения земного шара и особенно стран, примыкающих к российским границам. За пределами южных границ России формируется мощное сообщество исламских государств. К середине XXI века в Казахстане, Средней Азии, Азербайджане, Афганистане, Ираке, Саудовской Аравии, других арабских странах зоны Персидского залива, Иране, Пакистане и Турции численность населения превысит 1 млрд. человек. Концентрация многомиллионных армий безработных в этих странах может существенно изменить геополитическую ситуацию, вызвать мощную миграционную экспансию»12.

Второй из основных факторов – растущая мощь Китая («комплексная государственная мощь»), в которую, вообще говоря, входит и его гигантский демографический потенциал, но в данном случае мы имеем в виду ее военную и экономическую составляющие, а также дееспособность государственной власти. Стремительное наращивание могущества Китая создает разительный контраст с упадком военной и экономической мощи России, ослаблением ее государственной власти, развалом экономики Дальневосточного региона и свертыванием его хозяйственных и административных связей с европейской Россией. Смягчение этого контраста в перспективе не просматривается. Между тем, президент В.В. Путин во время пребывания в Благовещенске в 2000 г. сделал многозначительное заявление: «Если в ближайшее время не предпримем реальных усилий по развитию Дальнего Востока, то русское население через несколько десятилетий будет в основном говорить на японском, китайском и корейском языках»13.

В дореволюционной России страх перед «китайской угрозой» питался недостаточностью сил пограничных частей, полиции и административных органов для полноценного контроля и уверенного сдерживания китайского «наплыва». Слабость государства проявлялась также и в малой эффективности переселенческой политики, и в необходимости лавировать в вопросах иммиграции, избегая осложнения отношений с Пекином, который всегда поддерживал своих подданных (граждан) за рубежом, добиваясь для них больших возможностей и лучших условий жизни. Конечно, Китай был в то время слабым государством, но и Россия не могла похвастаться прочностью своих позиций на Дальнем Востоке, особенно после поражения в войне с Японией в 1904 – 1905 гг., а также в период своего участия в мировой войне, тем более что силу государства непрерывно подтачивало революционное движение.

Советское государство полностью избавило себя от проблемы «китайского наплыва» тем, что создало тоталитарную систему управления обществом, включавшую в себя такие чрезвычайные меры, как депортация китайцев с Дальнего Востока, и обеспечило охрану своей территории по формуле «граница на замке».

Китай пережил падение империи (1911 г.) и распад новорожденной республики на зоны господства милитаристских клик, Национальную революцию 1925 – 1927 гг., национально-освободительную войну против японских захватчиков (1937 – 1945 гг.), наконец, гражданскую войну (1946 – 1949 гг.). Все это время он фактически решал вопрос о выживании государства. Только после создания в 1949 г. Китайской Народной Республики он с помощью Советского Союза и по его образцу трансформировался в страну с сильной государственной властью и быстро развивающейся экономикой.

Вслед за развалом СССР и созданием на его обломках РФ в сфере китайской иммиграции возникла ситуация, отчасти сходная с дореволюционной. Однако «факторы тревоги» теперь стали выглядеть по иному, соотношение сил изменилось в пользу Китая. Едва ли нужно доказывать, что тем самым формируются и более благоприятные условия для перетока его избыточного населения в слабую и неизмеримо реже заселенную сторону.

Третий фактор - это обусловленный возросшими экономическими потребностями интерес Китая к использованию сырьевых богатств Сибири, а, значит, и к экспансии в эту часть России. Конечно, и в дореволюционное время китайцы охотно пользовались дарами тайги и моря на российском Дальнем Востоке, нелегально мыли золото. Но теперь ресурсные запросы Китая приобрели совершенно иные масштабы, стали делом государственной важности. В сочетании с экономическими потребностями России они привели к проработке крупных проектов по транспортировке нефти, газа и электроэнергии из Сибири в КНР, к договоренностям о китайских инвестициях в развитие промышленности и транспортной инфраструктуры, к планам создания особых экономических зон.

Органической составной частью крупных проектов, а равно и самостоятельным направлением сотрудничества может стать использование в России китайской рабочей силы. Китайская сторона активно стремится открыть российский рынок для своей избыточной рабочей силы с целью «обменивать свои финансовые и людские ресурсы на российское сырье» и одновременно смягчить существующую в КНР безработицу.

Так, в мае 2002 г. Китай, едва став членом ВТО, предъявил своему доверительному стратегическому партнеру в качестве одного из условий приема последнего в эту организацию требование «полностью снять барьеры по доступу на рынок услуг; обеспечить неограниченный допуск в Россию китайской рабочей силы» (другие условия – отменить российские экспортные пошлины и резко снизить импортные пошлины на промышленную продукцию в течение 2 – 3 лет).

Запрос Пекина оказался, таким образом, «куда жестче требований, выдвигаемых до этого ЕС и США»14. «Действия в духе ползучего экспансионизма», «подготовка демографической экспансии», - так расценили этот шаг Пекина некоторые российские специалисты, напоминая, что согласно ст. 17 Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве «Договаривающиеся стороны развивают сотрудничество в международных финансовых учреждениях, экономических организациях и форумах, а также... способствуют вступлению одной Договаривающейся стороны в те из них, членом (участницей) которых является другая Договаривающаяся сторона». Несколько месяцев спустя, во время визита Президента РФ В.В. Путина в КНР Китай отказался от этих требований, но аналогичное предложение было выдвинуто китайскими представителями в ШОС.

Председатель КНР Ху Цзиньтао во время визита в Россию в июне-июле 2005 г. подчеркнул, что китайское правительство «поощряет активизацию обмена людскими ресурсами» и призвал «культивировать новые источники роста китайско-российского экономического сотрудничества путем создания благоприятных условий в области инвестиций, ресурсов, кадров и транспорта на основании выявления преимуществ каждой стороны»15.

Китайские эксперты охотно знакомят российских коллег со своей точкой зрения. Так, президент Академии общественных наук провинции Хэйлунцзян Цюй Вэй на одной из совместных двусторонних конференций, выражая готовность направить на российский Дальний Восток практически неограниченное количество китайских рабочих, утверждал: «Россия нуждается не в десятках или сотнях тысяч, а в миллионах китайских рабочих рук в интересах развития своей экономики. Предлагается, чтобы российское правительство поставило на повестку дня вопрос о принятии политики, поощряющей приезд китайской рабочей силы в Россию, создавало у общественности доброжелательное отношение к появлению китайской рабочей силы на российском рынке»16.

Безусловно, экономическое сотрудничество может принести России замечательные результаты. Но только в том случае, если молодые российские государственные структуры и эгоистичные российские корпорации сумеют отстоять интересы страны в ходе деловых переговоров с сильной, уверенной в себе и хорошо организованной китайской стороной. Если российские переговорщики не будут деморализованы видимым превосходством партнера, славящегося своей неуступчивостью, и не поддадутся капитулянтским настроениям, имеющим свойство возникать в подобных ситуациях. Если у российского государства хватит сил, чтобы не выпускать из рук рычаги управления ситуацией на Дальнем Востоке. Пока же, как свидетельствуют многочисленные факты, китайские коммерсанты, разумно и умело пользуясь органическими пороками нашей экономики, за бесценок выкачивают из России металлы, лес, дикороссы, морепродукты, и это расценивается некоторыми специалистами как уже происходящая экономическая экспансия. В.Л. Ларин отмечает, что китайские землячества на Дальнем Востоке - это «уже состоявшийся и влиятельный фактор местной экономической жизни и социальной инфраструктуры»17. Иными словами, в двустороннем экономическом сотрудничестве имеют место некоторые неблагоприятные для российской стороны процессы, а их присутствие не может не отражаться на восприятии Китая и китайцев российским общественным сознанием. Сколь бы дружественной ни была стратегия китайского руководства, сама по себе она не может остановить эти процессы, защита интересов России – в первую очередь дело рук самой России.

Итак, огромный разрыв в демографических потенциалах и дисбаланс в уровнях национальной мощи плюс жизненно значимый для Китая и уже реализуемый им интерес к использованию природных богатств Сибири, желательно при помощи китайской рабочей силы – вот глубинные геополитические и геоэкономические факторы, индуцирующие тревогу и недоверие к перспективам наших отношений с Китаем у части российской общественности. Люди опасаются, что совокупность этих факторов в их развитии объективным и вполне понятным образом может в перспективе привести к созданию ситуации, когда Пекин окажется физически в состоянии направлять хозяйственную жизнь Дальнего Востока в собственных интересах. Задумываясь о будущем, некоторые российские авторы прямо говорят и о возможности повторения через несколько десятков лет на Дальнем Востоке «косовского сценария», коль скоро миграционные процессы у нас будут пущены на самотек18.

Помимо этой объективной стороны российско-китайских отношений градус беспокойства российской общественности поднимается и благодаря ряду факторов, так сказать, собственно российского происхождения.

Во-первых, имеется ряд властных органов и ведомств, заинтересованных в нагнетании страхов перед «китайской угрозой», поскольку оценка значимости «китайской угрозы» – это вопрос их большего или меньшего финансирования. Дальневосточным деятелям местного масштаба выступления против «китайской угрозы» создают репутацию народных защитников в глазах электората. Чиновникам из административных органов удобно оправдывать наплывом китайцев свои промахи, безразличие к нуждам населения. Те же представители власти и протежируемые ими бизнесмены показной борьбой с «китайской угрозой» прикрывают свои теневые сделки с китайскими фирмами. С точки зрения визовых служб, чем меньше у нас китайцев, тем меньше проблем с их паспортами, просроченными визами и т.д. В большой политике тезис о «китайской угрозе» нередко служит аргументом в руках политиков прозападной ориентации. Средства массовой информации ищут в материалах о китайцах в России поводы для сенсационных репортажей. Как итог всего этого в России в условиях слабой центральной власти, разгула ведомственности и безответственности СМИ сложилась такая система информирования общества, которая искажает реальное положение дел, рисуя мифические картины массового заселения китайцами родимой российской земли19.

Приведем только один пример. В конце 2004 г. в одном из солидных журналов увидела свет статья почетного доктора экономики Дипломатической академии мира при ЮНЕСКО Е. Гильбо «Перспективы китаизации России»20, в которой автор, рисуя будущее страны в самых мрачных тонах, утверждает: при последней переписи в РФ «удалось переписать 4 млн. 43 тыс. легально проживающих в РФ китайцев и вьетнамцев»; далее, «нелегально проживает в РФ каждый второй китаец и вьетнамец», но вьетнамцев существенно меньше, чем китайцев. Исходя из всего этого, он оценивает численность китайцев приблизительно в 8 млн. человек. Однако на самом деле перепись 2002 г. зафиксировала всего 35 тыс. китайцев, в том числе 30 тыс. граждан КНР. Цифры эти хорошо известны, они многократно публиковались в печати, и по каким причинам господин Гильбо увеличил их в 100 с лишним раз, остается только гадать. Эффектно звучит другое его утверждение: что «китайские общины автономно живут в лесах, куда не суются даже вымогатели-милиционеры». Однако, где же хотя бы одно свидетельство существования таких общин?

Алармистские мотивы ощущаются и в материалах прессы и телевидения, и в выступлениях достаточно ответственных деятелей. В восприятии людей старшего поколения сегодняшние огни логично накладываются на образ враждебного нам Китая, усиленно создававшийся советской пропагандой в 1960-х – 1970-х гг.

Во-вторых, китайцы находятся в России на положении «торгового меньшинства»21, т.е. такой группы населения, на которой удобно сорвать раздражение чуть ли не за все за наши беды, которой нетрудно поставить в вину теневую деятельность, нарушение законов и причинение россиянам всяческого ущерба. Для этого, правда, надо забыть, что теневая деятельность китайцев проистекает из вольного, а чаще невольного их встраивания в качестве младших, а то и совсем малых партнеров в теневую экономику, воздвигнутую нашими же соотечественниками с небывалым творческим размахом (хотя и обелять китайских коммерсантов полностью также было бы неверно). Забыть, что представители китайской стороны настойчиво, но безрезультатно протестуют против массовой «серой растаможки», поскольку она позволяет российской налоговой полиции арестовывать китайские товары, уже ввезенные в Россию, между тем как российское правительство, само несущее огромные потери из-за таможенных махинаций, оказывается не в состоянии исправить положение дел.

Имеется сильный подспудный мотив для такого обвинительного подхода: боязнь быть вытесненным неприхотливыми, трудолюбивыми и многочисленными пришельцами из Китая, стремление избавиться от них, которое сливается с мотивами, так сказать, государственного плана: с обидой за свою страну, неожиданно отброшенную на задворки исторического прогресса на фоне утверждающего свое новое величие соседнего Китая; с убеждением в слабости российского государства, в нежелании и неспособности властей заботиться о народе и защищать его. Униженное чувство национального достоинства при дефиците элементарной политической культуры порождает у части россиян пещерную ксенофобию, в одних случаях – тотальную, в других – заостренную против той или иной национальности.

Как показывают опросы, известную лепту в психологический настрой российских жителей подчас вносят и сами китайцы. Многие из них, будучи выходцами из малообразованных слоев населения, раздражают россиян своей грубой манерой поведения. Сотрудники российских турфирм с беспокойством отмечают, что китайские гиды, незаконно занимающиеся туристическим бизнесом, во время экскурсий в Москве и других городах подчас дают туристам из Китая пояснения антироссийской направленности.

В совокупности все эти мотивы выливаются в представление о необходимости поставить заслон китайской демографической экспансии, которая может восприниматься с любыми преувеличениями. Подчеркнем, однако: истоки возникшего в обществе алармизма не могут быть сведены к какому-либо из вторичных факторов или к их комбинации. Разоблачение мифотворчества заинтересованных ведомств и лиц, как и раскрытие подлинной сущности фантомов уязвленного общественного сознания не могут устранить коренных причин беспокойства, а только снизить его накал, ввести в более реалистические рамки.

«Географическое соседство России и Китая, помноженное на непростую историю их отношений, порождает у значительной части граждан особую чувствительность, а порой даже подозрительность по отношению к динамично развивающемуся соседу, которые усиливаются склонностью переживающего переходный период российского общества к различным синдромам и фобиям»22, - отмечает опытный исследователь рассматриваемой проблемы В.Я. Портяков, подчеркивая комплексный, многозначный характер порождающих ее факторов.

Итак, китайская иммиграция, с одной стороны, приносит нам очевидную экономическую пользу, и российские исследователи уже разложили ее по полочкам.

Наполнение российского рынка (особенно дальневосточного и отчасти сибирского) товарами ширпотреба и продуктами питания. Именно китайцев и российских «челноков» население и местные власти должны благодарить за то, что они одели и накормили жителей Дальнего Востока в начале голодных девяностых.

Наполнение федерального и местных бюджетов: налоговые сборы с торговцев на рынках и с предпринимателей, таможенные платежи.

Стимулирование турбизнеса и завязанной на него сферы обслуживания. По некоторым оценкам, каждый китайский «турист» оставляет в России до 200 долл. США23.

Покрытие дефицита рабочей силы в низкооплачиваемых отраслях экономики, на непрестижных видах работ, заполнение «ниш» занятости в отдаленных районах24.

Наблюдается даже, хотя это и трудно зафиксировать, «ценовая конкуренция и удешевление местных товаров.

Наконец, было бы наивной ошибкой сбрасывать со счетов только из-за его официальной непризнанности такое типичное явление, как «повышение уровня личного благосостояния отдельных чиновников, таможенников, милиционеров и пр., работающих с китайцами»25.

Однако, с другой стороны, та же китайская иммиграция пугает перспективой снижения нашей безопасности. И перед нами вновь, как это было в дореволюционные времена, возникает трудная задача: найти наиболее эффективную стратегию. Уклониться от выбора невозможно: уклонение уже есть выбор в пользу определенной стратегической линии, состоящей в том, чтобы пустить дело на самотек, ограничиваясь паллиативными мерами по известному принципу в сегодняшней модификации: авось, как-нибудь наладится, ведь живем же пока, слава богу, не развалились! В отношении наплыва китайцев в РФ с самого начала стихийно применялась именно такая стратегия без стратегии, политика благожелательного равнодушия, но сейчас она себя уже изжила.

В настоящее время можно выделить три подхода к проблеме «китайцы в России». Самый жесткий из них принадлежит партии В. Жириновского: «Необходимо полностью остановить иноэтническую миграцию (китайскую и т.п.), органически не вписывающуюся в российскую этносистему»26. Правда, при этом глава партии считает целесообразным допускать китайцев к работе в России «вахтовым методом».

Другой крайний подход, несколько лет назад вызвавший довольно громкий резонанс в российском обществе, в противоположность первому предлагал широко открыть ворота миллионным потокам иммигрантов из Китая, восполнив, таким образом, катастрофическую убыль российского населения. В соответствии с этим подходом считалось неизбежным и желательным прием в России до десяти миллионов китайцев в качестве «второго по численности национального меньшинства»27. Эта точка зрения, игнорирующая геополитический аспект проблемы, и сегодня пользуется популярностью на китайской стороне. Однако, как отмечает харбинский политолог Инь Цзяньпин, «подобные прогнозы очень легко вводят людей в заблуждение. Когда китайские ученые на основе такого прогноза описывают перспективу экспорта рабочей силы в Россию, это часто вызывает у российских читателей беспокойство о крупномасштабной миграции из Китая в Россию»28.

Подавляющее большинство политиков и экспертов, расходясь в вариациях и нюансах, считает необходимым привлекать китайских мигрантов для участия в подъеме российской экономики, но при этом держать их, наряду с мигрантами из других стран, под соответствующим контролем, как это делается во всех цивилизованных странах, принимающих большое количество иностранцев. «Миграция на территории российского Дальнего Востока не может осуществляться в незаконной форме и стихийно. Но это отнюдь не должно означать отказа российской и китайской сторон внимательно рассмотреть миграционные проблемы и договориться о жестких правилах контролируемых перемещений через границу», - отмечает почетный Председатель российско-китайского комитета дружбы, мира и развития академик Е. Примаков29. В рамках такого подхода отечественными экспертами наработан большой запас идей и предложений30. Фактически они являются частью огромного комплекса предложений по устойчивому развитию дальневосточных регионов, имеющего в виду увеличение их демографического потенциала в первую очередь за счет переселения соотечественников, повышение благосостояния местного населения, укрепление национальной безопасности.

Рекомендации, касающиеся китайских мигрантов, предусматривают создание благоприятных условий для реализации их экономической активности, равно как и для их повседневной жизни, воспитание уважительного отношения к ним, защиту их прав, содействие их адаптации, налаживание делового сотрудничества с китайской диаспорой. Вместе с тем предлагается использование системы квот и ротаций для ограничения и регулирования общей численности китайцев и численности постоянно проживающих, их кадрового состава. Говорится и о регулировании их расселения, с тем чтобы, во-первых, защитить собственные рынки труда; во-вторых, не допустить оседания иностранцев вблизи погранзон и возникновения фактически автономных анклавов. Нужно «добиться того, чтобы приезжало (в том числе и надолго) столько и таких китайцев, сколько это необходимо не китайцам и Китаю, а России»31.

Специалисты указывают на необходимость усиления контроля за регистрацией и деятельностью китайских и совместных предприятий, за уплатой налогов и приобретением лицензий, за покупкой и арендой недвижимости, инвестициями и вывозом капитала. Отмечается важность укрепления паспортно-визового режима и пограничного контроля, сведение до минимума нелегальной иммиграции.

Естественно, все это требует совершенствования законодательной базы, укрепления административных и правоохранительных структур и т. д., словом, требует немалых средств и серьезных усилий. Однако экономия здесь может обернуться еще большими потерями, поскольку китайская иммиграция – феномен, значение которого для России будет с каждым годом возрастать.

Хотелось бы особо отметить несколько моментов, актуальных на данном этапе российско-китайского сотрудничества.

Первое. Нужно тщательно учитывать реальные потребности того или иного субъекта федерации в импорте рабочих рук, на сегодня находящиеся, по всей видимости, на уровне тысяч или десятков тысяч человек. Так, в Приморском крае она составляла на 2004 – 2005 гг. 30 – 40 тыс. человек32. Представитель Хабаровского края на заседании Правительственной комиссии по миграционной политике в декабре 2003 г. заявил: «Мы подали заявку на 9 тысяч, китайцев у нас сегодня 4 – 5 тысяч. Ориентируемся, что до 2010 г. не более 10 тысяч китайцев будем реально использовать здесь, на территории Хабаровского края. Если пригласить сотни тысяч китайцев, им просто некуда будет деваться. Пока не создано столько рабочих мест, и нет необходимости»33. Было бы экономическим волюнтаризмом приглашать крупные партии рабочих только для того, чтобы в рапорте начальству щегольнуть впечатляющими цифрами, показав таким образом свою «политическую зрелость». Нельзя ставить политику впереди экономики, как это нередко делалось в СССР.

Привлекая рабочую силу из Китая в тот или иной район, нужно также иметь в виду настроения местного населения, работать с ним, чтобы не допускать очередных конфликтов, подобных тому, который имел место между китайскими рабочими и милицией в Иркутске в мае 2005 г. К сожалению, пока отчетливой тенденцией является не снижение числа конфликтов, а, наоборот, их нарастание.

Второе. Важно формировать на обеих сторонах позитивное, т.е. нормальное человеческое отношение друг к другу. СМИ должны воздерживаться от «чернухи», рассказывать о положительном опыте сотрудничества, но в то же время не приукрашивать существующее положение дел, чтобы не потерять доверие аудитории. Не вредно было бы россиянам увидеть свои отношения с китайцами глазами самих китайцев, почувствовать, с какими трудностями им приходится сталкиваться в России. «Китайцы в России испытывают «тройной страх»: перед милицией, таможней и скинхедами»34, - так пишут китайские СМИ, к стыду для нас приравнивая наши органы власти к фашиствующим хулиганам. Полезно было бы, кстати, и обратное: доброжелательно объяснить китайской общественности особенности точки зрения россиян и причины их возникновения.

В этой разъяснительной работе нам есть, на что опереться: итоги опросов показывают, что с годами мнение жителей Дальнего Востока о Китае меняется в лучшую сторону35. По данным крупного опроса, проведенного в 2004 г., 71% россиян оценивает отношения России с Китаем как хорошие, и еще 9% - как очень хорошие36.

Третье. Высокомерие, грубость, приклеивание разного рода политических ярлыков только мешает сближению сторон, укреплению доверия между ними. Негативным примером здесь может служить выпущенный в конце 2004 г. большой сборник статей «История и современное состояние китайско-российских отношений. Чжун Э гуаньси ды лиши юй сяньши»37. Некоторые из статей полностью или частично посвящены теме «китайской угрозы» в российском общественном мнении.

Проанализировать тему китайским специалистам не составило большого труда: она не единожды честно и открыто препарировалась на страницах российской научной прессы. Кроме того, российские ученые всегда охотно делились результатами своих трудов с китайскими коллегами, так что тем оставалось только переложить уже сделанные выводы с русского на китайский. Что и было сделано. С многочисленными ссылками китайские ученые перечислили по пунктам все факторы, порождающие опасения россиян, а также наши доказательства отсутствия в реальности демографической экспансии Китая. Они процитировали, в частности, слова хабаровского губернатора В. Ишаева, приводившего как пример радикальных последствий нарушения демографического баланса историю присоединения в США штата Техас, некогда принадлежавшего Мексике. А дальше китайские авторы обрушили на российских политиков, журналистов, ученых залпы разносной, грубой критики, плотно насыщенной обвинениями в пропаганде «теории китайской угрозы», «антикитайщине», «китаефобии» и т.д. Некоторые из китайских высказываний просто неудобно цитировать.

Огорчает, что при этом под этот «огонь по площадям» попали не только недоброжелатели Китая, о которых мы сами прямо говорим (кстати, и в Китае встречается разное отношение к России), но и российское китаеведы, которые в подавляющем большинстве своем являются поборниками дружбы и сотрудничества с КНР. Правда, у нас есть расхождения с китайскими учеными в оценке тех или иных форм сотрудничества, тех или иных эпизодов истории двусторонних отношений, но это вполне естественно: отношения между двумя государствами всегда видятся с одной стороны иначе, чем с другой. Это не мешает нам поддерживать в дружеском духе профессиональные связи с китайскими коллегами и разъяснять соотечественникам значение стратегического партнерства с КНР, а также реальную ситуацию с «китайской демографической экспансией», разоблачая накрученные на эту тему мифы.

Стержневая задача китайской критики ясна: нанести удар по алармистскому течению в России, однако, объект этой атаки выбран крайне неточно, а ее формы – самые неудачные, они способны лишь вызвать обратную реакцию. Задетые за живое люди, тем более несправедливо задетые, расценивают эту критическую акцию как попытку оказать на них давление, заставить их замолчать, отказаться от защиты интересов своей страны под страхом быть обвиненными в «раздувании тезиса о китайской угрозе». Они ставят под сомнение и сам метод критики: объявить такое-то высказывание или действие проявлением «теории китайской угрозы» и тем самым, в силу одиозности «теории», дезавуировать их. Подобным же образом в советское время высшей формой доказательства считались ссылки на труды классиков марксизма-ленинизма. Однако все мы знаем, что истина сложна, и с помощью разного рода натяжек и передержек тот или иной факт можно интерпретировать разными способами, даже противоположными по смыслу.

Этот пример показывает, что брань не идет на пользу делу. Обсуждение проблем между специалистами, тем более таких, которые затрагивают чувствительные струны национального самосознания, должно вестись корректно, в духе уважения к законным интересам обеих сторон.

И, наконец, четвертое. Алармистские настроения по поводу «китайской экспансии» невозможно уничтожить в одночасье. Они могут стираться лишь постепенно, по мере подъема нашей дальневосточной окраины, увеличения ее населения, укрепления веры в желание и способность власти обеспечить безопасность населения страны. Разумеется, приблизить российский Дальний Восток к северо-востоку Китая по численности населения заведомо невозможно, однако, важно достичь некоего уровня «демографической достаточности», позволяющего собственными силами заполнить ключевые сегменты экономики. Все это, в свою очередь, едва ли возможно без выхода страны из перманентного кризиса на путь здорового развития.